– Успешным ли был твой путь, уважаемый Ахматулла?

– О да, мой добрый друг.

– И харчевню ты нашел без труда?

– Ты все так понятно объяснил, почтеннейший. Но о чем мы будем говорить в этом странном месте?

Первый советник, почтенный Хазим, в очередной раз оправдывая свое имя, оглянулся по сторонам.

– Не торопись, почтенный Ахматулла. Ты все узнаешь, думаю, совсем скоро. Нам следует дождаться лишь Исмаила-ага, уважаемого Саддама, и Сулеймана-оглы.

Ахматулла, смотритель заведений призрения прекрасной страны Аль-Миради, взглянул на собеседника более чем внимательно.

– Ты, достойный первый советник, приглашаешь в эту вонючую забегаловку меня, казначея, верховного судью и уважаемого звездочета… Не проще ли было нам побеседовать в тепле и уюте дивана?

– Должно быть, уважаемый, – неприязненно ответил первый советник, – ты понимаешь, что уют дивана сейчас хорош только для нашего халифа, да пребудет с ним вовеки благодать Аллаха всесильного и всемилостивого… Ведь ты сразу согласился прийти сюда, не переспрашивая меня сто раз, отчего я выбрал это харчевню на окраине… Потерпи несколько минут. Думаю, я смогу ответить на все твои вопросы.

Ахматулла кивнул и перевел взгляд на дверь, с которой и его собеседник, уважаемый, но такой таинственный Хазим, тоже не сводил взгляда.

– Аллах всесильный, но почему они опаздывают?

– Опаздывают? – раздался рядом с ними голос уважаемого Саддама. – Кто опаздывает, добрый мой друг? И что здесь делает достойный Ахматулла? Я думал, мы будем здесь вдвоем…

– О, Аллах великий, почтенный! Нельзя же так пугать людей! Я думал, что ты войдешь в ту дверь… А ты… А как ты вошел сюда?

– Через кухню, друг мой, через кухню. Ты был столь таинственен, что я подумал – не будет ничего дурного, если я минуту послушаю ваш разговор, а потом уже решу, присоединяться мне к вам или нет.

– И все же решил присоединиться? – привстал первый советник, пытаясь так выразить свое почтение уважаемому верховному кади страны.

– О да… Должно быть, нас ждет интереснейшая беседа, раз уж здесь должны появиться еще и казначей и звездочет…

– Думаю, беседа будет более чем интересной для всех нас, добрый друг.

– Не сомневаюсь в этом.

Ахматулле уже наскучили велеречивые расшаркивания его собеседников, и он отвлекся на минуту, чтобы более внимательно осмотреть зал харчевни.

О, мудрость первого советника была воистину велика – ибо никакому здравомыслящему лазутчику не пришло бы в голову искать первых людей дивана в этом странном, чтобы не сказать опасном, месте. Хозяин харчевни всем своим видом говорил, что нажил деньги трудами, более чем далекими от праведных. Двое его помощников, усердно снующих по залу, могли бы весьма успешно работать на скотобойне – столь велики были их кулаки и столь тяжелы плечи. «Должно быть, непросто подавать уставшим и голодным посетителям плов и шербет…» – подумал смотритель заведений призрения и тут увидел в дверях казначея.

– А вот и Исмаил-ага, – довольно проговорил первый советник.

– Странно он выглядит, наш казначей, – пробурчал кади, отрезая толстый кусок мяса и отправляя его в рот. – Должно быть, натерпелся страху, пока шел сюда…

– Ну какого страху может натерпеться уважаемый казначей нашей страны, если последний раз он пешком путешествовал под стол двухлетним карапузом? – пожал плечами первый советник.

– Не скажи, уважаемый, не скажи… Сейчас он явно пришел сам… А на улице-то фонари не горят… И людишки, поди, только и ждут, чтобы отрезать последние изумрудные пуговицы на кафтане уважаемого ага…

– Не шути так, добрый Саддам, – пробурчал Ахматулла. – Место здесь и впрямь неуютное, а людишки, что присели отдохнуть, – более чем неприятны. Они срежут не только изумрудные пуговицы… Думаю, они и кафтаном не побрезгуют… И серебряными пряжками на башмаках…

– Ну кто же вас, неразумных, заставлял выряжаться словно павлины. Вот посмотри на меня – я надел туфли своего повара, кафтан своего слуги и оставил дома все, что может выдать меня…

– Вот только забыл снять перстень с пальца. А камешек-то в нем, думаю, – не дешевый… Не стекло какое-нибудь…

Верховный кади скосил глаза на драгоценный перстень, действительно украшавший его руку. Огромный желтый бриллиант горел столь ослепительным огнем, что только безумец мог принять его за подделку…

Кади нахмурился и решил в перепалку не вступать. Толстяк хозяин, увидев, что гостей (столь непривычных в подобном заведении) прибавилось, поспешил уставить стол всем, что смог найти в кладовой и в кухне, справедливо рассудив, что богачи гости пришли сюда вовсе не за тем, чтобы есть, но вот заплатят они за яства обязательно, да еще и щедрые чаевые присовокупят.

Наконец появился последний из гостей первого советника.

– Аллах всесильный, уважаемые…

– Не удивляйся, почтенный Сулейман. Мы собрались здесь, ибо, думаю, это место осталось единственным, свободным от лазутчиков молодого халифа… А предмет нашей беседы именно таков, что о нем халифу знать будет не только не полезно, но даже вредно…

– Уважаемый Хазим, говори проще, мы же не в диване… – проворчал верховный кади, и сам появлявшийся в диване далеко не часто.

Первый советник кивнул. Увы, привычка была куда сильнее его – он давно уже отвык разговаривать как обычный человек, не сплетая словесных кружев.

– Раз уж мы все здесь собрались… – первый советник внимательно оглядел лица собеседников, – то, думаю, никаких объяснений не нужно. Скажу вам откровенно, почтеннейшие, я предвижу весьма скорую отставку каждого из нас… Более чем скорую…

Кади хмыкнул.

– Тоже мне, открытие… Конечно, наш молодой халиф со дня на день прогонит нас всех. А на наше место посадит желторотых юнцов, глупых и прекраснодушных.

– О да, уважаемый, именно так.

– Позволю себе не согласиться с тобой, уважаемый судья, – подал голос казначей. – Думаю, мои поистине гигантские усилия и радение о благе страны наш уважаемый халиф, да хранит его Аллах всесильный и всемилостивый на долгие годы, оценит по достоинству, подарив мне возможность и далее служить на благо нашей великой страны…

Кади скривился. А первый советник внимательно взглянул на казначея.

– Что же в таком случае ты делаешь здесь, за нашим столом, уважаемый Исмаил-ага? Или ты решил стать лазутчиком самого халифа и сейчас покинешь нас и побежишь наушничать молодому Салеху, выбалтывая тайны, до которых он еще не дорос?

Исмаил-ага повесил голову. Увы, говорить он мог все, что угодно. Но… Но факты вещь упрямая – а все поступки нового халифа ясно и недвусмысленно говорили, что ни казначею, ни советникам, ни судье со звездочетом не усидеть на своих местах.

– Вот, – добродушно заметил Саддам. – Замолчал – и молодец… Мы слушаем тебя, добрый наш друг Хазим. И пытаемся молчать.

Первый советник кивнул. Собственно, самое главное уже было сказано. И с этим не спорил никто, кроме велеречивого и немудрого казначея. «Да если бы можно было, я бы его и на порог не пустил, – подумал почтенный Хазим. – Но, увы, нам не обойтись без трат… Да, никто из нас не назовет себя бедняком… Но если можно устранить халифа за его же деньги…»

– Благодарю тебя, уважаемый кади! Итак, наши дни в диване сочтены. И с этим вы все согласны…

Первый советник замолчал ровно настолько, чтобы увидеть четыре согласных кивка.

– …А раз так, то нам следует решить совсем простую задачку – согласны ли мы покорно уступить свои должности молодым, глупым и, как правильно заметил уважаемый судья, прекраснодушным дурачкам? А если не согласны, то, быть может, стоит все же сделать так, чтобы остаться на своих местах…

– Но как этого добиться? Молодой халиф не позволит!..

– Ну, значит, нужно сделать так, чтобы он уже ничего и никому не мог позволять… или не позволять… – по-прежнему добродушно проговорил кади. Но глаза его блеснули достаточно выразительно, чтобы первый советник возрадовался хотя бы одному единомышленнику.

– Аллах всесильный… – посеревшими губами прошептал казначей. – Как же сделать так, чтобы он не мог позволять или не позволять…

Все за столом усмехнулись, но промолчали. Снова заговорил кади.

– Ну что ты девицу из себя строишь, безмозглый… Очень просто это сделать! Раз, и все… – И уважаемый судья, человек, призванный следить за законом и порядком в стране, выразительно чиркнул ребром ладони по горлу.

Трое молчаливых собеседников лишь кивнули; первый советник самодовольно усмехнулся. О да, пригласить кади – это была отличная мысль… Быть может, больше ничего делать и не придется, уважаемый Саддам решит эту задачку единолично.

Увы, следующие же слова почтенного судьи разочаровали первого советника.

– Но, уважаемый Хазим, я готов дать на это любые деньги… И только. Я не желаю, чтобы мое имя всплыло ни сейчас, ни после… заварушки.

И вновь собеседники, теперь уже вчетвером, молча закивали. Они тоже готовы были отдать любые деньги, но так, чтобы их имя не всплыло – ни сейчас, ни после… заварушки.

Первый советник, увы, предвидел нечто подобное. Он лишь вздохнул про себя разочарованно – кади был на его стороне, но пытался держаться подальше от самой грязной работенки.

– Я думал об этом, уважаемые… И решил, что нам нужен чужеземец, человек, совершенно посторонний… Какой-нибудь… глупец, которого можно привести в диван как, скажем, третьего советника или второго писца второго письмоводителя. Пусть его лицо там примелькается, пусть он пооботрется несколько дней. А там, глядишь, и халиф наш… перестанет нам мешать.

– Это более чем разумная мысль, друг мой, – вновь за всех согласился кади. – Иноземцев у нас сейчас жалуют, их знания и умения уважают больше наших. Думаю, если все… пойдет гладко, мы выставим его кровожадным убийцей и заодно сможем изгнать из страны всех этих франко-русо-ромеев скопом.

«О, какое же счастье, что я подумал о кади… Он найдет выгоду там, где ее никогда не было…»

Остальные же трое вновь закивали – всегда приятно, когда за тебя принимают решение. А еще приятнее, когда тебе не надо делать вовсе ничего, когда все делается за тебя… Но для тебя.

– Но скажи нам, мудрый советник, нашел ли ты уже такого человека?

– Увы, почтенный Саддам, пока нет. Говоря откровенно, я надеялся, что такого человека посоветуете мне вы.

И за столом повисла пауза. Увы, никто из пятерых заговорщиков не был близко знаком с таким иноземцем, которому можно было бы поручить подобную денежную, но дурно пахнущую работенку.