Главной опорой православия на Украине являлись казаки, а также часть панов и шляхты. Впрочем, вероисповедание входило в число дворянских «свобод». Если благородный пан хочет быть православным, почему бы и нет? Эти аристократы становились и покровителями казаков – Вишневецкие, Острожские, Ляндскородские, Ружинские, Заславские. Давали им пристанище в своих городах и имениях, организовывали, вооружали. Нередко казаки выбирали таких панов гетманами, ходили в походы под их началом. Подобное положение оказывалось выгодным для всех. Украина получала защиту от постоянных татарских набегов. Но и магнаты в накладе не оставались. Казачьими саблями они отвоевывали обширные владения на пустующих приграничных землях, зазывали льготами беглых крестьян.
Мы уже говорили, что при Иване Грозном днепровские казаки предпочли перейти на службу к русскому царю. Стефан Баторий оценил опасность и задумал расколоть их. В 1576 г. он издал универсал о принятии казаков на королевскую службу. Вводился реестр на 6 тыс. человек. Им даровали официальные «клейноды» (регалии) – знамя, бунчук, печать. Реестровым платили деньги, выделяли землю и разъясняли, что они вошли в воинское сословие, со временем их уравняют в правах со шляхтой. Но те, кто не попал в реестр, не признавались казаками, обращались в крестьян. Не тут-то было. Вольные казаки повиноваться не спешили, и в противовес реестровым образовали Низовое войско – впоследствии оно стало Запорожским. Оно по-прежнему служило царю.
Что ж, Баторий не оставил без внимания и низовых казаков. К ним засылали агитаторов, соблазняли высоким жалованьем, манили надеждами, что тоже сделают реестровыми. В 1580 г. на очередную раду (круг, совет) нахлынули агенты короля. Сыпали деньги, подкупая атаманов, бочками выставляли вино, и, добились своего, гетманом был избран сторонник Батория Зборовский. Он увлек часть казаков на войну с русскими, захватил и сжег Стародуб. Правда, вскоре запорожцы раскусили, что их гетман сносится с королем, выполняет его указания. Такого предводителя скинули. Даже в 1593 г., при Федоре Иоанновиче, когда на Сечь приехали австрийские послы приглашать казаков воевать с турками, им было объявлено – войско служит русскому государю, а не польскому. Для войны потребовало приказ из Москвы.
При внедрении унии и развернувшихся гонениях на православие казаки стали ударной силой всех восстаний. Сигизмунд III принялся круто прижимать их. Сейм издал ряд постановлений. Запрещалось бегать с Украины «на низ» – за это предписывалось казнить, как и тех людей, которые будут возвращаться обратно из казачьих станов. Для надзора в украинские города назначали особых чиновников. Гетманом и старшинами было велено избирать только польских шляхтичей, их должен был утверждать король. Потом и реестр урезали с 6 тыс. до 1 тыс.
А за православных панов взялись иезуиты. Самих магнатов не задевали, нацелились на их детей. В Речи Посполитой расширялась сеть иезуитских школ – они считались лучшими в Европе. Давали великолепное образование, причем бесплатно. Туда принимали людей независимо от вероисповедания, а католицизм отнюдь не навязывали. В эти школы поступали сыновья тех же Вишневецких, Острожских, Заславских. Но рядом оказывались друзья, наставники, ненавязчиво подталкивали их к выводам, что православная вера «мужичья», вообще не к лицу благородному человеку.
Да и казаков расколоть все-таки сумели, стравили с русскими – и друг с другом. Способствовала этому провокация Смуты. Сперва запорожцы выступили поддержать Лжедмитрия. Вроде бы законный царь, еще не забыли, как благоволил к ним Иван Грозный. Возвращались с наградами и богатой добычей. Тут уж разгорелись глаза у других казаков и просто крестьян, городской голытьбы, бродяг. Тоже захотелось пограбить всласть. Много подобных добровольцев ринулись под знамена Сапеги, Лисовского. Участвовали в их опустошительных рейдах по России, осаждали Троице-Сергиев монастырь.
Банды Ширяя и Наливайко вызвали своими зверствами возмущение даже у Лжедмитрия II, разоряли районы, которые ему покорились. Поссорившись с «цариком», они ушли под Смоленск, передались на службу Сигизмунду III. А атаман Олевченко привел королю аж 30 тыс. «запорожцев». Такого количества казаков в Сечи никогда не было, численность настоящих запорожцев не превышала 8–9 тыс. Очевидно, Олевченко набрал по Украине кого угодно. В реестр это воинство не входило, вот и обозначало себя «запорожцами». Но другие вспоминали о вере, о родстве с русскими. В результате разделялись. Так, отряд запорожцев Тараса Трясило вместе с донскими казаками присоединился к Первому Земскому ополчению, участвовал в осаде Москвы, потом ушел к Пожарскому. А в армии Ходкевича, пытавшегося прорвать осаду, было 4 тыс. запорожцев Ширяя и Наливайко.
Однако и Сечь в это время не опустела. Часть казаков на Русь не пошли, стекались новые удальцы. Они продолжали традиционную борьбу с «басурманами». В данный период в Запорожье выдвинулся Петр Конашевич-Сагайдачный. Он родился в Галиции в семье шляхтича, окончил школу Острожского православного братства. Потом из-за каких-то домашних неурядиц подался на Сечь. Сагайдачный оставался твердым в православии, но считал, что веру и права казаков можно отстоять в рамках польского государства. Заслужить доблестью и кровью – неужели король и правительство не оценят, не пойдут навстречу? В составе польской армии он воевал с турками, шведами. Выдвинулся как талантливый командир. Запорожцы избрали его гетманом, и он год за годом возглавлял морские походы. Под его началом казаки брали Варну, Очаков, Перекоп, Измаил, Аккерман, Синоп, Кафу, эскадра его «чаек» появлялась возле самого Стамбула.
Но Польша продолжала войну с русскими, ополчение Пожарского и Минина отбило Москву, отразило несколько вторжений. В таких условиях задирать турок казачьими набегами было для короля совершенно ни к чему. А в России войск не хватало. Шляхта, потеряв многих товарищей, призывы Сигизмунда игнорировала. Возникла идея перенацелить запорожцев на нужное направление. Коронный гетман Жолкевский вступил в переговоры с Сагайдачным. Обещал за помощь серьезные уступки. Сошлись на том, что поляки признают права и неприкосновенность православной церкви, увеличат реестр, предоставят Запорожскому войску автономию.
В 1617 г. королевич Владислав возглавил поход на Москву. Но у него собралось лишь 15 тыс. «рыцарства», и русские зажали его под Можайском, обложили с нескольких сторон. Спас его Сагайдачный. Со своим авторитетом и польскими обещаниями он поднял 20 тыс. казаков и ринулся к Москве с юга. По пути разорял и сжигал города – Ливны, Путивль, Рыльск, Курск, Валуйки, Елец, Лебедянь, Данков, Скопин, Ряжск, Каширу, Касимов. Царское правительство принялось передергивать полки на новое направление, но это привело к тому, что к Москве прорвались и Владислав, и Сагайдачный. Пошли на штурм с двух сторон, ворвались в посады. Однако в уличных боях ратники Пожарского порубили и выкинули их. Королевич отступил, и после этого наконец-то завязались переговоры, было заключено Деулинское перемирие.
Но едва война завершилась, обо всех обещаниях, которые надавали казакам, было забыто. Никто не собирался признавать какие-то их права. Реестр увеличили только до 3 тыс. Гонения на веру возобновились с новой силой. Полоцкий униатский епископ Иоасаф Кунцевич позакрывал православные храмы в Восточной Белоруссии. А у короля не было денег, за долги он расплачивался с магнатами бенефициями – православными епископиями, монастырями, даже отдавал их в приданое за дочерьми. Паны-католики становились владельцами этих бенефиций, закрывали храмы, передавали униатам. Казаки забурлили, но Сагайдачный удержал их от восстания. Пытался все-таки договориться с польскими властями, они упирались. Тогда гетман отправил посольство в Россию, просил царя Михаила Федоровича принять Запорожское войско в свое подданство.
В Москве отнеслись к этому осторожно. Сагайдачному не доверяли, память о погроме южных городов была слишком свежей. Да и возобновлять войну с поляками для разоренной страны было невозможно. Послов заверили, что готовы дружить, но для решения вопроса о подданстве еще не пришло время. Не исключено, что Сагайдачный всего лишь пугал панов обращением к царю. Но он и сам предпринимал энергичные меры. Объявил, что Запорожское войско в полном составе вступает в Киевское православное братство, будет защищать его. А в Москву в это время приехал патриарх иерусалимский Феофан. Невзирая на тяжелое положение, царское правительство помогло единоверцам, выделило кое-какие средства. Казачьи послы по поручению гетмана обратились к Феофану с просьбой восстановить православные структуры в Речи Посполитой. Патриарх согласился. На обратном пути, в марте 1620 г., он остановился в Киеве, рукоположил в сан митрополита Иова Борецкого, пятерых епископов. Хотя при этом Феофан наложил на казаков запрет – никогда больше не ходить войной на Россию.
Дальнейшую уступчивость панов подхлестнула война с Турцией. В этом же, 1620 г. на Речь Посполитую двинулась османская армия, наголову разнесла поляков под Цецорой. А Сигизмунд усугубил положение – объявил, что православные священники шпионы, приказал хватать их. Запорожцы взорвались. Возмущались соглашательством Сагайдачного, поставили над собой другого гетмана, Бородавку. Он разъяснял, что враги-то – поляки, нечего за них вступаться. А в Польше царила паника, в 1621 г. турки двинули на нее 100-тысячное войско. Под Хотином королевич Владислав и гетман Ходкевич собирали армию, но наскребли всего 30 тыс. Тут-то снова вспомнили о Сагайдачном.
Он выставил условия: реестр – 12 тыс. Убрать польских начальников, контролировавших казаков. Они сами должны были избирать руководство, и гетману передавалась власть над всей Малороссией. Утверждалась свобода вероисповедания, поляки признавали недавно поставленных православных митрополита и епископов, не покушались на них. Королю пришлось согласиться. Правда, он постарался облечь свое согласие в самые неопределенные выражения. Но Сагайдачный счел, что этого достаточно. Под Белой Церковью он созвал казаков, кого смог. Провел раду, где его выбрали гетманом. Нагрянул к запорожцам, Бородавку низложил и казнил.
Кликнул по Малороссии всех казаков – запорожских, реестровых, просто добровольцев. Турки под Хотином уже готовились раздавить армию Владислава. Но Сагайдачный подоспел, привел 40 тыс. бойцов. Вместе с поляками они первыми обрушились на неприятелей. Те не ожидали удара, смешались и побежали. Преследование довершило разгром. Речь Посполитую спасли. Но казаки ожидаемых благ так и не получили. От договоренностей поляки снова увиливали. В реестровые полки набрали 12 тыс. казаков – но сражалось-то в три с лишним раза больше! Паны потребовали, чтобы остальные разоружились и вернулись в «хлопское» состояние. Те забушевали, и война с турками переросла в драки казаков с поляками.
Сагайдачный с трудом погасил конфликт, но под Хотином он был ранен, разболелся и вскоре умер. Ну а без него поляки сочли возможным забыть какие-либо обещания. По границе лежали плодородные земли, освоенные казаками и селившимися под их защитой крестьянами. Теперь король объявил их «ничейными» и раздавал панам. А Ватикан ни за что не позволил бы Сигизмунду свернуть атаки на православие. Папа Урбан VIII в 1622 г. в инструкции нунцию Ланцелотти открытым текстом требовал натравливать поляков против России и православной церкви.
Папский нунций Торрес составил записку «Об униатах и не униатах в Польше», предлагая программу дальнейшего распространения унии, в частности через подкуп низшего православного духовенства. Причем притеснять православных считали «хорошим тоном» не только католики, но и протестанты. Лютеранин Фирлей, во владения которого попала знаменитая Почаевская гора с монастырем, сперва запретил паломникам ходить туда, потом отобрал у обители земли, приказывал бить монахов. Наконец, налетел с вооруженным отрядом, разорил монастырь, захватил его богатства, увез утварь и чудотворную почаевскую икону Пресвятой Богородицы. Выставил ее на пирушке, а жена Фирлея плясала в церковных облачениях. Но ей вдруг стало худо, ею «овладел злой дух и страшно мучил». Фирлей счел за лучшее вернуть икону в монастырь.
Дошло до того, что перемышльский епископ Исайя Копинский обратился к царю, просил дозволения перебраться в Россию ему самому и монахам его епархии. Через некоторое время в Москву прибыло посольство от киевского митрополита, его возглавлял Луцкий епископ Исакий Борисевич. Тема переговоров обозначена в протоколах: «О принятии Малороссии и запорожских казаков в покровительство». Но Россия была еще не готова воевать с Польшей, да и не было уверенности в единодушной поддержке Малороссии. Михаил Федорович и его отец, патриарх Филарет, возглавлявший правительство, ответили: «Ныне царскому величеству того дела всчати нельзя», поскольку «та мысль и в самих вас еще не утвердилась, и о том укрепления меж вас еще нет».
Действительно, на Украине еще сохранялась вера, что справедливости можно добиться легитимными средствами. Ревностный поборник православия князь Острожский поднял на сейме вопрос о религиозных и гражданских правах малороссийского населения. Королевич Владислав был не лишен совести, а казаки дважды спасали его, он тоже заступился. Но подавляющее большинство депутатов провалило их предложения. В 1625 г. на сейм прибыла делегация казаков, требовала законодательно обеспечить права православных. Она получила грубый отказ – само обращение безродного «быдла» к сейму паны сочли вопиющей дерзостью. На Украине это вызвало бурю негодования, вспыхнуло восстание под предводительством Жмайла. Запорожцы отправили послов в Москву. Приносили повинную за все, что натворили в Смуту, просили помощи и перехода под власть России. Извинения у них приняли – царь «отпустил вины и велел впредь того не поминать». Но взять их в подданство Михаил Федорович пока был не в состоянии. Ограничился тем, что разрешил желающим переходить в свои владения.
Впрочем, пока послы ездили туда-сюда, на Украине все было кончено. Сразу же после сейма вместо «обеспечения прав» поляки двинули туда войска. Они покатились смертью и ужасом, устрашали народ расправами. Повстанцев, не успевших сорганизоваться, разбили, прижали в урочище Медвежья Лоза и вынудили подписать Кураковский договор. Все привилегии, данные Сагайдачному, отменялись. Реестр сокращался до 6 тыс., гетман и старшина должны были утверждаться королем, казакам запрещалось ходить в море, «проживать в панских имениях» – на землях, отданных магнатам. Или уходи, или превращайся в крепостного. Многие действительно уходили – на Дон, в Россию. Польские послы, прибывшие к Михаилу Федоровичу, предъявили претензии насчет беглецов: «Царь де их на службу принимает, а надобно было бы, чтобы и колы те уже подгнили, на которых они бы посажены были».
Ситуация усугублялась переменами среди малороссийских панов. Их предки с помощью казаков приобрели огромные владения, они стали самыми богатыми магнатами в Речи Посполитой. Но православные лихие рубаки умирали, а с их сыновьями хорошо поработали иезуиты, они ополячились, окатоличились. Превратились в более ярых врагов родной веры и родного народа, чем настоящие поляки. Раньше казаки были нужны панам для защиты от татар. Сейчас требовались послушные рабы, а в казаках видели источник бунтов и вольнолюбивых настроений. Предпочитали, чтобы от татар откупался король ежегодной данью. Он-то платил из казны, а в случае войны разорялись панские имения.
Казаков наметили взять под жесткий контроль, затеяли «перебор» реестровых. Исключали всех, кого подозревали в нелояльности, обращали в «мужиков». А в 1630 г. казаки избрали гетманом Тараса Федоровича (Трясило) – того самого, который воевал под знаменами Пожарского. Полякам это не понравилось, и король назначил другого гетмана, Грицька Черного. Оскорбленный Тарас поднял восстание.
К нему со всех сторон потекли недовольные. В битве под Переяславлем на его сторону перешли реестровые, и панов разгромили. Тарас тоже отправил делегацию в Россию, просил взять Украину в подданство. Но вокруг него нашлись предатели, поляки обманом схватили его и сожгли заживо. Навалились на мятежников, оставшихся без предводителя, и разбили.
А в 1632 г. умер Сигизмунд III, в Речи Посполитой настало «бескоролевье». Казаки попытались напомнить о себе, прислали на сейм выборных. Указали, что они тоже часть государства, поэтому просят участвовать в выборах короля и принять закон в защиту православия. Сейм надсмеялся над ними. Ответил: «Казаки хотя и составляют часть польского государства, но такую, как волосы или ногти на теле человека. Когда волосы и ногти слишком отрастают, их стригут». Вместо законодательного обеспечения православия сейм принял «Статьи успокоения греческой религии», грозящие карами за непокорство. Снова забурлили мятежи. В Путивле появились посланцы казаков, передали воеводе письмо с просьбой принять Украину «под государеву руку».
Россия к этому времени окрепла, оправилась от последствий Смуты. К схватке она уже готовилась, формировала новые полки, заключила союз со шведами, турками. Момент выглядел самым подходящим – Малороссия восстанет, поддержит. Царь объявил полякам войну. Но от союзников помощи не было. Наоборот, паны заплатили крымскому хану, он ударил по русским тылам, погромил, отвлек войска на юг. А в Речи Посполитой на престол был избран Владислав. На Украине не забыли, как он заступался за казаков, связывали с ним надежды на улучшение. Казалось, что он оправдывает ожидания, выдал казакам диплом о свободе вероисповедания. Вместо ожидаемого восстания 15 тыс. казаков пошло сражаться на стороне «своего» короля. Русская армия потерпела тяжелое поражение под Смоленском. Но и польское наступление было отражено, война завершилась «вничью».
Однако украинским казакам после этого пришлось кусать локти. По польским законам диплом от имени короля был ничего не значащей бумажкой. Владислав должен был расплатиться с магнатами за свое избрание, влез в долги на войну. Он стал всего лишь марионеткой в руках панов, им вертели как хотели. Король раздавал им еще оставшиеся «свободные» земли. Малороссийские крестьяне и без того терпели жесточайший гнет, но хозяева закручивали гайки все туже. Даже иностранцы ужасались, что положение украинских «хлопов» хуже, чем каторжников на галерах. С них драли непомерные подати, штрафы, обременяли работами, за малейшие прегрешения избивали, кидали в подземелья, запросто могли казнить – каждый землевладелец был судьей в своих владениях.
Сами магнаты хозяйством не занимались, у них были другие дела – заседания сената и сеймов, охоты, пиры, балы. Села и местечки они сдавали в аренду евреям. Получался взаимовыгодный симбиоз. Пан получал наличные и пускал их на ветер, а арендаторы могли выкачивать прибыли из населения благодаря покровительству пана. Подбирали к рукам торговлю, промыслы. Современник писал: «Жиды все казацкие дороги заарендовали и на каждой миле понаставили по три кабака, все торговые места заарендовали и на всякий продукт наложили пошлину, все казацкие церкви заарендовали и брали поборы». Ведь православные храмы были построены на «панской земле», значит, тоже считались панской недвижимостью. При попустительстве магнатов арендаторы совсем обнаглели. Кочевряжились и торговались, открыть ли церковь для службы и за какую сумму. Тешили самолюбие, заставляя христиан унижаться перед собой.
По законам Речи Посполитой отстаивать религиозные права могли только паны. Но прежний защитник веры старый князь Острожский умер, его наследники были уже католиками. Среди православных магнатов стал лидировать Адам Кисель, но по весу и богатству ему было далеко до Острожского. Да и по принципиальности. Вместе с киевским митрополитом Петром Могилой он повел переговоры о «новой унии» – подчинить украинскую церковь Риму с сохранением ее автономии и православного богослужения. Но католиков не заинтересовали даже такие компромиссы. Зачем «новая уния», если есть старая? Униатский митрополит Рутский запросто послал в 1635 г. людей, захватил в минском храме Святого Духа чудотворную минскую икону Богоматери и поместил в униатском монастыре. Во Львове православным вообще запретили вступать в ремесленные цехи, торговать, строить дома в городской черте, участвовать в суде и местном самоуправлении.
А Запорожскую Сечь было решено прижать к ногтю и ликвидировать. Рядом с ней на Днепре поляки взялись строить крепость Кодак. Казаки расценили это правильно, как конец своих вольностей. В 1635 г. Иван Сулима, возвращаясь из набега на турок, внезапно напал на крепость. Перебил гарнизон, захватил артиллерию. Его избрали гетманом, и он бросил клич подниматься казакам и крестьянам, истреблять и изгонять «ляхов, униатов и жидов». Заполыхало повсюду, полякам нанесли несколько поражений. Но они одолели коварством. Заслали эмиссаров к реестровым. Внушали, что они-то настоящие казаки, зачем им связываться с грязными «холопами»? Верность королю, конечно же, оценят, уравняют их в правах со шляхтой. Реестровые изменили, схватили Сулиму и выдали врагу, его четвертовали. Толпы плохо вооруженных крестьян разогнали, усмирили колами и виселицами. А реестровых обманули, никаких прав не предоставили, всего лишь похвалили. Дескать, исполнили долг, ну и ладно.
Но Украину уже довели до предела. За выступлением Сулимы покатилась сплошная цепь восстаний. Запорожцы избрали гетманом Карпа Гудзана (Павлюка). В 1637 г. он совершил поход на татар, а на обратном пути налетел на город Черкассы, овладел им и обратился к народу – подниматься на защиту православия и вольностей. Реестровые возмущались поляками, нарушившими свои обещания, и тоже перекинулись на сторону Павлюка. Восстание охватило оба берега Днепра. Но правительство собрало большую армию под командованием Потоцкого и Конецпольского. В таких случаях шляхта выходила дружно – защитить свои имения. В двух сражениях повстанцев серьезно потрепали, а в третьем, под Боровицей, разбили наголову. Среди казаков начался разлад. Конецпольский воспользовался и снова завязал переговоры с реестровыми. Сулил им не только амнистию, но и льготы, милости. Они клюнули и опять предали. Принесли повинную, а Павлюка и его помощника Томиленко выдали полякам. Их сторонники стали разбегаться. Обоих предводителей отвезли в Варшаву и обезглавили.
Однако армия с Украины не ушла. Чтобы предотвратить мятежи на будущее, было решено устроить беспрецедентный террор. Потоцкий прочесывал районы, поддержавшие восстание, казнил всех, попавшихся под руку. Заявлял: «Теперь я сделаю из вас восковых». Конецпольский приказывал подчиненным: «Вы должны карать их жен и детей и дома их уничтожать, ибо лучше, чтобы на тех местах росла крапива, нежели размножались изменники его королевской милости и Речи Посполитой». За поляками оставались пепелища с грудами трупов. Реестровых для расправ тоже привлекли, предоставляли вешать и резать соплеменников, а в награду забирать пожитки своих жертв. Хотя для них такая награда стала единственной. Сейм постановил лишить казаков всех привилегий, дарованных прежними королями, а в будущем вообще упразднить казачье войско, переведя на положение крестьян.
Но бесчинства карателей вызвали обратный эффект. Как сообщает украинский летописец, «видя козаки, что ляхи умыслили их всех вырубить, паки поставили гетманом Остряницу». Он поднял народ на Левобережье. Коронные войска и отряды магнатов двинулись на него. Остряница отчаянно сопротивлялся, но враги теснили его, обложили в лагере возле устья р. Сулы. Казаки укрепились окопами и шанцами, упорно отражали атаки, пока у них не иссякли припасы. Начался голод, это вызвало внутренние раздоры. Большинство заговорило о том, что пора сдаваться. Остряница собрал 3 тыс. человек, готовых на все, прорвал с ними окружение и ушел в Россию.
Участь остальных была печальной. Они выбрали новым гетманом Путивца. Но выбрали только для того, чтобы выдать его панам и такой ценой купить прощение. Потоцкий притворно согласился замириться, Путивца приказал расстрелять. Но и прочих повстанцев не помиловал. Едва они покинули укрепления, их разоружили и перерезали всех до единого.
Украинские казаки, не попавшие в эту мясорубку, были уже полностью деморализованы. Избрали гетманом Гуню, и он вступил в переговоры с Потоцким. Соглашался на любые условия, принял назначенных к нему поляков на должности казачьих полковников. Вроде бы договорились… Но когда сам гетман с большой свитой прибыл в Варшаву для принесения присяги, их схватили. Гуню, киевского сотника Кизима и его сына посадили на колья. А казаков свиты четвертовали, вешали на крючьях под ребро.
Последний рецидив восстания возглавил Полторакожух. Он собрал отряд на р. Мерло – уже на самой границе с татарскими владениями. Но казаки узнали, что на них идут поляки, и разбежались. А сейм принял «ординацию» – закон о чрезвычайном режиме управления Малороссией. Число реестровых сохранялось в 6 тыс., но они теряли право выбирать гетмана и старшину, их назначали поляки. На Украине размещались коронные войска, местное управление передавалось польским чиновникам. Восстанавливалась крепость Кодак, а в Сечи расположился польский гарнизон.
На Русь эмигрировало 20 тыс. человек. Их селили на «слободской Украине» – под Харьковом, Сумами. Здешние земли принадлежали не Речи Посполитой, а царю. А Малороссию настолько затерроризировали и обескровили, что она не осмеливалась поднять голову целых 10 лет. Молчала, терпела. Но паны восприняли ее молчание по-своему. Отбросили последние сдерживающие рамки, окончательно перестали считаться с достоинством и религиозными чувствами людей. Грубо глумились над верой, выжимали крестьян непосильными поборами. Даже казаков и мелких шляхтичей грабили, отбирали собственность, казнили, найти управу в польских судах или при дворе было невозможно.
Но народная ненависть копилась под спудом 10 лет – а в 1648 г. выплеснулась восстанием Богдана Хмельницкого. Потоцкий повел на него армию, но уже и реестровые, натерпевшись обманов и притеснений, не захотели драться за поработителей. Убили панских прислужников, полковников Барабаша и Ильяша, и перешли к Хмельницкому. Восстание разгорелось широко и неудержимо. Впрочем, даже сейчас далеко не все жители Малороссии примкнули к освободительной борьбе. Православные дворяне привыкли считать себя в первую очередь польскими шляхтичами. Восприняли случившееся как бунт черни. Верхушка киевского духовенства приноровилась подстраиваться к властям. Перепугалась повстанцев. Возмущалась, что они навлекут на страну репрессии и вместе с виновными пострадают они сами.
Адам Кисель с прочими православными панами очутился в польском лагере. Через них правительство вело переговоры, снова силилось расколоть поднявшийся народ, соблазнить и замирить казаков очередными обманами. Самым активным и жестоким предводителем карателей стал Иеремия Вишневецкий – потомок русских удельных князей, из Рюриковичей, а ныне один из богатейших магнатов, ярых врагов русского народа и православия. Да и его отряды в значительной мере состояли из украинских дворян и слуг. Они залили кровью Полтавщину, Подолье, Брацлавщину, поголовно уничтожали жителей независимо от пола и возраста. Людей распинали, распиливали пополам, обливали кипятком и горячей смолой, сдирали заживо кожу. А Вишневецкий при этом подзадоривал палачей: «Мучьте их так, чтобы они чувствовали, что умирают».
И даже митрополит Сильвестр Косов, когда Хмельницкий победоносно вступил в Киев, уклонился от благословения. Бежавшие поляки, паны, иезуиты выглядели для него ближе, солиднее, культурнее, чем собственная паства. Благо, в Киеве оказался проездом иерусалимский патриарх Паисий, направлявшийся с визитом в Москву. Вот он-то порадовался успехам православных, благословил их.