1 октября 1653 г. Земский собор в Москве единогласно постановил «против польского короля войну весть» и «чтоб великий государь… изволил того гетмана Богдана Хмельницкого и все Войско Запорожское з городами и з землями принять под свою государеву высокую руку». Еще раз повторюсь, термин «Украина» в то время не употреблялся. А поскольку все повстанцы Хмельницкого причислили себя к казакам, то и обозначили их «Войском Запорожским с городами и землями». На Украину отправилось посольство боярина Бутурлина, и в Переяславле была созвана рада с участием делегатов от всех городов и полков. 3 января прислала свое решение Запорожская Сечь, проголосовавшая за воссоединение: «Даемо нашу вийсковую вам пораду».

8 (18) января 1654 г. рада открылась и приняла постановление, «чтоб есми во веки всем едино быть». Приносили присягу царю, при этом «было в церкви всенародное множество мужского и женского полу и от многия радости плакали». Да и было чему радоваться. Государь Алексей Михайлович даровал Украине все, чего она только могла пожелать. Она получила самоуправление, сама выбирала гетмана и старшину, в ее внутренние дела правительство России не вмешивалось. Гетману предоставлялось право даже сноситься с другими государствами, кроме Польши и Турции. Утверждался реестр в 60 тыс. казаков, а если без жалованья, то можно было записывать сколько угодно. Подати собирали местные власти, львиная доля доходов оставалась на Украине на содержание администрации и казачьих войск. Города, землевладельцы, крестьяне сохраняли свою собственность, права, обычаи. Украинцам предоставлялось судиться собственным судом.

После Переяславской рады дворяне Бутурлина разъехались принимать присягу по разным городам. «Летопись самовидца» рассказывала: «Присягу учинили гетман, старшина и чернь в Переяславле и во всех городах охотно с надеждою тихомирия и всякого добра». Правда, киевское духовенство во главе с Косовым присягать отказалось, но его никто не принуждал. Киевская митрополия еще полвека просуществовала независимо, подчинялась не Московской, а Константинопольской патриархии.

Русские войска двинулись на поляков. Нанесли им ряд поражений, заняли Смоленск, почти всю Белоруссию, Литву. Кстати, в это время официально утвердилось название Малороссия, Алексей Михайлович принял титул «всея Великия и Малыя и Белыя Руси самодержец». Но он не напрасно так долго готовился, откладывая принятие Украины в подданство. Воевать пришлось не только с Польшей. Панов взялись поддерживать Рим, германский император. Вмешались Швеция, Крымское ханство. Да и на самой Украине единства не было. Для простонародья воссоединение с Россией выглядело самым лучшим вариантом – сильная власть царя защищала подданных, обеспечивала им закон и справедливость. Но выделилась и казачья старшина.

В ходе восстания Хмельницкий разделил Украину на 16 полков, полки на сотни. Это были не только воинские части, но и административные единицы. Ими управляли полковники и сотники, а на войну каждый такой район выставлял соответственно полк или сотню. Новые начальники основательно поживились землями и богатствами панов, поселились в их замках и тоже почувствовали себя панами. Формировали и содержали воинские части, привыкшие повиноваться лично им. И старшину российские порядки совсем не устраивали. Вспоминали, как разгульно и роскошно жили магнаты, без всякого контроля сверху, вытворяли что душе угодно. Прикидывали, что для них-то жить в Речи Посполитой было бы куда слаще и выгоднее – если их уравняют в правах с польской верхушкой.

Лидером старшины стал Иван Выговский. По происхождению он был русским, мелким шляхтичем из-под Киева. Служил полякам в чине ротмистра, в битве на Желтых Водах попал в плен к Хмельницкому, но перешел к нему на службу. Втерся в доверие, занял пост генерального писаря – начальника штаба. Кроме сторонников России и Польши, были и просто самостийники, полагавшие, что смогут прожить независимо ни от кого. Наконец, украинское восстание, как любой бунт, выплеснуло изрядное количество мутной пены, разбуянившейся вольницы, для которой главное было пограбить и покутить.

Ставка Хмельницкого превратилась в клубок интриг. Старшина пыталась поссорить царя с гетманом, слала на Хмельницкого доносы в Москву. Одновременно Выговский и полковники юлили перед посланцами Алексея Михайловича, выклянчивали, чтобы государь утвердил «корысти» и «маетности», которые они себе нахватали. Но старшина старалась и Хмельницкого настроить против русских, подорвать симпатии украинцев к России и царю. Распускали слухи, будто Алексей Михайлович намерен помириться с Польшей, вернув ей Украину. Не сидели сложа руки и поляки. Наводили мосты со старшиной, распространяли клевету. Добавились раздоры среди духовенства. Когда умер митрополит Косов, оно разделилось на «московскую» и «антимосковскую» партии, заспорило о преемнике.

На лето 1657 г. царское правительство запланировало удары против Крымского ханства. Один намечался с Украины, другой навстречу, с Дона, туда послали князя Семена Пожарского с войсками. Но Хмельницкий заболел, слег в постель. Дела в ставке прибирал под себя Выговский. Это понравилось не всем. Казачья «голутва» (голытьба, низы) имела весомые основания не доверять старшине. В противовес «шляхетской» возникла «народная» партия, ее возглавил полтавский полковник Мартын Пушкарь.

Разладом в казачьей верхушке пробовали воспользоваться и поляки, прислали своих эмиссаров, чтобы уговорить Хмельницкого отпасть от России. Но он отрезал: «Я одной ногою стою в могиле и на закате дней моих не прогневлю небо нарушением обета царю Московскому». Гетман озаботился, кто же сменит его. Его старший сын Тимофей погиб в бою, младший умер от польских побоев. Остался средний, 16-летний Юрий. Богдан писал к Алексею Михайловичу, просил признать сына его приемником, уговаривал полковников. Что ж, царь не возражал. Отвечал: как сами решите, так и будет.

Возглавить поход на татар Хмельницкий уже не мог, поставил наказным (т. е. назначенным) гетманом миргородского полковника Лесницкого, вручил ему знаки власти, булаву и бунчук. Наступление с Дона началось, Пожарский с царскими ратниками подступал к Азову, разбил высланное на него татарское войско. Но основного удара, с Украины, так и не последовало. Хмельницкому становилось все хуже, вокруг его постели полковники готовились сцепиться между собой, и Лесницкий тоже боялся упустить момент, удерживал армию на месте.

В июле Богдан преставился, и началось! Старшина объявила о созыве рады для выборов преемника, Выговский и Пушкарь принялись мобилизовывать своих сторонников. Но Лесницкий опередил их. Объявил, что он заранее не признает никакой рады, Хмельницкий уже передал ему власть и гетманские регалии – значит, он и стал гетманом. Вместо похода на татар он повернул к себе в Миргород и начал рассылать универсалы, призывал казаков слушаться только его. При этом густо доливал клеветы, будто царь хочет закрепостить украинцев, и он порывает отношения с русскими.

Но на выходке туповатого Лесницкого хитро сыграла старшина. Подняла шум, что надо действовать без промедления, ждать, пока на раду приедут все делегаты, нельзя. А поскольку казачья верхушка была уже в сборе, она объявила, что гетмана можно уже выбирать. В своем кругу, без «голутвы», выкрикнула Выговского. Он не преминул использовать нападки Лесницкого на Россию – изобразил себя верным слугой царя и привлек «народную» партию. Нагрянул с войском в Миргород, отобрал у самозванца булаву и бунчук, а в наказание заставил поить и кормить пришедших с ним казаков.

Хотя Выговский был куда более серьезным врагом Москвы, чем Лесницкий. Полковникам он велел, чтобы присягу приносили лично ему. Сторонникам разъяснял, что царю-то присягал Хмельницкий, а не он. Со смертью прежнего гетмана исчезли прежние обязательства. Алексея Михайловича Выговский даже не известил, что казачьего вождя больше нет, и гетманом стал он. В Москве об этом узнали от русских воевод, и государь воспринял подобное поведение однозначно – готовится измена. Он решил серьезно предупредить Выговского. На Украину отправилось высокопоставленные послы – Трубецкой, Хитрово, Лопухин, Матвеев. Все четверо из ближайшего окружения царя. Гетману они сообщили, что за ними идет корпус воеводы Григория Ромодановского. Дескать, об этом просил еще Хмельницкий для защиты от татар.

Выговский задергался. Стал доказывать послам и отписал Алексею Михайловичу, что Богдан на смертном ложе «сына своего и все Войско Запорожское ему в обереганье отдал». Но полки Ромодановского уже вступили на Украину. Встали в Переяславле, Выговского вызвали туда для переговоров.

Он боялся, два месяца не являлся. Наконец, приехал. Русское правительство успело оценить, что доверять ему нельзя. Поэтому к прежнему договору о самоуправлении Малороссии добавило еще один пункт – в несколько украинских городов царь направлял своих воевод. Впрочем, им выделялись лишь маленькие гарнизоны и предоставлялись весьма ограниченные полномочия, ничем не ущемлявшие местной автономии. Но присматривать за гетманом было совсем не лишним. А Выговскому очень уж хотелось поскорее спровадить царских уполномоченных и войско. Он поспешил согласиться со всеми условиями и созвал раду для законных выборов.

Но Пушкарь повел себя не слишком умно. Отписал государевым послам, что рада будет подтасованной, просил назначить другую, а в Переяславль вообще не приехал. Выговскому только это и нужно было. Он кликнул верных ему полковников, те привели свои полки, вот и рада. А Пушкаря, не прибывшего на нее, Выговский оболгал – дескать, сами видите, он проигнорировал царских уполномоченных и их указания! Мятежник. Перед радой выступил Хитрово, от имени Алексея Михайловича подтвердил права Украины. Заверил казаков, что государь не стесняет их в выборе гетмана, а духовенство может свободно избрать киевского митрополита. Царь не возражает, а патриарх Никон заранее благословляет любую кандидатуру, которую местные иерархи сочтут достойной. Гетманом рада утвердила Выговского, он принес присягу государю. Киевские священнослужители избрали митрополитом архимандрита Печерского монастыря Дионисия Балобана. Вроде бы все вошло в нормальную колею. Полки Ромодановского получили приказ возвращаться в Россию…

Но как только они ушли, на Украине завертелись темные дела. Выговский стал хватать и казнить предводителей «народной» партии. Пушкарь жаловался в Москву, умолял царя и патриарха самим приехать и разобраться в здешней обстановке. Но сторону Выговского приняли киевские священники во главе с Балобаном. Они объявили Пушкаря изменников и предали анафеме – тем самым сбили с толку и русское правительство, и украинское простонародье. А гетман орудовал стремительно, пока царь не вмешался. Выяснилось, что он уже успел сговориться с крымским ханом, тот прислал татар. Вместе с ними Выговский осадил Пушкаря в Полтаве. В это время к нему приехал государев посол Кикин. Ужаснулся, обнаружив орду, заставил гетмана поклясться, что он не отдаст крымцам жителей. Но Полтава была взята приступом, Пушкаря убили, по городу покатился погром и резня. Кикин кричал: «Где же твоя клятва?» Выговский все-таки струсил, в каких тонах это будет доложено царю, велел казакам отогнать татар.

В Москве встревожились. Алексей Михайлович повелел Ромодановскому с войсками вернуться в Малороссию. Официально ему поставили задачу как бы «нейтральную», идти для защиты от татар. Но ведь татары были союзниками Выговского. Однако гетман и на этот раз выкрутился. Во всю прыть погнал к государю гонцов. Докладывал ему, что он, вернейший слуга, подавил мятеж изменников. Теперь обстановка нормализовалась, крымский хан Украине не угрожает, а с мелкими татарскими бандами казаки сами справятся. Что ж, царь честно соблюдал обязательства не вмешиваться во внутренние дела присоединенной страны. Судите своим судом, сами управляйте, как считаете нужным. Если измену искоренили и крымцев удалили, чего еще желать? Приказ Ромодановскому был отменен. Это оказалось серьезнейшим просчетом.

Польша к этому времени была совершенно разгромлена, молила о мире. В Вильно были назначены переговоры. Туда приехали царские дипломаты, но… делегация Речи Посполитой не появлялась. Слала отписки под разными предлогами, ее ждали несколько месяцев. Почему поляки тянули время, открылось позже. В глубокой тайне они вели другие переговоры, с Выговским. 6 сентября 1658 г. он подписал Гадячский договор, возвращал Украину под власть Польши. За это король Ян Казимир обещал отменить унию и прислать ему на помощь 10 тыс. войска. Самому Выговскому за измену пожаловал Киевское воеводство, Барское староство и достоинство польского сенатора. Гетман укреплял дружбу и с Крымом, пригласил татар.

В Москве об измене все-таки узнали. Правительство разослало призыв к казачьим полковникам – низложить Выговского и избрать нового гетмана. Переговоры с поляками прервались, возобновились боевые действия. Но Выговский считал, что он уже готов выступить. На Украину двинулась крымская орда. Гетман соединился с ней, вместе с татарами получилась 100-тысячная армия. Она подступила к Киеву. Полковники, поддержавшие заговор, ринулись на русские и белорусские земли – в тылы нашей армии, сражавшейся в Литве. Захватили Мстиславль, Рославль, Чаусы, готовился к обороне Смоленск. Однако измену одобрили далеко не все украинцы. Народ узнавал, что гетман отдает страну полякам, навел татар, и возмущался таким вождем. В Киеве гарнизон боярина Шереметева был весьма малочисленным. Но к нему стекались казаки, горожане. Собралось такое войско, что воевода решился выйти из города, ударить по осаждающим. Дрались целый день, Выговского и крымцев отогнали, взяли 20 пушек, 48 знамен.

А на выручку Киеву шли из России полки Куракина и Ромодановского. Города без боя открывали им ворота, встречали хлебом-солью. Казачья «голота» присоединялась толпами. Приезжали и полковники, сохранившие верность России. Войска встали недалеко от Киева. По предложению Ромодановского, украинская часть армии провела раду и выбрала «гетманом на время» генерального войскового судью Ивана Беспалого. Ну а король так и не выполнил обещание прислать Выговскому свою армию. Гетман нервничал, метался – и отправил посольство к царю, приносил повинную. Впрочем, каяться всерьез он не собирался. Напускал туман, лгал напропалую. А когда услышал, что Ромодановский и Беспалый стоят отдельными лагерями, послал наказного атамана Скоробогатенко налететь врасплох и погромить их. Замысел не удался, царские ратники и казаки отбили атаку.

Тем временем в России формировалась большая армия Трубецкого. 15 января 1659 г. она выступила к границе. Но… царь не хотел завоевывать Украину! Ведь и война-то началась ради спасения ее жителей, по их собственным призывам. Инструкция Алексея Михайловича требовала от воеводы «идти в Переяславль уговаривать черкас, чтобы они в винах своих ему, государю, добили челом, а государь их пожалует по-прежнему». Только в случае явной вражды и неудачи переговоров разрешалось «идти на них войною». 7 февраля вдогон Трубецкому были посланы новые инструкции. Государь соглашался даже на примирение с Выговским. Дозволялось пойти ему на уступки – утвердить за гетманом такие же привилегии, какие сулили ему поляки, убрать с Украины воевод и русские гарнизоны.

Трубецкой остановился в Путивле, к нему подошли и Ромодановский с Беспалым, собралось 150 тыс. ратников. Но правительство полагало, что внушительная армия понадобится только для демонстрации. Трубецкой писал к Выговскому, звал на переговоры. Не тут-то было. Гетман делал вид, что опять испугался, а сам лишь тянул время. Ждал татар, баламутил казаков и всякий сброд. Неожиданно он появился с 30-тысячным войском у Миргорода. В городе изготовились его сторонники и подняли мятеж. Заставили сдаться стоявший там отряд русских драгун.

Трубецкой двинул армию вперед. Но пока он стоял возле границы, гетман успел как следует укрепить Конотоп, перекрывающий дорогу от Путивля в глубь Украины. Буквально под носом у русских туда вошло большое войско полковника Гуляницкого. 19 апреля к Конотопу подтянулся царский передовой полк – не зная, что в крепости затаились более крупные силы. Предложили открыть ворота, получили отказ и с ходу кинулись на приступ. Но едва ратники приблизились к стенам, под ними взорвалась заложенная мина, из города выплеснулись казаки Гуляницкого, раскидали атакующих.

Подходили остальные русские части и взяли Конотоп в осаду. Трубецкой ждал, когда по весенней грязи подвезут тяжелую артиллерию, обозы с боеприпасами, при этом снова и снова пробовал вступить в переговоры с Выговским. А гетман как будто не отказывался. Писал, что он одумался, согласен покориться, со дня на день приедет к воеводе. Но чем дальше, тем отчетливее прояснялось, что он лжет. В мае Трубецкой отправил корпуса Ромодановского, Куракина и Беспалого «промышлять» неприятеля. В июне прибыла артиллерия, 30 крупнокалиберных пушек открыли огонь по Конотопу. Ратники насыпали земляной вал, придвигали его к стенам, готовясь к приступу.

Но было уже поздно. К Выговскому пришел хан Мехмет-Гирей со 100-тысячной ордой и турецкой артиллерией. Они выдвинулись к Конотопу и остановились поодаль, на р. Сосновке. Послали конный загон, чтобы выманить русских из лагеря. Ночью 27 июня гетманские казаки и татары побили караулы, ворвались в расположение армии. Наделали побольше шума, развернулись и поскакали прочь, угоняя табун лошадей и скот, пасшийся за лагерем. Трубецкой поднял в погоню всю конницу – 20 тыс. дворян и рейтар Семена Пожарского и Семена Львова. Понеслись во весь опор, без разведки, силясь настигнуть наглецов. Местные жители предупредили: за Сосновкой стоят огромные таборы татар и казаков, но Пожарский отмахнулся. Счел, что грабители оставили там свои обозы.

А отряд, за которым гнались, увел русских за 40 км от Конотопа и еще раз схитрил. Спешился и засел за лесной засекой, показывал, что собирается обороняться. Пожарский тоже спешил полки, послал в атаку. Казаки постреляли, бросили позицию, стали удирать за Сосновку. Русские сели на коней, рванули за ними на другой берег и тут-то угодили в засаду. Из кустов и перелесков ударили картечью пушки, засвистели тучи стрел. Татары, укрывшиеся в прибрежных зарослях, стали отрезать обратный путь к реке. Многочисленная конница собралась на поляне, каждая пуля и стрела находили цель. Лишь небольшая часть всадников сумела прорваться назад. Остальные очутились в кольце.

Бились несколько часов, их клевали наскоками и расстреливали со всех сторон. Пожарского, придавленного убитой лошадью, захватили в плен. Уцелевшие воины изнемогали и сдались. Но Выговский заранее договорился с ханом не брать пленных – пускай между украинцами и «москалями» нагнетается озлобление, ляжет кровная вражда. Пожарского привели к Мехмет-Гирею. Тот давно точил зуб на князя за разгром своих войск под Азовом. С издевкой предложил выбрать: или принять ислам, получить за это высокий пост и владения в Крыму, или умереть. Последний представитель рода Пожарских, племянник освободителя Москвы, плюнул в бороду Мехмет-Гирею и тут же был обезглавлен. Всех сдавшихся, 5 тыс. человек, перерезали. Сохранили жизнь лишь Львову, но он не вынес жуткого зрелища, сошел с ума.

Лавина крымцев и казаков Выговского покатились к Конотопу. Ускакавшие русские кавалеристы успели предупредить своих, пехота и артиллерия укрылись в укрепленном лагере, нахлынувших врагов покосили огнем. Но они перекрыли все дороги, блокировали лагерь. Трубецкой решил спасать армию, идти на прорыв. Чтобы защититься от атак конницы, он приказал строить таборы, подвижные укрепления из телег и двигаться внутри них. Как только полки покинули лагерь, татары и изменные казаки навалились на них. Но из таборов били легкие пушки, гремели залпы мушкетов, отгоняя нападающих. Таким способом войско медленно ползло по дорогам. Достигло пограничной реки Сейм, построило телеги полукругом. Под их прикрытием навело переправу, перешло на русский берег и укрылось в Путивле.

Трагедия на Сосновке ошеломила Россию. Царь оделся в траур, во всех храмах служили панихиды. Но он энергично взялся выправлять положение. Полетели приказы на Дон – напасть на крымские улусы. Под Калугой собиралась вторая армия Долгорукова, ей предписывалось «идти на помощь к боярину и воеводе князь Алексею Никитичу Трубецкому со товарищи на крымского хана и на изменника Ивашка Выговского». Хотя гетман и Мехмет-Гирей не рискнули подступать к мощной крепости Путивля. А донские казаки не медлили, их отряды налетели на татарские кочевья, лодки замаячили у Азова. Едва узнав об этом, хан оставил Выговскому 15 тыс. татар, а сам со всей ордой поспешил защитить собственные владения. На обратном пути крымцы грабили украинские села, угнали множество людей в рабство. Гетману это совсем не прибавило популярности.

Победу на Сосновке правители нынешней Украины объявили днем национальной славы, празднуют ее годовщины. Хотя реальное значение подлой провокации стало ничтожным. Корпуса Ромодановского, Куракина и Беспалого действовали отдельно от Трубецкого. Высланное против них войско разнесли в пух и прах, взяли в плен атамана Скоробогатенко. После этого и Выговский почувствовал себя совсем неуютно. С оставшимся у него воинством он отступил подальше от русских, в Чигирин. Кто воспользовался украинской изменой, так это поляки. Они сумели восстановить силы. Когда царские армии оказались отвлечены, перешли в наступление, отбивали обратно белорусские города.

А войско Трубецкого вновь выступило из Путивля, соединилось с Ромодановским. Четыре казачьих полковника, киевский Екименко, переяславский Цецюра, нежинский Золотаренко, черниговский Силин подтвердили, что признают власть царя, «а изменников заводчиков, которые были с Ивашком Выговским, всех побили». Шереметев выслал отряды из Киева, вместе с полковниками они громили города, державшие сторону гетмана. У него осталось только 10 тыс. казаков и корпус татар. Он отчаянно взывал к Яну Казимиру, напоминал об обещании поддержать. Король наконец-то откликнулся, прислал в Белую Церковь отряд Андрея Потоцкого, но у него было лишь 1,5 тыс. воинов.

Такая помощь вогнала Выговского в полное уныние. Он стал искать, за кого бы еще ухватиться, и написал турецкому султану. Просил, чтобы он принял Украину в свое подданство. Но об этом прознали казаки Чигиринского, Черкасского и Уманьского полков. До сих пор они сохраняли верность гетману, а теперь взбунтовались. Избрали своим предводителем Юрия Хмельницкого. Татары сообразили, что добычи им больше не обломится, зато под саблю попасть очень вероятно. Быстренько снялись и ускакали на родину. А Выговскому и податься-то было некуда, удрал к Потоцкому.

Казаки двинулись за ним. Их делегация явилась к полякам и настаивала, чтобы гетман сдал свои клейноды (знаки власти), булаву и бунчук. Сражаться Потоцкому совсем не улыбалось, казаков было в несколько раз больше. Да и за кого сражаться, за битого авантюриста? Потоцкий предпочел сделать хорошую мину при плохой игре. Нажал на Выговского, заставил отдать клейноды, а от казаков попросил обещаний, что они за это будут подчиняться Польше. Они согласились соврать, а Потоцкий изобразил, будто поверил им. Русские войска в это время вступили в Переяславль. Народ встречал их ликованием и колокольным звоном. Юрий Хмельницкий с правобережными полками тоже изъявил готовность вернуться «под государеву руку». Василий Шереметев ударил на поляков, и отряд Потоцкого, столь неосторожно торчавший на Украине, был разгромлен. Воевода его «побил и обоз взял и языки поимал». Выговский бежал в Польшу.

Но здесь он оказался никому не нужен. «Политической» фигурой его больше не признавали, никакой ценности он не представлял. Он поселился в пожалованном ему имении в городке Бар, пытался козырять сохранившимся за ним званием сенатора, сам себе придумал титул «Великого гетмана коронного». Околачивался в королевских и панских приемных, но с ним не считались, относились пренебрежительно. Правда, на Украине заварились новые смуты и измены. Но там выдвигались уже другие лидеры, поляки предпочитали наводить мосты с ними. Когда Выговский вздумал конкурировать с ними и объявить законным гетманом себя, паны грубо цыкнули на него, чтобы не мешался и не вносил раскола в ряды предателей. Откровенно предупредили, что пресекут подобные попытки «даже посредством его смерти».

В той части Украины, которую удавалось контролировать королевским войскам, они сделали ставку на зятя Выговского, Павла Тетерю, назначили его гетманом. Тестя он посылал подальше, не намеревался даже близко подпускать к своему управлению. Тогда оскорбленный Выговский задумал очередную авантюру. Отправил гонцов в Москву, предлагал взбунтовать казаков против Тетери и объединить Украину под властью царя – если его опять сделают гетманом. Но поляки пронюхали об этих пересылках. Выговского арестовали, лишили сенаторского звания и всех привилегий, 16 марта 1664 г. без всякого суда он был казнен.