Одна из армий 2-го Дальневосточного фронта, 16-я, не участвовала в наступлении в Маньчжурии. Ее соединения были разбросаны на огромных расстояниях, прикрывали побережье Охотского моря, Северный Сахалин, Камчатку. Но и ей суждено было внести свой вклад в победу. В прошлых главах уже отмечалось, что СССР намеревался возвратить Южный Сахалин, утраченный в прошлой войне с Японией, а также Курилы — ведь договоры об их уступке, подписанные в 1855 и 1875 годах, нарушили сами же японцы, когда напали на русских в 1904 году. Передача этих территорий нашей державе была утверждена в Ялте и Потсдаме, но было ясно, что никто их не преподнесет на блюдечке. Отбирать их предстояло силой.

Советскую и японскую половины Сахалина соединяла между собой единственная дорога, пролегавшая по болотистой долине реки Поронай. Неприятель перекрыл ее Котонским укрепрайоном, упирающимся в сопки и трясины. Здесь были оборудованы 17 крупных дотов и десятки мелких, 28 укрепленных артиллерийских позиций и 18 минометных. На усиление обороны была выдвинута пехотная дивизия, пограничные и жандармские части, отряды резервистов. В общей сложности защитников насчитывалось около 30 тыс.

Для штурма был определен 56-й стрелковый корпус генерала Дьякова. Он был смешанного состава — стрелковая дивизия всего одна, но две отдельных стрелковых бригады, артиллерийская бригада, танковая бригада и два отдельных танковых батальона. С воздуха поддерживала смешанная авиационная дивизия из 106 самолетов. К операции подключались также пограничники, корабли Тихоокеанского флота. Систему неприятельской обороны изучили досконально, продумали порядок действий. Операция началась на два дня позже, чем в Маньчжурии, 11 августа. Наши части завязали бой за передовой опорный пункт Хонда, после артиллерийских ударов захватили несколько дотов. Японцы взорвали мост через Поронай. Но в течение ночи удалось построить из бревен временную переправу, по ней двинулись танки. Драки были яростными, доходили до рукопашных. Но врага подавляли, теснили.

179-й советский полк был направлен по болотам в обход укрепленных позиций. Ему пришлось продираться через сплошные заросли леса и кустарника, солдаты брели по пояс и по грудь в воде, несли оружие над головой. Они внезапно появились возле опорного пункта Муйка и овладели им. Из соседних опорных пунктов открыли жестокий огонь, перехлестнув свинцом дорогу и не позволяя по ней продвигаться. Но полк опять свернул в болота и 13 августа вышел к городу и станции Котон (ныне Победино). В системе укрепрайона он был ключевым узлом сопротивления. Японцы тоже подводили сюда резервы, кинулись в контратаки. Схватки за Котон продолжались двое суток, и город был взят. В результате вся полоса укреплений оказалась взломанной. Теперь через Котон неприятеля обходили с тыла. А с фронта налегали основные силы 56-го корпуса. Батареи выводили на прямую наводку, уничтожая доты и дзоты.

Чтобы японцы скорее сломались, командующий 16-й армии генерал Черемисов наметил более глубокий обход. Корабли Северной Тихоокеанской флотилии взяли на борт стрелковую бригаду и 16 августа высадили ее в городе Торо (Шахтерск). После обстрела с моря наши солдаты и морская пехота одной атакой овладели портом и городом. Система японской обороны стала рушиться. Некоторые части спешили выбраться из ловушек. Другие еще сражались, но их окружали и добивали или вынуждали сдаться.

Становилось очевидно, что удержать Сахалин японцы уже не смогут. Добавилось обращение по радио императора Хирохито, а потом и заявление генерала Ямады о капитуляции. Но… все эти декларации и приказы как будто вообще не коснулись Сахалина! Здешние войска продолжали драться. Под натиском русских отходили постепенно и организованно, старались зацепиться на каждом удобном рубеже. Сперва у селения Китон (ныне Смирных — в честь геройски погибшего при штурме командира батальона). Потом возле городка Сикука (Поронайск). Потом у Мотомомари (Восточное), у Отиай (Долинск).

Дело было в том, что в Токио догадывались: русские намерены забрать Сахалин насовсем. Воинским контингентам на острове по секрету внушали: надо продержаться сколько можно. А под их прикрытием с Сахалина вывозилось все, что представляло какую-либо ценность. Оборудование мастерских, шахт, склады продукции, сельскохозяйственный инвентарь, скот. Да и сами японские части, постепенно оттягиваясь на юг, грузились на пароходы и отчаливали на родину.

Чтобы пресечь эти перевозки и заставить японцев бросить промежуточные рубежи обороны, 20 августа корабли Тихоокеанского флота высадили еще один десант — в Маока (Холмске). А 25 августа был высажен воздушный десант в Тойохара (Южно-Сахалинск), где неприятели силились организовать круговую оборону. В этот же день советская эскадра появилась у главного сахалинского порта Отомари (Корсаков). Как раз отсюда велась эвакуация имущества и войск. Японцы уже пали духом, сопротивления не оказывали. Гарнизон сдался. А после занятия Отомари выбраться с острова стало вообще проблематично. Остатки защитников сложили оружие — всего насчитали 18 тыс. пленных.

На континенте приказ о капитуляции тоже выполнили не все японские военные. Фанатики кричали, что это измена. Собирали вокруг себя добровольцев и бросались в бой, чтобы погибнуть. Хватало и самоубийц, в данном плане национальная традиция оказывалась прочной. Офицеры резали себе животы, стрелялись. Летчики взмывали в небо и пикировали, расшибаясь в лепешку. Некоторые части и подразделения еще пытались как-то избежать сдачи. Тихоокеанский флот продолжил цепочку десантов по корейским портам — от советской границы все дальше на юг. После Сейсина была захвачена пристань Дзесин. А следующей целью был намечен Гендзан (Вонсан), самый крупный порт Северной Кореи.

Когда прибыли советские корабли с десантом, они застали в городе много японских войск. Одни уже находились на пароходах, другие ждали погрузки. Огонь они не открыли, но капитулировать отказались. Когда высадились десантники, японцы окружили их. Сутки держали друг друга на прицеле, вели переговоры. Японское начальство все-таки поняло, что деваться некуда, их все равно не выпустят. Приказало сдаваться. Но подчиненные не спешили выполнять это распоряжение. Сидели по своим казармам и лагерям, тянули время. Происходили мелкие стычки, перестрелки. А кое-кто разбивался на маленькие отрядики и разбегался. Хотя шансов уцелеть у них почти не было. Корейцы и китайцы относились к японцам крайне враждебно. С мелкими группами расправлялись без всякой жалости.

Зато русских встречали бурями восторга. Да и то сказать, кончилось их рабство! Китайцы на севере своей страны жили под японским игом уже полтора десятилетия, а корейцы и того больше, со времен русско-японской войны. Это иго казалось вечным, японское могущество несокрушимым. И вдруг его одним ударом разнесли в пыль! Пройдет 20–30 лет, и китайцы начнут переписывать свою историю. Будут внушать детишкам, что Советский Союз нарушил… суверенитет Китая! Вторгся на его территорию без спроса! Японцев-то победил, но для китайского глаза было оскорблением присутствие чужеземных войск на родной земле. Оставлю подобные рассуждения на совести идеологов Мао Цзэдуна. Хотя в какой-то мере им можно было посочувствовать. Придумать более умную и логичную ложь на данную тему было невозможно. Главное — хоть чем-нибудь замалевать память о бурной радости освобождения в августе 1945 года.

Избавление пришло не только к китайцам. В Маньчжурии наши войска обнаружили большие лагеря, где содержались более 70 тыс. пленных американцев, англичан, голландцев. В их числе оказалась целая плеяда союзных военачальников, старшим числился американский командующий на Филиппинах генерал Уэйнрайт, сдавшийся в 1942 году. В лагерях тоже хватало восторгов, заверений в вечной дружбе. А русские вели себя так же, как привыкли в подобных случаях. Жалели, искренне стремились помочь. Принялись кормить, подлечивать. Известили американцев, что они могут забирать своих соотечественников хоть сейчас. Те и впрямь не заставили себя ждать. На ближайших аэродромах стали приземляться самолеты США. Вывезти всех пленных было непростой задачей, но Уэйнрайта с прочими генералами забрали мгновенно — как бы в порывах благодарности не наговорили лишнего.

И совершенно особенную радость эта победа вызвала у русских. В Маньчжурии их проживало очень много. Еще при царе сюда ехали предприниматели, мастеровые. Харбин строился на русские деньги и считался «русским» городом. Русские кварталы появились и в других городах. В гражданскую войну к соплеменникам хлынули белогвардейцы, массы беженцев. При японцах им досталось ох как не сладко! Оккупанты установили своеобразную национальную иерархию, и русским досталось последнее место — после японцев, корейцев, маньчжуров, китайцев. Им в последнюю очередь отоваривались продовольственные пайки. Их унижали, грабили налогами и реквизициями, мобилизовали на принудительные работы. Могли и просто убить, если не угодили.

А сейчас бывшие белогвардейцы, переселенцы, беженцы рыдали от умиления, слыша родную речь! Они-то покидали Россию больную, умирающую в крови смуты и террора, в разрухе и голоде. Нынче Россия сама пришла к ним. Другая, преобразившаяся. Сверкающая золотыми погонами на плечах! Звенящая наградами за Берлин, Будапешт, Вену. Грохочущая по мостовым колоннами танков, автомашин, бесчисленных орудий. Насколько же высоко и гордо звучало имя русских! Насколько почетным было ощущать причастность к русским! Дети белогвардейцев оказывались самой надежной и активной опорой советских комендатур. Вооружались трофейными винтовками, помогали патрулировать улицы, поддерживать порядок, выявлять, где еще прячутся японцы и их пособники.

Правда, нашлись пособники и среди русских. Если в Европе некоторые эмигрантские лидеры силились подстроиться в союзники к Гитлеру, то на востоке в альянс с Японией вступили генералы Г. М. Семенов, А. П. Бакшеев, руководители политических организаций К. В. Родзаевский, А. Ф. Власьев, Б. Н. Шепунов, И. А. Михайлов. Провозглашали, что Токио поможет освобождению России от большевиков, но в рамках «освобождения» вместе с чужеземными офицерами прорабатывали проекты создания марионеточного образования «Сибирь-Го». Для себя в этом «свободном государстве» примеряли роли правителей. А для реализации подобных планов помогали создавать разведывательные и диверсионные отряды, даже казачьи части для предстоящего вторжения в СССР. Во время войны эти формирования не сыграли никакой роли. Но советские спецслужбы держали руководителей на заметке. При вступлении в Маньчжурию оперативные группы всех взяли.

Если же кого-то не успели взять, то позаботились сами японцы. Например, в 1938 году к ним перебежал начальник управления НКВД по Дальневосточному краю Генрих Самуилович Люшков. Выдал советскую агентуру и другие секреты, помогал организовывать разведывательные операции, поучаствовал в кампании разоблачений «сталинского террора». Но 16 августа 1945 года его вызвал начальник Дайренской военной миссии Такэока и предложил совершить самоубийство. Люшков энтузиазма не проявил, и Такэока велел то ли пристрелить, то ли удушить его.

В досье советских органов госбезопасности давно копились материалы и о японском центре по разработке бактериологического оружия — «отряде 731». Была подготовлена операция по его захвату. Правда, японское начальство очень быстро отреагировало на разгром своих войск, принялось заметать следы. Большую часть подопытных людей и документации уничтожили, основные преступники сбежали. Младший персонал пытались вывезти, но когда выяснилось, что дороги перекрыты русскими, сотрудников заставили принять яд. Тем не менее улик собрали немало, они были представлены миру на Хабаровском процессе в 1949 году.

От захватчиков очищались не только Китай и Корея. От сокрушительного удара русских рухнула вся гигантская империя, которую Япония сколачивала сталью, кровью и неимоверными человеческими страданиями. В Индонезии националисты во главе с Сукарно успешно пользовались покровительством японцев. Но теперь они разорвали отношения с оккупантами. Вооруженные отряды, созданные под эгидой Японии, принялись разоружать ее гарнизоны. Впрочем, и под власть Нидерландов индонезийцы возвращаться не спешили, Сукарно провозгласил независимость.

Верхушка Таиланда заранее навела тайные связи с американцами и англичанами, а потом разыграла политический спектакль. Здешний диктатор Пибунсонграм слишком уж нагло обманул западные державы в 1941 году, перекинувшись от них в союз с японцами. Сейчас Пибунсонграм объявил об отставке, пустил на свое место Алайвонга, и исчезли препятствия для обратного кульбита. Новое правительство сразу заключило союз с Англией и США. Хотя при этом из состава Таиланда выпали Лаос и Камбоджа, подаренные токийскими хозяевами. Вернуться под управление Франции они тоже не стремились, здешние партизаны объявляли свои страны свободными.

А во Вьетнаме обстановка получилась вообще сложная. В южных портах высадились англичане. Появились и представители де-голлевской Франции. Но вьетнамцы налюбовались, как французы лебезили перед японцами, и смотрели на них косо. В северные районы страны вошли китайские войска Чан Кайши. Точнее, вошли части, состоявшие в основном из вьетнамцев. Те самые, которые при разоружении колониальной армии ушли к китайцам. Чан Кайши с западными державами ни в коей мере не ссорился, признавал, что собственность должна вернуться к прежним владельцам.

Партизанские контингенты Вьетминя отступили от гоминьдановцев. Но, покидая северные районы, они двинулись к столице, Ханою. Хо Ши Мин призвал народ к всеобщему восстанию и революции. Однако философствующий император Бао Дай ничего плохого для вьетнамцев не сделал, и коммунист Хо Ши Мин сделал ловкий ход — пригласил его «советником» в свое правительство. Император согласился, поэтому переворот прошел легко. Войска Бао Дая вливались в армию Вьетминя, 25 августа было объявлено о создании Демократической республики Вьетнам. После катастрофы Квантунской армии стали сдаваться и японские войска на Филиппинах. Во внутренних районах островов они могли держаться еще долго, но держаться стало незачем.

Но в одном месте бои разыгрались как бы с запозданием — на Курилах. На этих островах у японцев были устроены военные базы, пристани, аэродромы. Общая численность гарнизонов составляла 80 тыс. солдат и офицеров. В их распоряжении было 200 орудий, 60 танков. Особенно сильно были укреплены самый северный остров, Шумшу, и соседний с ним, Парамушир. От Шумшу до Камчатки всего 6,5 миль, и японское командование правильно оценивало — этот остров самый уязвимый для десантов. А потом можно двигаться от острова к острову, по цепочке.

Шумшу превратили в крепость не хуже Иводзимы или Окинавы. Тут построили 34 больших бетонных артиллерийских дота и 24 дзота, 310 пулеметных укреплений, бетонированные убежища глубиной до 50 м; все это связывалось воедино системами подземных ходов. На Шумшу располагались все 60 танков, около 100 орудий. А силы Советского Союза были велики — но все-таки не безграничны. Основные контингенты нацеливались для решения самых трудных задач в Маньчжурии. Можно было подождать, пока они высвободятся, потом перевезти на Камчатку, но это заняло бы много времени. Начнутся осенние штормы и ураганы. Играли свою роль и главные опасения — по поводу международной обстановки. Не изменится ли она?

Наступление на Курилы было решено организовать весьма ограниченными силами, так сказать, «местными» — войсками Камчатского оборонительного района. Конечно, их подкрепили пополнениями, артиллерией. Для десантирования выделялись стрелковая дивизия, гаубичный полк, батальон морской пехоты, команды пограничников. В общем-то, соотношение оказывалось неожиданным. К штурму готовилось 15 тыс. наших солдат и матросов. В 5 с лишним раз меньше, чем японцев на Курилах. И даже меньше, чем на двух северных островах. Не было преимущества в артиллерии. Не было таких грозных эскадр, как у американцев, — высаживать и прикрывать десанты предстояло кораблям Петропавловской военно-морской базы: 2 сторожевика, минный заградитель, плавучая батарея, тральщики, катера, десантные баржи, вспомогательные суда.

Из-за этого наступление все-таки отложили. Выжидали момент, когда Японию уже сломят, — существовала надежда, что гарнизоны на островах сопротивляться не будут, и операция обойдется вообще без крови. Вроде бы такой момент настал. Прозвучали заявления японского правительства, командования Квантунской армии. В ночь на 18 августа советские береговые батареи, стоявшие на оконечности Камчатского полуострова, начали артиллерийскую подготовку. Снаряды дальнобойных орудий перелетали через пролив, рвались на Шумшу. Цели были разведаны и рассчитаны заранее. Нанесла удар и советская авиация. Хотя в большей мере должен был сработать психологический эффект. Обстрел подтолкнет японцев к мысли, что и им пришла пора вывешивать белые флаги.

Утром из Петропавловска подошла флотилия с десантом. Однако благие надежды не оправдались. Курилы считались территорией самой Японии. Гарнизоны намеревались оборонять их, невзирая ни на какие заявления высокого начальства. Вместо белых флагов ударили пушки и пулеметы. Снаряды попадали в корабли, рвались на палубах, где скопились десантники. Эскадра ответила всей артиллерией. Пронеслась команда на высадку. Но у петропавловских моряков не было опыта в подобных операциях. Капитаны опасались посадить корабли на прибрежные камни и мели, а выйти из-под обстрела стремились побыстрее. Личный состав высаживали за 100–150 м от берега. Совсем «рукой подать», но люди были обвешаны оружием, боеприпасами. Некоторые не выдерживали груза, тонули.

Невзирая на эти трудности и на вражеский огонь, передовой отряд выбрался на остров. Их было 1300 человек — пограничники, морская пехота и стрелковый полк. Неприятель оказался в замешательстве. Он явно не ждал столь дерзкой высадки. Посты и охранение, стоявшие на берегу, откатились назад, к своим дотам и батареям. Пользуясь этим, наши воины захватили ближайшие к морю линии окопов и блиндажей. Но неприятельское командование опомнилось. Принялось грамотно управлять своей артиллерией. Она сосредоточила огонь на советских кораблях и била весьма точно. Потопила 3 катера, 7 десантных барж. Еще 8 судов получили различные повреждения.

А на десантников неприятели обрушили контратаки, выпустили все свои танки. На Шумшу начали перебрасывать подкрепления с соседнего острова Парамушир. Поднялись самолеты с курильских аэродромов, пытались бомбить нашу флотилию. Подоспела наша авиация, отгоняла японскую. Но помочь десанту она не могла из-за тумана, бомбила японские объекты только на Парамушире. Тем не менее засевшие во вражеских окопах солдаты и матросы дрались героически. Японскую пехоту встречали пулями, схлестывались с ней в яростных рукопашных. Наползающие танки подрывали гранатами, подстреливали из противотанковых ружей. Потом наладили связь со своими кораблями, начали корректировать их огонь по танкам.

К вечеру на подступах к плацдарму чадили 40 мертвых танков, вокруг них во множестве валялись тела неприятельских солдат. А тем временем к острову подошел еще один отряд кораблей, в темноте стал высаживаться второй эшелон десанта — стрелковый и артиллерийский полки. Когда на плацдарме появились гаубицы и минометы, положение сразу упрочилось. На следующий день японцы уже не отваживались на вылазки. Наши войска начали планомерно очищать остров. Сосредотачивали весь огонь полевых орудий и кораблей на тех или иных огневых точках противника. Разбивали их, брали и нацеливались на следующие. Потери сразу снизились, и японцы поняли — это конец.

Появился парламентер, передал просьбу своего командования начать переговоры о капитуляции. Огонь прекратился. Но этим же вечером летчик-камикадзе спикировал и врезался в советский тральщик, потопив его. А 20-го корабли с советской делегацией направились для переговоров к неприятельской базе. Неожиданно японские батареи ударили по ним, были убитые и раненые. В ответ последовала авиационная бомбардировка и возобновился штурм. Но он длился уже недолго. Неприятели прислали новых парламентеров, соглашались на капитуляцию. 23 августа на острове Шумшу сложили оружие 12 тыс. японцев, на Парамушире 8 тыс.

Как выяснилось, операция по захвату Курил оказалась не только оправданной, но и весьма своевременной. Спохватились американцы! Они тоже сообразили, какое исключительное положение занимают острова у восточных берегов России. Вспомнили и про статус Охотского моря. Напомню — если все берега принадлежат одному государству, то море считается «внутренним». Если же хоть один остров принадлежит другому государству, море «открытое», туда могут заходить любые корабли.

18 августа, когда наши бойцы отбивались от японских танков на кромке острова Шумшу, к Сталину вдруг обратился президент Трумэн. С одной стороны, он вроде бы подтвердил согласие уступить Курилы Советскому Союзу. Но при этом вдруг потребовал отдать один из островов США под авиационную базу для «военных и коммерческих целей». 22 августа Сталин ответил с предельной откровенностью. Указал, что выделение на Курилах острова для американцев «не было предусмотрено решением трех держав ни в Крыму ни в Берлине и ни в коей мере не вытекает из принятых там решений, Во-вторых, требования такого рода обычно предъявляют либо побежденному государству, либо такому союзному государству, которое само не в состоянии защитить ту или иную часть своей территории и выражает готовность ввиду этого предоставить своему союзнику соответствующую базу. Я не думаю, чтобы Советский Союз можно было причислить к разряду таких государств».

Да уж, к беззащитным странам СССР никак нельзя было причислить! Кампанию на Дальнем Востоке по праву можно было считать самой блестящей операцией Второй мировой войны! За неделю лучшие войска Японии были уничтожены! Только убитыми неприятель потерял 84 тыс. человек, 650 тыс. попали в плен! При этом урон советских войск оказался весьма скромным. В сражениях полегло 12 тыс. наших воинов, около 20 тыс. получили ранения. С таким успехом приходилось считаться даже Трумэну. Отпор, полученный от Сталина, он вынужден был проглотить. О претензиях на чужое больше не заикался.

А советские флотилии и воинские части после взятия северных Курильских островов стали высаживать десанты на следующие. По очереди — остров Анциферова, Онекотан, Маканруши, Матуа. В это время высвободились морские и сухопутные силы, действовавшие на Сахалине. Отсюда также были высланы отряды, занимали южные острова — Уруп, Итуруп, Кунашир, Шикотан. Боев больше не было. Некоторым гарнизонам удалось эвакуироваться в Японию, другие сдавались. Присоединение Курил к России стоило жизни свыше 500 наших воинов, около тысячи получили ранения. Японцы потеряли около тысячи убитыми и ранеными, 50 тыс. пополнили ряды пленных.

2 сентября на борту линкора «Миссури» Япония подписала акт о безоговорочной капитуляции. А Сталин по данному поводу еще раз подчеркнул — возрождается великая Российская империя. Первая мировая разрушила ее. В горниле и страданиях Второй мировой она воскресла. В обращении к гражданам о капитуляции Японии Иосиф Виссарионович подтвердил эту преемственность. Он говорил: «Поражение русских войск в 1904 году в период русско-японской войны оставило в сознании народа тяжелые воспоминания. Оно легло на нашу страну черным пятном. Наш народ верил и знал, что настанет день, когда Япония будет разбита, и пятно будет ликвидировано. Сорок лет ждали мы, люди старшего поколения, этого дня. И вот этот день наступил…»

3 сентября был установлен новый государственный праздник, День победы над милитаристской Японией. Впрочем, операция на Курилах еще продолжалась. Там были мелкие островки, где у японцев располагались отряды по 10–20 солдат — посты, наблюдатели, обслуживающий персонал маяков, метеостанций. Наши войска поначалу на такие островки не отвлекались. Но и японцы в суматохе разгрома забыли о своих постах. Выделять суда, чтобы вывезти их на родину, не считали нужным. Моряки Тихоокеанского флота и десантники занимали эти острова уже в середине сентября.

На Дальнем Востоке для руководства морскими силами находился народный комиссар военно-морского флота адмирал Н. Г. Кузнецов. В телефонном разговоре с ним Сталин поинтересовался: «Все еще воюете?». Пошутил: «На Хоккайдо высаживаться не следует». Кузнецов так же в шутку ответил: «Без приказа не будем» Этот диалог адмирал без задней мысли привел в своих мемуарах. Мог ли он предвидеть, что с юмором у западных историков туговато? На основе двух шутливых фраз впоследствии была раздута одна из антисоветских сенсаций. Дескать, Сталин хотел вторгнуться в саму Японию, планировал десант на Хоккайдо, но в последний момент отменил…