Нам не пожелали удачи. Наверное, странно думать об этом в такой момент, но я не могу больше ни на чем сосредоточиться, выходя из своей крохотной каморки на растрескавшийся бетон. Сквозь трещины торчат пучки бурой травы. Почти не дыша, я озираю сцену плачевного опустошения. Сталь и камень. Стекло и древесина. Полуразрушенные и полностью рухнувшие здания. Насквозь проржавевшие и перевернутые машины. Все вокруг покрыто жирной копотью. Но тут и там тянется к солнцу пробившаяся сквозь хлам живая растительность. Остатки разбитых машин и развалины домов затянуты вьющимися побегами. Деревья, обреченные испоганенной землей на гибель, но решившие выжить, проросли сквозь мертвый город и уже подпирают небо. Неподалеку от моего железного ящика виднеется полуразваленная кирпичная арка, все в темных колючих вьюнах. В лучах поднимающегося солнца я вижу на арке какую-то надпись и осторожно подхожу ближе. Прищуриваюсь и читаю: ЧИКА КАЯ Ф НДО АЯ БИ А.

Теперь я точно знаю, где нахожусь. Чикаго, третий город, разрушенный на Четвертой стадии Войны. Первые два хотя бы слышали предупреждения, там успели объявить эвакуацию. Сотни тысяч горожан погибли, но могло быть еще хуже. Как здесь. Судя по книгам, нападение было стремительным и оставалось незамеченным, пока на город не упали первые бомбы. Что за враг прорвал систему обороны страны и уничтожил не готовый сопротивляться город, так и осталось невыясненным, хотя президент и его советники утверждали, что они знают врага. Был нанесен ответный удар, и мир погиб.

На безлюдных улицах хозяйничает ветер. Хотя сейчас они не так уж безлюдны. Здесь еще 58 кандидатов. Некоторые из них – мои друзья, но, если верить Майклу, остальные с радостью повернут против меня оружие, предназначенное для самообороны, чтобы обеспечить себе место в университетской аудитории. Как мне найти своих, не рискуя натолкнуться на чужих? Как избежать выстрела из выбранного ими на складе оружия? Неужели мне придется воспользоваться своим револьвером?

Томас предложил встретиться у самого высокого здания, но с того места, где я нахожусь, трудно определить, где оно. Я возвращаюсь к железному ящику и забираюсь на его крышу, чтобы оглядеться. Вижу все то же – колотый бетон, перекрученную сталь, только в гораздо большем количестве. Горы обломков, ставшие могилами людей, которым этот город служил домом. От масштабов разрушений у меня сжимается сердце, но времени оплакивать умерших нет. Нужно искать Томаса.

Перед тем как слезть с крыши железного ящика, я замечаю нечто, сияющее на солнце сильнее всех окружающих обломков. Назвать это зданием трудно, но это по крайней мере самый высокий объект, который я пока что высмотрела. Расстояние до него на глаз не определишь, но мне кажется, что это недалеко. Не знаю, отправится ли туда Томас, но не попытать счастья было бы глупо.

Мой компас заработал, определитель географических координат тоже. Я хотя бы знаю свою широту и долготу и при необходимости смогу вернуться назад.

Спрыгнув вниз, начинаю ориентироваться по компасу. Приходится перелезать через россыпи битого камня и обходить дыры в земле, через каждые несколько футов замирая и прислушиваясь. Не слышно ли чужих шагов? Нет ли кого-то рядом? Но все, что ловит мой слух, – это шуршание сухих свернувшихся листьев на ближайшем дереве.

Идти до намеченной цели как будто недалеко, но, когда я до нее добираюсь, солнце успевает подняться довольно высоко. Передо мной серый шпиль, торчащий из кучи обломков, бывших раньше зданием. Загадка – как устоял этот шпиль? Мне хочется надеяться, что Томас тоже его разглядел из своей стартовой точки.

Сев на обломок бетона, я делаю несколько глотков воды из бутылки. Солнце палит вовсю, у меня по спине течет пот. Если я намерена пережить этот экзамен, нельзя допускать обезвоживания. В животе урчит, поэтому я отламываю кусочек хлеба, заедаю его изюмом и при этом решаю, как долго стану ждать здесь Томаса. Вдруг он не увидит этот шпиль? Вдруг махнет рукой на наш план с самым высоким зданием как на неосуществимый и начнет пробираться на запад, к забору, к нашему второму условленному месту встречи?

Глядя на солнце, я прикидываю, что уже миновал полдень. С тех пор как я попала на улицы города, прошло уже несколько часов. Мне хочется дождаться Томаса, но ведь нельзя пренебрегать необходимостью найти укрытие на ночь. От одной мысли о ночевке под открытым небом, когда вокруг рыщут другие кандидаты и подстерегают неведомые опасности, у меня душа уходит в пятки. Еще час – вот сколько я отпускаю Томасу, прежде чем должна буду уйти.

Я завершаю свой скудный обед и приступаю к обследованию окрестностей, чтобы чем-то занять время ожидания. Повесив на плечо рюкзак, ползаю по руинам, спотыкаясь о корни деревьев. Наконец, я оказываюсь по другую сторону от шпиля и вижу на засыпанной обломками улице большую железную конуру.

Ящик участника Испытания!

С отчаянно колотящимся сердцем я медленно приближаюсь к нему, стараясь не шуметь. Было бы глупо надеяться, что первым же ящиком, попавшимся мне на глаза после выхода из моего собственного, окажется капсула Томаса, и тем более думать, что он продолжает в ней сидеть, хотя после начала экзамена прошло уже несколько часов. Однако же проверить не мешает.

Табло внутри не горит, в корзинке валяется только огрызок яблока и обертка от крекеров. Нет, это не капсула Томаса: он не стал бы опрометчиво проглатывать то, что правильнее сберечь на потом. И захватил бы простыню с кровати, как сделала я. Я соображаю, не пригодится ли мне вторая простыня, как вдруг слышу стук катящегося камешка.

Снаружи кто-то есть.

Я замираю, перестав дышать, и обдумываю, как поступить, а тем временем снаружи под чьей-то подошвой хрустит цементная крошка. Это не зверь, а человек. Сердцебиение отсчитывает секунды, я ловлю звуки, определяя, приближается незнакомец или уходит. Идут минуты, я больше ничего не слышу. Я то сжимаю в правой руке рукоятку револьвера, то немного ослабляю пальцы, считая до ста. По-прежнему ничего.

Сидение в этой конуре без окон – в ловушке – ставит меня в проигрышное положение. Я не только ничего не могу увидеть, но и не смогу выбраться, если кто-то войдет. Пора отсюда сматываться. Немедленно!

Я выглядываю из двери. Передо мной бывший дом, от которого остались частично устоявшие стены. Некоторые всего в три-четыре фута высотой, другие выше меня. Самая высокая стена достигает в высоту пятидесяти-шестидесяти футов. Стены позволяют спрятаться от того, кто может бродить неподалеку. Так у меня появится время разобраться, опасен ли незнакомец. Между капсулой и стеной растрескавшееся, но по крайней мере плоское пространство. Если кто-то сторожит меня снаружи, то мой наилучший шанс – застать его или их врасплох. Я закидываю рюкзак за спину для большей надежности, собираюсь с силами, набираю в легкие воздуха – и бегу изо всех сил.

Мои башмаки грохочут по камню. Кто-то справа от меня бранится. Что-то – то ли мое бегство, то ли сама моя личность – оказалось неожиданностью. Если это друг, меня окликнут. Но оклика не слышно, и я припускаю еще быстрее. Когда до спасительной стены остается футов десять, я слышу тонкий, почти музыкальный вибрирующий звук, потом то ли стук, то ли шлепок. В корявый древесный ствол слева от меня вонзается стрела арбалета.

Снова певучий вибрирующий звук. Теперь я плюхаюсь на бетон. Через несколько секунд стрела ударяется о стену в пяти футах передо мной и падает на землю. Снова брань, теперь справа от меня. Тот, кто выпускает стрелы, либо очень везучий стрелок, либо тренировался в прошлом. Мне срочно нужно добраться до безопасного места. Я вскакиваю и с бьющим по спине рюкзаком ныряю за стену – под стук ударившейся о камень третьей стрелы.

Кто-то, без сомнения, пытается меня убить.

Кто-то из участников Испытания? Я вынуждена думать именно так. Арбалет – оружие со склада. Я чувствую себя в этом огромном городе одинокой и перепуганной, но тот, кто на меня напал, действует, понятно, не от испуга. Подобно саботажу Романа в нашей группе на третьем экзамене, это нападение подчиняется расчету, нападающий холоден и обстоятелен. Это явно попытка избавиться от кандидата-конкурента.

Теперь к моему испугу прибавляются злость и возмущение. Кем бы ни был стрелок, он не склонен полагаться на свою смекалку при сдаче экзамена. Майкл сказал, что убийство не является нарушением правил, но я вижу в этом недопустимое жульничество. Не позволю жулику победить!

Вспомнив, что в руке у меня револьвер, я ползу на коленях вправо, стараясь не высовываться из-за обломков стены. Добравшись до ее края, я пытаюсь угадать, откуда летели стрелы, потом высовываюсь и стреляю.

Отдача сотрясает меня с головы до ног, звук выстрела раскатывается по безмолвному городу. Кто-то громко бранится – мужской голос. Я не могу поверить, что попала, выстрелив наугад. Такую цель я не преследовала. Я не намерена выжить на экзамене, перебив других. Но это не значит, что я готова сдаться без боя. Я выпускаю в том же направлении еще три пули и, сидя за стеной, прислушиваюсь. Звуки шагов по камням заставляют меня затаить дыхание.

Стук катящихся по мостовой камешков.

Металлический лязг.

Тишина.

Потом тяжелый бег – не в мою сторону, а в противоположную. Я спасена – до поры до времени.

Я вся трясусь, пока меня не покидает весь гнев, после которого остаются пустота и страх. Я стреляла в человека! Убийство в мои планы не входило, но могло произойти. Я стала бы убийцей. То, что этот человек покушался на мою жизнь, служит оправданием моего поведения, и все же меня переполняют стыд и ужас.

Я понимаю, что вжалась в стену, перестав прислушиваться к звукам города, и приказываю себе встряхнуться. У меня еще будет время переживать из-за того, что я о себе узнала. Первым делом надо убраться отсюда подальше. Мало ли, кого привлечет пальба? Если поблизости есть другие кандидаты, склонные устранять конкурентов, то у них может возникнуть желание проверить, кто стрелял. Не хочется, чтобы они застали здесь меня.

Напрягая слух в попытках уловить признаки жизни, я разглядываю поверх стены развалины города. Не вижу ни души: ни около железного ящика, ни среди обломков домов, ни в ветвях мертвых деревьев. Насколько я могу судить, в данный момент я одна. Конечно, ничего так меня не обрадовало бы, как возможность покинуть город вместе с Томасом, но, по-видимому, мне придется выбираться отсюда в одиночку.

Нагнувшись, я проверяю компас и медленно двигаюсь на запад, останавливаясь через каждые 10–15 футов, чтобы тщательно оглядеться. Пока что я никого не вижу, но знаю, что арбалетчик где-то неподалеку. Когда твой путь усеян камнями и арматурой, двигаться быстро невозможно. В конце концов я выбираюсь на более-менее очищенную от обломков улицу и ускоряю шаг.

Улица приводит меня к темной бурлящей реке. Анализы излишни: вода в реке непригодна для питья, никакие химикаты ее не очистят. Улицу, по которой я иду, продолжает мост через реку. Мост усеян трещинами и дырами. Перейти через реку здесь или искать другую переправу?

Я убираю револьвер в боковой карман рюкзака и забираюсь на дерево на берегу для лучшего обзора. На северо-востоке река делает изгиб, и в той стороне сложно что-либо разглядеть. Южнее есть еще один мост, но и он, похоже, в плачевном состоянии. К тому же неизвестно, сколько времени пришлось бы до него добираться и что ждет меня там. Спустившись на землю, я решаю попробовать переправиться здесь. Нужно уйти как можно дальше от недружелюбных кандидатов. Если окажется, что мост слишком опасен, придется попытать счастья южнее.

На мосту я обнаруживаю признаки жалких попыток ремонта. Не исключено, что широкие доски и камни в местах провалов уложили в прошлом другие участники Испытания, тоже столкнувшиеся с необходимостью перебраться на другой берег. От моих шагов камни падают вниз. Добравшись до высокого места – середины моста, – я убеждаюсь, что противоположная его сторона пострадала еще больше. Исчезли целые участки асфальта, остались только узкие полоски, по которым можно попытаться пройти. Те, кто поначалу пытался латать покрытие, не пожелали, видимо, возвращаться на берег за досками и камнями для дальней части моста.

Я обдумываю свои варианты: вернуться на берег и постараться дойти до моста на юге или понадеяться на лучшее и попробовать завершить переправу здесь. Сейчас, на самом горбу моста, я красуюсь на виду, так что меня заметит любой оказавшийся неподалеку кандидат. Вернуться – значило бы опять подвергнуться риску нападения. Безопасного варианта не существует.

Страх перед арбалетчиком толкает меня дальше. Когда полоса покрытия, по которой я иду, сужается до фута, я меняю положение рюкзака на спине. Внизу несется темный поток, одно неверное движение – и он меня проглотит. До берега остается каких-то двадцать футов, когда я слышу уже знакомый вибрирующий звук, сигнализирующий об опасности. Выбора нет, остается только перейти на бег. Мимо меня проносится стрела, снизу доносится плеск – стрела ушла под воду.

В пяти футах от спасительного берега кусок дороги, по которой я бегу, пропадает. Снова вибрирующий звук. Времени на размышление уже нет, и я прыгаю в надежде преодолеть зияющую дыру по воздуху. Но нет, тверди достигла только верхняя часть туловища, а все остальное повисло над рекой. Собственная тяжесть и рюкзак тянут меня вниз, в бездну. Я цепляюсь за бетон, вонзаю пальцы в трещину в камне и каким-то чудом перестаю сползать вниз.

При попытке подтянуться у меня начинают дрожать мускулы рук. После нескольких отчаянных попыток я сдвигаюсь на какую-то долю дюйма, пальцы при этом начинают разжиматься. Еще минута – и я ухну в воду. Этого не предотвратить. Я готовлюсь к падению в надежде, что смогу выкарабкаться из отравленного потока на берег, как вдруг кто-то хватает меня за руку и начинает разжимать мне пальцы – единственную мою надежду избежать ядовитой купели. Какие бы опасности мне ни грозили, я знаю, что должна сохранять спокойствие, тем не менее ничего не могу с собой поделать. Я истошно ору.