Иван договорился встретиться с Еленой Дмитриевной в 10 часов утра у нее дома.

– Не рано? – заботливо спросила она.

Голос по телефону звучал очень молодо и на удивление сильно. Это как-то не вязалось с образом больного человека.

– Нет, не рано, – ответил Иван. – Может быть, что-нибудь привезти? – после нерешительной паузы поинтересовался он.

Елена Дмитриевна засмеялась:

– Все, что надо, у меня есть, просто приезжайте, познакомимся.

А оказалось все-таки рано. Он никак не мог придумать, с чем явиться в дом к пожилой женщине. Понятно, что цветы будут точно уместны. Конфеты? Коньяк? Шампанское? Торт? Да, наверное, хороший торт. А вдруг у нее диабет, а он с тортом? Почему не спросил вчера? А как? Вот так, прямо в лоб, спросить: «Нет ли у вас диабета?» Глупо. Цветы он купил – роскошный букет роз нежного цвета, который и не определишь с первого раза. Кажется, розовые, а поменяешь угол зрения, и вот уже палевые, а под лучами солнца – вовсе с желтым оттенком. Подумал и купил нарядную коробку конфет. Если не попадет с подарком, отправит водителя за чем-нибудь другим.

Дом оказался со шлагбаумом, но без консьержа. Лифт вместительный, лестничные клетки просторные. Пахло сдобой и духами, видимо, только что спустилась хорошо одетая женщина. Что она была хорошо одета, Иван не сомневался. Аромат духов был стойким и дорогим. Уж в этом он разбирался очень хорошо. Дверь открылась сразу, как только он вышел из лифта. В глубине коридора в инвалидном кресле сидела женщина и улыбалась, разглядывая Ивана. Иван растерялся. Почему-то о том, что Елена Дмитриевна инвалид, он не подумал.

– Проходите, Иван Ильич, – пригласила она, – я вас жду.

Он зашел, снял плащ и в сомнениях – разуваться или нет – остановился перед зеркалом.

– Пойдемте в гостиную, не снимайте обувь, – предварила его вопрос женщина.

Только теперь он нагнулся и поцеловал ее руку, передал цветы и тут же забрал их обратно.

– Где ваза? – спросил он.

– Ах, ваза? Ваза на кухне, на шкафчике. Пойдемте, я покажу.

И она поехала впереди, показывая дорогу. Иван пытался взять себя в руки. Пока ничего неловкого он не сделал. Но ему было не по себе. Он примерно выстроил план разговора, но сейчас не мог выдавить из себя ни слова. Преувеличенно бодро он достал вазу, налил воды и поставил букет.

– Надо подрезать кончики, – тихонько попросила Елена Дмитриевна. – Возьмите ножницы в верхнем ящике справа.

– Он не сразу понял, что надо делать. А когда стал доставать букет из вазы, обрызгал стол и свои брюки. Наконец, цветы были размещены на низеньком журнальном столике в гостиной, коробка с конфетами открыта, чай разлит.

– Расскажите, Ванечка, как ваши дела, как вы живете. Вы, наверное, приехали в права наследства вступать?

– Да, вступаю. Нотариус к моему приезду все документы подготовил, мне только осталось подписи везде поставить и пошлину заплатить.

– Да, Петенька все продумал. Правильно, что написал завещание.

– А как вы, Елена Дмитриевна? Чем-то, может быть, помочь? Что надо: сиделка, помощница по хозяйству? Продукты?

– Что вы, Ванечка, ко мне ученики каждый день приходят, по хозяйству помогают, гулять меня вывозят. Так что у меня все в порядке, ну, если не считать моей инвалидности.

Ему было так стыдно, что он ничего не знал об этой женщине, о ее болезни, о ее профессии, наконец. Хотя она сказала «ученики». Может быть, она учительница?

– Едена Дмитриевна, простите меня, я знал, что вы болеете, но тетя Аня не посвящала в подробности.

– Да, Анечка была деликатным человеком и не считала нужным обременять других людей своими проблемами. А я – как раз такая проблема.

Она грустно улыбнулась и продолжила:

– Я тренер по фехтованию, тренировала нашу сборную, пока не попала в автокатастрофу. Слава Богу, жива осталась, но без ног.

– Елена Дмитриевна, а лечиться вы пробовали?

Она склонила голову набок и с любопытством посмотрела на него:

– А вы как думаете? Конечно, пробовала. Анечка нашла лучших специалистов, долго возила меня в реабилитационный центр. Я там перепробовала все: массаж, специальные упражнения, подводное вытяжение, всякие нетрадиционные методы. Но все бесполезно. Правда, говорят, в Германии есть хирург, который творит чудеса. Но это стало известно всего год тому назад. Анюта хотела вас попросить узнать, есть ли возможность меня там полечить, но не успела.

– Елена Дмитриевна, а вы сами почему со мной не связались?

– Не хотела вас обременять своими болячками.

Иван встал с дивана, на котором удобно устроился в самом начале разговора и прошелся по комнате. Ему надо было прийти в себя. Ему, в который раз, стало стыдно за свое поведение. Как он мог не вспомнить об этой женщине, ведь знал, что тетя Аня очень привязана к ней? Почему не поинтересовался ее здоровьем? Почему он такой тупой?!

– Елена Дмитриевна, давайте договоримся, я, как только вернусь в Германию, сразу наведу справки об этом хирурге. Какие-то координаты его есть у вас? Фамилия, где работает? Да глупости! Это все делается сейчас быстро. То есть можно запросить его по интернету, договориться о консультации и привезти вас в Германию. А там все заботы я беру на себя: жилье, питание, уход, медицинское обслуживание. Главное, чтобы результат был. Собственно, я сегодня постараюсь с ним связаться, и мы вместе поедем, когда мне можно будет уехать из Москвы.

– Ванечка, но я не могу полностью переложить все заботы на вас. И потом, мне обязательно необходимо, чтобы рядом со мной была женщина.

– Хорошо, пусть будет женщина. У вас есть такая на примете? Мне бы паспорт заграничный ее забрать, чтобы визу оформить.

– Паспорта и у меня нет, – смущенно развела руками Елена Дмитриевна, – думаю, и у Кати нет тоже.

– Так, надо сделать паспорт. Звоните Кате, а я узнаю в ОВИРе, насколько быстро все можно оформить. Собственно, паспорт, наверное, можно сделать дней за пять. Фотографии надо, анкеты, личное присутствие. Ну, это не проблема. Да, Елена Дмитриевна, а медицинские документы у вас на руках? У какого ортопеда вы наблюдаетесь?

– Я наблюдаюсь у нейрохирурга.

– Можно будет мне с ним связаться?

– Право, мне так неудобно, Иван Ильич. Вы как-то сразу схватились за мои проблемы. Мы даже чаю не попили.

А Иван уже планировал, что надо сделать в первую очередь. Фотографии, паспорт, визы, связаться с лечащим врачом, связать его с хирургом в Германии. Нужен переводчик из медиков, потому что специфические медицинские термины требуют точного перевода. И деньги, конечно. Это теперь не проблема. Он может изъять из бизнеса до тридцати процентов дохода. Это по условиям договора, который ему вчера подготовил юрист холдинга.

Они болтали около часа, пили чай, разговаривали ни о чем. Елена Дмитриевна с интересом слушала его рассказы о Германии, о дипломатической службе, о его путешествиях по миру. Ему было просто и легко с этой женщиной. Почти так же легко, как с тетей Аней. Потом он каким-то чутьем понял, что нужно уходить. Ничего не изменилось в поведении Елены Дмитриевны, но что-то неуловимое повисло в воздухе. Ему показалось, что она устала. Он встал, собрал посуду, унес ее на кухню и сложил в посудомоечную машину. Конфеты он оставил на столике – Елена Дмитриевна оказалась сладкоежкой.

– Я уже пойду, дел много, – сказал он.

– Да, Ванечка, идите, не буду вас задерживать. Кстати, вы знакомы с Наташенькой, соседкой Анечки? Если увидите ее, обязательно передайте от меня привет. Такая прелестная девушка!

– Конечно, передам, когда увижу. Я позвоню вам сегодня вечером, когда все узнаю про лечение в Германии. Да, а хирурга-то, – вспомнил он.

Она выехала из гостиной и через минуту-другую протянула ему файлик с плотным листом бумаги, на котором хорошо знакомым ему почерком тети Ани был записан и адрес клиники, и контактный телефон, и, конечно, фамилия хирурга. Искать практически было ничего не надо, только позвонить и договориться насчет консультации и лечения.

Иван дошел до машины и вдруг осознал, что у него хорошее настроение. Он был нужен, ему было, чем заняться, он мог помочь родному человеку. Точно, родному. У него появилась родня. Почему-то это стало для него очень важным: иметь рядом с собой не друга, не любимую, а именно родственницу. Или родственника. Правда, одну родственницу он уже вчера приобрел в лице Анны Корчак, но как-то не хотелось принимать ее в свою семью.

Алексей с самого утра находился в прокуратуре. Константин Петрович, не торопясь, допрашивал сотрудников холдинга. Начальника финансового отдела Мельникова Николая Петровича и главного экономиста Сапожникову Викторию Эдгардовну допросили совместно со следователем ОБЭП и предъявили обвинение в мошенничестве. Причем Мельникова сразу задержали, а Викторию Эдгардовну отпустили с подпиской о невыезде. Василий Павлович Флеров на допрос не явился. Не было его и по месту прописки. Быстро получили санкцию на обыск в его доме, на даче и в гараже. Дом поехал обыскивать Миша Некрасов с оперативником из ОБЭПа, а гараж и дачу поручили двум капитанам.

Особенное внимание Константин Петрович собирался уделить Максиму Алешину, тому самому выпускнику МГИМО, который, по его догадкам, морочил голову Лидии Машковой. Вчера после разговора с Натальей Голицыной он долго просматривал личные дела менеджмента холдинга, а утром успел побеседовать с Вадимом Игнатьевым, засланным казачком, который ох как много уже накопал интересного.

Максим Максимович Алешин был вызван на 14:30, но было уже около четырех часов пополудни, а его все не вызывали в кабинет следователя. Он нетерпеливо прохаживался по коридору, выразительно смотрел на часы, застегивал и расстегивал пуговицы роскошного кашемирового пальто, в общем, всячески демонстрировал абсолютное недовольство ситуацией. Алексей несколько раз прошел мимо него, озабоченно листая папки с личными делами сотрудников. При одном из витков этого дефиле он будто случайно выронил у ног Алешина фотографию Лидии Машковой. Тот быстро поднял ее, мельком взглянул и отдал Алексею. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Алексей, который поддерживал версию следователя, удивился. Если это не он, тогда затея не удастся.

Наконец, Константин Петрович открыл дверь кабинета и громко спросил:

– Есть гражданин Алешин?

Максим Максимович суетливо расстегнул, в который раз, пуговицы пальто и шагнул в кабинет.

– Повесточку вашу будьте добры, – пропел следователь.

Умел он так разговаривать: добродушно-ласково, призывая подозреваемого к взаимопониманию и доверию.

– Повестку? Ах, повестку. Я ее, кажется, выбросил. – Что же вы, Максим Максимович, так небрежно с документами обращаетесь? – уже не ласково, а почти сурово выговорил Константин Петрович, нарочито сделав паузу перед именем и даже будто сверившись со своими записями.

– Ох, простите, пожалуйста. Я могу выйти и поискать.

– Да ладно, – опять добродушно простил его Константин Петрович и даже улыбнулся, выглянув поверх очков.

– Ну, давайте, Максим Максимович, заполним анкетные данные. Паспорт позвольте.

Медленно и очень внимательно следователь начал листать документ. Так же медленно он вписал паспортные данные в протокол допроса, еще раз пролистал и положил его рядом с листом бумаги. Максим протянул руку, чтобы забрать паспорт, но Константин Петрович каким-то незаметным движением отодвинул его подальше.

– Ну-с, Максим Максимович, расскажите, что вам известно по делу.

– По какому делу? – нарочито удивился Алешин. – Как? Вы не знаете, для чего вас сюда вызвали? Изумлению следователя не было предела. Он что-то такое сделал руками, демонстрируя полное недоумение.

– Я на самом деле не знаю ни о каком деле.

– Позвольте тогда вам напомнить, раз вы на самом деле ни о каком деле не знаете.

Тон следователя из добродушного превратился в издевательский.

– Ваш работодатель был убит вместе с законной супругой на даче полгода тому назад. Это вам известно?

Алешин кивнул.

– Небезынтересна ваша роль в этом убийстве, господин Максим Максимович Алешин.

Тот недоуменно пожал плечами и стал разглядывать носки своих ботинок.

Константин Петрович, между тем, продолжал:

– Как нам стало известно, вы проживали в квартире племянника убитого – господина Горчакова – с сожительницей Лидией Машковой. При этом представились вы совсем не своим настоящим именем, а вымышленным. Так я говорю, Максим Максимович?

– Что за бред? – возмутился тот. – Никакую Лидию Машкову я не знаю, и ни на чьей квартире не проживал. У меня есть своя хорошая квартира, в которой я живу вместе с мамой. Она может подтвердить, что из квартиры я не выезжал.

– Хорошо, оставим это пока. Скажите, как вы попали на эту работу?

– По объявлению.

– По объявлению? Где было размещено это объявление? Можете назвать газету? Или оно на доске где-нибудь висело?

– На какой доске?

– Вот и я спрашиваю: на какой? – Да я не помню уже.

– Странно даже при вашем блестящем образовании не упомнить такой пустяк, как объявление о приеме на работу. Кстати, а почему по специальности не пошли работать?

От возмущения Алешин захлебнулся словами:

– Как? Я?! Не по специальности? Я заведую отделом связи с зарубежными странами, веду ответственные переговоры, слежу за нашими филиалами за границей.

– И какие такие переговоры вы провели за последнюю неделю?

Алешин вдруг подобрался, прищурился, как бы примерился, что бы такое ответить, и с вызовом сказал:

– А вот это не ваше дело, господин следователь. Ответ о моих функциональных обязанностях я буду держать только перед моим работодателем.

– Перед Иваном Ильичом Горчаковым, в квартире которого вы изволили проживать?

– Я не буду отвечать на этот вопрос, – гордо заявил Алешин, – и вообще, где мой адвокат?

– Будет вам адвокат, когда вы из свидетелей перейдете в отряд подозреваемых.

– В чем подозреваемых?

– Да хотя бы в попытке нанесения вреда здоровью Ивану Ильичу Горчакову. Это ведь вы принесли яд, который Лидия Машкова, по вашему научению, закачала в бутылки со спиртным. Вы не могли не знать, что яд смертельный. За что вы хотели его убить?

– Я вообще не знаю, кто такая Лидия Машкова. Понятно вам?

– А вот она вас хорошо знает, правда, под другим именем.

– Дайте хоть одним глазком на нее поглядеть, – вдруг развеселился Алешин, – а то я с ней и проживал в какой-то квартире, и яд ей передавал.

– Кстати, есть еще один свидетель вашего проживания вместе с Лидией. Вчера этот свидетель опознал вас по фотографии. Есть подписанный протокол. Да и охрана в подъезде вас тоже очень хорошо запомнила: парень вы приметный, красавчик, опять же квартира была на особом счету, все-таки хозяин в отъезде.

– Какая охрана? Не было там никакой охраны.

– Вот вы и прокололись, господин Алешин, – довольно сказал следователь и откинулся на спинку кресла. – Ну что? Разговаривать будем, или по-прежнему: я не я и лошадь не моя? Кто поручил вам убить Ивана Горчакова? Ну, говори быстро. И не смотри, что я такой добрый. Я-то добрый, да в камере народу твое пальто может приглянуться.

– В какой камере? – удивился Алешин.

Было очень заметно, что он испугался. Лицо побледнело, выступил пот. Он стал нервно перебирать пуговицы пальто.

– В обычной, в Лефортово.

– Я не хочу в Лефортово, я ничего не сделал, это все Лидия. Это она придумала его убить, чтобы квартира ей досталась. Я не хотел, и яд я не приносил. Это все она.

– Ну, что же? Спросим сейчас у нее.

Константин Петрович нажал кнопку под столешницей и сказал конвойному:

– Давайте гражданку Машкову.

Алексей с нескрываемым интересом следил за допросом из смежного кабинета с полупрозрачной стеной. То, что происходило в допросной, было хорошо видно и слышно. А подозреваемый даже не догадывался, что за допросом наблюдает кто-то еще. Эту комнатку сотрудники называли между собой тайником. Она была очень полезной и экономила массу времени. Если надо было что-то уточнить по делу, можно было просто присутствовать на допросах. Правда, допускались в этот кабинет не все, а только те сотрудники, которые работали по этому конкретному делу.

Лидия зашла в кабинет как-то боком, сразу увидела Алешина и усмехнулась.

– Присаживайтесь, гражданка Машкова, – сделал приглашающий жест следователь, – располагайтесь, давайте паспорт, разговор у нас будет долгим.

Алешин зашевелился, пытаясь что-то объяснить Лидии жестами, но Константин Петрович быстро его остановил:

– Что, Максим Максимович, жарко? Я вам предлагал пальтишко снять.

– Какой Максим Максимович? – удивилась Лидия. – Это же Володька Махов. Володь, ты что, врал мне, что ли?

– Спокойно, гражданка Машкова. Между вами проводится очная ставка.

– Я протестую, – решительно заявил Алешин, – очную ставку можно проводить только в присутствии адвоката.

– Хорошо, – миролюбиво сказал Константин Петрович, – вызывайте своего адвоката.

Он озабоченно посмотрел на часы.

– Впрочем, мой рабочий день заканчивается меньше чем через час. Придется вам, Максим Максимович, провести эту ночь у нас в СИЗО.

– Как в СИЗО? – испугался Алешин. – Я не хочу в СИЗО, я незаконно задержан и требую прекратить этот вопиющий произвол.

– Какой произвол? Все по закону. Со следствием вы сотрудничать не хотите, подозреваетесь в покушении на убийство господина Горчакова, так что я могу вас задержать на трое суток до выяснения обстоятельств. А вы, гражданка Машкова, можете быть свободны до завтра, до… – Константин Петрович взглянул на часы, потом поднял глаза кверху, пожевал губами и, наконец, закончил фразу, – до 12:30. Если вам нужен адвокат, приводите. Давайте вашу повестку.

– Нет, – закричал Алешин, – не отпускайте ее! Это она все придумала! Это она яд достала и хотела Горчакова отравить, она, она, она!

Он уже не контролировал себя: брызгал слюной, взъерошивал волосы, вскочил и, кажется, собирался на нее накинуться, но она его опередила. Каким-то незаметным движением она сбила его с ног и спокойно стала двигаться к выходу из кабинета. Алексей метнулся из «тайника» и оказался перед дверью кабинета следователя ровно в тот момент, когда она открыла дверь.

– Куда же вы, Лидия Ильинична? – ласково спросил он.

– А я ее отпустил, – безмятежно заявил Константин Петрович?

– Как? – вроде бы удивился Алексей. – А неопровержимые доказательства ее причастности к убийству супругов Горчаковых в сговоре с гражданином Алешиным Максимом Максимовичем? А пальчики на бутылке? А записи телефонных разговоров?

– Да пусть идет, – так же безмятежно махнул рукой следователь. – Куда она денется с подводной лодки? За ней же следят круглосуточно.

– А, ну тогда конечно, пусть идет, – разрешил Алексей и даже посторонился, пропуская женщину.

Но она передумала выходить.

– Какое убийство Горчаковых? Вы чего, с дуба рухнули, блин? Да когда их убили, я на смене суточной была, Машку Косихину подменяла, у нее девчонка в школе руку сломала. Она туда на нашей тачке разъездной поехала, а я осталась. Не было меня там, не было. И ни о какой бутылке я не знаю. У Ваньки да, бутылки брала в руки, разглядывала. Интересно ведь, какое бухло белая косточка пьет. Да он и не пил никогда. Сколько в бутылках было, столько и оставалось от приезда до приезда. Только иногда новые бутылки появлялись. А про яд я вам уже говорила. Это вот этот гражданин принес и предложил их с невестой разыграть, сказал, что слабительное. Вот и все. Я тут совершенно ни при чем.

– Ты, дура, – завопил Алешин, – ты со своими мозгами куриными, это ты виновата. Это ты придумала, что имеешь право на наследство. Кто говорил, что скоро все станет твоим? Кто по квартире расхаживал и вещи переставлял? Кто плащ Ивана Горчакова топтал? Кто в мамашину комнату залезал и все там из шкафа выбрасывал?

– Молчи, сволочь. Ты думаешь, я не знала, кто ты такой? Да я в первые же дни тебя выследила и все про тебя узнала. Ты, козел, думаешь, очень мне нужен был? Мне интересно было, как ты будешь потом перед Иваном оправдываться. Я тебя, как козявку, на булавке держала, понял ты, слабак? Давай, мамаше нажалуйся. Она тебя на это место устроила, а ты напакостил, сморчок убогий.

Константин Петрович и Алексей с большим интересом слушали этот монолог. Вот как, значит. Иван думал, что оставляет квартиру в надежных руках, а оказывается, в этой квартире проживала жадная, вероломная женщина, претендующая на наследство. Интересно, какое?

– Все, замолчали все! – прекратил сцену следователь. – Будете говорить? – обратился он к Алешину.

– Не слушайте его, он все врет, – заорала Лидия. – Еще раз спрашиваю: будете говорить?

– Буду, – гордо заявил Максим Максимович.

Не без труда Алексею удалось вывести Лидию из кабинета. Он, довольно грубо удерживая ее одной рукой, другой открыл дверь рядошного кабинета, о котором заранее договорился с Константином Петровичем, и указал на стул:

– Садитесь, Лидия Ильинична, разговаривать будем.

– Никуда я не сяду. Меня вообще отпустили. Кто ты такой, чтобы я с тобой разговаривала?

– Я майор Пронин Алексей, грубить мне не советую, а советую во всем признаться.

– В чем признаться? Я уже все рассказала, что вы ко мне пристали?

– На какое такое наследство претендуете, гражданка Машкова? – спокойно и даже как-то расслабленно спросил Алексей.

Она вдруг как будто наткнулась на препятствие, опустила глаза и стала перебирать концы теплого шарфа.

А ведь хорошо, что вчера съездили к Анатолию, подумал Алексей. Теперь у Натальи есть теплые вещи.

– Так что, будем говорить или в камеру пойдем?

Лидия встрепенулась, сцепила руки в замок и сказала:

– А что говорить? Бред этого интригана повторять? Я оправдываться не собираюсь. Да, показывала ему театр, говорила, будто наследница всего, а он, идиот, верил. И все выспрашивал, все ему интересно было, как да что. Я ему наврала, что моя мать переспала с отцом Ивана, и я его сестра. Я ведь тоже Ильинична. Смешно?

– А кто ваш отец на самом деле? – спросил Алексей. – Не знаю, мамаша мне не рассказывала. Конечно, чушь всякую несла о том, что он очень богатый человек, что живет за границей и скоро нас заберет к себе. Я примерно класса до пятого в это верила, а потом как-то услышала в гостях у одной подружки, как ее мать говорит обо мне с приятельницей, что, мол, я – неподходящая подруга для ее дочери, и отец у меня – погибший летчик. И что она бы меня на порог не пустила, только моя мать прекрасная портниха. Я тогда домой пришла и у матери спросила про летчика. Почему она мне врет, что отец живет за границей, когда он погиб? Мамаша заплакала и больше меня к этой подружке не пускала, у ее матери перестала брать заказы. Я только через несколько лет поняла, что такое «погибший летчик». Конечно, был какой-то отец, но для меня он сразу как бы погиб. Короче, кто он, я не знаю.

– И на самом деле вы на наследство супругов Горчаковых не претендуете? – полуутвердительно спросил Алексей.

– Там без меня хватает наследников.

– Я знаю только одного, – удивился Алексей. – Ха! Ха! Ха!

– Тогда рассказывайте, что знаете,

– Не буду я ничего рассказывать, не мое это дело, – заартачилась Лидия.

– Ну ладно, тогда в камеру.

Алексей начал переставлять на столе вещи, показывая, что Лидия ему совершенно не интересна. Лидия с опаской посмотрела на него и снова принялась теребить шарф. Алексей нажал кнопку под столешницей. Зашел конвойный.

– Забирайте, – приказал Алексей. – Как «забирайте»?

– Идите, Лидия Ильинична, вы же все сказали?

– Я в камеру не пойду. С проститутками, что ли, сидеть?

– Чо это, с проститутками? – обиделся вдруг конвойный. – В женской сегодня убийца мужа сидит, потом две наркоманки, а проституток нет. Их ночью привезут, а под вечер бомжих. Так что пока проституток нет. А ужин скоро, ты поторопись, а то на ужин не успеешь.

И он очень крепко прихватил Лидию под локоток и повел к двери.

– Стойте, – закричала она, – я вспомнила про наследников.

Конвойный вопросительно посмотрел на Алексея, тот кивнул.

Таким же манером Лидия была возвращена на стул. – Подожди пока за дверью, – приказал Алексей. Конвойный кивнул и плотно прикрыл за собой дверь. – Ну?

Алексей взял бланк допроса и приготовился писать. – В общем, у Ивана есть двоюродная племянница. Она приходила к нам домой и спрашивала у мамаши, как ей познакомиться с Марией Александровной.

– Кто это, Мария Александровна?

– Как? Это же мать Ивана, Мария Александровна Грачева – певица знаменитая. Она вообще-то по паспорту была Горчакова, но в афишах ее всегда писали под девичьей фамилией. Я не знаю, почему.

– Хорошо, дальше.

– Ну вот, она приходила и жаловалась, что они очень плохо живут, а дядя им не помогает.

– Дядя, это Петр Иванович?

– Ну да. Он же очень богатый был. Они все богатеи были, теперь все Ваньке досталось.

– Так, а эта племянница по какой линии?

– Точно я не знаю, но мамаша рассказывала, что у Ивана есть еще один дядя в Америке. Он туда сбежал, бросил здесь жену без средств. А у его жены была старшая сестра, у нее дочь уже взрослая, у дочери еще дочь, вот она и хотела, чтобы ей помогли материально. И вроде бы она просила у Петра Ивановича денег, но он не дал. Тогда она хотела на него повлиять через Марию Александровну.

– И что, обращалась она к Марии Александровне? – Не знаю, она потом очень быстро умерла. – Кто? Племянница?

Лидия посмотрела на него с сожалением, как на безнадежно тупого:

– Мария Александровна, конечно. Мы с мамашей на похоронах были. Народу было, не счесть. Гроб выносили под аплодисменты, тенора знаменитые какую-то божественную арию, что ли, пели. Я в этом не разбираюсь.

Где уж тебе, подумал Алексей. Почему-то стало муторно и противно на душе. И Лидия эта противна, и сам он себе противен. Как будто выкупался в грязном болоте. Захотелось домой, прямо сейчас. Если не домой, то куда угодно, только отсюда.

– Так, Лидия Ильинична, посидите пока.

Он стремительно вышел из кабинета, приказав конвойному караулить подозреваемую. Надо было куда-то выйти. К Константину Петровичу идти не хотелось, там тоже грязь. И что это он так близко к сердцу сегодня все принимает? Это непрофессионализм. Надо спокойно договорить с Лидией и сдать ее следователю для протокола. А вот потом можно будет ехать домой. Хотя пока ничего не ясно. Убийца супругов Горчаковых так и не найден. Анна Корчак скорее всего их не убивала. Если убивала, то не своими руками. И совсем не вписывается в схему убийство участкового Фомина.

Алексей вышел на крыльцо, постоял минут пять и вернулся в кабинет. Конвойный – немолодой уже сержант, сидел на табурете, держа спину очень прямо и напряженно, видимо, ожидая, что подозреваемая попытается совершить побег.

– Спасибо, сержант, пока свободен, – сказал Алексей.

Лидия измаялась в ожидании, лицо осунулось, помада на губах смазалась, ее руки находились в постоянном движении.

– Так, Лидия Ильинична, продолжим, – сказал Алексей. – Когда к вам приходила эта племянница?

– Примерно года четыре назад, – сказала Лидия. – Она с мамашей моей разговаривала, я случайно слышала. Мамаша глуховата, они громко говорили.

Подслушивала, решил Алексей.

– И что ваша мама? Дала она ей дельный совет?

– Не знаю, наверное, потому что эта племянница ушла в хорошем настроении.

– То есть вы полностью разговор не слышали?

– Я вообще мало слышала, только когда они громко говорили.

– А с мамой вашей можно поговорить?

– Если я скажу, что нельзя, вы же все равно ее найдете?

– Она что, прячется? – удивился Алексей.

– Ничего она не прячется, просто болеет часто, – отмахнулась Лидия, – это у нее хобби такое – болеть. Ей Ванька целые килограммы лекарств из Германии таскает.

– Здорово, – восхитился Алексей, – Иван Ильич вашей маме лекарства, а вы ему яд в бутылки со спиртным!

– Господи, да сколько можно повторять? Я не знала, что это яд. Я думала, что это слабительное. Вы что, совсем тупой?

– А вы, я так понимаю, порядочная женщина. Ничего, что привели в чужую квартиру постороннего мужчину, сразу выяснили, что он не тот, за которого себя выдает, но прекращать с ним отношения не стали, а наоборот, стали тоже ему врать про наследство, при нем громить квартиру, рыться в чужих вещах, а под занавес решили хозяина отравить? Класс!

Лидия хотела что-то ответить, потом, видимо, одумалась и только махнула рукой.

Ну что поделаешь, если он, Алексей, такой тупой? – Воспитывать вас, Лидия Ильинична, полагаю, уже поздно. Что выросло, то выросло. Поэтому давайте-ка адрес своей мамы и посидите сегодня в следственном изоляторе.

– Как в изоляторе? Я же все рассказала!

– Факт попытки отравления был? Был. Незаконное использование чужого жилища было? Было. До завтра посидите, а завтра мы подумаем, какую меру к вам применить. Все на сегодня, мне домой пора.

Сержант возник в проеме двери и увел Лидию. Наконец, Алексей остался один. Оказывается, он смертельно устал. Не было сил встать и одеться. Как он сядет за руль? Вызвать, что ли, дежурную машину? А как завтра ехать на службу?

Он посидел, потрогал листья кактусов и, постариковски кряхтя, стал одеваться.

Иван развил бурную деятельность по поиску хирурга в Германии для Елены Дмитриевны. Он столько успел сделать за день, что забыл о Татьяне, с которой обещал встретиться и договориться о представлении ее коллективу. Он вспомнил об этом только глубоким вечером и решил все-таки позвонить. И тут она сама позвонила.

– Господин капиталист, почему не выполняете предварительные договоренности?

Фраза была построена коряво, грамматически неправильно, но Ивану было все равно.

– Танечка, прости меня, пожалуйста, замотался. – Ты тоже по полициям ходишь?

– Я? Нет, скорее, по больницам. А кто по полициям? – испугался он.

– У тебя половину сотрудников задержали, а ты и не знаешь, – возмутилась Татьяна.

– Как это «задержали»? Посадили, что ли?

– Задержали значит задержали. Махинации какието обнаружились, я пока не разобралась. И Флеров пропал.

– Пропал?

– Ну да, на телефонные звонки не отвечает, дома его нет и вообще нигде нет. Я думаю, он давно по Бродвею прогуливается.

– А семья его здесь осталась?

– Дочь точно здесь, а про жену я не знаю. Короче, работают только цеха, а все руководство в полном раздрае.

– Слушай, Танюша, а откуда у тебя такая исчерпывающая информация?

Она засмеялась, а потом ответила:

– А я еще вчера от твоего имени себя представила секретариату. Да и Вадим Михайлович помог.

– А это еще кто?

– Как, ты не знаешь начальника службы безопасности?

– Ах, Вадим? Я и не знал, что он Михайлович. – Я могу чем-нибудь помочь?

– Можешь. Пока надо тебе лично присутствовать на всяких собраниях и заседаниях. А то ты, говорят, уже какого-то деятеля приводил, который в ювелирном деле совсем не разбирается. Меня вчера встретили весьма прохладно. Ну, я ничего другого и не ожидала.

– Сбежишь? – испугался Иван.

– Пока нет, побарахтаюсь. Васька тебе привет передает, – сказала она через паузу, и разговор закончился.

Теперь надо было быстро заниматься заграничными паспортами и визами для Елены Дмитриевны и ее компаньонки. Холдингом он пока заниматься не будет, сдал его в хорошие руки. Это по всему видно.

Наталья допечатывала последний вывод и готова была выдохнуть. Диссертация была закончена. Теперь отдать ее руководителю, и можно собирать документы для защиты. Собственно, документы уже давно собраны. Надо еще получить благословение от руководителя и написать автореферат, ну, это уже проще. Интересно получилось. Дома у нее постоянно не хватало времени на диссертацию. Да и сейчас, в вынужденном заточении, она не сразу начала ее дописывать, а маялась долго от безделья. Теперь очень жаль упущенного времени. Ведь взялась как следует и закончила работу за пять дней. Пожалуй, надо автореферат сразу написать и представить и диссертацию, и автореферат. И презентацию сделать. Вот, как размахнулась.

А обед-то? Она взглянула на часы. Батюшки, времени почти восемь вечера, а она и не заметила, как оно пролетело! Так, сохранить написанное, выключить компьютер и на кухню. Она, оказывается, и не обедала. Что там есть в холодильнике? Мясо замороженное, размораживать долго. Хорошо, что есть куриный бульон, сейчас быстро соорудим супчик. Так, картошку запечь в мундире и сварить сардельки. Как это она догадалась вчера попросить сарделек у Толи? Да, а еще была же сумка с продуктами, может быть, там что-нибудь вкусненькое завалялось? В холодильнике, на верхней полке действительно стояло несколько контейнеров с едой. После ревизии Наталья решила, что обойдется супчиком, остальное выложит из контейнеров. А на завтра будет запеченная картошка с сардельками.

Суп был почти готов, когда она услышала, как поворачивается ключ в замке. Пришел! Она так обрадовалась, что почти вприпрыжку ринулась в прихожую. Алексей снимал куртку, когда она подошла и обняла сзади. Он замер, потом развернулся, и она поняла, что он смертельно устал. Он был весь какой-то серый, только глаза улыбались.

– Привет, – сказал он, не решаясь ее обнять.

– Привет, а я диссертацию дописала, – похвасталась она.

– Молодец, – похвалил он, – а чем это у нас так вкусно пахнет?

– Опять не обедал? – ворчливым тоном заправской жены спросила она.

– Не успел, – виновато ответил он и засмеялся.

Она засмеялась тоже, и они так постояли немножко, обнялись и пошли на кухню.

А потом ничего не было, потому что он съел тарелку супа и, пока она убирала грязную посуду, заснул за столом. Наталья растолкала его и увела в его спальню.

Он проснулся сразу после полуночи, обнаружил себя одетым поверх одеяла и расстроился. Ведь она его сама обняла, а он! Тихонько встал, вышел из комнаты, постоял перед ее закрытой дверью и пошел пить чай.