Утром они быстро завтракали, и Наталья торопилась так же, как Алексей. У нее появилось дело – автореферат. Хотя сначала надо вычитать диссертацию. Вдруг там ошибки или банальные опечатки. Ее руководитель был человеком педантичным и не прощал аспирантам небрежности.

Алексей прятал лицо, разговаривал преувеличенно бодро, а Наталье было смешно. Она понимала, что ему неудобно за вчерашний вечер. Почти не разговаривали. Алексей допивал кофе, когда она спросила:

– Ты сегодня долго?

Он поставил кружку на стол, помолчал немножко и спросил:

– Как я без тебя буду?

– Что, поймали? – обрадовалась она.

– Уже скоро, – ответил он и спросил опять: – как я без тебя буду?

– А как ты до меня жил?

– Плохо жил, путано, без смысла. А теперь в жизни появился интерес и, правда, смысл.

– Ты знаешь, я жутко боюсь красивых слов, прямо до дрожи. Давай пока все оставим как есть. Я – вот она, тут, правда, я у тебя в вынужденном заточении.

Он энергично замотал головой, но она остановила его движением руки:

– Да, в заточении. Я не знаю, как называется то состояние, в котором я нахожусь. Защита свидетеля? Возможно, но, по сути, я ограничена в передвижениях и контактах. Наверное, ты можешь спросить: почему я не осталась у Толи? Потому что мне с тобой спокойно, и у меня есть информация. Я не беспокоюсь о своей безопасности, только боюсь за Полину. Но ее, как сказала Машка, собираются перевезти к Толе: там охрана, и вообще дом неприступный.

Он уже собирался выходить из-за стола, но вдруг сел, положил руки со сжатыми кулаками перед собой и, глядя почему-то на солонку, сказал:

– Я понимаю, он богатый и гораздо более образованный, чем я, и, наверное, с ним тебе будет лучше, но ничего не могу с собой поделать.

– Ты о ком? – удивилась она.

Он помолчал, потом встал из-за стола, уперся кулаками о столешницу и заявил:

– Я буду за тебя бороться!

Она посмотрела на него, улыбнулась и ласково сказала:

– Детеныш.

Пока он добирался до отделения, предъявлял пропуск дежурному, как на автомате, в его ушах все звучало: «детеныш».

Утренняя летучка у начальника отделения выдалась на редкость нервной. Вдруг выяснилось, что до конца квартала не хватит бензина, и надо сокращать число патрульных машин. А по ограблению банка есть подозреваемые, но нет даже следа украденных денег. По убийству участкового Фомина версия профессиональной деятельности оказалась очень даже вероятной. И разгромленный опорный пункт требовал повышенного внимания оперативников. Дел невпроворот, сотрудников не хватает, а тут еще бензина нет!

Алексей слушал все это внимательно, но в душе пело и переливалось всеми красками слово «детеныш». Он любит и, может быть, любим. Это вчера показала Наталья, когда обняла его. А он? Стыдно! Непонятно было, с чего он так устал. Или сказалось нечеловеческое напряжение предыдущих дней? А вчера наступило расслабление. А расслабляться-то особенно нечего: убийца Горчаковых так и не найден.

Совещание закончилось, офицеры вставали, шумно отодвигали стулья и по одному выходили из кабинета.

– Задержись, Алексей, – негромко сказал полковник Сухомлин.

Алексей, уже взявшийся за ручку двери, развернулся, подошел к столу и сел на свой стул. Каждый из начальников отделов имел навсегда закрепленное место за этим столом для совещаний. Начальники у отделов менялись, а места – нет. Алексей всегда сидел по правую руку от полковника, рядом с его заместителем. Сейчас он оказался за длинным столом один. Это настораживало. Или поручение дадут, или взыскание.

– Как дела у тебя, Алексей? – по-отечески заботливо спросил Сухомлин.

– Спасибо, Борис Васильевич, не жалуюсь. – Как на личном фронте?

– Без перемен, – пожал плечами Алексей и напрягся.

И не напрасно напрягся, потому что полковник Сухомлин встал из-за стола, остановив Алексея, когда тот тоже привстал со своего стула, прошелся по кабинету и вдруг заявил:

– Буду откровенен. Мне не нравится, что потенциальная подозреваемая по делу об убийстве проживает в твоей квартире. Я сейчас должен отстранить тебя от этого дела, так как ты не можешь сохранять объективность и нейтралитет. Не знаю, какие у вас там отношения, но подозреваю…

Он вдруг осекся, уселся в свое кресло, попил минеральной воды прямо из бутылки и продолжил:

– Дело молодое: ты в самом соку, она красивая женщина, почему бы нет? Только не в сложившихся обстоятельствах.

Что было делать? Оправдываться? Мол, мы только друзья, и я ее охраняю? Глупо, никто не поверит. Интересно, откуда он узнал? Кто? Кто-нибудь из отдела? Никто не знает. Как не знает? А лейтенант Некрасов, а водитель? Получается, он сам виноват, уговаривал Наталью переехать к нему, когда ехали из Большого театра. Что теперь делать? Мозг усиленно прокручивал варианты, а язык уже говорил:

– О чем вы, товарищ полковник?

– Как «о чем»? – искренне удивился Сухомлин и, полистав отрывной календарь, ответил: – О Наталье Сергеевне Голицыной. О чем же еще?

– Наталья Сергеевна Голицына в целях безопасности проживает в квартире своего двоюродного брата Голицына Анатолия – известного в Москве банкира. Не далее как вчера, ее допросил там следователь прокуратуры Константин Петрович Михайлов, о чем имеется соответствующий протокол.

Полковник удивленно посмотрел на подчиненного. Так нагло ему еще никто не врал.

– Правду будем говорить или в молчанку играть? – спросил он строго.

– Я правду говорю, начальник, зуб даю, – на полном серьезе ответил Алексей.

– Смотри, Алексей, доиграешься.

– Ничего не знаю, товарищ полковник, все как на духу сказал. Разрешите идти, а то у меня важный допрос.

– Почему ты допрашиваешь, а не следователь? – уже другим тоном строго спросил полковник.

– Извините, товарищ полковник, неправильно выразился: важный разговор.

– То-то. Свободен.

Алексей вышел из кабинета, спиной чувствуя укоризненный взгляд начальника.

Так, ситуация зашла в тупик. Наталью надо переселять к брату, делать нечего. На самом деле, как он теперь будет без нее?

Иван с утра поехал в холдинг на совещание. Он удивился тому, как преобразилась Татьяна. Дома она была такой простой, в тапочках, без косметики. А сейчас на председательствующем месте сидела уверенная в себе, хорошо одетая женщина и спокойно слушала доклады начальников отделов. Вместо Мельникова докладывал его заместитель – довольно молодой, но знающий и уверенно стоящий перед экраном человек. Выложенная презентация демонстрировала возможный рост прибыли от внедрения в производство полудрагоценных камней.

Ивану показалось это неправильным, дядя никогда бы так не поступил.

– В условиях кризиса спрос на золотые изделия с дорогими драгоценными камнями заметно упал, – говорил выступающий, – это демонстрирует следующий слайд.

Да, действительно, кривая на слайде неумолимо падала вниз, с каждым годом снижаясь все больше. Неужели придется опуститься до недорогих побрякушек?

Вдруг Татьяна перебила докладчика:

– Это у вас снижение в абсолютных цифрах или в процентном соотношении?

Молодой человек стушевался, стал перебирать листы доклада, а потом сказал:

– В процентном.

– А в абсолютных цифрах? – настаивала Татьяна. – И в абсолютных, – не очень уверенно ответил выступающий.

– У меня другие сведения, – возразила Татьяна, вставила флешку в гнездо своего компьютера и начала демонстрацию на большом экране.

И когда только она все успела? Иван смотрел на экран, ему стало интересно. Он оглядел присутствующих и отметил одобрительную улыбку на лице Роберта Артуровича Ингвера и Людмилы Ивановны Маковой. Остальные свои эмоции держали при себе.

– Таким образом, холдинг может придерживаться тех же принципов, которые были так дороги его владельцу Петру Ивановичу Горчакову и, надеюсь, новому владельцу – Ивану Ильичу Горчакову. Вопросы?

Татьяна отложила в сторону листы с выкладками и уравнениями и внимательно оглядела присутствующих. Вопросов не было, все было предельно ясно.

– Позволите, Татьяна Петровна? – спросил Иван. – Да, Иван Ильич, конечно, – улыбнулась Татьяна. – Уважаемые господа, надо признать, что худшим вариантом для холдинга и для каждого из вас было бы мое руководство предприятием. У меня другая работа, которая мне нравится, и которую я не собираюсь менять. Понятно, что я буду следить за успехами холдинга, но особенно мешать не буду. Все руководство от моего имени я доверяю Татьяне Петровне – моему давнему другу и компетентному специалисту. Надеюсь, вы найдете общей язык.

Первым зааплодировал Роберт Артурович, постепенно присоединились остальные.

После совещания, в уютном кабинете Петра Ивановича, Иван обнял и поцеловал Татьяну.

– Спасибо тебе, Танюша, у меня как гора с плеч свалилась. Когда ты успела презентацию сделать?

– Это мы с Васькой ночью занимались.

Иван хотел сказать, что ночью надо совсем другим заниматься, и постеснялся.

– Спасибо еще раз. Я уеду, как только позволит милиция. Занимаюсь сейчас делами сестры Анны Дмитриевны. Ей нужно лечение в Германии, буду ее устраивать.

Татьяна посмотрела на него с недоверием:

– Ты? Устраивать?

– Я. Устраивать. Знаешь, я очень многое понял за эти дни. Есть множество дел, которые я должен буду сделать как родственник, как человек, как гражданин, наконец. Как-то странно я жил до этого.

– А с личной жизнью у тебя что? – спросила Татьяна и, одумавшись, поднесла ладони к губам. – Ох, извини.

– Да ничего. С Ландыш у меня все. А настоящую любовь я, похоже, профукал.

– Это ты о Наташе? – О ней.

– Она мне так понравилась, – мечтательно сказала Татьяна, – я бы хотела иметь такую подругу.

– Правда? – обрадовался Алексей.

– Правда, – сказала Татьяна, подумала и добавила, – но еще ничего же не ясно, да? У вас все может получиться?

– Не знаю, – ответил Иван, – я ее нигде не могу найти, ее где-то прячут как важного свидетеля.

– Но ведь ищут убийц? Ищут же?

– Ищут, только это все не быстро. Ну ладно, я поехал в министерство, буду просить помощи в ускорении визы родственнице.

Наталья вычитала диссертацию, нашла пару ошибок и, в общем, осталась довольна. Работа была выполнена, как ей казалось, хорошо. Выводы вытекали из задач исследования. Практические рекомендации сформулированы четко и достаточно понятно любому практикующему врачу, тем более специалисту. Она выключила компьютер и пошла на кухню – перекусить. Оказалось, что пора ужинать. Дома, «в мирное время», она ела не позже семи часов вечера, а у Алексея – как придется. Как бы не набрать лишний вес. Выберется отсюда, и снова будет заниматься физкультурой. Дома она раза два в неделю обязательно ходила на беговой дорожке, делала общеукрепляющие упражнения, а здесь стесняется. Да и беговой дорожки у Алексея нет, зато есть набор гантелей и две огроменные гири. Не гири же ей поднимать! Да и с гантелями заниматься что-то не хочется. И вообще, пора готовить ужин.

Алексей договорился с Анатолием на всякий случай, что, возможно, привезет Наталью. Хотя есть еще верный и проверенный друг – тетя Саша. Наталье можно будет у нее некоторое время пожить, а он будет заходить в гости. Глупости какие в голову лезут! Никуда он Наталью не отдаст. В крайнем случае, он переедет к ней, в ее квартиру. Тоже не годится. Что же делать? Отпуск, что ли, попросить? Он в отпуске не был уже лет пять, так что накопилось денечков… много накопилось, можно и за границу съездить, и в дом отдыха какой-нибудь навороченный, и на рыбалку. Что делать с Натальей?

– Товарищ майор, можно? – Заходи, Миша.

Лейтенент Некрасов протискивался бочком в дверь, ухитряясь тащить огромную стопку каких-то папок.

– Что это, Миша?

– Это дела, по которым участковый Фомин работал, – объяснил Михаил, продолжая держать свою ношу двумя руками.

Кажется, папки собирались разлететься, верхняя начала предательски крениться, рискуя нарушить и так хрупкое равновесие.

– Положи ты это все на стол, – с досадой предложил Алексей.

Миша неуклюже обрушил всю кипу бумаг на приставной стол, стопка сразу развалилась. Алексей недоуменно уставился на подчиненного. Для чего он все это затеял?

– Извините, товарищ майор, – сказал Миша, заливаясь краской, – я мимо проходил, решил просто показать, что у Фомина много других дел было. Может быть, его вообще не из-за Горчаковых убили?

– Понятно, – ответил Алексей, – только почему-то его убили именно во дворе, где жили Горчаковы и где проживает свидетельница по делу, как только он собрался с ней поговорить.

– Тогда, может быть, это она его и… того?

– Миша, на момент убийства у нее железное алиби, она была рядом со мной, понимаешь? Мы встретились в продуктовом магазине, там еще дипломат Горчаков был, тоже ее видел и с ее дочкой Полиной разговаривал. Мне в магазин позвонили, а она в это время рядом со мной стояла. И продуктов у нее в тележке столько было, что она, по крайней мере, должна была там полчаса находиться. То есть я ее алиби точно подтвержу, хоть где. И господин дипломат тоже. Фомин ее о ком-то другом хотел спросить, мне так кажется. Только о ком?

Миша стушевался, стал собирать папки, они у него никак не складывались в стопку, все разваливались, он виновато сгребал их и, наконец, попросил:

– Алексей Николаевич, можно я в два захода это все унесу?

– Можно, – махнул рукой Алексей.

Что-то он упустил, какой-то важный персонаж прошел мимо него. Разговор с Константином Петровичем, который состоялся сразу после совещания у Сухомлина, ничего не прояснил. Выяснилось, что у Анны Корчак стопроцентное алиби на момент убийства Фомина и Горчаковых, у рецидивиста по кличке Веник алиби на момент убийства Фомина, зато он взят с поличным при попытке покушения на Ивана Горчакова. Ни у Анны Корчак, ни у Веника нет алиби на момент убийства охранника Михаила Коваленко. Опять же, выпить яд Михаил мог и в их отсутствие. Кстати, откуда он его выпил, так и не нашли: ни бутылки, ни стакана со следами яда в квартире супругов Горчаковых не было. Не было их и в подсобке, в которой обитали охранники. Значит, улики унес с собой убийца. Яд был тот же, что в бутылке с бальзамом, которую обнаружили на даче Горчаковых. Таких совпадений не бывает. Кому помешал такой незначительный человек, как Михаил Коваленко? Что он такое знал? Или кого? Скорее, кого. Или о чем-нибудь догадался. А, может быть, начал шантажировать? Конечно, как это он сразу об этом не подумал? А вот и лейтенант Некрасов как нельзя кстати.

– Миша, проверь-ка ты телефон охранника Михаила Коваленко. Особенно звонки в последние дни жизни.

– Так вроде Сережа Пестров уже занимается, только долго. Телефонная компания затребовала официальный запрос.

– Ага, и что, дали запрос-то?

– Да, кажется, вчера отвезли. Они обещали в течение недели сделать.

Ах ты, незадача! Как же он не подумал о телефоне? Ведь это классика – отработка контактов. Ладно, попробуем ускорить.

– А какая компания, ты не помнишь?

– Это лучше у Сергея спросить, он точно знает.

Сергей Пестров переминался с ноги на ногу, стоя перед полковником Сухомлиным в коридоре отделения. Тот что-то сердито ему выговаривал. Алексей ринулся на выручку.

– Товарищ полковник, извините, мне нужно поговорить с капитаном Пестровым.

– … и последнее предупреждение, еще раз такое повторится, лишу премии, – заключил полковник и сделал приглашающий жест, мол, говорите.

Но при нем Алексей не стал ничего говорить, а пригласил Сергея зайти к нему в кабинет. Когда тот освободится, разумеется. Типа, не хотел прерывать беседу старшего по званию. Получается, все же прервал, потому что полковник махнул рукой и двинулся дальше наводить порядок.

– Что ты натворил, Серега? – удивился Алексей. – Ох, – как-то по-бабьи вздохнул капитан, – я в отчете пять грамматических ошибок сделал.

– Да ладно, – изумился Алексей.

Всем было известно, что полковник Сухомлин боролся за чистоту русского языка и не прощал подчиненным, если они относились к нему без должного уважения. А у Сергея Пестрова с русским языком было, еще со школьных времен, не очень. Об этом тоже все знали.

– Ты же всегда отчеты товарищам на проверку отдаешь, – продолжил Алексей, – а сейчас что же?

– Не успел, думал, после дежурства кому-нибудь дам почитать, закрутился и забыл, так и сдал.

– Ладно, не расстраивайся, в следующий раз мне приноси.

– Спасибо, Алексей Николаевич, – с чувством выдохнул Пестров.

– Сергей, доложи, что по Коваленко известно, – уже сухим, деловым тоном спросил Алексей, он же майор Пронин.

Сергей подобрался, достал из кармана пиджака блокнот и заговорил:

– Мутный тип, друзей не было. Жива мать, но не видела его уже больше пяти лет, он с ней отношения не поддерживал.

Алексей вздрогнул. Как это так? Мать! Живая! А он «отношения не поддерживал». Кошмар!

Сергей продолжал:

– Школу закончил в провинции, на одни тройки учился. Потом в армии служил в спецназе, только не в основном составе, а в хозяйственной роте. Сразу после армии приехал в Москву и устроился в охранную фирму. Никто же не знал, что он в армии на складе служил, значилось ведь, что в спецвойсках. А приемы он перенял, конечно, вот и числился профессионалом. Никто не удосужился проверить. Женщины постоянной не имел. Некоторое время встречался с Анной Корчак, но отношения быстро прекратились, не знаю, по чьей инициативе. Последний раз они виделись, по свидетельству Андрея Вахмина, охранника, в середине сентября прошлого года. Она приезжала к нему прямо на работу, они о чем-то тихо разговаривали в служебной комнате, потом она уехала на такси. Свидание длилось недолго – минут пятнадцать. Он потом вышел очень довольный, хвастался, мол, любят его бабы, от мужей бегают, а он ими вертит, как хочет. Ну, Андрей его слушать не стал, ушел на обход. До нее, рассказывает, еще одна женщина была – помоложе. Эта звонила обычно на городской телефон. Он с ней разговаривал довольно небрежно и тоже хвастался, что имеет успех.

– А где он жил в последнее время? Адрес его не узнали?

– Нет, он жил где-то без регистрации, никто не знает, где. Я еще заказал сотовому оператору локацию по звонкам, они обещали побыстрее распечатать. Ну и ориентировку разослал во все отделения. Может быть, кто-то и хватится. Или уже хватился, сегодня планировал искать в нашей базе. Может, кто и обратился уже.

– Это ты, Сергей, молодец. Я что-то про этого Коваленко забыл, не до него было.

– Понятно, товарищ майор. – Ладно, свободен.

Что-то все равно упустили. Так и не понятно, кто убил Горчаковых. Предположительно, отравление Горчаковых и Коваленко – дело рук одного убийцы. Убийство Фомина – другое преступление, возможно, связанное с первыми, но почерк другой, орудие убийства другое, и исполнение виртуозное. Пистолет не найден. Улик никаких нет. Как бы не висяк.

И все время в мозгу вертелось: что делать с Натальей? Мозг выдавал одну версию за другой: к брату, за границу, к дальним родственникам. А сердце кричало, что ничего не надо делать. Как жили, так и будем дальше жить. А там посмотрим.

Что-то еще было намечено на сегодня. Да, надо бы встретиться с матерью Лидии Машковой, как ее? Да, с Марией Геннадьевной. Он нашел бумажку с номером телефона, которую вчера засунул в карман кителя, расправил ее и хотел уже звонить, как телефон вдруг встрепенулся.

– Слушаю.

– Алексей Николаевич, это Пестров. Есть обращение о пропаже жильца. Похоже, это наш фигурант.

– Адрес далеко?

– Нет, на Дорогомиловской, пешком можно дойти. Я сейчас санкцию на обыск возьму и пойду.

– Я с тобой. Звони, когда санкция на руках будет. До связи.

Оказалось, гражданин Коваленко снимал однокомнатную квартиру в многоэтажном доме сталинской постройки, то есть очень дорогую. Хозяйка квартиры, семидесятилетняя вдова полковника, сдавала квартиру внука, который работал сейчас за границей, как она сказала, «что-то по компьютерам». Ей очень понравился обходительный молодой человек, сразу видно, что обеспечнный, с добротным багажом. Он заселился в конце ноября прошлого года, исправно платил оговоренную сумму каждого третьего числа, был аккуратен, посторонних не водил и квартиру содержал в чистоте. Она сама заходила за деньгами, так как жила в том же дворе, в собственной квартире. Второго числа они созванивались, третьего обязательно встречались. Даже если он работал в этот день, они договаривались на раннее утро. Когда второго мая она до него не дозвонилась, то ничего плохого сначала не заподозрила, подумала, что уехал за город на майские праздники. Там, может быть, телефон не берет. Но прошла неделя, и женщина начала не на шутку беспокоиться, взяла вторые ключи и открыла квартиру. Вот тогда-то она и поняла, что ее жилец пропал. В холодильнике прокис суп, а мясо покрылось плесенью. Все вещи, кажется, были на месте, только не было тех вещей, в которых он ушел на работу перед праздниками – она видела его в окно. Не было и его сумки, которую он обычно носил через плечо. И тогда Галина Алексеевна – так звали хозяйку квартиры – взяла свой паспорт, а также паспорт Михаила, который лежал в ящике письменного стола, и пошла в милицию. Заявление у нее приняли сразу, а буквально через два часа уже пришли симпатичные милиционеры, то есть майор Пронин и капитан Пестров. Пригласили понятых – супружескую чету из квартиры напротив. Пенсионеры были рады возможности развлечься – какое-никакое, а приключение.

Квартира была добротно обставлена, ухожена. Необходимый набор бытовой техники был в рабочем состоянии. Конечно, это стоило дорого. В гардеробе висела совершенно новая одежда, купленная, видимо, не очень давно. На некоторых вещах были не сняты этикетки. Все вещи были фирменными, очень хорошего качества. Алексей только цокал языком, когда разглядывал этакое богатство. Особенно его поразили два смокинга с набором рубашек и галстуков-бабочек. Для чего простому охраннику два смокинга? Причем один был явно надеванный. На письменном столе располагался компьютер самой последней модели, навороченный, оснащенный всякими штучками. Сергей быстро открыл его и начал работать.

– Что-то нашел? – спросил через некоторое время Алексей.

– Да, есть кое-что. Я сейчас жесткий диск изыму. – Подожди, сейчас криминалисты прибудут.

Приехали криминалисты, сняли отпечатки пальцев. В ванной обнаружился халат какой-то необыкновенно экзотической раскраски. Алексей решил сначала, что это костюм Деда Мороза, над ним дружно посмеялись. В кармане халата нашли несколько презервативов и таблетки, повышающие мужскую силу. Опять посмеялись. На полке в ванной был целый набор мужской косметики, несколько флаконов дорогих духов.

Но самая интересная находка поджидала криминалистов в коробке из-под женских сапог, которая стояла на нижней полке в книжном шкафу. Под упаковочной бумагой были плотно уложены пачки стодолларовых купюр. Обертка одной из них была надорвана. Остальные не были вскрыты.

Галина Алексеевна схватилась за сердце, и понятые побежали в свою квартиру за валокордином. В комнате остро запахло больницей.

По внешнему виду доллары были самые настоящие, хотя в первые минуты возникла мысль о фальшивках. Прикинув, сколько это будет на российские деньги, сыщики присвистнули и задумались. Замаячила еще одна версия – ограбление. Иначе откуда у простого охранника такие деньги? И, как следствие, убийство из мести. Но почему это убийство состоялось в опечатанной квартире супругов Горчаковых?

У Алексея от запахов, шума и постоянного мелькания незнакомых лиц перед глазами заболела голова. Он вышел постоять на балкон и уставился в цветочный вазон. В нем рос чахлый цветок, почти засохший. Странно было то, что горшок в вазоне был слишком маленьким. Алексей потянул его кверху за стебель и вытащил вместе с горшком. На дне вазона оказался конверт, который был упакован в несколько слоев целлофана, а сверху замотан изолентой. Это была удача! Но Алексей почему-то забеспокоился.

– Сергей, подойди ко мне, – крикнул он в открытую дверь.

Сергей, примостившийся вместе с дежурным следователем у стола, где тот писал протокол осмотра, быстро вскочил и подошел.

– Что-то нашли, Алексей Николаевич?

– Нашел конверт и боюсь показывать, – виновато ответил Алексей.

Сергей пристально посмотрел на начальника и тихонько сказал:

– А я уверен, что она тут ни при чем. – Ты откуда знаешь?

– Все знают, Алексей Николаевич и вам сочувствуют. Поэтому и землю роют. Давайте мне. Это что, фотографии?

– На ощупь похоже. Ты как догадался?

– Я что-то такое подозревал, почему-то постоянно думал о шантаже. Понятые, подойдите.

И он сунул конверт обратно в вазон, а сверху примостил чахлый цветок.

В конверте, который не утерпели и вскрыли на месте, оказалось около сотни фотографий. Все они были датированы ноябрем прошлого года. На них были разные люди, попадались совсем незнакомые. Но чаще всех сияла благообразная физиономия господина Флерова в компании Максима Алешина и Анны Корчак. Пару раз мелькнула Лидия Машкова под руку с Максимом, он же Владимир Махов. Все это было безумно интересно, но неинформативно. Ну встретились люди, и что? Рассказать об этих снимках мог только тот, кто выслеживал и фотографировал этих людей. Конечно, можно было предъявить эти снимки Анне Корчак или Максиму Алешину и спросить, о чем они так увлеченно беседуют с господином Флеровым, который объявлен в розыск? А если они не будут отвечать? Их право. Любой адвокат в пух и прах разнесет версию обвинения, основанную только на фотосессии. Но почему и от кого Михаил Коваленко их так прятал? Что в них такого, особенного?

Коробка с деньгами была упакована, опечатана и отправлена в отдел. Конверт с фотографиями Алексей повез Константину Петровичу. Вместе с ним поехал дежурный следователь, который проводил осмотр квартиры. Сергей Пестров остался дожидаться участкового, чтобы вместе с ним опечатать квартиру. Хозяйка ушла к себе домой, почти в голос сокрушаясь о чужом богатстве. Понятые сразу оделись, вышли во двор и с победными лицами стали оглядываться в поисках заинтересованных слушателей. У них на самом деле случилось приключение.

Вечером, в половине десятого, Алексей вспомнил, что так и не позвонил Марии Геннадьевне.

Домой он попал только в полночь. Почти два часа они просидели с Константином Петровичем в его кабинете, разглядывая и так и сяк раскладывая фотографии. Ничего умного не придумывалось. Тот, кто мог бы точно дать пояснения по этим снимкам, был мертв. Откуда у него эти фотографии, тоже не известно. Конечно, эксперты сразу сняли отпечатки пальцев и с конверта, и с фотографий, но результатов надо еще дождаться. И получалось, что, если судить по фотографиям, главный фигурант – это Флеров Василий Павлович, который «барин приехал»! Где теперь его искать? Его сотовый телефон сразу оказался вне зоны доступа. Похоже, он от него просто избавился. Наверное, купил себе по чужим документам новую «симку» и скрылся благополучно за границы нашей Родины. Жена молчит, плачет, клянется, что не знает, куда делся ее муж. Дочь усмехается, ведет себя нагло и тоже молчит. Сын, который в Питере, был допрошен питерскими коллегами, тоже ничего не знает. Остался сын в Канаде, и есть подозрение, что папенька как раз к нему и подался. Хотя ни на одном самолете господин Флеров не засветился. Таможню не проходил, валюту не декларировал, на видеокамерах ни в Шереметьево, ни во Внуково не замечен.

Конечно, есть вероятность, что он еще в стране. Автомобиль его вместе с водителем – в гараже. Водитель в крайнем недоумении. При допросе рассказал: «Василий Петрович приказали, как обычно, к одиннадцати подогнать машину к подъезду, я приехал, ждал, ждал, потом поднялся в квартиру, жена сказала, мол, вышел десять минут назад». Не заметить его водитель никак не мог, машина стояла прямо перед входной дверью. Куда мог деться взрослый солидный человек, непонятно. Черного хода в квартире и в подъезде нет. Если только через чердак. Но даже в кошмарном сне водителю не могло присниться, что его патрон сам лезет на чердак, идет там по пыли и выходит через другой подъезд!

Конечно, так оно и было, скорее всего. Видимо, много наворовал господин Флеров и, спасая свою шкуру, забыл и о семье, и о своем имидже, лез напролом через пыль и грязь. При обыске у него в квартире ничего не нашли, но на чердаке обнаружили прелюбопытнейшее местечко, где, скорее всего, была спрятана запасная одежда и, возможно, наличные деньги. Накануне господин Флеров обналичил около двухсот тысяч «зеленых рублей». То есть банковская карта, по которой можно было отследить его перемещения, не понадобится ему, по крайней мере, в течение месяца.

Сотрудницы магазинов, которые находились в ведении Флерова, как одна, утверждали, что ничего особенного в поведении патрона не заметили. Был умеренно весел, умеренно недоволен, с аппетитом откушал поднесенной водочки с селедкой. Где надо, пожурил, где надо, похвалил. Все, как обычно. К сейфам с деньгами не подходил, да там и не было почти ничего – накануне была проведена инкассация. Ни с одной из девушек у него не было особенных отношений: стар он был для любовных интриг. Это было общее мнение.

Где он мог скрыться, пока было не ясно. На всякий случай запросили все службы такси о вызовах в этом районе в день, когда он исчез. Пока сведений не было. Его вполне мог подвезти частник, тогда вообще поиски становились бессмысленными.

На завтра были назначены повторные допросы. Видимо, Константин Петрович решил использовать найденные у Михаила Коваленко фотографии.

Наталья, как обычно, встретила его немым вопросом. Что он мог ей ответить? Ищем и надеемся найти. Ужинать ему не хотелось, хотя он в течение дня пил только кофе с пирожками. Пообедать не было времени. Но он пошел на кухню следом за Натальей, съел все, что она положила ему в тарелку и не почувствовал вкуса еды, выпил рюмку водки и уснул, как только коснулся щекой подушки.

Наталья не стала его ни о чем спрашивать. Было видно, что он очень устал. Глаза ввалились, темные круги проступили не только под глазами, но и на скулах. Ел он машинально, без аппетита. Но хотя бы ел, не остался без ужина. Она еще домывала посуду, когда из его комнаты послышался негромкий храп. Странно, раньше он не храпел. Надо будет потом вплотную заняться его сердцем. Она озорно подумала, что сердцем займется и в прямом, и переносном смысле.