Волк целил прямо в голову Криса Кэрьера, но в темноте немного промахнулся: пуля царапнула щеку и слегка задела ухо. На минуту оглушенный, Крис вскоре и сам смог понять, что рана не опасна, потому что пуля не задела кости.

– Что случилось? – спросил Марк, очнувшись после сильного потрясения, полученного из-за обвала свода и отголосков выстрела, грохотавших в отдаленных пещерах.

Крис отвечал стонами и бессвязными проклятиями. Свеча выпала из его рук, но, к счастью, не погасла, а все еще горела на полу. Марк поднял ее и стал осматривать своего спутника.

– Дорого мне стоят ваши дурачества, – ворчал, кривясь от боли, Крис.

– Успокойся, я осмотрю твою рану. Тебе же не впервой приходится нюхать порох.

– Да, легко говорить успокойся, когда в вас ничего не попало. А кабы вам пуля угодила в лоб, небось другую бы песенку запели. Эта индианка с глазами ехидны влепила в меня смертельный выстрел. Как вы думаете, там, – он выразительно указал пальцем вверх, – зачтется, что я помогал здесь вам во всех ваших адских затеях?

– Ну что ты хнычешь, как баба! Ты поплатился только кончиком уха. Без этого можешь легко обойтись, потому что эти уши слишком длинны для человека твоего ума. И что значит потеря кусочка уха по сравнению с потерей моей горлицы, такой молоденькой и хорошенькой, хоть и трудно приручаемой!

– Провались она сквозь землю, ваша горлица! – заворчал Крис. – Какая нужда в горлице человеку, который отплясывает на последней гулянке? Умри я в этом мире, какая у меня надежда в другом? Вы это сами хорошо знаете. Хоть бы одним глазком увидеть рай из геенны огненной. Господи! Как кровь-то льет!

– Молчи! Просто царапина. Да будь же мужественнее! Я и не думал, что ты такой нюня.

Крис пришел в себя и успокоился, припоминая все, что случилось.

– Будто перевернуло меня вверх тормашками, – бормотал он. – Я не мог и сообразить, что со мной и где я. А всему виной эта проклятая индианка! И откуда она добыла оружие? Вы точно знаете, что пуля не засела у меня в голове?

– Ну, от нее-то тебе не придется умереть и на день ранее назначенного. Посмотри-ка, какое нам выпало счастье. Обвались та скала поближе, мы с тобой превратились бы в две котлеты. Ну а моя птичка-то попалась в клетку.

– Вот пускай и посидит в каменной клетке. Придется ей со своей индианкой с голоду помирать. Нечего сказать, хороших дел вы понаделали, теперь она не для других, но и не про вас, – сказал Крис, поглядывая на начальника со злобной ухмылкой.

Марк проводил Криса на кухню и, передав его на попечение Агари, вернулся к обвалу с двумя людьми, вооруженными топорами и молотками. Они пробили щель, через которую вытащили Сильвину, находящуюся в невыразимом отчаянии. Волк начал было сопротивляться, но просьбы и убеждения Сильвины заставили его уступить необходимости. Марк провел их обоих в пещеру, которую прежде занимала Сильвина. По его приказанию Волку связали руки назад, после чего люди были отправлены по местам.

Марк повернулся к Сильвине и долго молча на нее смотрел.

– Судьба не содействовала вашему побегу, – сказал он наконец, принужденно улыбаясь.

Молодая девушка ничего не ответила.

– Молчите, если вам это нравится, – продолжал он насмешливо. – Известное дело, молчание роскошь, на которую обычно скуп прекрасный пол.

– Продолжайте ваши недостойные преследования, но избавьте меня от необходимости слышать ваш голос, – отвечала тихо Сильвина.

Марк наклонился к индейскому мальчику и сказал с презрением:

– Вот оно что! Волчонок надеялся перехитрить лисицу.

Мальчик бросил на него гордый взгляд, полный презрения.

– Подарки от меня принимаешь, а сам вероломно изменяешь мне; хорошо же, я покажу тебе, как наказывают изменников.

– О! Прошу вас, не мучьте его! – невольно воскликнула Сильвина.

Марк притворился, что не слышит ее, и продолжал:

– Волчонок умрет волчонком, прежде чем ему удастся полакомиться кровью.

– Может быть, – отвечал мальчик равнодушно. – Всем животным суждено умереть. Для медведя, бизона, оленя назначено время; пробьет час смерти и для Волка. Не отросли еще его зубы и когти, но он вырос достаточно, чтобы встретить смерть молча.

– Для звереныша твоей породы ты храбро говоришь, но будет еще лучше, если ты до конца сохранишь свою храбрость. Я раздавлю тебя, маленькая ехидна, а вместе с тобой я хотел бы раздавить и весь твой проклятый род.

– Лисий Хвост, напрасно ты желаешь этого. Не так легко вымирают краснокожие. Ты будешь лежать в могиле, а краснокожие еще долго будут ходить по лугам, лесам и горам своей страны. Ты можешь убить врага, попавшего к тебе в плен, но никогда не покорить тебе сердца Восхода Солнца!

Марк с досады закусил губу до крови.

– Злобный щенок! Ты идешь по опасной дорожке; ни шагу дальше, иначе тебе несдобровать. Покаешься, да поздно будет!

На лице индейца отразилось самодовольство. Посмотрев на свою госпожу, он продолжал:

– Она ненавидит тебя; только к тебе она чувствует такое отвращение. Змея не так ей противна, как ты!

Марк выхватил пистолет и судорожно сжал его в руке. Черты его лица исказились, глаза налились кровью, пена показалась у губ. Волк стоял перед ним неподвижно. Марк поднял оружие над его головой с намерением ударить. Но бесстрашие мальчика остановило его, и рука сама опустилась.

– Он из той же дикой породы – не стоит моего удара. Там ждут молодцы, которые и без меня покончат с ним. Волчонок, когда увидишь Криса Карьера, простись с жизнью и пой свою предсмертную песнь.

– Как! – воскликнула Сильвина. – Вы решитесь убить ребенка, чтобы удовлетворить жалкое чувство мести?

– Я убью любого, кто осмелится стать между мной и тобой! – закричал Марк в ярости.

– Зла он вам не сделает, убить его – бесполезное преступление, которое только прибавит лишнюю цифру к числу ваших злодеяний и увеличит мое отвращение к вам, – возразила она, с трудом переводя дыхание.

– Раз пожелав, я не отказываюсь от своего намерения, – сказал Марк со звериной грубостью.

– Пожалейте его молодость!

– Пустые слова!

– Вспомните, как я спасла вам жизнь! Не я ли отвела пистолет, приставленный к вашей груди?

– Какое неудачное воспоминание! Не вмешайтесь вы в это дело, от многих бедствий я был бы избавлен! Короткое страдание разом бы все покончило и избавило меня от мучительной пытки, которая отравляет мне жизнь; обманутые надежды, оскорбление осмеянной любви, муки ревности, бешеная ненависть – о, сколько я уже выстрадал и как сейчас страдаю!

Марк казался вне себя от отчаяния; Сильвина поняла, что встала на ложный путь, и постаралась смягчить свою ошибку.

– Мальчик был всегда мне верен и предан.

– И вот именно за это я убью его. Будь он вашим врагом, не был бы он здесь теперь, не прополз бы сюда змееныш, чтобы впустить в меня свое жало. Хорошо еще, что его хитрость не может сравниться с его дерзостью. Марк замолчал и через минуту воскликнул:

– О! Как я был слеп и как я мог допустить, чтобы меня так заморочили этот самозванец-патер и новообращенный индеец! Проклятый Ник Уинфлз!

В порыве ярости он вышагивал по пещере и вдруг остановился перед Сильвиной. Лицо его искажала злобная гримаса.

– Послушайте, красавица! – воскликнул он. – Ваш друг и защитник Ник Уинфлз нашел свой последний след. Проститесь навсегда с его дурацкими сказками и шутовством!

– Умер? – прошептала Сильвина с ужасом.

– Мои люди спустили его труп в озеро. Он выслеживает теперь рыб. Водяные змеи совьют себе гнезда в его остове.

– Боже мой! Боже мой! – восклицала молодая девушка, изнемогая под бременем печали.

– Великий воин и храбрец, с которым никто сравниться не мог! – сказал Волк, отдавая дань уважения Нику.

– А, эта весточка задела вас за живое, красавица моя! – пробормотал Марк язвительно. – Клянусь честью, меня радует, что со мной шутить нельзя. Наконец-то вы узнаете меня!

– Но я давно и слишком хорошо вас знаю! Мое воображение не может представить себе чудовища более мерзкого, чем вы, – возразила Сильвина с таким выражением, которое не допускало сомнения в ее искренности.

– Вот и прекрасно! Продолжайте выводить меня из терпения, а я пока кликну своих молодцов, которые побеспокоятся о вашем прекрасном мальчике. Спешите воспользоваться последними минутами его драгоценного общества. Скоро он скроется с ваших глаз, это будет последний раз, когда вы видели его… А ты, звереныш, – продолжал он, обращаясь к Волку, – насмотрись хорошенько на своего идола, пока не появилась хмурая рожа Криса Кэрьера. Поклоняйся, обожай, пока можешь, женщину, за которую умираешь.

Демонстративным хохотом завершив свою речь, Марк удалился.

Сильвина устремила глаза на индейца, который стоял неподвижно, с опущенными глазами; мужество и решимость выражались в его осанке.

– Бедный мальчик! – сказала она, и ее голос дрожал от слез. – Вот до чего довела тебя преданность мне! Этот человек неумолим. О, почему я не могу вырвать тебя из его когтей!

– Восход Солнца, всех нас ожидает одинаковая участь. Волк опережает тебя немногими часами. Не знаю, всех ли нас ожидает на том свете одинаковая участь, думаю, однако, что краснокожий всегда останется краснокожим; смерть не заставит меня побледнеть. Ты останешься белой и чистой, а я таким, каким ты видишь меня.

– При переходе в вечность нет разницы в цвете тела; белый или красный – какая разница?

– Большая, очень большая! – возразил индеец с жаром.

– И в чем она заключается?

– Если разница существует, то мы не встретимся уже там, потому что заоблачная вотчина краснокожего далеко от вечных городов бледнолицых. Мир духов необъятен. Индейцу, наверное, придется пройти огромное пространство.

– Не думай так, мы скоро с тобой увидимся. Неволя и тоска измучили меня. Недолго еще я проживу, а когда явлюсь в тот мир, обитатели его, я думаю, подскажут мне, где ты.

Мальчик изменился в лице, радостная улыбка осветила его, и глаза его, преисполненные задушевным чувством, устремились на Сильвину.

– Как! Ты будешь спрашивать обо мне? Ты пойдешь за мной на далекий Запад?

– Да, я пройду в страну краснокожих за храбрым ребенком, который жизнь свою отдал за меня, – сказала девушка с глубоким волнением.

Невыразимое чувство радости озарило прекрасное лицо мальчика.

– Смерть больше не ужасает Волка. Пускай они приходят и убьют – у меня есть твое обещание. Язык Восхода Солнца не умеет лгать. На нее я надеюсь, как на слова Великого Духа.

– О, мое бедное дитя!

Волк с трудом переводил дыхание, глаза его сверкали необычайным блеском; с обожанием смотрел он на Сильвину. Она чувствовала, что этот странный маленький дикарь любил ее всеми силами души, и боролась со своими чувствами. Никогда еще она не блистала такой красотой.

Вдруг послышались шаги, и вскоре появился Крис Кэрь-ер с перевязанной головой.

– Восход Солнца, я ухожу, прощай! – сказал мальчик.

– Постой! – закричала Сильвина. – Я еще попытаюсь умолять…

– Нет, – прервал ее Волк. – Побереги слова и не бросай их лютому зверю.

– Ступай, ступай! – сказал Крис грубо. – Язык этой девочки не поможет тебе. Ты надул меня, Волк, и мы сведем теперь с тобой счеты. Ступай же: ты поплатишься мне за эту рану; и капитал и проценты – все зачтется сполна! Уж за это я тебе ручаюсь.

– Восход Солнца, взгляни на меня еще раз… последний раз! – попросил Волк, оглянувшись.

Сильвина устремила на него глаза, полные слез.

– Довольно! Я счастлив. Восход Солнца, прости, прости!

Индеец сопровождал последние слова взглядом, полным любви, и безропотно последовал за исполнителем воли Марка Морау.

Сильвина горько рыдала.