Слева от знакомой нам группы, в чаще деревьев и кустарников просвечивала прогалина. Сквозь эту прогалину видна была долина Саскачевана, струившегося по извилистому руслу.

С той стороны и донесся выстрел. Все взгляды мгновенно обратились к реке. В первую минуту ничего нельзя было увидеть, но вскоре вдали показались три всадника. Они неслись во весь опор. Никто не спускал с них глаз, но минуты через две показалось еще пять-шесть человек, преследовавших беглецов.

– Индейцы, – сказал Саул Вандер уверенно.

– Индейцы или нет, – заметил Кенет, – не знаю, но вижу, что один из преследуемых, кажется, имеет большое желание ускользнуть от своих спутников.

– Помогите мне подняться. Я во всем разберусь, – предложил Ник.

Кенет помог охотнику встать.

– По-моему, преследуемые – индейцы, причем из них одна женщина, – заявил Ник, – а один из преследуемых связан.

– Верно, – подтвердил Саул.

– Если не ошибаюсь, им будет трудно избежать плена, – сказал Ник. – Они летят во весь опор, и лошади у них превосходные, но индейцы явно нагоняют их. О боже мой! Если бы я сидел сейчас на Огневике, я бы помог этим двум беднягам, хотя бы мне это стоило новых дьявольски затруднительных обстоятельств, но непременно бы помог, ей-ей, право слово, покорный ваш слуга!

Кенет мигом взобрался на возвышенность и замахал шомполом, к которому привязал белый платок. Вероятно, беглецы поняли этот сигнал, потому что в ту же минуту повернули к возвышенности. Но враги настигали их, не переставая обстреливать.

– Я вижу совсем молоденького индейца, – сказал Кенет, – пули так и свистят около него, а ему нипочем, точно он заколдован! Смотрите, как он старается защитить женщину, он все время становится между ней и неприятелем! Он прикрывает ее собой! А сам то и дело поворачивается и стреляет в них. Великодушный мальчик! Жаль будет, если его убьют! Бог ему в помощь!

Схватив карабин, Айверсон что было сил бросился навстречу беглецам, Саул Вандер и Гэмет последовали его примеру, хотя Гэмет и тут не упустил случая поворчать на дерзкую отвагу иных молодых людей.

Опасность увеличивалась с каждым мгновением: преследователи явно настигали беглецов. Но неведомая сила воодушевляла их. Лошади словно почувствовали их энергию: их подстрекали неутомимые усилия врагов. То была отчаянная и в то же время великолепная скачка.

Мало-помалу квакер перестал ворчать. Он воодушевился общим увлечением. Его бег ускорился, скоро он опередил Саула, присоединился к Кенету и тотчас же опередил его, несмотря на все усилия молодого человека не отставать от него. В нескольких шагах от врагов Гэмет неожиданно напал на них. Индеец, сидевший на огромной лошади, повернул ее прямо на квакера, чтобы опрокинуть и подмять его, но Авраам, даже не оглянувшись, схватил лошадь под уздцы железной рукой и мгновенно сбросил дикаря на землю. Сверкнул топор, описал кривую линию и с маху обрушился на голову всадника. Потом, легко вскочив на лошадь и размахивая окровавленным оружием, Гэмет закричал оглушительным голосом:

– Назад, назад, краснокожие! Авраам Гэмет против вас! Авраам Гэмет бьет только один раз!

– Смерть! – кричал Кенет. – Помогите индианке, Гэмет, какой-то дикарь бросился к ней!

Шум схватки вдруг перекрыло оглушительное карканье: откуда ни возьмись появился Ворон на размалеванной лошади и бросился в середину свалки. Взмахивая локтями и каркая, он с отчаянной восторженностью провозглашал:

– Я землетрясение, я потоп, страшный суд и бич земли! Кар-кар-кар!

Завидев такое подкрепление, преследователи повернули назад, а преследуемые остановили лошадей, кроме того, который был связан. Он попытался было продолжать скачку, но молодой индеец настиг своего спутника, и они возвратились к ожидавшей их индианке.

Кенет подошел к молодому индейцу, так храбро защищавшему свою спутницу.

– Волк! – воскликнул он, едва веря своим глазам.

– Да, Волк! – ответил мальчик, в восторге от своей победы. – Лисий Хвост хотел убить Волка, пока у него не отросли еще зубы и когти, но не так рассудил Великий Дух!

Дрожа от волнения, Кенет повернулся к индианке. Его сердце билось надеждой и страхом. Индианка в это время тоже повернулась. Айверсон бросился к ней с возгласом радости, схватил на руки и, не помня себя от счастья, осыпал поцелуями… Сильвину Вандер!

Оба не могли говорить, но их взаимная любовь ясно выразилась в этом безмолвном объятии. Девушка была почти без чувств, когда Кенет передал ее отцу, который слезами и ласками скоро привел ее в сознание.

– Истину скажу, само Провидение руководило нами. О-о-ох! Ох-оо! – произнес квакер торжественно.

– Воздадим хвалу Провидению! – сказал Саул, сняв шляпу и преклоняя колени с благоговением.

– Не менее того благодарите и прославляйте этого юношу! – сказал Авраам, положив руку на плечо Кенета.

– Да, он оказался самым мужественным и преданным другом! – воскликнул Саул и потом, задумавшись, прибавил: – Да, я желал бы знать, чем мог бы его вознаградить.

– Друг Саул, вот это уж я могу тебе сказать, – заметил Гэмет.

– Скажите, и я буду благодарен вам до последнего дня жизни. Понимаете? – спросил Саул, устремив на него выразительный взгляд.

– Вручи ему руку этой прекрасной юной девы, и ручаюсь тебе, что вознаградишь его стократно.

Саул посмотрел на дочь и на Кенета, потом еще раз на Кенета и дочь. Щеки Сильвины так и горели ярким румянцем.

– Если только она любит его, понимаете ли?

– Друг Вандер, что тут понимать? Взгляни только на ее лицо!

Саул медленно поднял опущенную головку дочери, и тихая слеза скатилась по его загорелой щеке.

– Отдать мой Розанчик! Мой возлюбленный Розанчик! – прошептал он. – Но, во всяком случае, рано или поздно, а этим закончится. Как быть? Ну, молодой человек, подойдите ко мне. Вот вам маленькая рука! Более драгоценного сокровища у старого Саула нет.

– Благодарю! О, благодарю за бесценный дар! – воскликнул Кенет вне себя от радости.

– Но вы распоряжаетесь мной, не спросив моего согласия! – пролепетала Сильвина, спрятав пылающее лицо на груди отца.

– Твое личико выдает тебя с головой, лукавая малютка! Очень нелегко надуть старого охотника, который знает наизусть свой Северо-Запад, как ты свои книги, понимаешь ли?

– Истину говоришь! Это верно, – подтвердил Гэмет.

– Ну-ка, Айверсон, помогите ей опять сесть на лошадь, – сказал Саул, – да поберегите ее, понимаете ли, друг милый? Поспешим поделиться нашей радостью с Ником Уинфлзом, который издалека машет нам своей тюленьей шапкой.

– Но что же нам делать с этим молодцом? – спросил Авраам, обращая общее внимание на связанного пленника.

Кенет в первый раз взглянул на человека, которого Том Слокомб крепко держал за плечо. В переодетом индейце Кенет тотчас узнал Джона Бранда, и гнев закипел в его душе. Увлекаемый воспоминанием всех неприятностей, которые причинил этот человек, он хотел произнести над ним смертный приговор, но взгляд Сильвины остановил его.

– Я прощаю ему все зло, которое он мне сделал, – сказал он кротко, – кроме того, он ранен, следовательно, понесет наказание позже. Богу принадлежит суд и наказание по заслугам смертных.

– Скалистые горы! Это такие-то порядки вы намерены заводить? – воскликнул Том Слокомб.

– Да.

– Но я на это не согласен и буду его гибелью, разрушением и последней болезнью. Кар-кар-кар!

И с этими словами выхватив шомпол, он преподал Джону такой урок, который тот поневоле должен был сохранить в воспоминаниях до конца дней своих. Между тем друзья поспешили к Нику Уинфлзу.

Выразив искреннюю радость при виде Сильвины, Ник Уинфлз обратился к квакеру:

– Ну, друг квакер, теперь с вами нужно разобраться. Отвечайте на мой вопрос.

– Истинно не могу…

– Не отпирайтесь, Широкополый! Я напрямик полезу: что вы за человек? Отвечайте же, а не то, ей-ей. Право так, и я покорный ваш слуга!

Гэмет улыбнулся.

– Хорошо, – сказал он благодушно, – я отвечу на твой вопрос.

– Одну минуту! Если не желаете впутаться со мной в маленькое затруднение, то не увлекайтесь длинными-предлинными фразами, ни дать ни взять Красная река.

– Поостерегусь, потому что у нас с вами была уже распря по этому случаю, хотя не доходило еще до «разрешения дьявольски затруднительных обстоятельств», – возразил Гэмет с той же усмешкой.

– Браво, браво! Квакер исчез! – воскликнул Ник в порыве простодушного веселья. – Но кто же вы, Гэмет?

– Я не Гэмет, а Айверсон. Я дядя этого счастливого юноши.

– Айверсон?! Мой дядя! – воскликнул изумленно Кенет.

– Точно так, Айверсон и твой дядя, любезный племянничек. Но ты никогда меня не знал, потому что я уехал из Кентукки прежде, чем ты появился на свет. По прибытии в эту страну я присоединился к Компании Гудзонова залива и составил себе хорошее состояние. Много раз я странствовал по Северо-Западу и подробно изучил все его особенности. Тебе случалось удивляться моей самоуверенности и смелости идти навстречу опасности. Но моя самоуверенность – естественный плод долговременного опыта. Сколотив значительное состояние от торговых оборотов на обмене, я возвратился в Англию, на родину. Отца твоего, Кенет, я не застал уже в живых, а мать умерла при твоем рожденье. Осиротев, ты был поручен попечению дяди со стороны матери. Вскоре и он умер, завещав тебе все свои богатства в том случае, если ты женишься на его дочери, не желая, чтобы его поместье перешло в чужие руки.

– Но я отказался от этого условия, что и заставило меня искать средства к жизни в Канаде! – воскликнул Кенет. – Моя решимость причинила мне много бед и хлопот, но радость настоящего все вознаграждает.

Сильвина поблагодарила его робким, но полным нежности взглядом.

– Будь моя кузина добра и мила, не пришлось бы мне увидеть ни Гудзонова залива, ни Сильвины Вандер, – прошептал он своей возлюбленной.

– И вы очень мудро поступили, друг Кенет, что не женились на девушке, которую не любили, – сказал Ник, – вот и я, поверьте, ни за что не взял бы за себя юбочку, которая сразу не захватила бы в плен всей моей души. Нет, уж этому не бывать. Ей-же-ей! Право так!

– А Дочь Облака в черной одежде так разом и захватила? – спросил Саул. – Понимаете ли?

– В семействе Уинфлзов не было примера, чтобы кто-либо шел наперекор судьбе, – произнес охотник холодно, – чему быть, того не миновать – кто этого не знает? Безумец тот, кто идет против судьбы. Я знал, что эти дети должны соединиться, потому-то и не щадил своих трудов, чтобы соединить их. Капитан, хорошенько берегите наш Розанчик, смотрите же, сделайте ее счастливой, а уж она-то даст вам счастье. Ей-ей, верно слово так!

– Наследников у меня нет, – продолжал рассказывать Гэмет, – я отправился путешествовать по Европе, изъездил Азию, чтобы удовлетворить свое любопытство, и, наконец, вспомнил племянника Кенета и вернулся на родину. Приведя в порядок свои дела, я переплыл Атлантический океан и прибыл на место, где вы родились. Тут мне сказали, что ты уехал на Северо-Запад. Я поспешил в Монреаль и узнал от директора, что ты поступил на службу в Гудзонову компанию. Теперь мне было легко следить за тобой. Присоединившись к небольшому отряду, я поднялся вверх по Красной реке через Великие озера. В Селькирке мне рассказали о твоей дуэли с Марком Морау и об отправлении в поход отряда охотников, к которому было причислено и это интересное молодое существо. Взвесив все эти обстоятельства, я заключил, что, по всей вероятности, и вас найду поблизости этого отряда. Я отыскал уже ваши следы, когда по дороге встретил вас с эксцентричным Ником Уинфлзом. Из желания изучить ваш характер и скрыть свои намерения я прикинулся квакером и, как вы все могли заметить, худо ли, хорошо ли, исполнил свою роль.

– И все это притворство и обман, что составляет великий грех и преступление, о-ох-ох-оо! – передразнил Ник.

Авраам улыбнулся, Кенет пожал ему руку с искренним чувством.

– Я часто возбуждал ваши подозрения и любопытство, – продолжал рассказывать Авраам, – нередко навлекал на себя даже гнев Ника Уинфлза, признаюсь, мне доставляло некоторое удовольствие поддразнивать и мистифицировать его. Разумеется, «таинственный истребитель» был не кто другой, как покорный ваш слуга. Я спроваживал наших врагов в небытие самым удобным и быстрым способом для того, чтобы сохранить свое инкогнито. Но, главное, что возбуждало мое негодование, это крайняя бесчеловечность, с которой черноногие обращаются со своими пленниками. Никогда не мог я простить им, что один раз они замучили прекрасную молодую девушку на моих глазах, лишив меня возможности помочь ей. Я любил ее… это было давно… Когда-нибудь я расскажу вам эту печальную историю… Впрочем, и к черноногим я был довольно милостив, потому что те, на кого падал мой топор, были навеки избавлены от страданий этого мира.

– Ода, великие милости вы им оказывали! Рассматривая тех, которые воспользовались вашими милостями, конечно, не нам осуждать вас. Широкополый, мне нередко случалось говорить вам довольно жесткие речи, но рассчитываю на ваше великодушие, надеюсь, вы простите и забудете мои обиды. Вы храбрый и честный человек, и кому вздумалось бы противоречить мне, тот может запутаться в дьявольски маленькое затруднение.

По окончании своей речи охотник, по обыкновению, приподнял косматую голову Напасти и с нежностью посмотрел ей в глаза.

Кенет и Сильвина сидели возле собаки и не жалели самых нежных ласк для нее.

– Вот видите, Розанчик, только звук вашего голоса мог ее оживить. Ей-ей! Право слово… смотрите, вот она и уши насторожила, и хвостом завиляла. Надо вам сказать, Розанчик, что этого давно уже не было, с тех пор как ее постигла жестокая болезнь, точно громом поразила. Вся ее лютость против краснокожих будто сама собой исчезла, но она искала ваши следы до последней минуты, пока ее носили ноги, пока она, наконец, не свалилась от бессилия. Она понимала, что мы искали вас, и не выпускала из виду ваших следов.

– Ну вот, вы опять стали твердо держаться на своих ногах, – сказал Голиаф грустно, – а мне-то, несчастному, остается только сожалеть о всех понесенных потерях. Ведь что за вино было у меня! Чистейший спирт с крошечной примесью краснореченской воды и других химических составов. Пускай сдерут с меня шкуру, если…

Слова замерли на губах виноторговца: он увидел Тома Слокомба, торжественно подъезжавшего на размалеванной лошади.

– Моя лошадь, моя лошадь! – вскричал Голиаф. – Я представлю в суд все улики и заплачу за издержки! На одном боку у нее бочонок, на другом пьяный индеец. Долой, ядовитая змея!

– Не змея, а черта разъединения, страшный, неукротимый ужас Севера – вот кто я! Что касается этой клячи, я с радостью возвращаю ее хозяину, потому что неприлично Ворону Красной реки появляться на такой костлявой кляче, уж лучше всю жизнь провести на грязном плашкоуте, чем час-другой посидеть на ее старых костях.

И Том Слокомб с видом презрения передал лошадь хозяину.

– Ну, как поправляетесь, старый товарищ? – спросил Ворон, подходя к Нику. – А я думал, что вы уже умерли, даю честное слово! А что ваша дикая кошка? Ей, кажется, гораздо лучше с тех пор, как мы расстались с вами, не правда ли? Она не совсем меня любит, как и все, так, что ли? Но не в этом беда. Черта разъединения никогда не пользовалась популярностью между людьми. Скажу вам, Ник, истину, что эта собака послужит вам в утешение. Странная вещь! Но вы любите ее искренне, и за это я уважаю вас. У каждого свои фантазии. Кар-кар-кар!

В ответ на оглушительное карканье Напасть испустила такой выразительный вой, что у Ника от радости пробежали мурашки по спине: его друг выздоравливал, это слышалось ясно по силе его голоса.

– Счастье этих двух юных созданий, – сказала госпожа Стаут, глядя на Кенета и Сильвину печально и торжественно, – напоминает счастливые дни моего безумия, когда этот бесчувственный варвар, – она указала на мужа, – обворожил меня льстивыми словами и лишил весенней чистоты и девственной нежности, которые были бы сохранены мной до настоящей поры, имей я тогда нынешний опыт и знай, как теперь знаю, что означают брачные обязательства!

Произнеся эту речь, Персилья Джейн сложила руки с плачевным видом и подняла глаза к небу со вздохом сокрушения.

Волк, внезапно исчезнувший в то время, как Том Слокомб увещевал Джона Бранда, вдруг выехал из леса. Окровавленный скальп висел за его поясом. На лице его сияла гордость, и, указывая на кровавый трофей, он воскликнул с гордостью:

– Волк лизнул крови врага! Лисий Хвост никогда уже не увидит Восход Солнца. Он хотел меня утопить, пока я молод. Нож, его подарок, был спрятан на моей груди; когда меня бросили в воду, я успел разорвать узлы, а попав в воду, я обрезал веревку, привязывавшую камень. После этого я спокойно выплыл на берег, не спуская глаз с Лисьего Хвоста, напал на него врасплох и отомстил ему. Восход Солнца, он отправился на охотничьи поля, приготовленные для бледнолицых, и вот рука, которая отправила его туда.

– Он умер? – спросила Сильвина, вздрагивая.

– Великий Дух призвал его. Нынешнюю ночь волки попируют над ним. Хищные птицы носятся уже над его трупом. Видите облака дыма за теми далекими холмами? Там собрались мои братья. Я возвращаюсь к ним. Юная дева с лучезарными глазами, напоминающими лучи восходящего солнца, теперь мы расстанемся навеки. Я любил тебя, но Великому Духу неугодна эта любовь. Волк любил тебя, но сохранял это в тайне. Он целовал тень и поклонялся следам твоих ног. Восход Солнца! Прощай, прощай навек! Мы увидимся с тобой только в стране духов!

Волк махнул рукой и, повернув лошадь, пустил ее бешеным галопом.

Несколько минут царствовало тяжелое молчание.

– Итак, вот какой конец ожидал Марка Морау и его сообщника Криса Кэрьера! – сказал Ник. – Теперь остался только Джон Бранд. Лучше бы его отправить к ним, но прежде следовало бы порасспросить его хорошенько.

– Дело уже сделано, – отвечал Том, – ощупывая его ребра, я заставил его раскашляться. Ну уж и порассказал он мне о своих подвигах! Ведь это он утащил ту девушку, которую мы подобрали в лесу у озера. Помните?

– Как не помнить! Славная красотка, ей-ей, право слово, и я покорный ваш слуга!

– Я собрал о ней сведения в форте, и оказалось, что она дочь моего старого товарища по Гудзоновой компании. Я беру на себя заботу о ней, – сказал Гэмет.

Размалеванная лошадь была предоставлена Нику, которого и усадили в седло, а Напасть жалобными глазами смотрела на хозяина.

– Подайте мне собаку, – попросил охотник.

– Не знаю, как вы справитесь с ней. Понимаете ли? – спросил Саул.

– Нет, этого я не понимаю. И понимать не хочу!

Голиаф взял на руки собаку и положил ее на шею лошади перед Ником, который обнял ее, как нежнейшая мать своего ребенка.

– Теперь готово! – воскликнул он. – Марш! Вперед!

Кенет усадил Сильвину на лошадь, которую сам повел под уздцы. Госпожа Стаут, Гэмет и Саул последовали за ними; Голиаф же благоразумно оставался в арьергарде.

Кажется, первый раз в жизни Ник почувствовал поэтическое вдохновение и внезапно запел неизвестную песню: «Грядет, грядет герой победы!»

Кенет и все спутники расхохотались, Ворон захлопал крыльями и закаркал, Напасть громко залаяла.

– У каждого человека бывают свои затруднительные обстоятельства, – сказал Ник, прерывая пение, – но великая тайна жизни состоит в том, чтобы не поддаваться им. Всегда следует быть выше обстоятельств. Ну, смотрите, не для всех ли нас уладились обстоятельства? Вот у нас и свадьба впереди. Видели мы много свадеб, в семье Уинфлзов их не перечтешь. Но не всегда свадьба бывает завершением дьявольски запутанных затруднений. Вот уж нет! Свадьбы иногда ведут… Словом, я знаю, что хочу сказать, – завершил Ник, лукаво указывая взглядом на Персилью Джейн.

Потом, обращаясь к Кенету, он сказал с глубоким чувством:

– А вы, юноша, берегите хорошенько наш Розанчик. Не заставьте ее раскаяться в том, что она предпочла вас. Смотрите, чтобы я никогда не увидел ее в затруднительных обстоятельствах! А иначе мы поссоримся.

И, обратив нежный взгляд на Сильвину, слушавшую его советы с веселой улыбкой, Ник Уинфлз со свойственным ему добродушием воскликнул в виде заключения:

– Ей-ей! Право слово так, и я покорный ваш слуга!