Вера Сергеевна успела съездить на рынок за редиской и зеленым луком, когда Светлана проснулась. Накануне они легли спать позже обычного: Светлана пожелала немного переделать свое любимое платье — синее, с черным поясом, — изменить фасон воротника. Но сама она портновским искусством не владела. Как всегда: «Мама, пожалуйста…»

— Вставай, вставай, надо платье гладить! — крикнула из кухни Вера Сергеевна.

— У тебя лучше получится, — отозвалась Светлана.

Иного ответа Вера Сергеевна и не ждала, это было в порядке вещей и не сердило ее. Она с удовольствием делала для дочери все, что могла и умела.

Пока Светлана умывалась и причесывалась, Вера Сергеевна приготовила завтрак.

— Далеко ли собираешься? — спросила она у дочери, когда сели за стол.

— Пойдем с Галей посидим где-нибудь в летнем кафе, мороженого поедим.

Светлана с недавних пор взяла за правило говорить матери не все. Нет, она не врала впрямую никогда. Она просто не договаривала. Так ей было удобнее — не возникает лишних вопросов. Она уже решила, что на свидание к итальянцу пойдет и что скорее всего они отправятся в летнее кафе-мороженое, но зачем сообщать матери, что, кроме Гали, будет иностранец?

— Кажется, ты должна встретиться с Лешей?

— Я уже договорилась с Галей, в одиннадцать увидимся у почтамта.

Это тоже была и не ложь и не вся правда.

Между прочим, Леша должен зайти к ним именно в одиннадцать, так что следовало поторопиться с глажением платья; чтобы не встретиться с Лешей, ей надо убраться из дому не позже как в половине одиннадцатого.

Светлана быстро проглотила яичницу с колбасой и салат, запила крепким чаем, встала из-за стола и бодро объявила:

— Ма, я к твоим услугам!

— Включи утюг, постели одеяло, достань тряпочку.

В начале одиннадцатого все было готово.

Светлана оделась.

— Как я, ма?

Вера Сергеевна закурила — в последнее время она предпочитала «Беломор».

— Повернись… Так… Прекрасно…

— Дай твои часики.

Вера Сергеевна принесла свои золотые часы на золотом браслете — подарок мужа, — сама надела их на руку дочери, и Светлана, поцеловав ее в щеку, ушла.

А минут через пятнадцать в квартире раздался звонок.

Вера Сергеевна открыла дверь. Перед нею стоял Леша. На груди у него висел фотоаппарат в новеньком чехле, в правой руке — большой белый рулон плотной бумаги. Светлобровое веселое лицо его, как говорится, сияло.

— Здрасьте, Вера Сергеевна! Света дома?

— Доброе утро, Алешенька. А она, знаешь, исчезла.

Сияние пропало.

— Давно?

— Да буквально сию минуту.

— Вот те раз! И ничего не сказала?

— Сказала, с Галей встречается. Возле почтамта в одиннадцать. Я про тебя напомнила, она говорила, будто у вас на сегодня назначено, а она словно мимо ушей пропустила. Да ты заходи, что же на пороге?

Леша совсем нахмурился.

— Да нет, я пойду. А она не сказала, куда они с Галей?

— Мороженого захотелось. Наверное, посидят где-нибудь в кафе на открытом воздухе. Погода сегодня прекрасная.

— Как же так? Мы ведь втроем собирались…

— Ну, не расстраивайся, куда она денется?

Леша постучал пальцем по аппарату.

— Вот вчера купил, хотел ее сфотографировать.

— Еще успеешь, лето только начинается.

— Ну ладно. — Он протянул ей рулон. — Это она просила. Их стенгазета. Я заголовок написал.

Вера Сергеевна испытывала перед Лешей неловкость за Светлану. Чтобы как-то его утешить, она развернула рулон, посмотрела на крупно выведенный красным заголовок: «За культурное обслуживание».

— Как ты хорошо сделал! — сказала она.

Но это его мало утешило.

— Ладно, извините. Вера Сергеевна. — И, прыгая через три ступеньки, оставив ее на пороге перед открытой дверью, Леша сбежал по лестнице вниз…

Погода стояла действительно отличная. Все уже были одеты по-летнему, даже детишки. Двор звенел от детских голосов и от щебетания птиц. Небо было голубое. Свежая зелень каштанов, длинным строем стоявших на соседней улице, видной со двора, была усыпана толстыми белыми свечечками. Они светились на ярком солнце.

Но именно от всего этого Леше стало еще хуже. Щурясь, он оглядел ряды скамеек, на которых сидели старушки, играющих в «классы» девчонок на асфальтовой площадке, а потом остановил взгляд на сбившихся в кучку мальчишках, горячо обсуждавших что-то. Среди них он заметил Витьку-шестиклассника, озорного и шустрого соседа своего по лестничной клетке. Витька, если бы его не отшивать, был бы вечным хвостом Леши, так бы за ним и ходил. Он был предан Леше самозабвенно, и в основном, конечно, не потому, что Леша частенько снабжал его двугривенным на кино, а потому, что проявил к нему колоссальное доверие, взяв в помощники, когда собирал из ничего свой мотоцикл Иж.

Леша сошел со ступенек подъезда и крикнул не очень громко:

— Витек!

Тот услышал мгновенно и через секунду стоял, запыхавшийся, перед Лешей, глядя на аппарат.

— Здорово, Леша! Будем сниматься?

— Ты Светку сейчас не видал?

— Не-а! А она тебе нужна?

— Раз спрашиваю, значит, нужна.

Витек сразу угадал настроение своего благодетеля и шагал молча. А Леша раздумывал, где вернее всего искать захитрившую Светку.

Прошлым летом они пять или шесть раз ходили в разные кафе, но больше всего ей понравилось кафе «Над рекой», которое называлось так потому, что находилось в парке на высоком берегу реки, откуда далеко-далеко было видно низкое, все в озерцах и рощах, заречье. Но туда от их дома ехать и ехать, так же как и от почтамта, где, если не соврала, Светка должна встретиться с Галей. Поэтому Леша решил начать от печки — от почтамта — и следовать оттуда в сторону реки.

А меж тем подруги, обсудив вопрос, выбрали для беседы с Пьетро Маттинелли именно кафе «Над рекой», куда от улицы Тургенева, то есть от места встречи с ним, на автобусе всего три остановки.

Добравшись до конечного пункта своих поисков, Леша нашел тех, кого искал.

Кафе «Над рекой» было уютное местечко. Посреди большой поляны, по которой в естественном беспорядке раскиданы кусты барбариса и сирени, круглый деревянный павильон под шатровой крышей, с большими разноцветными окнами. Его опоясывает широкая дорожка из белого речного песка, на которой стоят близко друг к другу круглые мраморные столики, а у каждого столика по четыре светлых плетеных кресла. И почти ни одного пустующего. И все это взято в кольцо каштанами и покрыто голубым небом.

На столике, за которым сидели Светлана, Галя и Пьетро, сверкало под лучами солнца стекло — стаканы и бокалы, бутылка шампанского и бутылки с лимонадом. Первая скованность, обычная между малознакомыми людьми, когда они только-только приступают к застолью, уже прошла. Но все же беседа пока состояла из тех стандартных вопросов и ответов, какие на всех континентах, на всех широтах и долготах типичны при общении иностранных туристов с местными жителями. Разница лишь в том, что Пьетро Маттинелли, как он сообщил Светлане еще тогда, в универмаге, был не турист, а приехал в СССР работать.

— Вы впервые в Советском Союзе? — спросила Галя.

— Да, — ответил Пьетро.

— Нравится вам наш город?

— О, конечно! Очень красивый. Удобно жить.

— А что вам больше всего понравилось, Пьетро? — Это уже Светлана, доевшая свою порцию мороженого — первую порцию.

— Конечно, девушки! — с улыбкой воскликнул он и добавил; — Вы хотели услышать, что я скажу: метро? Нет, оно тоже хорошее, но мне больше нравятся девушки.

Тут последовало отступление от туристского стереотипа.

— У вас было много знакомств? — спросила Светлана с еле уловимой издевочкой, которую, впрочем, Пьетро без труда уловил.

— Очень много, — делая вид, что не понял истинного смысла ее вопроса, сказал он. — Там, где я работал, все были мои друзья.

— А где вы работали? — поинтересовалась Галя.

— Это называется химкомбинат. Он теперь построен. Вы слышали?

— Да, об этом писали в газете, показывали по телевизору.

— Я тоже строил. Монтировал аппаратуру. Один год.

— А что это за комбинат?

— Будет делать разные удобрения для сельского хозяйства.

— Понятно, — сказала Светлана и обратилась к Гале: — Пьетро завтра уезжает. Не так ли, Пьетро?

— Да, к сожалению, — с неподдельной грустью сказал он. — Между прочим, мои коллеги на работе звали меня Петр, Это мне нравится.

— Вы прекрасно научились говорить по-русски, — заметила Галя.

— Старался. Я начал изучать русский язык, еще когда был студентом.

— А где вы учились?

— В Милане. Там я живу.

— У вас большая семья?

— Папа, мама, сестра и я. Но… — Пьетро показал пальцем на стоявший у него под рукой маленький магнитофон, — Ему скучно слушать, он обо мне все уже знает. Давайте поговорим что-нибудь интереснее.

— Например? — спросила Светлана.

— Например, о вас.

— Ну, что тут интересного! Нигде мы не были, ничего не видели.

— Как говорится по-русски, у вас все еще впереди. — Он замялся на секунду, а потом обратился к Светлане: — Ваш голос теперь у меня есть, но если я попрошу ваш автограф?..

— Ну что вы, Пьетро! — Светлана засмеялась. — Я же не Ирина Роднина.

— Вы могли бы когда-нибудь написать мне открытку?

— Это можно.

Пьетро достал из кармана кожаный бумажник, а из него две визитные карточки.

— Пожалуйста.

Светлана и Галя взяли каждая по карточке и положили их в сумочки.

— Полагается обмен, — сказал Пьетро.

— У нас нет визиток.

— Тогда я запишу ваш домашний адрес.

Светлана и Галя переглянулись, и Светлана сказала:

— Если захотите написать, посылайте на универмаг.

— Но я даже не знаю фамилию. — Он был, кажется, задет.

— Сухова. Светлана Алексеевна.

Пьетро показал на магнитофон.

— Он уже записал. А можно мне что-нибудь прислать вам в подарок?

— Что вы, что вы! Зачем?! Лучше приезжайте сами.

— Я все-таки пришлю. Мне нравится сделать вам приятное.

…Вот в этот момент глазастый Витек и увидел из-за кустов Светлану.

— Так вон же твоя Светка, — показал он рукой оглядывавшему столики Леше. — Там не наш какой-то…

Леша не мог измениться в лице по той простой причине, что и так уж был мрачен дальше некуда. Он расчехлил фотоаппарат.

Прячась за кустами, они с Витьком подобрались к столику Светланы поближе, метров на пятнадцать. Тут Леша приготовил аппарат к съемке — поставил диафрагму на одиннадцать, скорость на сотку, снял с объектива колпачок.

Куст, за которым они стояли, был не очень густой, Леша нашел окошечко в ветках, навел на резкость, но в такой позиции нужный кадр не получался. Ему пришлось выйти из-за куста, чтобы щелкнуть, при этом в кадр попал и соседний столик. Он тут же опять спрятался и стал менять диафрагму и выдержку. Это была проба аппарата и его первая в жизни съемка, хотя руководства по фотографии он и читал. Для верности и самопроверки надо было сделать несколько дублей.

Но повторить съемку не удалось.

Едва все было готово, к ним откуда-то сбоку подошел какой-то невысокий дядя — Леша не успел его толком разглядеть, — показал книжечку-удостоверение и сказал шепотом:

— Здесь нельзя фотографировать.

Леша удивился:

— Это почему же?

— Я вам говорю, молодой человек, здесь снимать нельзя. Прошу, засветите пленку!

— Еще чего! — разозлился Леша.

Витек показал дяденьке довольно грязную и потому особенно выразительную фигу, дернул Лешу за рукав, и они, лавируя между кустами, убежали с территории кафе.

— Леш, давай им устроим веселую жизнь, — деловито предложил Витек, когда они вышли на аллею, ведущую к автобусной остановке.

— Да гори она огнем, — застегивая чехол фотоаппарата, сказал Леша, — Айда домой.

Они долго шагали молча, потом Леша произнес непонятные для Витька слова:

— Ну я ей сделаю стенгазетку… Ха! Культурненько обслуживают!

— Какую стенгазету? — удивился Витек.

— Не вникай. — И Леша дал ему щелчка в макушку…

Галя, Светлана и Пьетро сидели в кафе до трех часов, потом отправились пешком в центр и пообедали в ресторане, а потом пошли в кино на сеанс 18.30, но до конца не досидели — фильм оказался скучный.

Когда вышли из кинотеатра, возникла проблема: Пьетро во что бы то ни стало хотел проводить девушек домой — сначала, предлагал он, вместе со Светланой они проводят Галю, а потом он проводит Светлану. Девушки настаивали на том, чтобы они проводили Пьетро в гостиницу «Москва». Спор был решен простым голосованием, и победило большинство.

Так как Пьетро на следующий день действительно улетал в Италию и так как он по-настоящему понравился и Светлане и Гале, прощание было долгим. Обещали не забывать друг друга, писать, а Пьетро несколько раз повторил, что обязательно приедет опять как можно скорее. В избытке чувств Пьетро порывался надеть Светлане на палец свое кольцо с каким-то неизвестным камнем, и ей стоило больших усилий образумить итальянца.

Наконец они расстались. Галя поймала такси. Она завезла Светлану — та вышла за квартал от своего дома. Было десять часов.

Светлана шла по двору не спеша, как бы прогуливаясь.

Леша сидел на скамейке с двумя приятелями, ждал ее. Когда она с ними поравнялась, он встал, хотел взять ее за руку, но она отстранилась.

— С иностранными красавчиками гуляем? Сбылись мечты, да? — сказал он.

— Отелло рассвирепело, — насмешливо ответила она. — А тебе-то что?

— Ну смотри, ты у меня догуляешься.

Она скрылась в подъезде. Еще никогда в жизни не испытывал Леша такой тоски.