Лестер Риппл собрал в кучу желтые листки, которыми был завален карточный стол.

— Без толку, — пробормотал он, сбрасывая их на пол.

Он не понимал. Он элементарно не понимал, что имела в виду Коттен Стоун, когда говорила, что собирается остановить Армагеддон. Да что она вообще вбила себе в голову про надписи на этой табличке — или как там она ее называла. Шифр излагал его теорию — плюс что-то еще. Какое это имеет к ней отношение? В конце концов, она просто безмозглая журналистка.

Лестер посмотрел на фотографии и вытер нос тыльной стороной ладони. Можно обойтись и без платка — это не простуда и не инфекция. Сопли чистые. Просто аллергия. Это как чистить по утрам уголки глаз.

Он посмотрел через лупу на часть фотографии с бликом.

— Армагеддон, — произнес он вслух.

Она действительно имела в виду ту самую, последнюю битву — или какую-то частную войну? Надо было попросить, чтобы она объяснила подробнее.

— Ничего не сходится, — сказал он. — Просто не понимаю.

Лестер Риппл сделал глубокий вдох и выдох через нос. Надо дать мозгам отдых. Самые невероятные озарения случались с ним как раз в такие моменты — когда он открывал себя вселенной и впускал в себя ее энергию. Именно так он открыл основы нитяной теории. Он должен сделать сознание чистым и восприимчивым. Но сначала, как учила бабушка, он должен поблагодарить Творца за то, что Тот даровал ему премудрость. Если он станет молиться о даровании мудрости, он заставит свой разум считать, будто этой мудрости у него нет. А если благодарить Господа за то, что у тебя уже есть, — это всегда помогает.

«Живи так, словно это правда, — оно и станет правдой, — часто повторяла бабушка. — Увидь то, чего хочешь, и оно к тебе придет».

Лестер знал, что у него в голове уже имеются все ответы. Весь секрет в том, чтобы их увидеть. Это примерно как с кубом, который он нарисовал для Коттен Стоун. Все дело — в точке зрения.

Когда в него влился свет, Лестер Риппл погрузился в полный покой. Темп, в котором работал мозг, замедлился. Хорошо. Это очень хорошо. Вот только как объяснить другим, что он чувствует? Ведь он словно бы оказывался в энергетической решетке, связывавшей все элементы космоса — а может, и того, что лежит за его пределами.

«Вольво» ехал к гостинице, а Коттен смотрела в окно.

— У тебя будет совсем мало времени, чтобы отдохнуть с дороги, — сказал Джон. — Ты, наверное, сильно вымоталась.

— О да. И морально. И физически. Сам понимаешь. Но ведь через пару часов все закончится, я снова буду в гостинице и отдохну.

Джон взял Коттен за руку.

— Ты сильная леди. Поверь мне, Господь не взвалит на тебя больше, чем ты сможешь нести.

Коттен прислонилась к Джону и положила голову ему на плечо:

— Не знаю, что бы я без тебя делала, — сказала она.

Какое-то время они просидели молча, потом Джон снова заговорил:

— Я тут думал… Чонси Уайетт, предок Томаса, украл табличку из Ватикана в девятнадцатом веке. Мы знаем, что в записке, которую он оставил, содержится подсказка о том, куда он ее спрятал.

Коттен подняла голову.

— Томас рассказал про своего предка и про записку, но мы не разобрались, что в ней сказано. Мы собирались слетать в Англию и найти его дальних родственников.

— Я думал о том же, — сказал Джон. — В лондонском отделении Венатори уже кое-что раскопали. Они нашли его двоюродную бабушку.

— Значит, туда мы и поедем, как только…

Неожиданно Дучамп ударил по тормозам, и Коттен с Джоном дернуло вперед. Колеса завизжали, и машина остановилась, но перед этим раздался громкий стук, и что-то тяжелое перелетело через капот.

— Господи, что это было? — спросила Коттен, глядя на заляпанное кровью ветровое стекло.