Лимб. Столица Первого Круга и сам Первый Круг собственной персоной. В те далекие времена, когда я еще был жив и успешно посещал школу с университетом, то благодаря увлечению тяжелой музыкой и всяким сатанизмом, узнал очень много всего о Преисподней.
Устройство этого Ада больше всего походило на описанное в древнем классическом произведении одного итальянца-пиздострадальца. Данте Алигьери и его «Божественная комедия». Только вот у меня это на комедию не сильно тянуло, да и времени с той поры прошло более чем достаточно. Души умерших обзавелись благами цивилизации, что были придуманы давным-давно и наверху. Если хорошенько подумать, то Ад, в котором я находился, мало чем отличался от реального мира. Не считая демонов, бесов и всяческие муки над грешниками.
Лимб являлся наиболее лакомым местом, куда мечтал попасть любой грешник. Дело в том, что здесь не мучили и не истязали чьи-то души. В городе просто царила безболезненная скорбь. Да, да. Совсем, как наверху.
Люди просто жили, ходили на работу, общались друг с другом, готовили ужин вечерами и просто проводили вечность в подобном положении. Вы можете спросить, а в чем же было наказание. Проще простого. Монотонная рутина убивает изо дня в день. Нельзя выбраться на природу в выходной день, слетать в Турцию или Египет, даже отдыха как такового не было и вовсе. И со временем подобное времяпрепровождение начинает неистово бесить любую мало-мальски разумную душу. Единственная радость состоит в том, что где-то и кому-то хуже, чем тебе.
- Прости, дружище, - я увернулся от согнутого в три погибели мужчины в странной тоге серого цвета. Он мило улыбнулся и уставился на меня своими белыми глазами.
- Ничего страшного, мальчик. Слепец привыкает к тому, что ему наступают на ноги и вообще не замечают, - в этом прелесть Лимба. На рынке или в парке ты можешь встретить душу того, кто умер несколько тысяч лет назад. Мужчина был греком. Его суровое лицо, казалось высеченным из камня, пухлые губы, впалые щеки и небольшая курчавая растительность на голове, как у сотен статуй древнегреческих и древнеримских богов. Он даже с акцентом разговаривал, но я его без проблем понимал. Опять же, отличие Ада от реальности. Здесь нет нужды в тысячах языков. Все друг друга понимают. Будь ты римский легионер, итальянский скульптор эпохи Ренессанса или современный гопник, чудом угодивший в Лимб. Поэтому я не испытывал трудностей в общении с этим странным человеком.
- Что ты мне мозги ебешь? Ты вполне осознанно пялишься на меня, - возмутился я, легонько стукнув мужчину в плечо. Тот лишь улыбнулся в ответ и мудро добавил.
- Не тот слеп, кто ничего не видит, а тот, чья душа слепа.
- Неплохо завернул, старче. Тут философия в почете, я смотрю. А скажи мне, есть тут место, где можно выпить алкоголя? – спросил я проникновенно, сразу вцепившись в руку незнакомца.
- Есть. Харон держит свою сеть быстрого обслуживания. Я провожу тебя, если хочешь, - ответил он, медленно поворачиваясь в сторону одной оживленной улицы. – Нечасто встретишь в Лимбе новые души.
- А звать-то тебя как? Не подумай, что мне это важно. Вдруг ты старый педофил, что по ошибке сюда попал и теперь заманиваешь юных мальчиков в подворотни, дабы показать свой античный сморщенный хуй.
- Эх, молодежь. Совсем забыли вы прошлое, ведь оно учитель будущего, - улыбнулся мужчина. – Меня зовут Гомер.
- Я знаю двух Гомеров. Симпсона, который тут явно обитать не может, и античного поэта, который был слепым, - задумчиво пробормотал я, всматриваясь в лицо моего спутника. Тот тихо засмеялся и кивнул головой.
- Угадал. Я поэт, написавший Илиаду, Одиссею и еще несколько выдающихся произведений.
- Ага. Только кроме Илиады и Одиссеи никто ничего не знает, - хмыкнул я и осторожно пожал протянутую руку античного поэта. – Обалдеть. С Гомером довелось поручкаться. За это надо выпить. Веди меня слепой человек в сладкую обитель вина и греха.
Гомер, попав в Ад, вернул себе зрение и сейчас тараторил без умолку, рассказывая мне о славном городе, в котором он теперь живет. Я рассеяно его слушал, предпочитая рассматривать окрестности и идущих мне навстречу людей. Хотя назвать поток информации из славного античного рта нудным и неинтересным было бы верхом непочтительности. Гомер был превосходным гидом. Правда его иногда заносило, и он начинал вещать в духе своих поэм, которые и принесли ему славу. Но легкий тычок в плечо или спину возвращал жемчужину поэзии на грешные земли Ада.
Рассказал он много. В столице Первого Круга жизнь шла своим чередом. Многие работали, помогая бесам и демонам, кто-то просто тихо существовал, как в далекие времена своего присутствия на Земле. Например, я узнал, что в администрации города трудится такой замечательный человек, как Цезарь, помогая Харону не погрязнуть в бюрократии. Армией и охраной заведовал герой Троянской войны, Гектор. У каждой души была своя обязанность. Гомер занимался доставкой вина в сеть заведений Харона.
- Если честно, я думал, что Гектор – выдумка. Мол, не было никакой Троянской войны, Елены, Яблока раздора и вероломного пиздюка Ахиллеса, - хмыкнул я, когда Гомер наконец-то заткнулся.
- Это реально существовавшие люди и герои, Збышек, - ответил поэт. Мне понадобилось некоторое время, чтобы научить античную жемчужину правильно выговаривать мое прозвище и не коверкать на греческий манер. И теперь Гомер вставлял его в каждое предложение, старательно пробуя звучание на вкус.
- Понимаю. Но почему они застряли здесь, а не очутились в Раю?
- У каждого были грешки. Не такие сильные, чтобы попасть, к примеру, на Восьмой или Седьмой Круги, но они были.
- А тебя-то за что сослали в Лимб? – спросил я, закуривая сигаретку, данную мне щедрым Герцогом Элигосом. Дым ласково щекотал легкие внутри, давая призрачное ощущение, что все будет хорошо. Гомер задумался и затем покраснел.
- Было несколько ошибок в молодости.
- Каких? Ты измазал какашками стены своей пещеры? Или вытер жопу альтернативным концом Одиссеи, благодаря чему потомки так никогда и не узнали, что великий царь Итаки был пидарасом?
- Нет. Однажды я соблазнил юного пастушка, пасшего коз неподалеку от моего жилища, - пробубнил Гомер, теребя край своей тоги. Я рассмеялся.
- А я был прав. Ты любитель младого тела, старче. Ха! Вы, греки, дадите фору любой нации в извращениях. А еще на немцев что-то бурчат. Значит, ты поразил шоколадный глаз пастушка и тебя отправили сюда? Легкое наказание.
- Я был слепым и думал, что это дева. А пастушок сам этого хотел. Я потом раскаялся и несколько лет провел в отшельничестве.
- Где дрочил так, что крайняя плоть дымилась, как шлем Дарта Вейдера, - закончил я. Поэт косо на меня посмотрел белыми глазами и тихо засмеялся.
- Умеешь ты образно выражаться, Збышек. Было у меня еще несколько грешков, но их простили из-за моей слепоты. Мол, настрадался я в своей жизни и две поэмы зачли в плюс карме. А за мужеложство райские сады не увидеть, сам понимаешь. Поэтому меня и сослали сюда.
- А Цезарь, Гектор? С ними-то, что не так?
- Цезарь тоже любил куролесить и частенько, как ты говоришь, «говнился падла сутулая». А Гектор поубивал кучу людей на одной пьянке, но потом раскаялся и погиб во время поединка с Ахиллесом, дабы спасти жизнь своему неразумному брату.
- Да уж. Если за такие дела ссылают в Ад, то боюсь спросить, каким надо быть, чтобы попасть в Рай. Там наверняка уже пару тысячелетий новеньких не было, - хмуро ответил я и, увидев вдалеке вывеску, указал на нее рукой. – Нам случайно не туда, о старый растлитель озабоченных пастушков Греции?
- Да. Мы пришли, - усмехнулся Гомер, ускорив шаг. Мне оставалось только последовать за ним.
Питейное заведение демона Харона, главы Лимба, больше походило на обычный кабак, которых полным-полно в реальном мире. Он даже находился в погребе и был полон самых странных личностей, с гоготом прикладывающихся к глиняным кружкам с выпивкой. За одним столиком могли сидеть римские легионеры, германские варвары, лондонские денди в диковинных сюртуках и с цилиндрами на головах. За барной стойкой вели разговор два немецких солдата времен Второй мировой войны, а рядом с ними пускал пузыри в чашку с супом пьяный француз из армии Наполеона.
В помещении было невероятно накурено и дым, плотной пеленой, клубился под потолком. Гомер кивнул кому-то из своих знакомых и быстро пошел вперед, к свободному столику. Бухнувшись на стул, он с блаженством вытянул длинные ноги и поднял руку, подзывая официантку. Ей оказалась милая девушка с пышной прической в духе Мэрилин Монро и ярко красными губами. Она улыбнулась моему спутнику и с интересом посмотрела на меня.
- Приветствую тебя, Гомер. Как обычно? Вина и козий сыр? – спросила девушка, достав из накрахмаленного передника маленький блокнотик.
- Да, Милли, - кивнул ей Гомер.
- А что будет твой друг?
- У меня, милая, ни копейки нет, - улыбнулся я. – В качестве уплаты могу часик побыть твоим сексуальным рабом.
- Он новенький, - встрял поэт, бросая на столешницу мешочек с деньгами. Милли перестала буравить меня злым взглядом и, вздохнув, взяла плату. – Ему тоже вина и сигарет, если есть. За мой счет.
- Ты не подумай, что я тебе буду вялый хуй теребить, - прошептал я, когда официантка удалилась. – Сам решил меня угостить. Я не просил.
- Расслабься, Збышек, - благодушно протянул Гомер. – Зря ты Милли обидел. Она попала сюда за торговлю телом во времена Крестовых походов. Умерла под стенами Иерусалима от венерической болезни.
- Хуево, - честно ответил я. – Ладно, как придет, я извинюсь. Слушай, а как тут время отсчитывается?
- Время здесь плывет неспешно и тягуче. А к чему вопрос?
- Да меня Герцог забрать обещал через пару местных дней. Вот и думаю, когда сие случится.
- Увы, не могу тебе сказать, Збышек. Демоны сами решают, когда им и что делать. О, а вот и наша выпивка, - Милли вернулась и поставила на стол два кувшина с вином и глиняную тарелку с козьим сыром. Гомер тут же начал чавкать и давиться едой так, что слюни запачкали его серую тунику.
- Прости, Милли. Я не хотел тебя обидеть, - робко улыбнулся я девушке. Та вздохнула и улыбнулась в ответ.
- Ничего. Все новенькие так себя ведут. Вот твои сигареты, - она кинула мне пачку, на которой застыла дьявольская морда и надпись «Курение не вредит. Вы уже умерли».
- Спасибо, - кивнул я и, не удержавшись, влепил Гомеру подзатыльник. – Старый ты долбоеб. Хватит жрать так, что у нормального человека вся еда через рот обратно полезет. Никто твой сыр не забирает.
- Гомер, - внезапно раздался над моим ухом старый, дребезжащий голос. Я повернулся на звук и увидел старика в такой же мантии, как у поэта. Только она была в больших жирных пятнах. У незнакомца отсутствовали зубы, благодаря чему его лицо было похоже на страшную маску из театра кошмаров, куда я как-то водил Зайку в надежде потискать ее груди, когда девушка прижмется ко мне от страха. Гомер скривился так, будто ему клизму с кипятком поставили и ответил.
- Диоген.
- Опять жрешь и пьешь, сукин сын, - прошамкал старик, присаживаясь на свободный стул и вперив в меня свои полоумные глаза. – А ты кто такой?
- Могу тебе задать тот же вопрос, ебланоид неведомый, - буркнул я, подвигая к себе кувшин с вином. Старик поперхнулся воздухом и стал разевать рот, как рыба, выброшенная на берег.
- Я есть великий мыслитель, философ, ученый муж, - визгливо ответил он, когда дар речи вернулся.
- Знаем, знаем. Еще ты любитель дрочить на публике и называть это эпатажем. Простой бомж, спящий в бочке и преподносящий это, как достоинство, - Гомер тихо захихикал и продолжил пожирать свой сыр.
- Глуп тот, кто глупо себя ведет. Юнец неразумный над старцем просвещенным смеется и в итоге сам старцем станет, над кем другие смеяться будут, - мудро изрек Диоген, выставив на обозрение мясистый язык.
- Дед, блядь, тебе не надоело выебываться? Тут не Греция и души разные бывают. А ну как пропишу тебе леща! - я поковырялся в носу и запустил в прославленного философа козявкой. Тот побагровел, но язык спрятал. – Хочешь в спор со мной вступить?
- Не бывать такому, чтобы я терпел поражение от наглого мальчишки.
- Опять тебя понесло. Ладно, сам напросился. Ты, старый еблан, сосущий член на паперти в надежде, что тебе кто-то милостыню даст.
- Это не спор, - потрясенно прошамкал Диоген. – Ты просто обзываешься.
- Я слышал, что ты даже на шлюх не желал тратиться, предпочитая бродячих собак поебывать. Это так?
- Лишь тот мудрец, кто блага берет от природы.
- Тогда разденься и вино из ладони пей, - зевнув, ответил я. Старик напрягся.
- Я – собака. Кто бросит кусок — тому виляю, кто не бросит — облаиваю, кто злой человек — кусаю.
- А я человек. Я тебе бросаю кусок – ты виляешь, облаешь меня – зубы нахуй выбью, укусишь – яйца отрежу и усыплю. Это с Александром Македонским у тебя прокатило. С неформальной логикой ты не справишься.
- Ты – животное о двух ногах без перьев.
- А ты старый хуесос, впадающий в кому при дрочке.
- Нет. Ты должен был ощипать петуха и сказать, что это человек, - старик буквально исходил на кал. В уголках старых губ белела пена, а ногти карябали столешницу.
- Зачем мне петуха ощипывать? Ты совсем ебанутый, дед? – удивился я, подмигнув Гомеру. Вокруг нас собралась внушительная толпа слушателей. Кто-то уже начинал принимать ставки и обсуждать вероятного победителя.
- Так надо, - верещал Диоген, подскакивая на стуле, как полоумный. – Птица, что знает слова человечьи, хитро передразнит все мудрые речи.
- Йагупоп, ебать твой лоб.
- Чего? – оторопело спросил старик. Я снисходительно пояснил.
- Попугай. Мы теперь в загадки играем? Или у тебя мода такая, хуйню нести, пока у оппонента крыша не поедет? Ладно, моя загадка. Старый, вонючий пидарас, что сидит вокруг нас. Хуй сосет, губой трясет.
- Знаю, - обрадованно воскликнул мудрец. – Знаю, знаю. Это философ Аристипп.
- Какой, блядь, Аристипп? Ты вообще ебанулся? Правильный ответ – философ Диоген, - помещение потонуло в хохоте присутствующих. Смех усилился, когда старик попытался вцепиться мне в горло своими скрюченными пальцами, но его огрел по голове Гомер пустым кувшином из-под вина. Я кивнул своему новому другу и попросил официантку унести вонючую кучу тряпья, бывшую некогда прославленным философом античности.
- Как ты его, - восхищенно заметил Гомер, когда народ вокруг нас немного рассосался, а Диоген отправился мучить немецких солдат. Один из них уже ласково поглаживал саперную лопатку и злобно смотрел на философа.
- Брось. Просто полоумный дибил. На земле таких, как он, называют «тренер по личностному росту». Впаривают людям хуету, цитируют Ошо и слушают лютую попсу, - отмахнулся я, делая изрядный глоток вина. – Слушай, Гомер. А что это вино не пьянит совсем? Они его водой разбавляют?
- Нет. Новые души не привыкнут к адским продуктам, пока не освоятся.
- Понятно.
- Диоген любит всех доставать. Кто-то ему заявил, что он величайший мыслитель, что когда-либо жил на свете, так этот олух принялся вступать со всеми в споры. Аристотеля до нервного срыва довел, Платон на Второй круг попросился, Сократ вынужден с собой плетку носить. Зато после спора с тобой на пару веков тихо станет. Нечасто к нам такие, как ты попадают.
- Выпьем за это. Ад очень странный, Гомер. Он невероятно сильно похож на реальность. Разве, что жестокости поменьше, да демоны в человеческом обличье щеголяют.
- Ты прав, Збышек. Лимб – это зеркальное отражение того, что наверху. В других Кругах гораздо хуже, - тихо ответил Гомер, мусоля в руках кусочек сыра.
- А что в других кругах? Сатанизм, демоны страшнее, блатняк заставляют слушать?
- За всю историю Ада только одну душу перевели из Лимба на Седьмой Круг. И никто из нас не знает, что там, за высокими стенами.
- Пепел везде и дети некрещенные из-под земли вылезают. Меня Петр на Второй Круг определил. За излишнюю ебливость.
- Жаль. Хороший ты парень, Збышек. Тебя будет не хватать, - враз погрустнел поэт. Я улыбнулся и хлопнул его по спине.
- Не грусти. Может, на обратном пути свидимся. Не фарт, как говорится, но не факт, что по жизни. Из тебя клевый говнарь бы вышел. В майку Цоя тебя обрядить и на бардовский вечер с гитарой. Ты бы все овации сорвал своей Одиссеей.
- Да, Збышек, - хохотнул поэт и спросил с тревогой. – Куда ты уставился? Лицо такое, будто ты Диавола увидел.
- Почти, - ошарашенно ответил я. К барной стойке, где Диоген продолжал о чем-то спорить с немцами, подошел темнокожий мужчина с прической в стиле «афро». Танцуя на месте, он что-то спросил у бармена. Я уставился на Гомера и буквально прошипел. – Это же Джими Хендрикс. Я должен с ним поговорить.
Да, это был Джими Хендрикс собственной персоной. Чернокожий гитарист, признанный многими музыкантами, лучшим в своем деле. И сейчас он стоял возле бармена, потягивая коктейль из хрустального бокала. Я в состоянии полнейшего онемения уставился на икону многих металистов и неформалов. Музыкант смерил меня удивленным взглядом и спросил:
- Чё как, снежок?
- Блядь, я не могу поверить. Джими Хендрикс?
- Ага, братишка. Он самый. А ты кто такой? – спросил он, козырнув фирменной ухмылкой.
- Я твой фанат. От музыки твоей фанатею. У меня даже гитара, как у тебя. Фендер Стратокастер. Была, по крайней мере, когда-то, - восторженно ответил я, уважительно трогая руку музыканта. Тот усмехнулся и достал из кармана свернутую папироску.
- Пыхнем, друг?
- Не вопрос. А ты мне дашь автограф? Я, конечно, не знаю, на кой он ляд в Аду, но обязан взять. Ты же так крут, как и твои соло. Пойдем за столик, я тебя с Гомером познакомлю. Он в античности, как ты отжигал, только пастухов ебать любил, - я отпихнул с пути Диогена, который попытался вновь развязать очередной спор, и направился в сторону столика, где меня ждал поэт.
- Нет, чувак. Я не кончал с собой. Это та тупая пизда виновата, - скривился музыкант, делая глоток из своего стакана. Я с улыбкой самого преданного фаната, слушал его не перебивая. – Моника, блядь. Вместо кислоты дала мне снотворного. Я запил вином и отъехал. Стою возле тела и смотрю, как вокруг суетятся врачи и прочая шушера. А я, можно сказать, только во вкус входить начал.
- И тебя определили в Лимб? – спросил Гомер, все еще смутно понимающий, какого беса я смотрю на чернокожего мужчину с таким обожанием.
- Ага. За музыкальные заслуги. Да и на убийство вроде тянуло. Я все ждал Монику здесь, чтобы высказать этой овце, все что думаю, но ее отправили в Дит. Зато тут я могу упарываться веществами, сколько душе моей угодно. В этом настоящий рок, брат.
- Охуеть. А много вообще музыкантов здесь живут? – спросил я, бережно рассматривая автограф Джими на салфетке.
- Да. Знаменитых сюда и отправляют. Многие же творили всякую хуйню при жизни, да закончили, как я. За вклад в историю, их поселили тут. Сейчас тебя со своим другом познакомлю, - музыкант поднял руку и позвал упитанного мужчину в забавных очках к нашему столику.
- Ебать. Это же Боно из U2, - хихикнул я, наклонившись к Гомеру. Поэт поднял бровь и вопросительно на меня уставился в ожидании пояснения. – Тоже музыкант. Я думал, он жив еще.
- Давно уже помер, - благодушно улыбнулся Боно, присаживаясь на свободный стул. – Привет, Джими. Как оно?
- Нормально, брат. Репетиция завтра, ты пойдешь?
- Конечно. Сегодня в ночь на работу, а завтра, как огурец у вас. Что за пацан? – спросил он, уставившись на меня.
- Фанат мой. Клевый чувак, - улыбнулся Джими. Я пожал протянутую руку Боно и спросил.
- А ты как помер-то? Я думал, что ты жив и вовсю детям Африки помогаешь.
- Лет пять назад на своем Порше влетел в дерево. Удалось договориться с Главным, чтобы меня заменили на какое-то время. Я передал двойнику записку, где велел ему заботиться о ближних. Может это поможет мне попасть на Райские луга, - задумчиво протянул музыкант, принимая косяк Хендрикса. – Тебе тоже автограф дать?
- Прости Боно, но музыка у тебя хуевая, - покачал я головой. Джими прыснул в кулак, наблюдая за тем, как медленно краснеет звезда поп-рока. – Я больше по тяжелому металу угораю. Darkthrone, Каннибалы, Vader, Hate. Хендрикс – икона, а ты просто непонятный чувак.
- Бля, пацан прав, - Боно внезапно всхлипнул и обхватил ладонями лицо. – Я же в коммерции погряз, как торгаш долбанный.
- Ага. И музыка у тебя ебанутая, - поддакнул я, заставив музыканта разреветься. – Ну ёбана, Боно. Что ты ноешь, как баба?
- Я ничтожен. Надо мной даже местные музыканты стебутся.
- Это точно, чувак. Дэд, когда был тут проездом, сказал, что Боно – ебанутый сосок на пузе дойного порося, которого надо зарезать во славу Вельзевула, - хмыкнул Джими.
- Кто такой Дэд? – завертел головой античный поэт, совершенно потерявшийся в незнакомых именах и терминах.
- Вокалист Mayhem, - пояснил я. – Мозги себе вышиб, мизантроп олдскульный.
- Так вот Дэд был одним из многих, кто высказал свое мнение насчет меня, - закончил Боно, шумно сморкаясь в платок. – Простите. Депрессия совсем заела.
- Какой же ты нытик, ебать тебя в сраку, - усмехнулся я, но мои спутники шутки не оценили и вообще сделали вид, что меня не существует. Через пару секунд я понял, что стало причиной. У входа в бар стоял Герцог Элигос собственной персоной и ехидно улыбался мне. Рядом с ним замерла рыжая девушка, судя по виду, моя ровесница.
- Пошли, Збышек. Нам пора, - демон даже не удостоил известных людей внимания, лишь коротко кивнув Гомеру.
- Разве два дня прошло? – удивился я, вставая из-за стола. Герцог рассмеялся.
- Прошла неделя, как ты тут сидишь. Время в Аду странно движется.
- Ну надо же. Я даже не устал. Пока, парни. Гомер, Джими – рад знакомству. Может, увидимся еще. Боно – хватит ныть, ебаная куча какашек носорога, и пиздуй записывать годный альбом в стиле «тру блэк метал».
- Прощай, Збышек, - тихо ответили мои венценосные знакомые, не рискуя смотреть на демона. Я повернулся к Элигосу.
- Куда летим, босс?
- Второй Круг. К Миносу.