— Останься, пожалуйста, еще пять минуточек, я хочу тебя видеть.
— Ты же и так меня видишь, ты меня целыми днями видишь.
— Но не по-настоящему, ты же понимаешь.
— Нет! Закрой наконец окно!
— Но почему?
— Ты же слышишь, кровать ужасно скрипит!
— Разве не хорошо было?
— Хорошо, — сказала Эвелин и поцеловала его в губы, — даже очень.
— Зачем же мне тогда закрывать окно?
— Ради меня, потому что я так хочу.
Он улегся между ее ног, двумя руками обхватил ее за талию и положил голову ей на грудь.
— Знаешь, на кого ты была похожа, когда вошла сюда из ванной? На мумию, ты была завернута, как мумия.
— Не бегать же мне по дому голышом.
— Я сначала подумал, они нам коврики вместо полотенец дали. Они так старомодно пахнут глажкой.
— Да, они вкусно пахнут, — сказала Эвелин и двумя руками взъерошила ему волосы.
— Знаешь, что в тебе безумно клево?
— Клево? Что ты имеешь в виду?
— Ну, клево!
— Мне ужасно не нравится это слою!
Михаэль передвинулся выше и губами потянул за ее волоски под мышкой.
— Я в них дико влюблен. Так тебе больше нравится?
— Да.
— Ты никогда не бреешься?
— А что, нужно?
Эвелин сложила руки за головой. От света фонарей с улицы Роман на стене обозначилась тень вишневого дерева. Очевидно, ветви слегка трепетали от нежного прикосновения ветерка.
— Может, ты хоть сейчас окно закроешь?
— Да кому нас подслушивать?
— Как же ты этого не понимаешь?!
— И еще я не понимаю, почему ты хочешь вернуться в свою комнату.
— Мы здесь в гостях…
— Я за все здесь плачу, как везде, я самый обыкновенный турист.
— Это мои знакомые, а за окном спит Адам.
— Откуда ты знаешь, где он сейчас шляется.
— А вдруг он это сейчас слышит!
— Ну и что? Портным вход воспрещен!
— Дурак ты все-таки.
— Мы его приглашали? Он тебя обманывал, годами, а нам теперь что, не дышать, потому что он там на улице дрыхнет?
Михаэль лег на спину рядом с ней.
— Не обижайся, я же с тобой.
Эвелин оперлась на руку и погладила его по груди.
— Эта игра в прятки…
— Не будь таким сердитым.
— Я не «такой сердитый», я просто не понимаю, почему ты хочешь остаться у Ангьялей?!
— Мне нужно к этому сначала привыкнуть.
— Привыкнуть? К чему?
— Ну, к тебе, ко всей этой ситуации.
— Что значит привыкнуть?
— С тобой вместе здесь на Балатоне.
— Привыкнуть! Я весь год о тебе думал!
— Не верю я в это.
— Не веришь? В прошлом году на дне рождения Моны на тебе была такая накидка, которая завязывается на груди. Я тебя все время в ней представлял, я все время об этом думал, все время.
— Все время?
— В любой ситуации.
— Даже когда был с другими женщинами?..
— Других женщин было не так уж много. Когда знаешь, что она — это та самая…
— Ты думал в этот момент обо мне?
— Да.
— Правда?
— Да. Мне тоже приходится кое к чему привыкать.
— Да, и к чему же?
— Засунь его, — мне еще ни одна женщина так не говорила, — засунь его.
Эвелин попыталась закрыть ему рот, но Михаэль схватил ее за руку.
— Засунь его, — повторил он, — засунь его.
Эвелин начала сопротивляться, Михаэль удерживал ее руку.
— Так невинно, как ты, этого не мог бы произнести никто. Ляг на меня, давай, ляг на меня.
— Дурак, отпусти.
— Давай, я тебе кое-что покажу.
— Отпусти меня, пожалуйста, прекрати. Михаэль сдавил ее руку и начал опускать ее вниз, пока она не коснулась его члена.
— Пожалуйста, — сказал он, — хотя бы рука, только твоя рука.
Эвелин высвободила руку.
— Ну давай, на прощание, немножечко.
Эвелин убрала волосы с лица.
— А ты агрессивный, ты это знаешь?
— Это совсем не плохо!
— Это был не комплимент, абсолютно не комплимент.
— О’кей, пожалуйста, делай, как хочешь.
— Я и делаю.
— Ну и иди тогда, девочки и мальчики спят по разным комнатам.
— Девочки и мальчики пока что спят по разным комнатам, абсолютно точно, — сказала она и погладила рукой его член и яички. — Он ведь все равно уже уснул.
— Подожди еще.
— Чувствуешь?
— Что?
— Твои яички, они ходят.
— Ходят?
— Ты не чувствуешь? Они двигаются.
— Понятия не имею, что они делают.
— Ну видишь, мне еще и говорить тебе нужно, что они делают.
Эвелин поцеловала его в грудь.
— Лежи так, — сказала она, и потянула губами за его волосы под мышкой. — Тебе это приятно?
— Хм. Сначала мы попутешествуем, самое позднее на Рождество слетаем в Нью-Йорк, в Биг-Эппл! Или, если тебе больше захочется, в Рио, на пляж Ипанема, там на Рождество можно купаться, а волны — ты таких вообще нигде не видела! Или в Мехико. У меня в Мехико друзья.
— А в Гамбурге бывает снег?
— Почему же нет? Не такой, как в горах, но иногда все белым-бело.
— Рождественский базар в снегу — это так красиво.
— Куда захочешь.
— Мне достаточно лишь представить себе это. Мне хочется просто иметь возможность представлять себе это.
— Все гораздо красивее, чем ты можешь себе представить.
— Но ты даже не знаешь, что я себе представляю.
— А ты не знаешь, как там красиво, как красиво! У нас просто лучше и дольше живут.
— Может быть. Расскажи мне лучше еще про круглого короля и про машины, которые придумывают истории.
— Тебе нужно просто немного решимости. Ты же слышишь, каждый день у кого-нибудь получается.
— Но я не хочу рисковать, не хочу, чтобы меня поймали.
— Вот видишь, теперь он проснулся. Я же говорил. Тебе просто нужно быть ласковой.
— Хвастунишка, — сказала Эвелин, взяла свое полотенце и встала.
— Эй! Что такое?
Эвелин подошла к окну и осторожно закрыла его. Затем она разложила полотенце на половике, легла на спину, снова сложила руки за головой и улыбнулась. Михаэль подвинулся к краю кровати, потом соскользнул вниз и прижался к ней. Эвелин извивалась в его объятиях, не отрывая взгляда от теней, которые играли на стене и при закрытом окне.