Эвелин, Катя и Адам сидели в маленьком угловом кафе на улице Непштадион, одинаково удаленном от посольств ГДР и ФРГ.

Катя отодвинула от себя пустую чашку.

— От такого количества кофе мне еще сильней спать захочется.

— Все-таки как-то странно, что мы здесь их деньги просаживаем, — сказала Эвелин.

— Почему, я же верну их посольству, — сказал Адам.

— О Боже, а я-то думала, что наконец-то живу не за твой счет, — сказала Катя.

— Деньги для того и нужны, чтобы их тратить.

— Да ладно, Адам, не задавайся. Мы не можем даже снять здесь номер в гостинице или сходить поужинать по-человечески.

— Вам чего-то не хватает? У меня нет ощущения, что я себе в чем-то отказываю. Намного лучше и быть не может.

— Ты уже даже не замечаешь, как это унизительно.

— Если «Хилтон» сделает тебя счастливее — пожалуйста. Такой ночи, как эта, у тебя там точно не будет.

— Я вполне могу обойтись без наших пьяных соотечественников.

— Это все кандидаты на выезд, ты же сама слышала.

Подошел официант, поменял пепельницы и забрал пустые тарелки.

— Мне стыдно, — сказала Катя, — но с паспортом я чувствую себя лучше.

— Это нормально. — Адам достал новую сигару. — Я вам не помешаю?

— Мне нет.

— Подожди хотя бы, пока мы выйдем. Может, попросим счет?

— Я бы еще чего-нибудь выпил, сока или чего-нибудь такого.

— Но что действительно ужасно…

Катя оперлась локтями на стол и закрыла лицо ладонями.

— Что? — опросил Адам, уже с сигарой во рту, потряхивая спичечным коробком.

— Вы будете считать меня совсем ненормальной, но, когда я оттуда вышла, я чуть не разревелась…

— Я тобой и так восхищалась, — сказала Эвелин, — тем, что ты на это решилась.

— Я до смерти перепугалась.

— В штаны наложила… — сказал Адам и закурил сигару.

— Ну-ну, хоть у тебя все хорошо, — сказала Эвелин.

— Я чуть не заревела, там пахло чем-то таким родным. — Катя покачала головой. — Простите, пожалуйста.

— Правда, мне это тоже что-то напомнило. Школу или типа того.

— Коробку для бутербродов, — сказала Катя. — Как будто они все вдруг открыли свои коробки для бутербродов. Они нас еще и утешали.

— Они вели себя, как вполне приятные люди, — сказал Адам.

— Неудивительно, теперь-то, когда от них все бегут. Они от радости до потолка готовы прыгать, когда кто-нибудь говорит, что хочет вернуться. Подожди, вот приедешь домой, посмотришь, как они с тобой заговорят. Они уже двадцать лет как запрещают текст собственного национального гимна!

— Я не собираюсь возвращаться, только не это, — сказала Катя.

— Я не тебя имею в виду.

— Вдруг опять этот запах. Мне вдруг показалось, что я уже давным-давно уехала.

Адам засмеялся и закашлялся:

— А я бы мог продать свой «временный заграничный паспорт», устроил бы аукцион.

— Твои шуточки неуместны, Адам.

— Подожди еще. Наверняка есть много людей, которым это было бы интересно. Те типы, которые подсчитывали доллары. Если я их спрошу…

— Михаэль идет!

Катя вскочила и выбежала на улицу.

— Эви, сделаешь для меня доброе дело? Сядешь вперед на обратном пути?

— Тогда тебе придется потушить вот это.

Адам положил сигару в пепельницу и начал высматривать официанта.

В дверях появилась Катя:

— Нам надо выйти на улицу, он хочет нам что-то сказать, что-то случилось!

— Что-то плохое?

— Не думаю.

Эвелин пошла вслед за Катей. Адам взял сигару из пепельницы, затянулся и подошел к стойке. Он наблюдал за движениями шариковой ручки официанта по бланку чека, а потом внимательно посмотрел на подчеркнутую двойной чертой сумму. Отсчитал банкноты и, тихо произнеся «Viszontlátásra», положил их рядом с чеком. Официант слегка поклонился в знак благодарности.

На пороге Адам вновь затянулся сигарой и выпустил дым в голубоватое сентябрьское небо.

— Он договорился для тебя о месте в посольстве? — спросил Адам, когда Катя и Эвелин перестали обниматься.

— Шути-шути, через пару дней границу откроют, — сказал Михаэль. — Это абсолютно точно.

— Так же точно, как и бессмертие.

— Они откроют границу! — сказал Михаэль.

— Ерунда, — сказал Адам. — Откуда ты взял эти сказки?

— Как бы тебе это ни не нравилось, еще несколько дней…

— Почему мне это должно не нравиться? Тогда я, может, действительно что-нибудь выручу за свой паспорт.

— С этого момента — все за мой счет, — сказал Михаэль. — А сегодня вечером шикуем в ресторане!

Адам выпустил в воздух несколько облачков дыма и двинулся к машине. Отпер свою дверь и открыл изнутри все остальные. Михаэль придержал дверь сначала для Кати, а потом для Эвелин.

— Можно я сяду вперед? — спросила Эвелин.

Михаэль кивнул и отступил в сторону, чтобы она могла подойти к машине.

На то, чтобы выехать из Будапешта, у них ушло сорок пять минут. Адам дал Эвелин карту, но она вскоре заснула. Катя тоже прикрыла глаза. Только Михаэль сидел прямо и смотрел в окно, как будто боясь упустить что-то из виду.

В Секешфехерваре они съехали с шоссе. В Веспреме Адам поехал не по указателю на Балатонфюред, а параллельно северному берегу, в сторону Тапольцы, чтобы еще немного полюбоваться видами. Через несколько километров после того, как они съехали с городской кольцевой дороги, мотор, однако, начал тарахтеть, пока не заглох окончательно. В ту же секунду все вдруг проснулись.

— Ничего страшного, — сказал Адам и откатил машину к обочине, — это просто свечи зажигания.

Он достал из багажника инструмент, откинул крючок на капоте и улыбнулся. Эвелин он казался магом, который начинает свое представление. Адам открыл капот. Он уже пару раз показывал ей, как доставать металлический корпус, выворачивать свечи и чистить их проволочной щеткой. Но когда Эвелин вышла из машины на этот раз, она увидела, что он ничего не делает, что он просто стоит, опершись руками на капот, закрыв глаза.

— Адам, — тихо спросила она, — что-то случилось?