Сергей ШВЕДОВ

КОГНИТИВНЫЙ ДИССОНАНС

Рассказ

Низкое облачное непробиваемое небо прячет за собой жиденькое ртутное солнышко, которое не греет и почти не светит. Серые низкие кусты дикой поросли перед чернолесьем наводят на мысль об извечной русской нераспорядительности. Дорога — закисший жидкий раствор какого–то вяжущего материала для заброшенного строительства. Серые деревянные дома, серые доски заборов. Серый дождик, который никогда не закончится. Сразу за убогим жильём простирается серая грязь, которая совсем недавно была вспаханной зябью перед посадкой озимой ржи. Ни петушиного крика, ни чириканья птички. Даже собаки тут не брешут под дождём.

Нурзадах Абдрзакович зябко передёрнул плечами и с отвращением плюнул себе под ноги на дорогой ковёр в салоне автомобиля. Как эту серенькую землю можно полюбить? Тут живут такие же серые выродки с бледными лицами и бесцветными глазами, которых соплёй перешибёшь.

Боевая машина пехоты расплескала жидкую грязь на центральной улице посёлка. Колёса увязали по самую ступицу. За БМП следовал грузовой гусеничный вездеход с открытым кузовом, на котором был укреплен роскошный автомобиль представительского класса. Хоть и высоко стояла на вездеходе легковая машина, в которой рядом с водителем восседал Нурзадах Абдрзакович, а всё ж стёкла были заляпаны капельками дорожной грязи.

Из БМП прямо в грязь же спрыгнули охранники в камуфляже с бейсбольными битами в руках. Нурзадах Абдрзакович вышел из машины в кузов гусеничного вездехода и огляделся. На здании сельсовета на сером древке болталась бесцветная тряпка, бывшая когда–то государственным флагом. Седой сторож с древней однозарядной винтовкой через плечо у входа в сельсовет сворачивал козью ножку из северной махорки, которую тут называют «горлодёр». Сторож мельком взглянул на приезжих, скинул винтовку, положил её на колени и продолжал неловкими артритными пальцами крутить самодельную сигарету.

— Вологдар вилайет? — крикнул сверху ему Нурзадах Абдрзакович.

— Ну, Вологодская область, — ответил сторож, закидывая ремень карабина на плечо, распознав областные номера на машинах. При этом он смешно скривился — болели суставы от старости.

— Сосновка ила?

— Ага, Сосновский район.

— Махалля Грязища?

— Понятно, Грязищинский сельсовет. А что те надоть?

— Вопросы тут задаю я! Где мурза местной администрации?

— Председатель сельсовета у себя в кабинете.

— Пойди доложи, что к нему из областного города с проверкой приехали.

— Да пойди сам, мил человек. Тут три шага до крыльца. А я на посту при оружии.

— По такой грязище?

— А то я тя на руках понесу? Вон у тя бугаёв бездельных скоко с дубинками, — кивнул старик на парней спортивного склада в камуфляже. — Пусть они на руках тебя носят, а мы не привыкшие к лакейским делам.

— Русская свинья! Хоть бы доску от забора оторвал и постелил мне под ноги.

— Доски — казённые. За них отвечать придётся. А заборов ломать у нас не положено. Тут только строят, а не ломают.

Приезжий выругался не по–нашенски, спрыгнул с кузова вездехода и потопал, утопая по щиколотку в грязи к крыльцу, у которого стояло несколько пар высоких галош, чтобы выйти в них на всякий случай на улицу.

* * *

Председатель сельсовета крутил ручку у телефона, висевшего на стене.

— Центральная? Дай мне восьмую гидроэлектростанцию… Лаптёнок?… Чтобы через два часа целлюлозно–бумажный комбинат был запитан электроэнергией!.. Ничего не знаю, хоть сами турбины крутите!.. И учти, если сталепрокатный стан на металлургическом остановится, пойдёшь на крайний север тресочку на гребных баркасах ловить до конца своей поганой жизни.

Нурзадах Абдрзакович взглянул на председателя сельсовета и надменно усмехнулся — вековая отсталость. Как будто ты смотришь кино из эпохи индустриализации СССР.

Да и сама тщедушная фигурка председателя сельсовета напоминала карикатурного бюрократа в картузе из крапивного волокна, льняной толстовке с «кавказскими» нагрудными карманами, схваченной кавказским ремешком с серебряными висюльками, и ворсистых штанах из конопляной мешковины, заправленных в высокие чуни, сплетенные из конопляной же верёвочки.

Председатель заметил посетителя, вздрогнул, торопливо повесил трубку и буквально оторопел. Он с детства помнил древний–предревний фильм о русской свинарке, влюбившейся в настоящего горского мужчину — пастуха с крутых гор. Гордый рыцарь заоблачных круч увёл из–под носа невесту у русского растюхтяя, который вызывал только смех у зрителей. Наверное, в душе у председателя было женское начало. Он, как и все русские бабы, обоготворял мужчин левантийской внешности и готов был если не отдаться черноглазому красавцу со жгучими усами, то служить ему как преданная собачонка. Все турки, иранцы и кавказцы ему казались образцами мужской чести и гордости, рыцарями, преисполненными личной отваги и мужества. Такие вот горские красавцы били ему когда–то морду в армии, а русские командиры это только поощряли. Мордобой — воспитание бойца в духе личного мужества. Пригодится в бою.

Русские менты в эпоху его молодости трепетно охраняли людей со жгучей левантийской внешностью, а женщины–судьи под обаянием восточной мужской красы штамповали оправдательные приговоры даже самым откровенным убийцам.

— Добро пожаловать, дорогой товарищ!.. э–э–э… господин хороший!

Гость с глубоким удовлетворением почувствовал своё превосходство над русским придурком и самодовольно хмыкнул:

— Привет, рабочая скотинка. Как пашется на благо родины?

За его спиной высился громила в камуфляже и перчатках с отрезанными пальцами. Охранник картинно похлопывал по ладони бейсбольной битой.

Председатель одёрнул занавеску на окошке:

— Команду спортсменов привезли на соревнования? А по какому виду спорта, может, скажете?

— Силовое многоборье.

— А у нас только хоккеисты и волейболисты, знаете ли. Трудненько приохотить нашу молодежь к спорту, чтоб росли крепкими и сильными.

— Да уж куда там вам, дохлякам, — согласился гость. — Ваше дело пахать и горбиться на сильных.

— А что вы стоите? — спохватился председатель. — Вот вам креслице поудобней… Вы из самой области?.. Двадцать лет вас ждали. Как только все мосты наводнением снесло, так три района да еще наш сельсовет остались без электричества, газа и путей сообщения. С тех пор о нас забыли, как будто нас и не было. Живём, как на необитаемом острове. Без связи. Без руководящей и направляющей информации. Вы из областной администрации, сударь мой?

— Нэт, я по другому делу. Слышал, у вас рыбу разводят.

— И скот, и морского зверя и рыбу тоже, куды жа нам деваться? Народ кормить надо.

— Я хозяин сети ресторанов. Мине интересует одна рыбка. Радужная форель называется. Десять килограмм веса штука.

— И ручьевую форель разводим, и много чего ещё… Да я не о том. Нам с областью связь нужна, дорогой товарищ… э–э–э… господин хороший. Дороги бы восстановить. Мосты поставить. Ведь на болоте живем, некуда нам податься. Даже зимой не проехать по рекам, потому как промоины то тут, то там. Почему о нас в областной администрации забыли?

— Мине на это наплевать. Мне сказали, что вы деньги тут делаете и ни с кем не делитесь. Вот что мине интересует.

— Узнали всё–таки… Ну, виноват, грешен. — Председатель сельсовета не покраснел, а зардел багрянцем, как делают конопатые люди с очень белой кожей. — А что нам оставалось делать, дорогой товарищ… э–э–э… господин хороший? Производство налаживается, торговля растёт, как тут без денег обойдёшься?

«Монетный двор» при сельсовете чеканил монеты из медно–никелевой ленты, причём, что страшнее всего, монетки советского образца, потому что только они как на подбор были зарыты в бутылке на огороде у бабы Ульяны, царство ей небесное. А полного набора россиянских монеток сыскать не удалось. Золотые червонцы чеканили по отпечатку николаевской десятирублевой монеты, найденной под полом сгнившей избы. Огромные петровские пятаки с орлами из чистой меди шли по ста рублей, почему–то все так соглашались их так принимать.

— Ты мине не понимаешь, мине твоя рыба нужна!

— Продадим сколько хошь, только как ты её вывезешь?

— Не твоя забота. Заберу у тебя всё, что есть и ещё кое–что, обговорим по ходу дела… А будешь трепыхаться, я тебя как блоху к ногтю, во как!

* * *

Гость не договорил. В дверях появился парнишка с автоматическим карабином. Он с разгона ненароком налетел на охранника с бейсбольной битой и случайно опрокинул его на пол:

— Батя, мы хищного вепря завалили!

— Да ну?

— Не добили. Загнали его в самый гущар, а подойти боимся.

— Чего так?

— Ага, он высотой два метра в холке. Десяток лучших собак, что по медведю натасканы, разорвал… Дай крупнокалиберный пулемёт, батя!

Председатель сельсовета искательно взглянул на гостя и беспомощно развёл руками:

— Мальчики, сами понимаете… Они все такие непослушные, пока не перебесятся… Ты бы хотя бы с высоким гостем из области поздоровался, сынок.

— Здрасьте, дядька! — стянул парень с себя шапку, не оборачиваясь лицом к чужаку.

— Бери пулемёт в шкафу и уходи поскорей. Пацанам не место в присутственном помещении, когда приехал проверяющий из области.

* * *

Едва охранник гостя из области занял своё место в дверном проёме, как его снова сшибли с ног. В кабинет ворвался егерь с дубовыми листочками лесоохраны на петлицах и кокарде на фуражке. В руках у него была многозарядная снайперская винтовка.

— Паря, что ты на дороге стал? — бросил он упавшему охраннику. — Вон сколько места на лавках у стен… Пахомыч, знал бы ты, что твои архаровцы вытворяют!

— Ну, завалили хищного вепря, который жрал скот.

— Хищник он или нет, это вскрытие покажет, а я ему еще брюхо не вспорол. Высотой в холке он всего метр восемьдесят шесть, а не два метра. Ты понимаешь, это был уникум–одинец, равного ему в лесах не было! Такого на племяк оставляют.

— Ещё чего! Чтобы от него пошли хищные кабаны?

— Природная эволюция не в твоей власти! Как матушка–природа распорядится, так и будет.

— Нахрен мне такая эволюция, если по лесу пройти страшно?

— Ладно, ты как хошь, а я тушу вепря у твоего пацана забираю. Чучело набью и в музей поставлю для науки.

— И что ты себе позволяешь в присутствие высокого гостя из области. Врываешься в кабинет и орешь на председателя. Я тебя от службы отстраню!

— У меня, между прочим, своё руководство есть.

— Ты его уже двадцать лет не видел и не увидишь, если этот уважаемой товарищ, э–э–э… господин хороший, не подсобит снова мосты навести и дороги поправить. Я, понимаешь, хочу письмо в область отправить, а он орёт тут во всё горло! Исчезни с глаз моих.

* * *

Председатель по многолетней привычке потянулся к дверце шкапчика с напитками, чтобы промочить горло после нервотрёпки, и тут–то его и осенило:

— Да что это я до сих пор с закусочкой не распорядился–то! Вы посидите чуток, уважаемый мирза, а я позвоню…

Он крутанул ручку своего допотопного телефона:

— Маня, всё, что есть в печи, на стол мечи! Как это у тебя ничего нет? Печь не топили? Зови бабку Кормилиху, и чтобы через полчаса у меня в правлении стол ломился от яств. И пусть баньку девки истопят и всё такое, что гостям по их высокому положению положено… Вы уж простите, сударик дорогой, завертелся с делами… А, наконец–то и кипяточек подоспел!

— Прости, дядька!

Босая девчонка с кипящим самоваром в руках обварила кипятком неловко стоявшего в дверях охранника. Тот запрыгал на одной ноге, держась обеими руками за пах.

— Кофе у нас только цикорный, а чай из кипрею, не обессудьте. Вам что покрепче плеснуть, простите, не знаю, как вас по имени–отчеству?

— Нурзадах Абдрзакович.

— Нурза… э–э–э… господин хороший, может, сначала по маленькой? У нас очень хорошая зубровка.

— Мусульмане не пьют.

— А я вам не пить предлагаю, а только на вкус попробовать. Есть настойка на брусничном листе. Клюквенный ликёрчик. Голубичная настоечка. Мы гостю угодить завсегда рады. Вы только там в области о наших бедах напомните. Самое тихое словечко замолвите, а то совсем пропадаем.

* * *

Хозяину было стыдно за такой неудалый приём перед столь высокопоставленным гостем, тем более что человек этот был восточных кровей, не чета всем местным. Гость тоже переживал всю неловкость момента. Было заметно, как сурово сходились его красивые густые брови и столь же горестно расходились. Председатель сельсовета готов был разбиться в коровью лепешку, лишь бы угодить высокому и столь красивому гостю с мужественным профилем и столько же отважным фасом. Он мог бы даже стать на колени перед ним и облобызать его туфлю, как у паши турецкого, но людишки нынче пошли мелкие, не поймут высоких чувств.

Когда уже вовсю кипел снова вздутый сапогом самовар и стол был уставлен шанежками, плюшками и прочими вкусностями, доступными северянам, а рядом с гостем вплотную стояла вкусно пахнущая светловолосая пятнадцатилетняя девчонка в коротком сарафане и наполовину оголённой грудью, с налитым задком, гость как будто оттаял и готов был исполнить поручение хозяина с передачей письма в область. Он заметно оживился и заёрзал в кресле, как вдруг за окном появился болотоход с колёсами низкого давления, выше человеческого роста.

* * *

— Кого ещё там принесла нелёгкая? — засуетился председатель сельсовета, запечатывая письмо в областной совет сургучным оттиском.

Настороженный телохранитель с бейсбольной битой заранее на всякий случай присел на лавку у входа, чтобы его в очередной раз не сбили с ног. В кабинет ворвался грубый мужичина в волчьей шапке, такой же мохнатой куртке, весь пропахший псиной.

— Всё, Пахомыч, уговора меж нами как не было! Ребяты, тащите сюды трофеи и собирайтесь–ка по домам.

Такие же мохнатые, пропахшие хвоей, таёжные охотники втащили кровоточащие туши волков в приёмную председателя сельсовета и вышли, громко хлопнув дверью.

— Это как понимать, вашу мать! — взорвался председатель. — Тут высокий представитель из области кушать собрался, а они по полу грязь развезли и кровищу звериную пустили.

Гость опасливо подобрал ноги под себя, забравшись в грязных туфлях на кресло. Кровяная лужа натекла из развёрстых пастей пяти убитых волков, мешаясь с нанесённой обувью грязью. Председатель с горечью заметил, что горделивые люди с левантийской физиономией могут становиться похожими на испуганных обезьянок, если их что–то напугает. Охранник с бейсбольной битой исчез за дверями. Гость это заметил и ещё бойче заёрзал в кресле, сжавшись в комок.

Волчатник–громадина в мохнатых одеждах подошёл к председателю сельсовета и стукнул кулаком по столу:

— Сам бей своих волков! Понял?

— Епилдофор Африканыч, вы преступаете всякие рамки дозволенного!

— Нет уж. Ты сам, Пахомыч, преступаешь через собственную совесть.

Мохнатый мужичина вытряхнул на стол председателю из кармана горсть патронов.

— Эту дрянь отдай ребятишкам по бутылкам в цель стрелять. Они же за сто метров в землю бульками плюхаются, если песок или вода у цели. Сам своими глазами видел.

— Где ж я тебе стандартные боевые патроны достану, если у нас ещё цех на патронном заводе не запустили на полную мощность?

— Это не моя печаль. На то ты и начальник с печатью.

— Епилдофор! Да у нас же волки зимой по деревням весь скот и собак порежут!

— Вот пусть они тебя первого и сожрут.

— Нас целлюлозники подводят, понимаешь. Не дают достаточно качественной продукции для производства бездымного пороха.

— Вот когда дадут, тогда и присылай за нами. Будут боевые патроны, будем тебе и волков бить. А за сто метров можешь на зверя сам с картечными зарядами из двустволки охотиться.

Охотник в мохнатой куртке из волчьего меха натянул малахай и направился к выходу.

— Ты в каком виде меня перед высоким гостем выставляешь, Епилдофор? — крикнул ему вслед председатель. — Ты с кем разговариваешь? Кто вообще ты такой? Дикарь таёжный. Ладно, иди сюда. Знаю, ты у любого из глотки выдерешь, если тебе что понадобится.

Председатель открыл сейф и вытащил тяжеленную цинку с патронами.

— Считай, что твоя взяла. Но учти, это в последний раз!

Волчатник вплотную приник глазами к запаянной коробке с патронами, разбирая слова на напечатанной методом металлографии спецификации.

— Вот то совсем другое дело. Что ж ты, жук навозный, для себя качественные патроны припрятал, а охотникам дерьмо даёшь?

— Это партия из опытного производства при пороховой лаборатории. Как внедрят их в серию на патронном заводе, так и каждому охотнику будем боевые выдавать.

— Ладно, считай, что сладились.

Волчатник с лёгкостью загрёб в охапку тяжеленный металлический ящик и вышел, не прощаясь.

Председатель повернулся к высокому гостю из области с жалкой такой заискивающей улыбкой:

— Распустились, понимаешь, тут. Ну что с таким сделаешь? Областной прокуратуры нет, милиции нет. Паразбосячились, одним словом. Вы уж там скажите в городе о нашем безвластии, а мы в долгу не останемся — вагон и маленькую тележку вам загрузим на дорожку. Хоть рыбки форели, хоть хариуса, хоть лосося. Только письмецо моё в областную администрацию доставьте, господин хороший.

Хозяин уже в одиночку основательно приложился к зубровке и поэтому испытывал ещё более тёплые чувства к восточному красавчику мирзе Нурзе… или как его там. Он бы готов был ему ручку поцеловать. Оно и понятно. Черноволосые волоокие янычары с горящим взором — настоящие мужчины. А блеклые русачки рядом с ними — просто дворняжки рядом с породистыми кобелями, так, попИсать вышли. Жалко, что не все русачки это понимают. Но с ходом лет и даже веков можно впитать с молоком матери уважение к человеку с гордым левантийским профилем, тем более что любая русская мать без ума от турка или кавказца.

Сам Нурзадах Абдрзакович почему–то не испытывал ответных приязненных чувств к гостеприимному хозяину, а как–то настороженно крутил чёрной жучиной головой, опасливо осматриваясь, особенно после того, как его бросил телохранитель с бейсбольной битой. Казалось, у него переменился настрой всех его мыслей после того, как он ближе познакомился со скотской жизнью в русской северной глубинке.

— Мне пора ехать назад, — решительно вскочил он с кресла.

— Почему так спешно? — огорчился председатель сельсовета.

— В ваших краях темнеет рано, а нам ещё три водные преграды форсировать.

— Так сейчас же у нас белые ночи, — возразил председатель.

— В другой раз успеется.

— А банька с русскими девками? А песни с плясками?

— Я — деловой человек, меня дела ждут. Время — деньги, — решительно отмел все возражения Нурзадах Абдрзакович и пошёл к выходу, но был сбит с ног каким–то лесным чудищем, которое тащило за ухо чудище ещё похлеще.

Но это так ему показалось. На самом деле какой–то крепкий дедок втащил в кабинет к председателю босоногого пацана с мелкокалиберной винтовкой за плечами и швырнул на пол убитую выдру. Ноги мальчишки были по колено черны от грязи, словно как бы и в гольфах был, если взглянуть издалека.

— Вот каких мальцов наша школа растит, полюбуйся, Пахомыч!

— Ты это чо, пацан? — взял строгую ноту председатель.

— Мы — юннаты, мы — друзья пернатых! — задорно выпалил мальчишка. — А ваши выдры птичьи гнезда разоряют.

— Выдры гоняют бобров, — покачал головой дед, не отпуская уха мальчишки. — А бобры прорывают запруды и плотины, которые строят мелиораторы. Так мы никогда наши болота не осушим, чтобы на них жито сеять.

Гордый орлиный взор человека левантийской внешности превратился в злобный взгляд затравленного хорька, ищущего норку, где бы можно было поскорей спрятаться от матёрых хищников. Он юркнул в дверь и, упав пару раз в грязь на улице, все же вскарабкался на гусеничный вездеход с кузовом без чужой помощи.

Председатель выскочил вслед за ним на крыльцо, размахивая запечатанным конвертом.

— Куды ты, мил человек… э–э–э… господин хороший! Письмецо забыл. Притормози, будь ты добренький!

Но БМП и гусеничный вездеход уже круто развернулись и рванули к выезду из посёлка, обляпав серые стены сельсовета и серенькую фигурку председателя плямами чёрной грязи.

Председатель привычно утёрся, горестно вздохнул и злостно вскинулся на деда с пацаном:

— Чо, часу другого не мог сыскать со своими выдрами–то? Из–за тебя такой случай упустили. Другого отож как не будет.

— А я чо? Я ничо! Я только за земельку радею, каб только житом её засеять, чтоб голоду не було.

Конец