Только сейчас Вася оценил работу директора. Жизнь на комбинате без пульса, ни о каком плане не могло быть и речи. Выделка заметно уменьшилась, выручка кое у кого заметно увеличилась. Если раньше разрешение на вынос продукции из цеха получали два-три человека, то вчера, например, подали на проходную список из девятнадцати фамилий. Что это значит? А то, что еще столько же пронесли поделки без всякого разрешения. Трудовой накал не стихал, даже наоборот, жарче стало по цехам, но Вася видел, а где не видел, нюхом чуял, вкалывали в эти дни исключительно для себя, обшивая и ублажая своих просителей. Все для народа и ничего для комбината. Процветала тащиловка. Вася налетел на охрану, как гром и молния, — до каких пор, мать-перемать, вы будете ротозейничать, на ваших глазах растаскивают комбинат, а вы чифир гоняете, сигареты с фильтром курите! Кричал Вася и ругался точь-в-точь, как Роман Захарович, но толку не было, ни черта его крики не помогали. Тетка из охраны спросила с недоумением: «Ты чего, Василь Иваныч, кричишь? Так всегда было». А тут еще Григорий Карлович позвонил — надо бы нам встретиться, решить кое-какие вопросы. Вася показал характер — никаких встреч до приезда директора, никаких вопросов. Положил трубку. У Голубя стукачей полно, с ходу дунули ему, что стали больше выносить левой продукции, вот он и замандражил, будто из его кармана выгребают.

Отбоярился от одного, прикатила другая — Зябрева на машине секретаря обкома отобрать шкурки каракуля не черного, не коричневого, а серого. Машина остановилась возле цеха выделки, Вася психанул моментально, раскалился, хоть прикуривай от него, завалил Зябреву шкурками — выбирайте, мне некогда, план горит. Она там чихала и морщилась, а он вышел и пристал к мужичку из охраны:

— На территорию машина прошла, чуть тебе ноги не отдавила, видел?

— Ну?

— А чья она?

— Да какая-то баба приехала.

— Не баба, во-первых, ты не на базаре, говори — женщина, и все внимание на машину — откуда она, из какого учреждения?

Охранник хлопал глазами, не мог понять, чего от него требует Махнарылов — в первый раз, что ли? Всегда въезжали как к себе домой.

— Ты когда брился? — продолжал воспитывать Василий Иванович.

— Вчера.

— А теперь когда будешь бриться?

— Завтра.

— Вот так и живешь, то вчера, то завтра. Волокешь, к чему я говорю? У тебя жизни нет, понял? То вчера, то завтра. А как раз сегодня вверенное тебе предприятие растаскивают. Номер видишь КРА 00–03, чья это машина? Обкомовская, понял? И другим скажи, своему сменщику, начальнику караула, что приезжала машина обкомовская, чтобы они записали номер.

— Что мне, больше всех нужно? — уныло тянул охранник.

— Ты чего ждешь, когда потащат отсюдова крышу и радиаторы парового отопления?..

Не помогали накачки. Растащат комбинат до приезда Шибаева, хоть замки вешай, пломбы везде лепи, и Каролина пропала, мать-перемать, Вася ее вообще на работе не видел, сегодня узнал — укатила с Шевчиком на голубые озера аж в Кокчетавскую область. Вот и несут из ее цеха пошива по девятнадцать комплектов того-сего. Пробудет еще неделю Роман Захарович в Москве, и комбинат разворуют, и рабочие разбегутся. Какой там план, доход, приход — сплошной отход. Отказался Вася разговаривать по делу с Голубем, а он возьми да прикати к нему сам прямо в кабинет под вывеской: «Что ты сделал для плана?»

— Василий Иванович, я, собственно, по вашей просьбе. Хотел бы ответить на вопрос, куда девать сто тысяч.

Вася сердито смотрел в сторону, был очень недоволен, но все-таки вежливо спросил, куда.

— Вы даже не предлагаете мне сесть, — упрекнул Голубь. А Вася опять расстроился, охрана мышей не ловит, опять пропустили постороннего на личной машине, мало ли, что офицер, нам погоны — не пропуск.

— У меня к вам, Василий Иванович, деловое предложение. Я посоветовался с товарищами и заручился их поддержкой, — продолжал напористо Голубь.

— С какими конкретно? — насторожился Вася, зная, какие у него товарищи.

— С авторитетными. Как вы считаете, начальник цеха крупная фигура на производстве или так себе?

— Очень крупная. Бывает, крупнее самого директора.

— Я тоже так считаю. Нам достоверно известно, когда Шибаев был начальником цеха, он самостоятельно проворачивал очень большие дела. Михаил Ефимович завидовал — вот умеет. А тот, кто умеет, тот и имеет. А что мы видим у вас, Василий Иванович? Где ваша самостоятельность?

Вася любил тонкий намек, а когда работали грубо, это его обижало.

— Что вы этим хотите сказать? — задал Вася вопрос нападающим голосом. Однако Голубя это не смутило, от намеков он перешел к делу _ почему бы Махнарылову не вести часть дела самостоятельно? И доходами распоряжаться бы самому, вот как к примеру, он распорядился выручкой от каракуля в Чимкенте, двадцать пять тысяч рублей — и все себе. Вася похолодел — откуда? Кто? Когда? Но Григорий Карлович не стал вдаваться в детали, сказал, что делаются такие дела довольно просто, путем утайки от компаньонов. Однако в одиночку можно и погореть, нужны помощники, чтобы своевременно устранять помехи. Про Чимкент Голубю кое-что стало известно, а почему? Потому что Василий Иванович оторвался, зазнался.

— Я маленький человек, — сказал Вася, сурово сдвинув брови, — всего лишь начальник цеха.

— В науке управления, Василий Иванович, есть правило; чем больше решений принимается в самом низу, тем эффективнее действует управление. Понимаете?

— Не совсем. Это как, в самом низу? Если вахтер на проходной примет решение шмонать не всех, в через одного, какой будет эффект? — Науку управления Вася зарубил на корню.

— Давайте вернемся к вопросу о вашей самостоятельности как начальника цеха.

— Я вырос у вас на глазах, Григорий Карлович, и у меня никогда не было своей охраны, кто я такой? — У Васи в голосе почти слезы. Выросло дитя без охраны, а если и охраняли его, так временно, три срока в зоне.

— Как это, кто такой!? — изумился Григорий Карлович и даже нервно встал. — Вы начальник цеха! Вы фигура, главная, можно сказать, фигура, на производстве, нельзя себя унижать. Унижение паче гордости, говорили древние.

— Факт остается фактом. А без охраны я воровать не могу.

— Фу-у-у, Василий Иванович. При чем здесь воровство, уважаемый? Речь идет о долевом участии в производстве материальных благ. От каждого по способностям, каждому по труду, это наш принцип. Если вы на все сто процентов выкладываете свои способности, а оплачивают вам всего лишь процентов пятьдесят, разве это справедливо? Кто эту разницу будет возмещать? Никто, кроме вас самих, такое время. Никогда не произносите в нашей среде, Василий Иванович, таких грубых и пошлых слов, как воровство, хищение и прочее. Вы очень грамотный человек, непревзойденный организатор производства, нельзя так выражаться. Надо говорить — резервы, прибыль, доход.

— Как ни говори, а охраны у меня нет, — прежним обиженным тоном продолжал Вася.

— А если охрана будет?

— Тогда и дело будет.

— Разрешите, я позвоню с вашего телефона? — Голубь набрал номер, кому-то сказал: — Я жду вас на комбинате в цехе Василия Ивановича. — Положил трубку, взял со стола газету «Труд». Вася теперь не расставался с газетой, читал каждый номер. — Вы можете заняться своим делом, я вам не буду мешать.

Васе как раз это и нужно, он вышел в цех, пальцем поманил свою верную подругу, а ныне старшего мастера Тасю Пехоту. Так и так, у меня будет сбор тузов, даю тебе задание, выполнишь, когда я нажму кнопку.

Вскоре к цеху выделки подъехала синяя «Волга», за ней милицейский газик с мигалкой. По комбинату сразу слух — приехали забирать Мах-нарылова. А директора уже взяли в Москве, везут этапом. Из «Волги» вышел Лупатин, из газика вышли Цой и капитан Парафидин из Октябрьского райотдела. Вася встретил их у входа, проводил в свой кабинет. Четыре человека охраны для одного только Махнарылова, это вам не трали-вали, столько офицеров не приезжало сразу даже к самому Мельнику. Лупатин, конечно, помнил, как Вася его стопорил на самосвале возле «Мороженого вина», но сделал вид, что не узнал проказника, а видит перед собой фигуру — начальника цеха.

— Как наши успехи, как наше здоровье? — бодро спросил майор Лупатин, сидя на Васином месте, а Вася, стоя перед ним, как на допросе, вежливо отвечал, что все в ажуре.

— Вы нас принимаете не гостеприимно, — заметил капитан Парафидин, — не по-казахски.

— Что предпочитаете, коньяк, водку, пиво?

Не успели они ответить, как Вася одним взмахом руки сдвинул завал на столе разных шкурок, бумаг, экземпляров, экспонатов, расстелил газету «Труд», выставил бутылки, стаканы, колбасу, все у него было наготове. Выпили по первой, но Голубь, как всегда, отказался, он за рулем.

— Все мы за рулем, — перебил его Лупатин.

— Мне читать лекции, будет пахнуть, генерал не любит.

— Все мы читаем лекции, — снова вставил Лупатин и потребовал выпить. — В Америке все пьют и ничего, развивается страна ускоренными темпами.

— В Японии есть запатентованное устройство, — интеллигентно заговорил Цой. — Водитель принял спиртное, садится за руль, включает зажигание, а особый датчик ловит микродозу алкоголя и сразу же отключает зажигание.

Вася выпил, хорошо пошло, стало ему весело. Он глядел на всех этих золотопогонников, на всех этих енералов, пля, хотелось ему покуражиться — кто скажет, что можно купить на сто тысяч?

— Давайте сообща решим, коллегиально, — предложил Голубь.

— А из чего выбирать, из наказуемого или из ненаказуемого? — по слогам выговорил Парафидин. У Васи сложилось впечатление, что у капитана не все дома.

— Я ему предлагал кушать три раза в день из коллекционного фарфора серебряными вилками, — сказал Голубь, — он не хочет.

Это же глупости все, Васе надо для души, а не для живота.

— Яхту можно купить на Черном море, — предложил Парафидин, он, наверное, грек оттуда, из какой-нибудь Одессы, шаланды полные кефали привозил, пока в Каратасе не оказался. — Яхту, причал, и сторожа нанять — большая сумма.

— Я могу верблюда купить в Саржасе и сторожей нанять целую бригаду, но мне же, я повторяю, для души.

— А я бы тебе предложил сто девочек, Василий Иванович, представляешь? — внес свою лепту майор Лупатин.

Вася задумался, но совсем на миг. Может, раньше, когда не было Таси Пехоты, такое предложение вызвало бы интерес, но сейчас! Утром она приходит, глаза с поволокой, дверь на крючок одной рукой, а другой расстегивает все на свете и прет на Васю, а буфера торчат, как две боеголовки, с утра у Васи взаимность, так она же еще и после обеда норовит — нет, никаких ему девочек, милиция не волокет, прямо скажем. Столько голов, и ничего не могут придумать для души на сто тысяч, Вася может гордиться, какой он взыскательный и сурьезный.

— Мы это решим как-нибудь на досуге, — подвел итог обсуждению Лупатин. — А сейчас, Василий Иванович, скажи нам прямо, кто тебе мешает работать, выполнять и перевыполнять? Нет ли жалоб на притеснение со стороны милиции?

— Да, мой цех нуждается в вашей помощи, спасибо за внимание, — сразу же ответил Вася, а потом подумал, какое тут внести предложение, чтобы не прогадать и не провиниться перед директором. — С милицией мы живем дружно, — осторожно подбирая слова, продолжал Вася. — Она нам не мешает… Поскольку мы законов не нарушаем… — Вася потупил взор под насмешливым взглядом офицеров. — Я могу высказать некоторые пожелания товарищам из правоохранительных органов, например, когда был грабеж в ЦУМе, милиция не проявила себя. В результате мы оказались без торговой точки. А где нам реализовать продукцию?

— Вот видишь, старший лейтенант Цой? — с упреком сказал Лупатин. — Еще одно возмущение. Надо же успокоить общественность!

— Я сделал все, как положено, оформил и сдал, но мне вернули на доследование.

— Совершено разбойное нападение, похищена значительная выручка, а старший лейтенант Цой квалифицирует это деяние, как обыкновенное нарушение порядка в общественном месте, пятнадцать суток ему и больше ничего.

— Свидетельница Пак показывает…

— Вот, пожалуйста, своих корейцев он выгораживает, у него, видите ли, свидетельница Пак. Там были другие свидетельницы, полный ЦУМ.

— Свидетельница Пак показывает, что денег он из кассы не брал, это были его собственные деньги.

— Да вашу свидетельницу уволили по статье за утрату доверия, это о чем-то говорит?

— Иначе я не могу, — упрямо сказал Цой. — Там хищения не было.

— Не можешь или не умеешь? — поинтересовался холодно, с легкой издевкой Лупатин. — Не умеешь — научим.

— Не хочешь — заставим, — добавил со смешком Парафидин. Коньячок на него подействовал, видать, парень слабак.

— Жену самого Барнаулова схватил за волосы и таскал по ЦУМу семь с половиной минут! — с возмущением продолжал майор. — А если бы тебя так, твою жену вот так таскали?!

Зачем они, собственно говоря, сюда приехали, вести свое милицейское совещание? Кто здесь хозяин?

— Давайте закругляться, товарищи, — сказал Вася, разливая остатки коньяка. — Если подвести ре-зю-ме, то мой цех нуждается в вашей помощи.

— Мы готовы, — сказал майор наигранно, не совсем всерьез принимая Васю. — Давайте действуйте. А то от вас, я смотрю, толку мало. Мы вам помогаем, а вы еле дышете. Чего вы боитесь? Если надо везти за пределы области, дадим соответствующие указания, выделим милицейский транспорт.

— Мы можем дать сопровождение с сиреной, — сказал Парафидин. — Чтобы на сто километров все слышали — давай дорогу.

Все-таки он стебанутый, этот капитан, но не в том дело, все дают Васе намек, чтобы он начал возить овчины налево, как делал это Михаил Ефимович. Он готов, конечно, но что скажет директор? Все равно узнает, здесь' же Цой присутствует.

— Сейчас трудно, — честным голосом признался Вася. — Без директора идет плохое сырье, вот вчера получили две партии меха кролика, двенадцать тысяч дециметров, сплошные коржи.

— Что за коржи? — поинтересовался Голубь. Любознательный.

— Самый дешевый кролик, жесткий, плешивый, весь дырявый, пуховой. Коржи, они и есть коржи. А хорошее сырье без Романа Захаровича я просто не смогу, не сумею достать.

— Не умеешь — научим, — сказал майор Лупатин.

— А не хочешь — заставим, — подхватил капитан Парафидин, после чего раздался такой здоровый, такой спортсменский смех, какого Вася не слышал давно, с той поры, как бросил баловаться анашой. Вот что значит люди ни от кого не зависят, никого не боятся, ржут все вместе, как сивые мерины. Васе стало легко и свободно, он поддался заразе смеха и тоже заржал, похлопывая себя по животу, и даже забыл про свою черную кнопку.

— А взносы надо платить своевременно, — сказал после смеха майор Лупатин. — Иначе могут быть начеты и выводы.

Вася посерьезнел. Сейчас они все поднимутся. Парафидин оказался до того смешливый, слезы вытирал платком. Наступила после смеха тихая, как водится, пауза, Вася легонько коленом нажал кнопку, и тут снаружи рванули двери и в кабинет влетели пятеро — две женщины и трое мужчин, актив цеха выделки и крашения, два бригадира и три мастера, их настропалила Тася Пехота, разве не молодец девка? На столе очень живописно, прямо хоть в кино снимай, была разложена газета «Труд», лежал батон недоеденный, стояли стаканы, банка с солеными огурцами из Болгарии, бутылки коньяка, минеральной воды, водки, как в самой обыкновенной забегаловке.

— Вот, товарищи, это наш актив цеха, а это вот, знакомьтесь, представители органов, — бодро и неостановимо зачастил Вася. — Вот это майор Лупатин, а это начальник из школы милиции, а вот этот товарищ, лицо корейской национальности…

— Мы вас вызовем, — невозмутимо сказал майор. — А сейчас вы свободны, идите по своим рабочим местам.

Вася дал им знак удалиться. Приедет шеф, и все ему станет известно. Главную свою задачу на сегодня Вася выполнил.