Юрий ЩЕРБАТЫХ

МУЗЕЙ

памяти Говарда Лавкрафта

"...между нашим миром и тем потусторонним миром

теней, куда уходят души умерших, есть незаметное, еле

обозначенное пространство.

Иногда бывает так, что существа из двух миров не

умирают окончательно, но, застряв меж границ своих

Вселенных, бьются там, как мухи между оконными стеклами.

Случается, что в стекле обнаруживается еле заметная щель,

и тогда мухи вылетают наружу... или попадают в комнату...

или не мухи..."

Из комментариев доктора Г.Эрмитейджа

ко второй части "Некрономикона".

Рукопись, выдержки из которой я хочу предложить вашему вниманию, не дает мне покоя вот уже несколько месяцев со дня моего возвращения из Лондона. Я совершенно случайно оказался ее владельцем, и постоянное ощущение, что я не смог достойно распорядиться полученной информацией, доставляет мне сильное внутреннее беспокойство. Ведь так или иначе, существование где-то поблизости от нас чужеродного, я бы даже сказал, враждебного мира, представляет несомненную опасность для всех живущих на Земле.

Поэтому после долгого колебания я решился на опубликование содержимого "кожаной тетради", как я ее называю, хотя кожаным был только переплет, а страницы... я так и не понял, из чего они были изготовлены. Возможно, что это лишь необычный сорт глянцевой бумаги, хотя своей мягкостью и нежными особенностями фактуры сей материал напоминал скорее шелковую ткань... Впрочем я отвлекся от линии своего повествования. И все же прежде, чем я перейду к изложению рукописи, я хотел бы пролить свет на историю моей встречи с таинственным манускриптом.

Стояло раннее апрельское утро, когда, пригибаясь под тяжестью здоровенного рюкзака я быстро шел по чистеньким улочкам Ист-Кройдена, стремясь успеть к 6-часовому поезду, идущему до вокзала Виктория. Самолет на Москву улетал в 9:55, и дешевый билет типа АПЕКС не давал мне права на опоздание или замену рейса. Я пробыл в Англии две недели, и дальнейшее пребывание в сей гостеприимной стране не входило в мои ближайшие планы из-за скудости денежных средств.

После быстрой ходьбы я почувствовал, что изрядно устал, и присел на край кирпичного парапета немного передохнуть. Было довольно прохладно. Поеживаясь от холода я окинул взглядом давший мне приют район, в который мне не скоро суждено вернуться. Приземистая двухэтажная католическая школа, вычурный особняк местного эскулапа с солидной бронзовой табличкой у калитки, старинная пивная под спортивной вывеской "Игроки в крикет" - все это переходило из разряда реального окружения в мерцающие образы моей памяти.

Еще не полностью рассвело, и темно-синий свежий утренний воздух был наполнен запахом цветущего миндаля, деревья которого в изобилии росли вдоль тротуара. И вдруг в эту первозданную свежесть грубым диссонансом вторгся резкий неприятный запах, источник которого, казалось, был где-то рядом.

Сейчас, спустя полгода, я пытаюсь вспомнить, на что он походил, и не могу найти подходящих аналогий. Обычные сравнения типа "испорченное мясо" или "ядовитые химикалии" здесь неуместны. Может быть, "протухшие яйца"? Пожалуй, элемент сероводорода там был, но не более, чем элемент. Такое зловоние редко встречается в обычной жизни. В целом ощущение было такое, что в нос мне ударила струя газового баллончика, и это было тем более непонятно, что улицы в тот час были совершенно пустынны. Даже автобусы еще не ходили, что кстати и объясняло мою прогулку с тяжеленным рюкзаком. Впрочем запах исчез так же быстро, как и возник, оставив после себя еле уловимый, но устойчивый след, вызывавший ощущение тревоги и дискомфорта, но не действующий на органы обоняния столь ошеломляюще, как первоначальное зловоние.

Забыв, что я нахожусь в чопорной Англии, я по русской привычке встал и огляделся, чтобы посмотреть, не вступил ли я по неосторожности в кучу дерьма. Тогда-то я впервые и увидел рядом с собой ту самую тетрадь, о которой веду речь. Когда я взял ее в руки, она была чуть тепловатой на ощупь, и показалось мне весьма тяжелой.

Будучи заядлым библиофилом, я сразу обратил внимание на кожаный переплет и особенную природу бумаги. С первого момента почувствовав необычность своей находки, я вопросительно огляделся вокруг, ища хозяина книги, и, не найдя никого, кому она могла бы принадлежать, осторожно раскрыл обложку. Неровные строки убористого рукописного текста заполняли ее страницы, временами неожиданно обрываясь, а местами полностью исчезая под бурыми пятнами засохшей плотной коркой рыжеватой жидкости, крупные потеки которой порядком испортили рукопись. Начав перелистывать манускрипт, я ощутил потрескивание статического электричества на кончиках пальцев, что заставило меня инстинктивно захлопнуть тетрадь и задуматься.

Я очень спешил, времени было в обрез, и нужно было срочно решать, что делать с найденной рукописью. Оставить ее на месте, сдать в полицию, отнести в бюро находок? Я не знал, на что решиться... Бросить столь таинственно попавший мне в руки манускрипт я не мог - это мне не позволяло врожденное чувство любопытства и страсть к приключениям. Полиция или бюро находок тоже исключались - через полтора часа начиналась регистрация в аэропорту Хитроу на московский рейс, а только одна дорога туда, не считая пересадок занимала более часа. Составление же протокола в полицейском участке, безусловно, привело бы к опозданию на самолет. Поэтому после секундного колебания я засунул кожаную тетрадь в рюкзак и направился к вокзалу.

Позже, по приезду в Россию я с трудом, шаг за шагом прочитал и перевел содержимое рукописи, и полагаю, что результаты моих исследований должны быть известны всем, кому небезразлична судьба человечества. К сожалению, я не могу представить читателем исчерпывающее содержание манускрипта, ибо часть страниц была в самом начале уже безнадежно испорчена, а отдельные пассажи текста я просто не смог перевести, во-первых, из-за плохого почерка автора, а, во-вторых, потому что сам предмет сих странных, а временами просто жутких мемуар, выходил за пределы моих понятий и словарного запаса. Иногда речь шла о вещах, совершенно неизвестных в нашем мире и поэтому не имеющих подходящего эквивалента. Поэтому, я не вполне уверен в том, что Демоны Зла, Черные Призраки Ночи и Духи Священных Могил, названия которых, к примеру, я перевел таким образом, действительно соответствуют тем жутким и странным существам, которых встречал автор рукописи в своих воистину трагических странствиях во Времени и Пространстве.

По мере моей работы по переводу манускрипта, я обратил внимание, что состояние рукописи стремительно ухудшается. В Лондоне она выглядела новой и свежей - казалось, что последние строчки были написаны всего несколько часов назад, а странные, навевающие мрачные ассоциации красные чернила, еще не вполне просохли. Кожаный перелет был совершенно неистрепан и казался мягок на ощупь, а качество необычной тончайшей бумаги было вне всякой критики.

По прошествии же нескольких месяцев книга выглядела как полная рухлядь, а стремительность ее превращений напоминала мне бальзаковскую Шагреневую кожу. Переплет ее был испещрен трещинами, страницы излохматились и стали расползаться на глазах, несмотря на мое сверхосторожное обращение со столь ценным экспонатом чужого мира. Переплет оброс неприятной зеленовато-желтой слизью, которую я аккуратно счищал скальпелем, а от всей рукописи веяло отчетливым запахом разложения, напоминающим запах болот и осенних гниющих листьев. Лишь на прошлой неделе, совершенно случайно мне удалось обнаружить способ восстановления ее состояния, но об этом позже...

Что касается содержания записок, то они, насколько мне удалось понять, принадлежали молодому парню Алану Райсу, уроженцу Лондона, жившему там в 50-60 годы нашего столетия. Впрочем здесь я могу и ошибаться, так как большая часть тетради содержит описание мест и событий, к которым наши знания географии и хронологии не имеют никакого отношения.

Алан рано потерял родителей, погибших в автокатастрофе при сомнительных обстоятельствах, и воспитывался у своей тети по материнской линии. Она работала экскурсоводом в Британском музее, а ее муж - Джон Бридж, разливал пиво в пабе "Игроки в крикет", расположенном недалеко от вокзала Ист-Кройден.

Сознаюсь, что когда я дошел до этого названия и живо представил себе обстоятельства моей находки, неприятное ощущение липкого иррационального страха сжало мой позвоночник. Я продолжаю считать, это всего лишь совпадением, хотя в последнее время все больше фактов убеждают меня в том, что случайных событий в нашем мире куда меньше, чем роковых закономерностей.

Итак я представляю вашему вниманию уцелевшие фрагменты таинственной рукописи, которые мне удалось разобрать и перевести на русский язык, расположенные в том же порядке, как и в кожаной тетради.

"...нахожусь рядом и в то же время бесконечно далеко от вас, и хотя наши координаты времени и пространства совпадают, есть и другие виды измерений, надежно отделяющие наши миры. Однако вследствие определенных обстоятельств в движении небесных сфер, усиленных применением древней магии, периодически наступают такие моменты бытия, когда Разделяющий Барьер приоткрывается.

Последнее время я почти потерял надежду вернуться в свой мир, но еще продолжаю пытаться передать весточку о себе. Мне пришлось применить все известные мне магические приемы и самые мощные обряды культов Древнего Царства, чтобы дождавшись благоприятного расположения планет, предпринять отчаянную попытку перебросить эту рукопись в родные пределы. Если в данный момент вы читаете эти записки, значит мой план удался, а...

...бывать в Британском музее. Особенно привлекал меня отдел Древнего Востока. Мне всегда казалось, что чем почтеннее возраст экспоната, тем большую мудрость столетий накопил он, и тем большая сила исходит от вещей, изготовленных в глубинах веков. Самостоятельно я выучил несколько древних языков от греческого до египетского. Но несмотря на мои лингвистические успехи и несомненные достижения в сфере исторических наук в школе у меня были постоянные проблемы с учителями и особенно с товарищами по классу. Меня считали нелюдимым парнем и зазнайкой, а я всего лишь не мог найти родственную душу и не хотел болтать о пустяках - футболе, мотоциклах, танцах и модных брюках. Шумным вечеринкам я предпочитал тихие помещения публичных библиотек и торжественные залы исторических музеев. Можно сказать, что именно в музее и прошло большая часть моего детства.

Я часто задерживался там допоздна, ожидая тетю Розу. При этом я обратил внимание, что когда последние посетители покидали залы музея, там что-то неуловимо менялось. Возникала другая атмосфера, слышалась тихая почти невнятная музыка, тихим рокотом о чем-то шептались голоса, доносившиеся из-под мраморного пола или по ту сторону массивных известковых стен. Бывало, что воздух в опустевших залах начинал чуть заметно дрожать, как это бывает над раскаленными песками аравийских пустынь, а временами, несмотря на очевидную пустоту покинутых помещений, мне чудилось поблизости чье-то невидимое присутствие. Но все эти признаки были так мимолетны и непрочны, что до определенного момента я относил их только к своей повышенной впечатлительности и слабому здоровью.

Однажды вечером, когда я проходил между огромными монстрами, привезенными из развалин дворца ассирийского царя Ашшурбанипала, чуть заметная искра электрического разряда соединила между собой гигантские статуи крылатых быков с человеческими головами. Это было так неожиданно, что я замер на месте, боясь пошевелиться. Синяя струя светящейся плазмы с тихим шорохом змеясь пролетела перед моим лицом и исчезла так же внезапно, как и появилась. Разряд был столь тонким, а свечение настолько слабым, что я протер глаза, сомневаясь в реальности увиденного, и лишь слабый запах озона указывал, что произошедшее мне не пригрезилось.

Следующее событие, о котором я хочу рассказать, произошло через месяц, а точнее, ровно через двадцать восемь дней - и, как в первый раз, в п_о_л_н_о_л_у_н_и_е_.

Музей закрывался. Тетя Роза попросила меня обойти несколько соседних залов, чтобы убедиться в том, что все посетители покинули помещение, а сама пошла к выходу. Обходя анфиладу громадных комнат, я заторопился и споткнулся о постамент большой мумии, вертикально стоявшей у входа в коридор, соединявший экспозиции Древнего и Среднего Царств Египта. Вес тяжелого саркофага составлял тысячи фунтов, и моя коленка, безусловно, не могла сдвинуть с места массивный предмет, но на мгновение мне показалось, что мумия покачнулась! Инстинктивно я схватился за край саркофага, стремясь удержать его на месте, и как и месяц назад, почувствовал, как разряд электричества уколол мне пальцы. Я вскрикнул и отдернул руку, почувствовав сильное жжение и зуд в правой ладони.

А за окном тем временем собиралась гроза. Густой предгрозовой воздух тяжелыми волнами вливался в приоткрытые для проветривания фрамуги. Но вместо бодрости он нес духоту и сонное оцепенение. Неожиданно для себя я тихонько опустился на гранитный постамент древней колонны из Мемфиса и задремал.

Очнулся я, когда в зале было почти темно, и только слабый свет дежурной лампы тусклым светом освещал экспонаты, придавая им зыбкий, слегка зловещий вид.

Рука моя болела вовсю и сильно чесалась. Взглянув на нее, я с испугом обнаружил фиолетовый нарыв на среднем пальце. По краям он переливался всеми цветами радуги, словно бензиновое пятно на асфальте, а в середине был покрыт иссиня-черной коркой. Под ней, что-то двигалось и пощипывало. Я инстинктивно потер платком больное место, но зуд не проходил. Мне захотелось подставить руку под струю холодной воды, и я оглянулся, ища выхода из зала. Прямо позади меня стоял постамент с Розеттским камнем святыней для любого египтолога. В свое время он был моим букварем при изучении древнеегипетских иероглифов, и я многие часы проводил перед ним, разбирая древние знаки, высеченные много веков назад.

Пытаясь притушить боль, терзающую мой бедный палец, я протянул руку и прикоснулся горящим нарывом к холодной черной поверхности базальтовой плиты. И как только опухоль соприкоснулась с поверхностью Розеттского камня, нарыв с отвратительным треском прорвался, и я с изумлением увидел, как облачко серебристого пара вылетело оттуда и тут же рассеялось в полумраке комнаты. В тот же миг я почувствовал большое облегчение, а чуть позже такой же сильный страх.

Кто-то невидимый, но вполне ощутимый моими внезапно обострившимися органами чувств, находился поблизости, опровергая своим присутствием все законы здравого смысла. Зал был явно пуст, но в то же время подсознание уверяло меня в наличии поблизости огромного и глубоко чуждого мне существа из другого мира. Почему именно из другого, я не мог объяснить, но уже тогда инстинктивно понял, что имею дело с посланцем чуждой нам Вселенной.

Мгновением позже, когда шок от неожиданного открытия прошел, я ощутил, что это существо пытается проникнуть в мое сознание. Это ему скоро удалось, ибо беззвучные, но оттого еще более пугающие образы возникли в моем воспаленном мозге. Так я узнал о существовании Тех, Кто Оттуда и их мире...

...поскольку имена хозяев соседней Вселенной чужды нашему слуху и природа их покрыта тайной. Поэтому для простоты последующего повествования я буду звать их Демонами, хотя отдельные их разновидности сильно отличаются между собой как по внешнему виду, так и по внутренней сущности.

Когда-то давным-давно наши миры соприкасались очень тесно, и жители сопредельных пространств при помощи магии и особых обрядов могли перемещаться через Барьер. В те далекие архаические времена Переход был возможен не только для неодушевленных предметов или астральных слепков, как сейчас, но и для любых живых существ.

Мир Демонов древнее нашего, и в свое время жители Земли при помощи колдовства и магии часто призывали обитателей чужого мира в качестве своих богов. Мардук и Вельзевул, Уаджит и Сэт, Азазел и Молох - все они были Демонами Зла, пришедшими Оттуда. С течением времени расстояние между мирами увеличивалось и они все больше удалялись друг от друга, пока сорок пять тысяч лун назад Главная Дверь не захлопнулась навсегда.

Причиной тому послужил фараон Эхнатон, более известный под именем Аменхотепа IV. Опираясь на честолюбивых жрецов Гелиополя и Мемфиса с помощью мощной магии он призвал слуг бога Ра-Горахте сокрушить сонм древних египетских богов Гору, Сохмет и Хатхор. Фиванские жрецы Амона не смогли вовремя защитить их, а когда Нечестивый Фараон был убит, Дверь между мирами уже была наглухо запечатана Священной Печатью. Это не была борьба жрецов разных культов, как полагают сегодня историки и археологи, а жестокая и бескомпромисная борьба за власть над Землей потусторонних сил из иного мира. Им требовалась постоянная подпитка жизненной энергии в виде человеческих жертв. Эта энергия подкрепляла их силы, превращая из бесплотных призраков в живые создания.

Позднее я узнал, что Демоны приходили в наш мир в виде нематериальных образов, а потом подпитываясь биоэнергией, обрастали плотью и кровью.

Еще я узнал, что чем выше структурная организация мира, тем сложнее в него попасть. Из нашего мира в мир Демонов попасть относительно просто, что кстати подтверждается на моей примере, а вот наоборот гораздо сложнее. Можно легко опускаться к хаосу и разрушению по градиенту энтропии, но тернист путь к порядку и совершенству...

Когда Демоны в образе древнеегипетских богов перессорились между собой, жертвоприношения прекратились, и энергия, питающая их материальные тела, иссякла. Они вновь превратились в призраков и ушли обратно. Когда фиванские жрецы убрали мятежного фараона, было уже поздно - Дверь захлопнулась. Но каждую тысячу полнолуний заклятье, наложенное жрецами храма Эль-Амария, ослабевает, и посланцы Чужого Мира могут вновь проникать в наш мир...

...предложил мне сделку.

Я был в растерянности. Дьявол знал, что насаживать на крючок. Неужели я действительно смогу путешествовать во времени?

Увидеть своими глазами шумерскую цивилизацию, Древние царства Египта, таинственные культы Востока, загадочное государство этрусков - за это можно отдать все сокровища мира.

Про себя я решил сразу, но попросил дать мне время на размышление. Демон дал мне на раздумье одни сутки, добавив, что за это время он явит мне дополнительные доводы своего могущества.

Я не помню, как оказался на улице перед музеем. Часы показывали девять утра. Я обогнул здание вдоль Монтегью-стрит и вышел на площадь Рассела. Там я буквально рухнул на скамейку сквера, пытаясь прийти в себя после перенесенного потрясения. Сейчас при свете дня в этом людном уголке Лондона полном туристов, все произошедшее в музее казалось мне дурным сном. Господи, - подумал я тогда, - надо срочно кончать с моими увлечениями древними культами и историей Египта. Еще немного и у меня окончательно поедет крыша. Пусть лучше я, как другие парни из моей школы, буду ходить на футбол и мечтать о своей мотоцикле, чем попаду в психушку.

В маленьком магазинчике на углу я купил бутылку холодного лимонада и залпом осушил ее до дна. Теперь я чувствовал себя значительно лучше. Несомненно, что падение атмосферного давления накануне перед грозой, мрачная обстановка музея, мое чрезмерно развитое воображение, да еще удар об основание египетской колонны, вызвали временное помешательство рассудка. Но, слава Богу, теперь это уже в прошлом. Я резко встал со скамьи, намереваясь пойти к тете Розе и рассказать ей о случившемся, как красная пелена упала перед моим взором. Мгновенно все вокруг - люди, здания и даже деревья окрасились в пурпурный цвет. Кроме того, вокруг некоторых прохожих я заметил радужное сияние, сходное с...

...убедился, что это был не сон. Я отчетливо видел печать смерти на их лицах и мог с непонятной уверенностью сказать, когда и кто из них умрет.

Прямо передо мной какой-то толстенький джентльмен в черном, наглухо застегнутом сюртуке собирался пересечь улицу на углу Блумсбери-Уэй прямо напротив магазина. Радужное сияние, чуть заметное у остальных прохожих, так и полыхало над его головой, означая, что часы его сочтены. Я крикнул ему изо всех сил, но он не расслышал меня среди шума, царившего в этот час на оживленном лондонском перекрестке. Толстяк лишь на секунду замешкался у желтого светофора, как красный двухэтажный автобус, вынырнувший из Саусемптон-Роу, мгновенно подмял его под себя.

Из под колес мелькнула беспомощная белая кисть, истошно завизжала какая-то женщина, и автобус от резкого торможения занесло на край тротуара. Беднягу просто растерло по мостовой, и сейчас от него осталась только куча тряпья, да комок растерзанной плоти, пропитанной густой кровью. Только тогда до меня дошло, что красная пелена, закрывавшая мой взор последние четверть часа, исчезла так же внезапно, как и появилась. Вместе с ней исчезли и радужные нимбы над головами прохожих. Их судьбы и смерть, как и прежде, вновь стали для меня тайной. Что ж, демон из чужого мира добился своего, предъявив такие очевидные доказательства своей силы.

В тот вечер я сказал тете Розе, что обойду западное крыло музея и потороплю последних посетителей, а сам спрятался в узком коридоре рядом с Галикарнасским мавзолеем. Рипли Ван Клейн только что покинул этот зал, и я знал, что старый музейный служитель никогда не обходит дважды уже осмотренные помещения.

Я сидел на мраморном парапете и слышал как гулко колотится сердце у меня в груди. Озноб страха сотрясал тело, и временами меня охватывало непреодолимое желание бежать как можно дальше отсюда, в то время, как другая не менее могучая сила цепко держала меня на месте.

Борьба противоположных желаний настолько утомила меня, что я не сразу услышал Зов, громко раздавшийся в моем сознании. Словно во сне я поднялся и следуя мысленным указаниям Существа из Другого Мира, двинулся вверх по западной лестнице.

Почти в бессознательном состоянии, как сомнамбул, я поднимался по крутым ступенькам, не осознавая, куда и зачем я направляюсь. Так я очутился в зале номер 62, где хранились египетские папирусы.

Судя по отвратительному запаху и чуть заметному дрожанию воздуха Демон был уже там. Следуя его мысленным указаниям, я достал из стеклянного шкафа папирус Хунефера, относящийся к девятнадцатой династии Нового Царства.

Мне не нужно было разворачивать свиток, чтобы увидеть текст. Я и так прекрасно помнил украшенное великолепными иллюстрациями древнее изображение суда Озириса и вырванное человеческое сердце, лежащее на весах у ног страшного собакоголового бога Анубиса - покровителя гробниц и заупокойных культов.

Из моего горла вырвался хриплый незнакомый звук, непохожий на человеческую речь. Не сразу мне удалось понять, что это именно я декламирую текст из "Книги Мертвых". В полной прострации я стоял, как истукан возле древних свитков, произнося непослушными губами самые темные и таинственные главы магической книги.

"Глава, чтобы не умереть вторично", "Глава, чтобы не истлеть"...

Когда я добрался до изречения "Чтобы дать душе соединиться с телом", воздух рядом со мной заметно уплотнился и Существо Оттуда начало принимать видимые очертания.

Боже, какой же отвратительной показалась мне эта тварь!

Бесформенное обрюзгшее тело шести футов росту, мерзкие длинные щупальца, синеватая, переливающаяся разноцветными разводами бугристая кожа, покрытая отвратительной слизью...

Я содрогнулся от вида чудовища, но помимо своей воли продолжал читать архаичное заклинание. Остатками разума, дремлющими в моей голове, я осознавал нелогичность происходящего, ибо в руках я держал один текст, а декламировал другой, гораздо более древний. Впрочем та легкость, с какой я выговаривал древнеегипетские заклинания и непослушность моих членов указывали на то, что истинным жрецом сего непонятного и зловещего обряда был отнюдь не я, а кто-то другой, гораздо более могущественный, использующий мои губы только в качестве звуковоспроизводящего устройства.

Материализовавшийся демон взял меня за руку и повел вниз, в зал саркофагов. Там мы подошли к самому большому из них, и я со страхом увидел, как его огромная каменная крышка с душераздирающим скрипом медленно поехала в сторону, обнажив бездонную пустоту содержимого.

В состоянии, близком к помешательству я стоял между зияющим провалом древней гробницы и отвратительной тушей чудовища, проклиная свое злосчастное любопытство и неуемную дерзость, толкнувшие меня на столь безрассудные поступки.

Тем временем без какого-либо предупреждения Демон толкнул меня в саркофаг, а сам навалился сверху. Последнее, что зафиксировало мое окаменевшее от ужаса сознание, было задвигающаяся на место крышка саркофага, а затем наступил вечный мрак и тишина...

...как я уже упоминал.

Отсюда я сделал вывод, что большую часть времени я провожу между нашими мирами, в той щели во времени и пространстве, которая образовалась между Землей людей и чуждой нам Землей монстров. Временами мне открываются картины их ужасающей и полной мрачности и безысходности обители, и тогда я не могу сдержать дрожь отвращения. Лишь однажды я осмелился непосредственно проникнуть в их мир и с тех пор не могу вспоминать об этом без ужаса.

Эта планета несомненно была Землей, более того населенной настоящими людьми, или вернее тем, что от них осталось после тысячелетий служения Демонам. Однако истинными хозяевами планеты стали кошмарные порождения тьмы, отдаленно напоминающие самых ужасных богов древнеегипетских культов.

Гниль и запустение царили повсюду. Влажный туманный климат, насыщенный тяжелыми испарениями обширных болот, рождал странные оптические иллюзии. Серые призраки то появлялись, то исчезали перед моим взором.

Угрюмые и запущенные строения немногочисленных деревень и поселков были населены людьми, несущими на своих лицах явную печать вырождения. Собравшись в своих капищах под надзором суровых жрецов они исступленно совершали свои черные ритуалы, нередко сопровождая их человеческими жертвоприношениями.

Мой провожатый, или скорее бессменный страж всюду сопутствовал мне в моих странствиях. Я уже привык к его присутствию и научился легко обращаться с ним при помощи мысленных усилий.

Вместе с ним мы совершили немало путешествий по параллельным мирам и во времени, и я действительно смог собственными глазами увидеть историю человеческой цивилизации, причем не только нашей. И пусть величественные картины правления египетских фараонов и римских императоров я смог наблюдать только сквозь мутную пелену Разделяющего Барьера, все равно это было великолепно!

Но как ни странно, факт удовлетворения моего любопытства радовал меня гораздо меньше, чем мог прежде предположить. Неуемная тоска по дому съедала мою душу.

Однажды я попросил Демона показать мне родные края если уж не в настоящей Англии, то хотя бы в этой квази-Земле, и через несколько мгновений я был уже в Лондоне.

Место, в котором мы очутились, лишь отдаленно напоминал мне город моего детства. Я с трудом угадывал извилистые берега Темзы и не узнавал хорошо знакомый мне по прежней жизни ландшафт столицы Британии. В городском пейзаже преобладали черные и серые тона. Мрачные и угрюмые строения зияли провалами окон, и лишь за некоторыми покосившимися рамами зыбко светились огоньки свечей. Надо всем господствовал отвратительный запах, что я ощутил впервые в залах Британского музея, и который преследовал меня повсюду в этом мире.

Сам музей, к моему удивлению, находился в этом мире там, где ему и полагалось быть - между Рассел и Монтегью-стрит, но Боже, - каким уродливым он мне показался!

На первый взгляд его линии повторяли привычные очертания, известные мне по прежней жизни, но грубо нарушенные геометрические пропорции придавали некогда величественному зданию жуткий и отталкивающий вид.

Восемь мощных колонн как и полагалось, возносили вверх огромный фронтон, украшенный барельефами, при взгляде на которые по телу у меня пробежала дрожь ужаса и отвращения. Там, где на Земле на входящих посетителей смотрели величественные и прекрасные фигуры богов, олицетворяющие мудрость и красоту человечества, здесь на меня насмешливо и злобно взирали монстры, один страшнее другого.

Крылатые грифоны, медузы увитые змеями, кровожадный египетский бог Собк с крокодильей головой, отвратительный трехголовый дракон с крыльями, как у летучей мыши, являлись жуткой противоположностью привычному мне фасаду Британского музея.

То, что я обнаружил внутри здания показало мне всю глубину пропасти, разделяющей мораль и культуру наших миров... Древние полуразложившиеся мертвецы из языческих захоронений и прекрасно сохранившиеся мумии фараонов, ссохшиеся тела христианских подвижников и наполненные смолой трупы африканских колдунов заполняли собой большую часть экспозиции западного крыла.

Дальше находились черепа самых разнообразных размеров и форм - от крошечной головы младенца до жутко вытянутого почти в фут черепа перуанского индейца с ритуальными трепанационными отверстиями в теменной части.

Далее шли различные надгробия, начиная от безыскусных сарматских изваяний и кончая отвратительными изображениями заупокойных духов австралийских племен.

Там, где должен был находиться величественный фриз Парфенона, стоял высокий постамент из темного мрамора, отделанный золотом и ониксом. На нем под хрустальным колпаком я увидел книгу в черном переплете из дубленой человеческой кожи. Сопровождающий меня Демон почтительно поклонился внушительному фолианту.

- Это "Некрономикон" - величайшая книга безумного араба Абуллы Аль-Хазреда, содержащая ключ к перемещению между мирами. Она была одновременно написана здесь и на твоей Земле, и если оба экземпляра книги соединить вместе, оба параллельных мира сольются воедино.

Мы много раз пытались пронести "Некрономикон" через Барьер, но - увы, это еще никому не удалось.

Лишь однажды Черный Призрак Ночи, верный слуга богини Уаджит, используя самую мощную магию, смог донести Священную Книгу до Врат через Барьер, но там...

...охватывает пугающее чувство постепенного изменения.

Воздух, которым я дышу, жуткие сцены из мира Демонов, стоящие у меня перед глазами, их черные мысли и деяния, незаметно, но неумолимо отравляют мое сознание, превращая в монстра.

По-видимому, любой человек, попавший в этот извращенный мир, начинает постепенно перерождаться, пока сам не станет Демоном.

Последние дни я замечаю, что в своих воспоминаниях начинаю отстраненно взирать на людей, как на чуждых мне ограниченных существ, и вид их крови, обильно льющейся во время жертвоприношений уже не тревожит, как прежде, мою душу.

Теперь я знаю, что на протяжении последних столетий Силы Зла предпринимали неоднократные попытки прорваться через Барьер, и иногда это им удавалось, хотя и не надолго: в индийском штате Керала в XVII веке и в Аркхеме в начале нынешнего столетия. Но видит Бог, главные битвы сил Тьмы и Света еще впереди..."

Полгода я владею рукописью, и все это время проклинаю тот день и час, когда, движимый любопытством, я положил ее в свой рюкзак. В то тихое апрельское утро мне следовало оставить в покое дьявольское порождение Чужого Мира, а теперь я превратился в заложника страшного манускрипта.

Жизнь моя становится невыносимой. Ночами меня стали мучить жуткие кошмары, слишком правдоподобные, чтобы считать их просто снами. Днем я часами размышляю о судьбе Алана Райса и о том ужасном соседстве, про которое не подозревают беспечные жители Земли. Я долго носил в себе тайну Посещения Извне, но теперь у меня уже нет сил молчать. Временами мой разум отказывает, а физическое здоровье заметно пошатнулось за последнее время. Проклятая кожаная тетрадь пьет мою кровь. Я почти уверен, что все пришедшее сюда из Черного Мира, несет на себе печать проклятия и разрушения.

Книга, которая начала было стремительно разрушаться на моих глазах, теперь вновь в отличном состоянии. Случайно я обнаружил способ ее восстановления.

Однажды вечером я сидел в своей лаборатории, пытаясь определить возраст рукописи. В качестве эталона я использовал несколько старинных монет различных эпох из моей коллекции, начиная от николаевского пятака и заканчивая сестерцием Веспасиана.

Последней монетой я особенно гордился - она считалась жемчужиной моего собрания, причем находилась в отличном состоянии, несмотря на восемнадцать столетий, отделявших нас от эпохи этого бережливого императора.

Каковы же были мои изумление и досада, когда я увидел, как моя лучшая монета возложенная на черный переплет загадочного манускрипта, превратилась в грязный истертый комочек металла. Две тысячи лет за несколько секунд ощутимо и грубо сделали свою неумолимую отметину на старой монете, которую судьба до сих пор счастливо уберегала от воздействия бога Хроноса.

Снедаемый одновременно горячим любопытством и жалостью к своей разрушаемой коллекции, я прикоснулся к книге другой монетой, относящейся к эпохе Анны Иоановны. И снова, как и в первый раз, прекрасно сохранившаяся до того медная монета быстро обезобразилась зеленым окислом и моментально постарела, в то время как внешний вид рукописи заметно улучшился: страницы восстановили былую белизну, а размытые строчки стали яркими и четкими.

С тех пор, пытаясь сохранить драгоценный манускрипт, я извел все мало-мальски старые предметы у себя дома, зато теперь рукопись из Чужого Мира сияет первозданной новизной. Недавно я зашел в наш городской краеведческий музей и украдкой прикоснулся книгой к могильному изваянию найденному в скифском кургане.

То, что произошло в тот момент, напугало меня до смерти и заставило спешно покинуть музей. Вот уже неделю, как я безвыездно сижу дома и напряженно размышляю. В моем сознании отчетливо слышны чьи-то отвратительные голоса. Временами они складываются в неясное бормотание, но иногда сквозь их жуткое завывание, зловещий шепот и странные звуки, явно издаваемые нечеловеческими голосовыми связками, я слышу далекий, но настойчивый призыв:

- Открой Дверь.... Открой Дверь....

Разум и здравый смысл подсказывают мне избавиться от страшной рукописи, но Некто, сидящий в глубинах моего подсознания, наоборот толкает меня вместе с Книгой в музей. Теперь я понимаю, что музеи, будучи хранилищами древностей и предметов религиозного и колдовского культа, являются сосредоточием магической связи между нашими мирами, аккумулируя в себе энергию, оставшуюся в нашем мире от Темных Сил. Древние вещи, собранные воедино, хорошо помнят те далекие, архаические времена, когда наши миры были близки как родные братья, а живые существа из параллельных пространств могли свободно перемещаться между ними.

И если когда-нибудь Черные Призраки Ночи снова ворвутся в наш безмятежный, ничего не подозревающий мирок, то Музей будет именно тем местом, где распахнется Дверь.

И последнее, что я хочу вам сказать, прежде чем выполню то, что задумал... Тогда, стоя перед скифским идолом в скромном провинциальном краеведческом музее я ясно увидел синий электрический разряд, промелькнувший между гранитным богом степей и переплетом рукописи... Те, Кто Ждет готовы к вторжению на Землю...

Да поможет мне Бог выполнить задуманное... Прощайте...