Генри Фрост заглянул в холодильник и с чувством, хотя довольно коротко, выбранился.
Спросонок лень ругаться вслух, поэтому проклятие было всего лишь мысленным.
Вечная история, приключающаяся с людьми, которые обитают в собственной квартире лишь изредка, случайным постоем! Захотел перекусить, а дома — ни крошки…
Фрост поглядел на черный циферблат “Омеги”. Половина седьмого. Раннее утро. Вдобавок, воскресное.
— Тьфу ты, пропасть! — буркнул капитан и захлопнул белую дверцу.
Вышел из маленькой кухни, пересек небольшую гостиную, миновал приютившийся в углу переносной черно-белый телевизор. Вообще-то Фрост искренне презирал устройство, которое прозвал “кретиноскопом”, но этого дешевенького крошку приобрел в 1969-м, когда соотечественники учинили первую прогулку по Луне.
Жаль было упустить подобное зрелище…
Наемник вошел в спальню.
Учинил инспекцию платяному шкафу. Обнаружил полное отсутствие свежего белья, и принялся рыться в ящиках старого комода. Нашарил относительно чистую рубаху из черной шерсти, расправил критически оглядел, признал годной. Не потрудившись расстегнуть, надел прямо через голову.
Снял со спинки стула потертые джинсы “Levis” и натянул на голое тело, поморщившись, когда металлическая змейка защемила и больно дернула волосок в самом низу живота.
Протиснул ноги в старенькие мокасины, прибегнув к помощи обувного рожка, ибо распускать и вновь завязывать шнурки наемник посчитал трудом излишним и обременительным. Поглядел в зеркало.
Провел рукой по небритым щекам, и тою же рукой презрительно махнул собственному отражению.
Достал из деревянной шкатулки новенькую глазную повязку. Содрал шелестящую бумагу, в которую был обернут сей неотъемлемый предмет фростовского обихода. Скомкал. Метнул в мусорную корзину.
Промахнулся.
Приладив повязку на должное место, капитан Генри Фрост взял со столика хромированный браунинг и небрежно сунул за брючный ремень. Носить оружие везде и всюду сделалось у наемника условным рефлексом — давним, и часто спасавшим в самую, казалось бы, неожиданную минуту. Капитан сгреб связку ключей, подхватил бумажник, рассовал эти мелочи по карманам, опять заглянул в гостиную, обозрел единственное настоящее украшение своего запущенного и достаточно убогого жилья. Глянцевую, крупную, любовно обрамленную фотографию Элизабет…
Улыбнувшись, Фрост послал портрету воздушный поцелуй, вспомнил, что сегодня следует позвонить в Лондон. Последняя операция на бедре должна состояться со дня на день, и с Элизабет следовало поговорить.
Ободрить, поддержать, наболтать множество самых ласковых и уместных слов. Полученная в Монреале рана уже потребовала повторного хирургического вмешательства. От грядущего, третьего, зависело полное и окончательное исцеление.
Сдернув с вешалки видавшую виды кожаную куртку, Фрост вышел в общий коридор своего многоэтажного дома, — из тех, которые англичане и американцы столь удачно именуют “квартирными блоками”.
Презрительно покосился на лифт, и вприпрыжку одолел два лестничных пролета, отделявших этаж от земли.
Толкнул входную дверь.
Поднял воротник, ежась от пронизывающей сырости. Зима в этом году наступала рано, и обещала быть не слишком погожей. Следовало, наверное, разыскать какие ни на есть подштанники, рассеянно подумал Фрост. Пока доберешься до магазина, задницу простудишь, чего доброго…
Так — небритый, наспех одетый, пребывавший в самом тоскливом и подавленном настроении, — капитан Фрост вышел навстречу одному из наиболее быстротечных и умопомрачительных приключений в своей не столь уж бедной событиями жизни.
— Молока бы купить, — пробормотал Фрост, одновременно припоминая, достаточно ли сигарет осталось дома. Пожалуй, нет…
— А-а, какого лешего! — разозлился наемник. — Что пятьсот ярдов прошагать, что семьсот…
Он остановился, нашаривая в карманах пачку своего излюбленного “Кэмела”. Улица была пустынна, спокойна. Чересчур пустынна и слишком спокойна, отметил Фрост, — даже принимая во внимание ранний воскресный час.
Ни души.
Капитан машинально коснулся рифленой рукояти браунинга, тотчас же отдернул руку, хмыкнул.
“Стареешь, сукин сын, — подумал он с печальной иронией. — Скоро тени собственной беречься начнешь…”
Снег выпал обильный, однако уже начинал подтаивать. На каждом шагу Фрост черпал мокасинами новые порции холодной слякоти, и вскоре промочил ноги полностью. А, наплевать!
Он продолжал методически обыскивать карман за карманом. Сигареты, разумеется, позабыл. Зажигалку — тоже.
Совсем весело стало жить на свете, подумал наемник. Теперь уж — хочешь, не хочешь, а изволь прошагать до лавки в самом конце квартала. Кварталы же в этой части города, увы, не маленькие. Шевелись, боевая кляча, курить-то хочется!..
В Охранной Службе Diablo сотрудникам — не получившим очередного задания, — полагалось два свободных дня в неделю: суббота и воскресенье. Для Фроста эти дни были наихудшими. Капитан попросту не знал, куда себя девать. А воскресное утро почти неизменно повергало его в черную, неодолимую тоску.
Наемник тряхнул головой. Какого лешего?! Устроим себе маленький праздник! Денег достаточно, зачем ограничиваться бутылкой молока и булочкой? На свете существует горячая, с пылу, с жару, пицца; имеются настоящие итальянские спагетти с великолепным итальянским сыром.
Кроме того, не перевелись еще у Ричардса бутылки английского бренди — лучшего из лучших.
Кутить — так кутить!
Немного повеселевший Фрост ускорил шаг. Окружавшая тишина исподволь продолжала действовать наемнику
на давно и основательно расшатанные нервы. Отчего так пустынно вокруг?
Он прошел улицу из конца в конец, ступил на обледенелый асфальтовый “пятачок”, толкнул широкую стеклянную дверь. Вступил в торговые владения Джима Ричардса.
— Здорово, Джим!
— Осторожно, мистер Фрост! — закричал владелец магазина вместо приветствия, — Нанесли снегу, подлецы! Пол ужасно скользкий, осторожно!
Предупреждение чуть-чуть запоздало. Истертые плиты пола, действительно, изобиловали склизкими лужами полужидкой тающей грязи. Фрост вознамерился было отшутиться, но почувствовал, что не может устоять и рушится, подобно конькобежцу-неумехе. Истертые подошвы мокасин были когда-то рубчатыми, держали ходока на любой поверхности, но теперь уже ни куда не годились.
— А, ч-ч-ч!..
Падая на спину, Фрост успел непроизвольно прижать подбородок к груди, спасая голову, но все приключилось так неожиданно, что наемник даже сгруппироваться не успел, а шлепнулся едва ли не плашмя.
Шлепнулся с непостижимо громким ударом, с грохотом, с громом.
Стеклянная дверь буквально рассыпалась на мелкие и крупные осколки над лицом Фроста. Капитан успел закрыться ладонью, да и стекло у Ричардса, по счастью, оказалось хитрым, чуть ли не автомобильным, разлетающимся при ударе на почти безвредные, лишенные острых кромок куски.
В стоявшем напротив кассовом аппарате внезапно возникло полдюжины отверстий, фабричными чертежами не предусмотренных.
Отчаянно завопил Джим Ричардс.
“Хорошо же я грохнулся!” — ошалело подумал Фрост, и немедленно опомнившись, покатился прямо по усыпанным осколками плитам.
Дробовик!
И наверняка магазинный! Пятизарядный, по меньшей мере!
Браунинг точно сам собою выпрыгнул из-за брючного ремня, очутился в руке наемника. Лязгнул предохранитель, щелкнул взведенный курок. Остатки стеклянной двери обрушились внутрь лавки, сметенные вторым оглушительным выстрелом. Тотчас же грянул третий.
“Болван, — подумал Фрост. — У него пять зарядов, палит напропалую, а перезаряжаются эти штуки не быстро…”
Однако, то ли у неведомого стрелка в магазине было больше пяти патронов, то ли ружей оказалось несколько, — но всякий раз, когда Фрост пытался привстать и оценить обстановку, раздавался новый грохот, и новые куски стекла свистели внутри магазина. Левой ладонью наемник старательно закрывал небритое свое лицо. Он испытывал непроизвольный страх одноглазого человека — случайно лишиться второго ока, сделаться полностью слепым.
Одновременно Фрост полз на локтях и коленях поближе к витринам, в мертвую зону, где основание стены могло послужить своего рода бруствером, дать возможность внезапно поднять голову и хотя бы мгновенно взглянуть на творящееся снаружи.
Выстрелы гремели по-прежнему.
Продырявленные жестянки мангового сока дребезжали и кувыркались, рассыпая оранжевые брызги. Маслины и пикули десятками и сотнями вылетали из расколотых банок. Стоял острый запах пролитого уксуса.
Лавка Джима Ричардса несла ощутимые потери.
Фрост подхватил сбитую с полки бутыль фанты, метнул ее в разбитое окно, точно “коктейль Молотова”. Стрелок на мгновение отвлекся — с тем же успехом из окна могла вылететь и взведенная граната, — а Фрост вскочил и кубарем перевалился через подоконник, наружу.
Автомобиль.
Запаркован ярдах в тридцати от лавки Ричардса. Противник стоит под его прикрытием, пригнувшись, уперев локти в высокий багажник, для большей устойчивости прицела. И палит вовсю.
Заряд картечи не изрешетил Фроста лишь потому, что капитан тоже знал свое дело, и не просто выпрыгнул, а покатился по заснеженному асфальту, словно рухнувший на крутом спуске лыжник. Девять свинцовых кругляшей лязгнули о тротуар почти рядом.
Стрелок передернул ствол, загоняя в камеру следующий патрон.
“Да что у него, винтовка-самобранка? — непроизвольно изумился Фрост. — Откуда патроны выскакивают, разрази тебя?”
Предаваться никчемным рассуждениям было недосуг. Приподнявшись на локтях, стиснув липкую от разлившейся по полу пепси-колы рукоять пистолета обеими руками, Фрост произвел первый ответный выстрел. Затем — второй, и сразу, почти без перерыва, — третий.
Пораженный последовательно в грудь, кадык и переносицу, обладатель дробовика умер еще раньше, чем начал короткий полет. Пистолетная пуля — как, впрочем, и заряд картечи, — ударяет мишень с мощью и силой налетающего автомобиля. Человека буквально взметывает в воздух и швыряет прочь.
Только не просвещенные по этой части кинорежиссеры заставляют артистов картинно замирать и медленно опускаться наземь после выстрела в упор…
После попадания в переносицу криминалистам предстояло изрядно попотеть, устанавливая личность бандита. Верхнюю часть его головы, по сути, снесло напрочь.
С браунингом, зажатым в правой руке, Фрост медленно поднялся, помогая себе окровавленной левой ладонью. Стараясь не наступить на осколки бутылочного стекла — острые, торчащие, — замер на месте, озираясь, высматривая возможных напарников негодяя. Таковых не обнаружилось.
В безмолвии снежного утра, в спокойной дремоте воскресного города возникал заунывный вой полицейских сирен. А позади послышался хруст крепких, надежных, новеньких подметок, сокрушавших и дробивших битое стекло.
Фрост крутнулся.
К нему близился Джимми Ричардс.
— Мистер Фрост… Мистер Фрост… — повторял он трясущимися губами. — Живы… Слава Богу, вы живы!
— Эй, Джимми, — блекло улыбнулся наемник.
— Да?
— Когда полиция и “скорая помощь” управятся и окончат опрос, напомните мне, пожалуйста, купить галлон молока…
Ричардс приоткрыл рот и округлил глаза.
— Полезно для здоровья, — сказал Фрост. — Ах, да!.. Еще пачку спагетти, полфунта сыра, одну горячую пиццу и бутылку бренди. Английского. Лучше запишите сразу, не то непременно позабудем…