Днем над кораблями пронесся реактивный истребитель советского производства, наверняка пилотируемый кубинцем. Поскольку самолет совершил два круга и не попытался открыть огонь, Фрост велел экипажу и наемникам вести себя как ни в чем не бывало.

Даже самолично помахал воздушному разведчику рукой. Солдаты и моряки последовали примеру командира.

Кубинец, по-видимому, успокоившись, умчался прочь, исчез где-то за линией горизонта.

Группу коммандос образовали одиннадцать человек, высаживавшиеся накануне вместе с Фростом и Тиммонсом, а также шестеро наемников, умевших водить советские танки, и шестеро других, которым надлежало работать башенными стрелками. Руководить ими выпало майору Дэвидсону.

— Марина сперва испугалась, узнав о Т—55, — сказал Фрост, закуривая сигарету и облокачиваясь на поручни фальшборта. — На самом деле, эти машины — подарок судьбы. Едва лишь мы обратим их против обороняющихся, песенку Рамона следует считать спетой. Дальше — занавес и аплодисменты.

Фрост пытался ободрить себя самого.

Появление кубинского истребителя наталкивало на размышления пренеприятнейшие. Никаких данных о воздушной мощи Рамона у наемников не было.

А при умелой атаке с воздуха, подумал Фрост, нам даже танковая рота не поможет. Разнесут ее в пух и прах, а потом и за корабли примутся…

Вот уж, чего нет — того нет! Воздушным прикрытием Фрост заручиться не мог.

Он пожал плечами. Волноваться по поводу того, чего нельзя было ни предвидеть, ни предотвратить, не стоило. Хватало иных забот.

Отоспался Фрост на славу, принял пару таблеток аспирина и теперь чувствовал себя исключительно свежим.

Береговая линия Монте-Асуль виднелась при дневном свете ясно и четко — длинная, уходящая, казалось, в бесконечность, полоска суши.

Что-то вскоре там начнется?

Фрост заставил себя вспомнить: он борется против коммунистического терроризма, несет освобождение истерзанной палачами стране, сражается ради того, чтобы людей не лишали насильно человеческого облика…

Рыцарь-паладин, хмыкнул наемник и выбросил окурок за борт. Хватит красоваться перед собою самим. Действовать пора…

До высадки оставалось ровно двенадцать часов.

И следовало еще хорошенько подготовиться к ней.

— Тиммонс! — позвал наемник.

— Да, сэр!

— Опять?

— Виноват… сэр…

Оба расхохотались.

— Немедленно займись катерами. Все проверь дважды, трижды, четырежды! Каждому поясни задачу. И место распиши каждому.

— Сделаем, — улыбнулся англичанин.

К ближайшему из монтеасулийских часовых Фрост подбирался с бесконечными предосторожностями, полностью выключив всякое мышление, всецело положившись на инстинкт и долгими трудами наработанные боевые рефлексы. Прыгнул. Зажал солдату рот, запрокинул голову, полоснул по горлу герберовским клинком, спеша перерезать голосовые связки прежде, нежели противник успеет вывернуться, крикнуть, поднять тревогу.

Тиммонс и остальные сняли других караульных с такой же убийственной эффективностью.

Практика, подумал Фрост, везде практика требуется… И передернул плечами.

Первая пара танкистов уже забралась в захваченную машину. Однако Фрост запретил включать мотор, пока в руках у наемников не окажется еще, по крайней мере, три Т—55. Или пока…

Второй танк охраняло четверо. Стояли они по углам боевой машины, и Фрост не видел, как обошлись Тиммонс и его люди с прочими. А своего часового наемник пырнул ножом в правую почку и ударил головой о броню, сокрушая черепные кости.

Второй водитель проскользнул в бесшумно раскрывшийся люк.

А вот касаемо третьего танка предстояло немного поразмыслить. Непостижимым образом, чем ближе стояли боевые машины к средоточию береговой обороны, тем тщательней их берегли. Казалось бы, подумал Фрост, полагается наоборот…

Ножами здесь воевать не приходилось. Чересчур много караульных расположились вокруг Т—55, слишком далеко друг от друга они отстояли. Фрост подал условный знак.

Построившись неровным, довольно редким клином, бойцы ринулись вперед, поливая рамоновцев ураганным огнем. Четверть минуты спустя Фрост уже располагал третьим танком, но береговые позиции уподобились растревоженному осиному гнезду.

Как и было решено заранее, при первых же выстрелах водители захваченных машин включили двигатели и тронули Т—55 с места.

Дэвидсон, Тиммонс и Фрост во всю прыть помчались дальше.

Следовало поскорее овладеть еще хотя бы одним танком, а прочие — уничтожить. Затевать на побережье миниатюрное сражение под Эль-Аламейном. Фросту вовсе не улыбалось. К тому же, рамоновские экипажи наверняка управляли своими бронированными чудищами лучше и привычнее…

С разбегу перемахнув через глыбу, за которой стоял четвертый танк, Фрост начал стрелять еще в воздухе, не успев приземлиться. Рядом рявкали винтовки Дэвидсона и Тиммонса.

— Берем! — заорал Фрост, убедившись, что часовые перебиты. — Приготовиться!

Танк уже урчал и начинал вертеться, чтобы поставить нападающих под прицел лобового пулемета. Башня двигалась, нашаривая дулом орудия близкую цель. Впопыхах монтеасулийские солдаты позабыли закрыть верхний люк.

Не останавливаясь, Фрост выдернул из кармана гранату, приблизился сбоку, вскочил на броню. Бросил рубчатую “лимонку” в отверстие люка, спрыгнул, покатился по земле, беря CAR—16 наизготовку.

Запал гранаты рассчитан ровно на девять секунд. Залязгали бронированные крышки, четверо танкистов буквально высыпались наружу.

Наемник открыл огонь почти в упор, Тиммонс и Дэвидсон проделали то же самое. Неуправляемый танк неторопливо катился дальше, мимо атакующих. Англичане ошалело переглянулись.

Никакого взрыва не последовало.

— Водителя в машину! — заорал Дэвидсону Фрост. — Я заранее разрядил ее, это была пустышка!

“Ее” относилось, разумеется, не к машине, а к “лимонке”.

И четвертый танк поменял хозяев, подобно трем предыдущим.

Повторно такой номер не пройдет, подумал Фрост. Вот теперь — держись…

Танк номер пять — полностью приведенный в боевую готовность, с наглухо задраенными люками, двигался в контратаку. Тяжкий, могучий, несокрушимый. У этих советских мастодонтов, тоскливо подумал Фрост, броня такая, что и реактивной гранатой LAWS попробуй прошиби…

Он быстро оглянулся.

Позади, ближе к опушке джунглей, высился пологий продолговатый холмик — то ли старая насыпь, то ли просто неровность почвы.

— Дэвидсон, Тиммонс! Гранатомет! И — за мной! Бегом!

Заработал танковый пулемет. Наемники едва успели взлететь по откосу, покатиться вниз по противоположной стороне его. Дэвидсон, видимо, понял, на что рассчитывает Фрост, ухмыльнулся, передал капитану трехдюймовую трубу LAWS’a.

— Ваша выдумка, сэр, вам и честь принадлежит!

Сначала над скатом возникли задранная кверху пушка и каплевидная башня. Затем, ревя мотором, скрежеща первой передачей и лязгая гусеницами, танк начал вздымать исполинскую тушу, готовясь перевалить через препятствие и уничтожить все и вся на своем пути.

Показалось днище — легко бронированное, уязвимое.

Фрост надавил на спуск.

Раздался оглушительный взрыв, у всех троих наемников зазвенело в ушах. Фрост, предусмотрительно уткнувшийся лицом в песок, поднял голову.

Танк пылал и дымился, недвижно застыв на гребне ската.

Новый взрыв сотряс почву, заставил Фроста ошалело завертеть головой. С полминуты наемник не мог сообразить, что, собственно, приключилось, а потом осознал и расплылся в невольной ухмылке.

Залить бензином главную траншею было поручено Фрэнку Карру, неофициально произведенному в чин младшего лейтенанта. Умница Карр немного нарушил полученный приказ, и вместо бензина закатил в окоп канистры с напалмом.

Откуда раздобыл, где разыскал — оставалось непонятным, но и сам взрыв, и клубящееся, одному напалму присущее, пламя не оставляли сомнений: так оно и было.

— Кажется, мы берем верх, — прохрипел Фрост, выплевывая скрежетавший на зубах песок.

Третий взрыв грянул у самой кромки прибоя.

Начали бить корабельные орудия, подумал Фрост.

Однако здесь он слегка ошибся. Расстреливать всесокрушающими снарядами канонерских лодок побережье, где орудовали собственные люди, Марина Агилар-Гарсиа не желала. Огонь вел захваченный на острове Сабо танк, удобно расположенный прямо на палубе командирского транспорта. Сто пять миллиметров — тоже отличный калибр…

С шестым рамоновским танком получилась неувязка.

То ли экипаж его был на славу обучен в русских военных академиях, то ли просто успели танкисты опомниться и оглядеться, — но ни захватить, ни остановить последнюю машину солдатам Фроста не удалось.

На большой скорости Т—55 пересек пылающую траншею, выкатился из бушующего огня, продолжая нести на траках клочья горящего напалма, и устремился вперед, сметая противников пулеметным огнем, давя гусеницами, редко и метко бухая по скоплениям наемников из длинной башенной пушки.

Солнце уже стояло над кромкой леса довольно высоко, все происходящее видно было до мелочей.

— Дэвидсон! Дэвидсон! — кричал капитан. — Пускай твои люди что-нибудь сделают! Ведь их четверо против одного! Да останови же эту сволочь!..

Майор не ответил, но вскочил и кинулся прочь, сопровождаемый двумя вынырнувшими невесть откуда, оставшимися без дела механиками-водителями.

— Скверное положение, сэр, — с преувеличенным спокойствием произнес Тиммонс. И запнулся, ибо горло сержанту перехватило нервной спазмой.

Вздрагивая от бессильной злобы, Фрост бесцельно и безостановочно выпустил по броне Т—55 весь магазин своей штурмовой винтовки.

— Зря патроны тратите, — заметил Тиммонс. — Уж лучше бумажными шариками плеваться…

Танк отчего-то изменил направление, развернулся, покатил к полосе прибоя.

Проследив за ним взглядом, Фрост едва не завыл. К берегу близились главные штурмовые силы — на катерах, моторных лодках, просто весельных шлюпках. Катерами сейчас будет заниматься канонир, тоскливо подумал наемник, а пулеметчики разделаются с суденышками поменьше. Один танк! Один-единственный, проклятущий, не захваченный вовремя танк!

— Посылай товарищам прощальный поцелуй, — выдавил Фрост, поворачиваясь к Тиммонсу. — Им сейчас такую ижицу прописывать начнут…

Рокочущий звук раздался слева, с каждой секундой набирая силу.

— Смотри, капитан! — завопил забывший от возбуждения обо всякой субординации британец.

Неприятельский танк внезапно остановился — уже посреди пляжа, — и начал разворачивать башню. Однако не в сторону открытого моря, а влево, вдоль береговой черты.

Ибо слева наступал один из Т—55, захваченных людьми Дэвидсона.

Танком явно управлял человек расчетливый и хладнокровный. Он дождался, пока противник не утвердится на выбранной позиции, не подставит борт, бронированный слабее лобовой части. Крутиться на месте рамоновцы вряд ли осмелились бы — это значило погубить всякую надежду взять верный и быстрый прицел. Оставалось вертеть башней. Что и проделывали монтеасулийские танкисты, знавшие свое дело не хуже неприятеля.

Первый выстрел произвели они.

Захваченный танк содрогнулся, точно ударился о незримую преграду, замер, запылал. Видимо, водитель погиб мгновенно. А башенный стрелок, наверняка изувеченный, истекающий кровью, возможно, уже теряющий сознание, — Фрост, разумеется, никогда не узнал, что именно творилось в утробе раненого чудовища, — держался из последних сил, продолжая работать рычагами, или кнопками, или чем там принято в советских танках работать… Он продолжал целиться.

И башня продолжала шевелиться — туго, с трудом, но поворачиваться, устремляя пушечное дуло в неприятеля.

Два выстрела грянули одновременно.

И на свете стало меньше двумя танками Т—55. И шестью людьми. Потому что против полного рамоновского экипажа сражались только двое наемников.

— А теперь, — процедил Фрост, оборачиваясь к Тиммонсу, — огонь! Общий! Самый плотный! Ураганный!..

Британец лишь кивнул в ответ. По лицу сержанта сползали две довольно крупные слезы. Две влажных дорожки возникли на испачканных пороховой гарью, плохо выбритых щеках англичанина.