В четверти мили от поместья Фрост опять использовал оптический прицел CAR—15 вместо бинокля. И едва не застонал.

Он увидел охрану.

Впечатлявшую и количеством, и качеством, и расположением.

Фрост, разумеется, знал, что стеречь “семейную” сходку будут основательно, и все же ничего подобного предположить не мог.

Караульные разгуливали, водя на коротких поводках огромных, черных, мускулистых ротвейлеров. Оружие наверняка имелось, но в нем и нужды особой нет, ежели с тобою рядом натасканная на убийство собачища ростом и весом чуть поменьше сенбернара. Жуткая порода, подумал Фрост. Массивные плечи, толстая, несокрушимая шея, мышцы буквально катаются при каждом движении. А проворства не занимать — никакому доберману не уступят.

Пожалуй, угрюмо размышлял капитан, и волк нападающий не так опасен, как хорошо откормленный и тщательно обученный ротвейлер…

Фрост немного поднял и перевел прицел. На крыше главного здания красовался небольшой вертолет. Разумно, учитывая возможные снеговые заносы. Винты машины бездействовали.

По периметру этой крыши, и всех остальных, редкими цепочками располагались охранники. Одеты они были еще теплее тех, кто расхаживал внизу, а впридачу к ротвейлерам (и здесь эти проклятые псы — по штуке на крышу!) обзавелись длинноствольными, несомненно, автоматическими винтовками.

Невольно вжавшись поглубже в снег, Фрост опустил веко и принялся рассуждать. Безусловно, Фарборн произносит, или готовится произнести свою решающую речь где-то в недрах высокого, просторного дома. Здания соединялись узкими, похожими на туннели коридорами — дабы избежать ненужных зимних прогулок, подумал Фрост. Марино, как пить дать, сшивается бок о бок со своим покровителем и подопечным. И не он один…

Совершить убийство при мало-мальски благоприятных условиях и при готовности пожертвовать собою не столь уж и сложно, подумал Фрост. А здешние условия, говоря мягко, неприемлемы, да и на тот свет покуда не хочется.

Он лихорадочно вспоминал чертежи зданий, любезно предоставленные Стайлсом. Ни единой возможной лазейки. Ни отдушины, ни скважины, ни окошка сортирного либо кухонного в пределах досягаемости не было.

И все же надлежало определить самое слабое место караульной системы. Фрост извлек из-под комбинезона фляжку, с наслаждением сделал три больших глотка, немного успокоился, опять прильнул к оптическому прицелу.

Пять минут спустя уязвимое место обнаружилось. Правда, уязвимое лишь по сравнению с остальными.

На крыше самого дальнего дома топтались только двое охранников и ротвейлер. Иной стражи рядом не замечалось. Решительно, дальняя крыша представляла единственную, хотя и слабую надежду.

Фрост приподнялся на локтях — и выругался. Он вспомнил, что не позаботился о глушителе. Если не хочешь через несколько секунд после нападения противостать всей местной охране, придется работать ножом. Ах ты!..

Перекатившись, капитан уселся, откинулся на сосновый ствол. Двое вооруженных часовых, которых надлежит убрать бесшумно! И здоровенный ротвейлер, которого чертовски трудно убить ножом, а голыми руками одолеть и вовсе немыслимо — только ежели в каратэ пятого дана достичь, да впридачу родиться в рубашке…

Простого пути внутрь не было. Только стрелять направо и налево. А это — чистое самоубийство. Да и глупость. Все равно до Фарборна добраться не позволят.

Наемник тоскливо поглядел на черный циферблат новенькой “Омеги”.

И услышал возникший в тихом вечернем воздухе рокот.

Маленький колесный трактор вынырнул из-за приземистого строения, примыкавшего к основному, и двинулся, казалось, прямо на Фроста, волоча на буксире поместительный крытый прицеп. Капитан опять ухватил винтовку, посмотрел в окуляр.

На водителе — парка, снабженная капюшоном, теплые меховые перчатки. Рядом с ним пристроилась различимая даже издали бензиновая пила.

Дрова! Дрова для каминов! При эдаком морозе топить приходится вовсю, а поленья, видать, заканчиваются. Фрост опять оглядел крыши. Так и есть. Над каждой трубой вьется дымок. Электрического обогрева бандитским capi наверняка недоставало.

Скользнув под прикрытие деревьев, наемник во всю прыть пустился бежать параллельно движению трактора.

Утоптанный снег на опушке был буквально усыпан поваленными стволами. Водитель соскочил с трактора, снял пилу, дернул шнур и принялся резать заранее поваленные деревья на чурбаки подходящего размера и веса. Через несколько минут пила взвыла и заглохла. В наставшей тишине явственно раздалась ругань.

Водитель вернулся к трактору, принес канистру, заправил свое орудие, приготовился вновь потянуть за стартерный тросик, дабы возобновить некстати прерванную работу.

— Я не желаю тебе зла, — раздался за его спиной голос Фроста. Ошеломленный пильщик разогнулся, повернул голову.

— Я не желаю тебе зла. Но должен проникнуть в главное здание. Мы обменяемся теплой одеждой. Потом я свяжу тебя — не туго, так, чтобы через полчасика умеренной возни можно было освободиться… Ничего не бойся, повинуйся — и не пострадаешь.

Приблизившись к водителю футов на шесть, Фрост уже раскрыл рот, намереваясь приказать: “положи пилу”, но внезапно левая рука водителя, по-прежнему державшая шнур, дернулась в сторону. Мотор кашлянул и заревел, бесконечная режущая лента замелькала с умопомрачительной скоростью. Фрост отступил, споткнулся о сосновый ствол, шлепнулся — и уцелел.

Режущая лента мелькнула в каком-то дюйме от лица.

Фрост ухватил винтовку наперевес. Противник нерешительно застыл, и капитан успел подняться. Потом на лице водителя заиграла нехорошая ухмылка.

Человек этот не был, по-видимому, ни дураком, ни трусом, и быстро смекнул, что стрелять незнакомец попросту не решится. Сделав сие совершенно верное умозаключение, он уверенно двинулся вперед. И не забыл перевести пилу на предельные обороты.

Фрост уклонился, отступил. Еще раз уклонился, опять отступил. На третий раз он ударился плечами и затылком о сплошную, жесткую преграду.

Прицеп…

Осклабившись, водитель полоснул режущей лентой. Фрост присел — и едва не выблевал, когда вой оборвался и прямо в лицо полетели кровь и клочья мозгов.

Пила задела стальной угол прицепа, разорвалась и хлестнула водителя по лбу с убийственной силой. Не издав ни звука, едва ли успев осознать, что именно его ударило, человек опрокинулся на снег.

Воцарилась гробовая тишина.

Фрост поднялся, с трудом отдышался — мороз не позволял втягивать воздух полной грудью, — поглядел на месиво костных осколков, мяса, крови…

И тут его, наконец, вырвало.