Фрост опустил и спрятал бинокль, затем потихоньку пополз вдоль древесной кромки, за которой начиналось открытое пространство. Ближайший полевой караул направлялся к лесополосе, и это изрядно тревожило капитана. Фрост продвинулся еще немного, передвигаясь едва ли не по-пластунски, уперся правой рукой во что-то не слишком похожее на сухую палую ветвь. Замер. Посмотрел.

Полураздетое человеческое тело. Если выражаться одним словом вместо двух — труп. Но выражаться одним словом было не вполне правильно, и следовало все же употребить два.

Окоченелый труп.

Человека убили уже довольно давно, а осень стояла не из теплых.

Распахнутые, остекленевшие глаза. Обширный кровоподтек на левой стороне шеи — наверняка перебитой внезапным ударом. Лицо уже изрядно посинело.

Фрост не без труда закрыл кончиками своих больших пальцев мертвые веки, положил на лицо убитому большую сосновую ветку. Покойник, безусловно, служил в аэродромной охране. И был раздет до нижнего белья.

Это говорило обо всем, и не оставляло сомнений: по базе канадских ВВС разгуливает переодетый охранником террорист. Учитывая, сколько новых агентов безопасности прибыло сюда за последние сутки, преступник мог не слишком опасаться разоблачения. Незнакомый субъект — ну и черт с ним, здесь теперь на каждом шагу незнакомцы…

Фрост опять извлек бинокль, и начал присматриваться уже планомерно. Все патрульные передвигались парами. Наемник же искал охранника-одиночку.

Обнаружить одиночку Фросту не удалось. Но зато он установил присутствие существ, которых желал бы видеть меньше всего.

Два доберман-пинчера.

“В Штатах — ротвейлеры, в Канаде — доберманы… Ох и везет же мне не собачек натыка…”

Громадный огненный клуб вырвался откуда-то из-под земли в самой середине базы. Почва затрепетала. Часовые отшатнулись, доберман-пинчеры шарахнулись в сторону и наверняка поджали бы хвосты, наличествуй у них таковые.

Представление, по всей видимости, началось…

Не скрываясь долее, Фрост вскочил и бегом кинулся вперед, высматривая одинокого патрульного — убийцу, который прикончил и ободрал настоящего агента. Наемник пересек открытое пространство под аккомпанемент воющих сирен, вопящих голосов, ревущих моторов — ибо отовсюду к месту катастрофы полным ходом неслись кареты “скорой помощи”.

И тут он увидел своего человека.

Одинокий полицейский во все лопатки бежал не прочь от огненной тучи, а прямиком к ней, потому что где-то за нею стоял выведенный из ангара и приготовленный для взлета сверхбомбардировщик “Нетопырь”. Ирландца О’Хару Фрост не мог приметить нигде.

И тут раздался новый рев, очередной грохот — более резкий и пронзительный, нежели глухой гром взорвавшегося топлива. И Фрост остановился, на какое-то мгновение даже упустив из виду свою вожделенную добычу.

Гремели моторы “Нетопыря”.

Возможно, мелькнуло в мозгу Фроста, канадский военный пилот, увидев бушующий огненный шквал, решил срочно спасать машину, подняться в воздух и лететь подальше. Но мысль эта немедленно исчезла. Десятки, если не сотни полицейских и агентов, одетых в серые штатские костюмы, побежали туда, откуда только что пытались убраться подальше.

Самолет угоняли.

Фрост опять отыскал взглядом “своего” человека, и теперь не терял его ни на секунду. Он все еще не мог уразуметь, почему террорист упорно мчится к “Нетопырю”, а не хочет просто затеряться во всеобщей сумятице. Толпа, обогнув огонь, уже высыпала на взлетную полосу, и Фрост выскочил со всеми вместе, и со всеми вместе проворно шлепнулся, когда бортовой пулемет бомбардировщика — весьма и весьма скорострельный, да еще впридачу и крупнокалиберный — принялся косить бегущих.

И тогда наемник понял, зачем и для чего требовалось непременное присутствие переодетого диверсанта.

Нынешний пилот “Нетопыря” — один из террористов — преспокойно вывел самолет из ангара, но ему требовалось какое-то определенное время, и доля спокойствия, чтобы взлететь. Сейчас этот человек ураганным огнем сдерживал спешивших на помощь, и дожидался, пока сообщник доберется до машины и займется пулеметом.

Лететь без бортового стрелка, ввиду неизбежно предстоящей погони, было рискованно. Пулеметчик требовался мерзавцам позарез. А второму террористу, по каким-то непонятным причинам, не удалось проникнуть в ангар вместе с пилотом, сообразил капитан.

Фрост вскочил с бетона и, уже очень мало заботясь о чем бы то ни было, кроме скорости, ринулся вперед. Обстреливать из короткоствольного KG—9 “Нетопыря”, созданного для воздушных боев с неприятельскими истребителями, разумеется, не имело смысла. Наемник сосредоточился на лжеполицейском, понимая, что его так или иначе нужно пристрелить.

Шансы вызволить Чильтонов и Элизабет становились ничтожными. Но выхода не наблюдалось.

Обычная меткость изменила капитану, бежавшему сломя голову. Террорист почуял опасность, обернулся, огрызнулся из полуавтоматической винтовки FN-FAL. Он уже достиг мертвой зоны близ хвостовой части “Нетопыря”, уже не рисковал попасть под шальную пулю сообщника, остановился и палил настолько уверенно, насколько вообще может уверенно палить задыхающийся после исступленного бега человек.

Фрост опять распластался на взлетной полосе. Прицелился, до крови закусив нижнюю губу, заставляя руки не трястись от ярости, усталости, напряжения.

Попал. В ногу.

Теперь негодяю было невозможно вскарабкаться на борт, скрыться, умчать по небу вместе со вторым бандитом. Пилот, разумеется, пришел к тому же выводу. И сам раненый понял: песенка спета.

Он опрометью кинулся прочь. Прочь от бомбардировщика, готового взмыть и смести выхлопом вертикального взлета все, обретавшееся поблизости.

Рев реактивных моторов сменился высоким, пронзительным воем. Жаркая воздушная волна отразилась от бетона, помчалась над головой вжавшегося в полосу наемника, опрокинула всех, кто еще пытался достичь ускользающей цели.

“Нетопырь” поднимался.

Держа ладонь козырьком, защищая глаз от мелких осколков и пыли, Фрост беспомощно следил, как блещущий в лучах осеннего солнца, изящный по ближайшем рассмотрении бомбардировщик вертикально возносится над землей — быстро, умопомрачительно быстро, превосходя проворством любой известный наемнику вертолет.

“Нетопырь” ушел далеко ввысь, обратился пятнышком, похожим на крошечный аэропланчик из настольной игры. Затем рев моторов изменился в силе и тоне, реактивный выхлоп хлестнул с невообразимой силой, и машина помчалась куда-то к восточному горизонту.

Громовой удар оглушил Фроста.

Бомбардировщик почти мгновенно преодолел звуковой барьер.

Бетонная крошка вновь засвистела рядом, впилась наемнику в левую щеку. Раненый террорист бежал прочь, не забывая периодически отстреливаться, а учителя у него по стрелковой части, видать, были отменные.

Фрост опять поднялся, бросился вослед и услыхал за спиной повелительный голос:

— Задержать или застрелить этих двоих: того, что в джемпере, и полицейского!

Голос прозвучал с несомненным шотландским акцентом.

Фрост застыл на месте, медленно опустил дуло пистолета-пулемета, ощутил внезапную, безмерную усталость. Вот и конец, подумал он. До чего же глупо!

Громыхнувший выстрел заставил его содрогнуться. Но удара в спину отнюдь не последовало. Фрост обернулся — как обычно, через правое плечо.

Стрелял О’Хара.

Стрелял в воздух, сжимая левой рукой и вознося на всеобщее обозрение большой блещущий значок агента ФБР.

— Отставить! Отставить!!! Служба безопасности США! Я убью первого, кто вмешается! Это наш человек, не трогать!

— Спасибо, Майк! — заорал Фрост и возобновил свой упорный и болезненный бег.

Огненный шар, продолжавший клубиться и реветь в середине авиабазы, подумал Фрост, безусловно поднялся над складом горючего. Человек, переодетый полицейским, спешил мимо, пробегая всего ярдах в десяти от раскаленного пламени. Обернулся, пригнулся, оскалился, пустил во

Фроста новую короткую очередь из FN-FAL. Фрост метнулся влево, отвечая тремя выстрелами. KG—9 уступал неприятельской винтовке дальнобойностью, но превосходил удобством при подобной перестрелке.

Они побежали дальше. Через полторы сотни ярдов наемник увидел сложенные длинными — очень длинными — штабелями продолговатые ящики. Мнимый полицейский торопился мимо, словно хотел поскорей миновать место, могшее сделаться отличным укрытием.

Странно, подумал Фрост, очень странно. Или мерзавец окончательно ошалел от напряжения, или… Наемник пригляделся. Едва не вскрикнул.

И стал быстро, часто, сосредоточенно давить на гашетку своего KG—9.

На ящиках было крупно и отчетливо написано:

СГУЩЕННЫЙ БЕНЗИН. Напалм!

На обычном людском языке, думал Фрост, стреляя до полного опустошения магазина, метя то ближе, то дальше, стараясь угодить в возможно большее количество контейнеров, это значит “напалм”!

Лжеполицейский понял, в какую беду угодил; произвел несколько ответных выстрелов, но было уже поздно. Фрост выпустил замолчавший пистолет-пулемет и зажал уши ладонями. Зажал накрепко. И не зря.

Ящики, содержавшие упакованный в пластиковые пакеты напалм, взорвались.

Желеобразный бензин — искусное подражание древнему “греческому огню”, от которого не было ни защиты, ни спасения; благодаря которому Византийская империя сдерживала натиск турок-османов едва ли не тысячу лет, — хлынул на бетон всеуничтожающим потоком.

Фрост выждал несколько мгновений, вскочил, подхватил KG—9. Поспешно вставил последний тридцатидвухзарядный рожок. И ринулся вперед.

На фоне рычащего, беснующегося пламени возник черный человеческий силуэт.

Неприятель вихлял и шатался, он уже не мчал во весь дух, а ковылял, подобно изнемогающему девяностолетнему старику. Он бросил автоматическую винтовку, ибо продолжать бой нечего было и думать. Он уже ничего не мог, этот злополучный террорист. Он мог только брести наобум, подальше от страшного места.

И кричать.

Фрост приподнял дуло KG—9, но тотчас опустил оружие.

Видимо, каким-то чудом бандит сумел ускользнуть от основного потока пламени. Однако зрелище, которое являл собою противник Фроста, могло бы, наверное, разжалобить даже пьяного орангутанга, страдающего тяжким садистским комплексом.

— Убей меня! Убе-е-е-е-е-ей!

Этот голос, подумал Фрост, еще минуту назад наверняка был человеческим…

— Ружьишко-то обронил? Ай-ай-ай… — произнес наемник, пытаясь говорить сурово. — Теперь и застрелиться не из чего…

— Да убей же меня, скот! Убе-ей!

— Болит? — участливо спросил Фрост.

По соображениям простейшего милосердия он выстрелил бы в террориста сразу же. Но из бандита еще следовало извлечь правду о Кевине, Элизабет и окаянном докторе Чильтоне, чья мальчишеская выходка, в конечном счете, заварила всю эту кровавую кашу.

Фрост приблизился.

Черная фигура еще продолжала местами гореть — напалм обладает пренеприятнейшим свойством прилипать намертво, а погасить его нельзя. Террорист с утробным воем повалился на бетон. Даже кататься, как непроизвольно делают все обожженные — тем паче, горящие, — он больше не мог.

Следовало спешить.

Момент истины уже настал.

— Я убью тебя выстрелом в голову, точным и безболезненным, — сообщил Фрост, — если сию секунду скажешь, где женщина и маленький мальчик. Также выкладывай, куда угнали самолет. Быстрее скажешь — быстрее избавишься от мук… Да, еще доктор Чильтон.

Капитан поднес дуло пистолета-пулемета к чудом оставшимся зрячими глазам на обугленной, испепеленной маске, недавно бывшей человеческим лицом.

Бандит застонал и не ответил.

Фрост заставил себя расхохотаться.

— Я служил во Вьетнаме, — сообщил он беззаботным тоном. — И знаю! даже с эдакими ожогами кое-кто ухитрялся прожить сутки, либо двое. Иногда и чуть подольше. Быстрее скажешь — быстрее умрешь.

— Двадцать километров… на северо-восток… Прогалина… сожженная хижина — только печная труба торчит… И бензовоз… Там — горючее для “Нетопыря”… Больше ничего… не знаю… Ниче…

Глаза террориста выкатились, будто их накачивали изнутри воздухом. Остановились. Полусожженная голова дернулась и замерла.

Фрост поглядел на оставшийся без употребления KG—9. Глубоко, тяжко вздохнул. Если скотина солгала перед смертью — Элизабет и Кевина можно считать покойниками. Стараясь не выблевать, он отвернулся. Лишь сейчас до наемника дошло, какой страшный запах паленой плоти стоит вокруг.

Но странным образом, он испытывал облегчение при мысли, что процедуру допроса взял на себя взорвавшийся при перестрелке напалм.

Пытками Фрост не пробавлялся ни разу в жизни.