Один за другим Фрост проталкивал блестящие патроны с пулями в никелевых оболочках сквозь приемник магазина. Засунув на место последний заряд, капитан внимательно проверил давление пружины, отсутствие перекоса, — все, что полагается проверять в случаях исключительных, где любая заминка может обойтись неимоверно дорого. О’Хара устроился на сиденье рядом.

— Вот чего терпеть не могу, — задумчиво сказал он, — так это автоматные рожки заряжать. Скучная работа. И долгая. И для пальцев утомительная.

— Для твоих-то изнеженных пальчиков? — спросил Фрост. — Подковы гнуть никогда не пытался?

— Даже ломал, — весело промолвил ирландец, — Но все равно, утомляет… Выкладывай.

— Что?

— Что поведал тебе подыхавший террорист.

— Ну, приятель, тогда тебе придется либо по долгу службы выдать меня канадцам, либо плюнуть на служебный долг и самому попасть в беду.

— Я хочу помочь.

— Ты себя погубишь.

— Я хочу помочь. Но тогда придется завтра же вызывать по радио самолет-амфибию и удирать на юг. Иначе нам не обобраться неприятностей.

Фрост начал трудиться над следующим рожком.

— Видишь ли, — произнес он задумчиво, — Канадской Конной мы станем поперек горла потому, что задерживаемся в этой стране. Террористам — уже стали; сам знаешь, почему. Твоему родному ФБР — потому, что не желаем возвращаться домой, и дерзко хулиганим в сопредельном государстве. Израильтянам… Эй, а как насчет старых добрых израильтян? Куда они, любопытно знать, подевались?

Фрост прервал работу и посмотрел на О’Хару.

— Шатаются где-нибудь, ищут банду Баадер-Мейнхофа, ножи вострят, автоматы чистят… Не могу сказать, будто виню этих ребят.

— Израильтяне и вообще-то прекрасные ребята, — вздохнул Фрост, припомнив госпиталь, где его выхаживали после бирманской драмы. — Отличные врачи. Превосходные бойцы — и мужчины, и женщины. Лучше было бы работать с ними в союзе, а не уподобляться собакам, которые кость не поделили.

— Давай попробуем…

— Не получится, — вздохнул Фрост. — У них своя работа. Они обязаны выполнить ее. И выполнить, по-видимому, тайно. Точка, период.

— Н-да…

Несколько минут миновали в задумчивом безмолвии.

— Вот и все, — промолвил Фрост, поставив на место последний патрон. — А хорошо-то как! Без оружия чувствуешь себя голым. Неприлично голым.

— Фрост, — медленно и раздельно сказал Майк О’Хара, — что ты узнал от бандита?

— Твое любопытство переходит границы приличия, — вздохнул капитан. — И уж совершенно точно до добра не доведет…

Когда Фрост завершил свой полуминутный отчет, О’Хара печально улыбнулся:

— Да ты и впрямь любишь эту женщину, Хэнк. Очень любишь. И мне тебя жаль. Понимаю, как чувствует себя человек, если…

— Довольно, Майк, — попросил наемник.

— Разумеется.

О’Хара извлек собственный смит-и-вессон, принялся перезаряжать барабан — патрон за патроном, не пользуясь полукруглыми обоймами, позволявшими делать это в два приема.

— Что сей сон означает? — полюбопытствовал Фрост.

— Предпочитаю крупнокалиберные револьверы, — ответил О’Хара.

— Да нет же, что значит вот это?

— Девятимиллиметровая пуля из короткого ствола бьет не столь точно, зато куда сокрушительнее.

Заподозривший истину Фрост мысленно ухмыльнулся и продолжил, начиная наслаждаться преднамеренной бессмысленностью шуточной беседы, какие часто заводят меж собою добрые приятели:

— Видишь ли, промах из “магнума” куда менее эффективен, чем прямое попадание даже из малокалиберного пистолета… Что значат нынешние твои действия?

— Что я заряжаю револьвер.

— Зачем?

— Затем, что я не промахиваюсь. Как правило… А если промахиваюсь — помалкиваю об этом.

— Эй, Майк…

— Что?

— Как себя чувствует желудок? Я имею в виду твой желудок. Ежели не ошибаюсь, в нем проделали отверстие, природой не предусмотренное. И совсем недавно.

— Желудок мой завязывается узлами. Всевозможными. Простыми. Прямыми. Двойными морскими. И что же?

— При этом ты намереваешься мне помочь?

— Кое-кто, — ядовито заметил О’Хара, — поработал землеройкой, будучи ранен в руку и ногу. Потом ползал, как уж, прыгал, словно тушканчик, бегал, точно гепард… Ничего, обошлось, кажется…

Фрост закурил.

О’Хара покосился на него и недовольно пробурчал:

— Бросай свою дурацкую привычку. Подрывает здоровье и сокращает жизнь.

Наемник посмотрел на федерального агента, и оба начали безудержно смеяться, разряжая все накопившееся в последние дни и, особенно, часы, напряжение.

— Подрывает здоровье и сокращает жизнь! — еле выдавил трясшийся от хохота Фрост: — Какая прелесть! Я служу наемником, охочусь на террористов, работаю телохранителем, получил и получаю столько ранений, что даже отставной магистр математики, вроде тебя, не подсчитает — и это чучело советует: бросай свою дурацкую привычку! Она, извольте видеть, подрывает здоровье и сокращает жизнь!..