Полицейские бывают разные — к такому выводу пришел Фрост, пообщавшись с пакистанскими представителями власти. Те, которые им занимались, с самого начала были глубоко убеждены, что он изнасиловал мусульманку, потом убил ее и ее отца, а затем и человека, который пытался их защитить. И ничто не могло поколебать уверенности слуг закона.

Капитан уже перестал считать, сколько раз во время допросов его били дубинкой по голени или тыкали ею в живот на манер ножа. Теперь уже болело все его тело.

Кроме того, полицейские забрали всю одежду Фроста, оставив лишь один фрагмент нижнего белья. Его запястья и лодыжки были скованы наручниками, причем цепочки их завели друг за друга, так что капитан сидел на стуле с головой между колен и не имел возможности распрямиться. Спина уже просто разрывалась от боли. Вдобавок от Фроста очень мерзко пахло — когда его вырвало после очередного удара в живот, никто не потрудился убрать нечистоты.

Вначале он пытался что-то объяснить, кричал: “Я американец” до тех пор, пока не охрип, но это нисколько не помогло. Где сейчас находилась Маргарет Дженкс, наемник не знал. Он от души надеялся, что с ней обращаются лучше.

После допроса его отволокли в камеру и швырнули на грязный заплеванный пол. Наручники, естественно, не сняли. И вот теперь Фрост сидел все в той же неудобной позе и размышлял о своей судьбе.

Послышался какой-то шорох, и вдоль железной двери пробежала крыса, любопытно принюхиваясь. Фрост с ужасом подумал, что если эта тварь заберется на него, он, пожалуй, даже не сможет стряхнуть ее.

И еще одно его беспокоило — дышать почему-то становилось все труднее. А капитан прекрасно понимал, что если американец, обвиненный в изнасиловании и убийстве, отдаст Богу душу в своей камере по естественным причинам, то такой исход несомненно устроит пакистанские власти и дело будет благополучно закрыто.

Кроме того, оставался еще Мэтт Дженкс. Даже если бы Фросту удалось выйти на свободу — что в данный момент казалось совершенно невозможным — без помощи покойного Зульфикара Али, у него не было шансов напасть на след своего друга.

Капитан вспомнил, что Бесс очень не хотела отпускать его в эту поездку, и пожалел, что не послушался мудрую женщину. Ее образ встал вдруг перед его глазом…

Они лежали на кровати, обнявшись, ее упругие обнаженные груди скользили по его телу, а руки гладили спину. На лице Бесс была мечтательная блаженная улыбка; полузакрыв глаза, она целовала его горячими губами. Это было так приятно…

“Крыса, что ли? — встрепенулся погруженный в грезы Фрост, услышав какой-то слабый шум. — Вот зараза…”

Но в следующий момент понял, что ошибся. Возле него стоял тюремный охранник со связкой ключей в руках. Фрост вспомнил, что именно этот человек с таким мастерством обрабатывал его дубинкой во время допроса.

Полицейский нагнулся и расстегнул наручники на запястьях капитана. Тот со стоном распрямился и прислонился спиной к стене камеры. Хребет, желудок и печень страшно болели. Да и все остальное, впрочем, тоже. Мужчина, тем временем, снял наручники и со щиколоток.

Затем он отступил на шаг и сверху вниз посмотрел на арестованного, поглаживая заткнутую за ремень дубинку. Фрост увидел у него на поясе пустую кобуру. Полицейский снова приблизился, ухватил капитана под мышки и потянул вверх.

— Эй, щекотно же, — сказал тот, сухой язык с трудом ворочался во рту.

Мужчина на миг замер, а потом ухмыльнулся в усы и продолжал свою работу. Фрост осторожно протянул руку и взялся за рукоять дубинки. Когда полицейский сильным рывком поставил его на ноги, наемник вдруг резко выдернул резиновую палку и двинул ею в живот полицейского. Тот как-то сразу обмяк, а капитан обрушил дубинку на его спину. Мужчина взвыл от боли, Фрост двинул его еще кулаком в челюсть, и отскочил к стене. Пакистанец рухнул к его ногам.

Дверь камеры распахнулась, и в помещение ворвались еще трое парней с дубинками в руках.

— Ну, нападайте! — прохрипел наемник, крепко сжимая свое оружие.

Он был готов дорого продать свою жизнь.

— Не думаю, что это так уж необходимо, — сказал вдруг чей-то спокойный голос.

Полицейские расступились, и в камеру вошел человек. Судя по его виду, он был американцем — с рыжими волосами и светлой кожей. Серые глаза смотрели строго и внимательно.

— Я Джон Пласкевич из посольства Соединенных Штатов, — представился он. Я проезжал здесь по пути в Исламабад и случайно услышал о ваших неприятностях.

— Это наши общие неприятности, мистер Пласкевич. Тут работает КГБ.

— Меня зовут Пласкевич, — поправил дипломат. — Что ж, возможно, вы и правы. Но если тут замешаны наши советские друзья, то давайте оставим эту информацию при себе. — Он наморщил нос и скривился с неудовольствием. — По-моему, вам надо принять ванну и переодеться. А потом мы сможем спокойно поговорить.

— Так я свободен? — спросил Фрост.

— Как птица.

— Даже после этого? — капитан указал на полицейского, который с трудом поднимался на ноги. Пласкевич улыбнулся.

— Ну, его давно следовало проучить. Начальник местной полиции уже не раз говорил мне, что этот парень слишком уж ретиво выполняет свои обязанности, когда имеет дело с заключенными.

— Тогда порядок.

Фрост бросил дубинку на пол и двинулся к двери камеры, едва не наступив на зазевавшуюся крысу.