Фургон — к счастью — оказался на месте, и Фрост мысленно возблагодарил Бога. Этот фургон они угнали еще вечером и загрузили его провизией и всем необходимым.

“Лендровер” они взорвали, чтобы сбить со следа погоню. Пусть думают, что участники нападения на дворец погибли. Но им повезло еще раз — люди шейха устремились совсем в другом направлении, разыскивая мужчину с одним глазом, двух женщин и наемников. Тех из них, которым удалось выжить.

Те, кто выжил… Фрост сидел в фургоне, голова Луизы Канаретти покоилась на его плече, а единственный глаз капитана не отрывался от лица Джули Пульман, которая лежала на подстилке на полу автомобиля.

Луиджи Лючиано погиб, когда бросился животом на гранату, чтобы спасти Больса и Смита.

Затем получил свое Больс — очередь из автомата буквально снесла ему голову с плеч.

Санни Смит принял три пули левой ногой и еще одну — правым предплечьем, но, по мнению Жильдера, должен был выкарабкаться, если не разовьется заражение крови.

Арон Коэн был ранен в руку, но не очень опасно. К этому времени кровотечение прекратилось, и он уверял всех, что с ним полный порядок.

Колдуэлл Майлс, американский ниндзя, вышел из заварухи без единой царапины, но в его глазах появилось какое-то новое ожесточенное выражение. Фрост подумал, что если бы он сейчас взглянул в зеркало, то увидел бы подобное выражение и в своем глазу.

Слишком большие потери, слишком большие даже для них, солдат фортуны. Сколько они убили охранников, никто не считал. Фрост пытался вспомнить, но не мог. Лишь одно капитан мог сказать определенно: после того, как он узнал о судьбе Джули, убийство людей шейха стало доставлять ему удовольствие. И это было тревожным симптомом.

И сейчас у Фроста была главная цель в жизни — уничтожить Али Хасана Фудани и капитан чувствовал, что пока не избавит мир от этого злого демона в образе человека, он не сможет спать спокойно.

Он пообещал себе сделать это. И не было тут места всякой поэтической ерунде, вроде священной клятвы мести; Фрост не призывал Бога в свидетели и не уверял, что отрежет шейху язык, дабы покарать его за совершенное преступление. Нет, он просто знал, что рано или поздно убьет его. Как это будет — неважно. Главное — отобрать жизнь у этого чудовища. Любым способом, даже самым прозаическим.

Фрост мог, в принципе, нарушить любое свое обещание, но только не то, которое дал самому себе. И уж тем более, не в этом случае, поскольку его обещание в равной степени касалось и несчастной изуродованной женщины — Джули Пульман.

Они ехали сквозь ночь, через пустыню, затирая следы шин с помощью все того же одеяла. К полудню добрались до заранее подготовленного места, в котором можно было отсидеться и переждать.

Это было высокое скалистое плато, на вершине которого стояли несколько давно покинутых людьми домиков. Здесь можно было отдохнуть некоторое время в относительной безопасности, даже в случае, если бы шейх организовал поиск с воздуха.

Несмотря на усталость, Фрост сидел по-турецки на полу в одном из домиков и сосредоточенно рылся в рюкзаке. Наконец он нашел то, что искал — бутылку виски. Открыл ее, поднес горлышко к губам и сделал большой глоток. А потом привалился спиной к стене, глядя перед собой.

В крыше помещения была дыра, и сквозь нее Фрост мог видеть голубое ясное небо, не подвергая себя воздействию палящих солнечных лучей. И так он сидел один и думал. Джули Пульман до сих пор не пришла в себя, но сердце ее билось размеренно и спокойно.

Морис Жильдер проверил и убедился, что Луиза Канаретти не преувеличивала — язык действительно был вырезан, причем очень аккуратно и профессионально. Луиза объяснила, что шейх поручил эту “работу” дворцовому хирургу, а у того уже накопился приличный опыт такого рода операций.

Фрост снова глотнул из бутылки. Джули лежала в соседнем доме, а Луиза Канаретти пока приводила себя в порядок и переодевалась в те вещи, которые Джули привезла для нее.

Остальные наемники или отдыхали, или несли караульную службу снаружи. В первую смену заступили Жильдер и Майлс, как наименее пострадавшие во время сражения во дворце.

Фрост опять посмотрел на бутылку.

— Черт побери, — буркнул он и закрыл ее, завинтив пробку, чтобы не разлилось.

Он продолжал задумчиво смотреть на небо над головой, потом закурил сигарету и услышал чьи-то шаги.

Фрост повернул голову. Это была Луиза Канаретти, но он не сразу узнал ее. Одежду наложницы из гарема она сменила на брюки цвета хаки, рубашку с длинными рукавами и пару удобных легких сандалий.

— Как дела, Хэнк?

— Ты выглядишь потрясающе, Луи, — ответил Фрост, жадно затягиваясь сигаретой.

— Дай мне закурить, ладно?

— Конечно, возьми.

Он бросил ей пачку и зажигалку. Девушка поблагодарила кивком, вытащила сигарету, прикурила, затянулась и долго держала дым в легких.

Потом она села рядом с ним на пол и вернула пачку и зажигалку.

— Значит, мой отец нанял тебя и твоих парней. Я знала, что он не оставит меня в беде. Сколько он вам платит?

— Четверть миллиона долларов. Но работа этого не стоила, если ты не обидишься на такие слова.

— Да ладно, брось. Я поняла, что ты имеешь в виду. Ты чертовски смелый парень, Хэнк. Тебе об этом уже говорили?

— Да, я догадываюсь, — ответил Фрост.

— А что ты собираешься предпринять в отношении того дела?

— Не волнуйся, я разделаюсь с шейхом. Не знаю, правда, когда, но…

— Я не об этом.

— А о чем?

Выпитое на голодный желудок виски оказывало свое действие, и Фроста начинало клонить в сон, но он боялся уснуть, чтобы ему не приснилась Джули Пульман.

— Я говорю об этих хреновых фашистах. Они работают на шейха — я подслушала один разговор и знаю это. Они собираются укокошить…

Фрост резко вскочил на ноги, услышав звук выстрела, который прогремел где-то рядом. В следующий миг он уже выскочил из домика и бежал по пыльной улочке, сжимая М—16 в обеих руках. Порыв ветра бросил ему в лицо горсть песка, но он даже не заметил этого. А потом раздался громкий крик Жильдера:

— Сюда! Черт возьми, сюда! Скорее!

Фрост свернул и помчался на голос, к домику, в котором они оставили Джули Пульман.

Он заметил в дверном проеме Жильдера, который склонился над чем-то, а потом выпрямился и повернулся. Фрост никогда не видел, чтобы негр был таким бледным.

Он подбежал ближе, с трудом переводя дыхание. Глаза Мориса смотрели строго и скорбно.

— Наверное, она пришла в себя раньше, — сказал он глухо, — и спрятала под одеждой один из пистолетов, которые мы захватили во дворце. Господи, зачем?

Он тряхнул головой и скрылся за углом дома. Фрост оттолкнул Луизу Канаретти, которая уже стояла рядом.

— Побудь здесь.

Затем он вошел в домик. Здесь не было дыры в потолке, и освещение было слабое. Фрост только обрадовался этому.

Джули Пульман лежала на полу, возле ее правой руки валялась “Беретта”. Она выстрелила себе в висок, и теперь ее лицо и голова представляли собой ужасное зрелище.

Фрост медленно опустился на колени рядом с телом. Пол был покрыт толстым слоем пыли, а на нем капитан вдруг увидел слова, выведенные пальцем. Это было посмертное послание Джули Пульман.

“Хэнк Фрост, ты молодец. Спасибо тебе за все. Надеюсь, ты закончишь дело и доставишь Луизу к ее отцу. Извини, у меня не было другого выхода. Люблю тебя. Джули”.

Фрост взял одеяло, валявшееся в углу, и накрыл тело. Потом тяжелым шагом вышел из домика. Луиза все еще стояла у входа.

Фрост закурил сигарету и посмотрел ей в лицо.

— Жильдер и остальные отвезут тебя к отцу. А я остаюсь. У меня есть еще работа.

— Вот тут ты прав, — сказала девушка со своим неподражаемым нью-йоркским акцентом. — У тебя действительно есть работа. Эти фашисты на жаловании у шейха. Ты знаешь, кого они собираются прикончить?

— Мне все равно. Пусть хоть друг друга перебьют.

— А сейчас тебе не будет все равно. Шейх Акарана — один из этих фанатиков-исламистов, которые ненавидят Америку, ненавидят всех прогрессивных арабских лидеров, ненавидят Израиль, короче, ненавидят всех, кто не является таким же фанатиком!

— А мне плевать на них! — рявкнул Фрост.

— Ты дурак. Если они осуществят то, что задумали, мир вполне может оказаться на грани третьей мировой войны. Я подслушала разговор во дворце и знаю…

— Ну и что?

Луиза Канаретти закусила губу и отпустила Фросту звонкую пощечину. Капитан удивленно и с некоторым уважением посмотрел на нее.

— Эти двое фашистов собираются переодеться в форму израильских коммандос и совершить покушение на Президента Египта. А потом во всем обвинят евреев! Ты понимаешь, к чему это может привести?

Фрост продолжал смотреть на девушку. Это все было словно страшный сон. Бойня во дворце, отрезанный язык Джули Пульман, потом ее самоубийство, теперь вот еще какие-то фашисты, готовящиеся убить Президента Египта. Кошмар.

— Ты слышишь меня? — Луиза уже почти кричала.

— Да, я слышу тебя, — спокойно сказал Фрост.

Алкоголь уже испарился из его мозга.

— Я хорошо тебя слышу. Мы наблюдали за теми двумя, когда они тренировались, но не знали, кого они собираются убить. Где это будет? И когда?

— Я не знаю. Мне помешали дослушать до конца. Один из охранников заметил меня, и я получила ремнем по заднице, чтобы не лазила, где не надо.

Голос Фроста прозвучал как-то безжизненно и равнодушно, когда он сказал:

— Там, в пустыне, мы видели что-то вроде трибуны, с которой выступают с речами. И еще там были копии каких-то древних статуй и дворцов.

— Отвези меня туда, — оживилась Луиза. — Я изучала археологию. Возможно, я смогу опознать это место.

— А что, если нас поймают? Если тебя поймают?

— Ты правда хочешь это знать?

Фрост посмотрел на нее и кивнул, мельком подумал, что выражается она скорее как героиня детективного романа, а не как кандидат исторических наук.

— Тогда, — медленно, но решительно произнесла Луиза, — я сделаю то же, что и Джули. Али Хасан Фудани никогда больше не затащит меня в свое логово.

— Ладно, — ответил Фрост, чувствуя громадную усталость, которая внезапно навалилась на него. — Я отвезу тебя туда, а потом посмотрим. Сейчас нам надо похоронить…

— Я зайду в дом, — твердо сказала девушка. — Если мы собираемся похоронить ее, то надо сменить одежду. Она бы не хотела лечь в землю в этих тряпках наложницы шейха.

— Да, но… это зрелище не для тебя.

— А разве когда они вырезали ей язык, это зрелище было для меня? А нас всех заставили смотреть. В порядке воспитания, сказал Фудани. И улыбался при этом. Ублюдок хренов…

Фрост молча повернулся и отошел. Девушка скрылась в домике. Капитан еще услышал сдавленный крик, но потом все было тихо.

“Если бы я был женщиной, — подумал он угрюмо, — я бы сейчас вопил во весь голос”.

И он двинулся через плато к своему временному жилищу. Погасшая и забытая сигарета свешивалась из угла рта, М—16 покачивалась на правом плече, единственный глаз смотрел в землю.

“Значит, он улыбался, — подумал Фрост. — Фудани улыбался…”