— Нет, черт побери!
— Почему?
Холден взял у Рози сигарету, зажигалку и, затянувшись, сказал:
— Потому что тебя могут ранить и даже убить. И ребенка тоже! Вот почему! И на кой черт тебе сигареты, раз ты беременна? — он затянулся и выпустил дым.
— Я иду, Дэвид Холден! Я люблю тебя. Жду твоего ребенка. Ежедневно молю Бога, чтобы мы поженились. Но я иду с тобой, Дэвид.
— Ты ведь можешь…
— Что? Если я не буду с тобой, я все равно умру, черт побери. Подумай об этом. Лишь на одну жалкую минуту подумай об этом! Прошу тебя! Я хочу быть с тобой.
Горло Холдена перехватило. Руки его дрожали. Он затянулся, но не мог втянуть в легкие достаточно дыма и потушил сигарету:
— Ты, уф… я… я люблю тебя и если ты умрешь или…
— Дэвид. Прошу тебя, — она потянулась к нему обеими руками.
Слезы стояли у нее на глазах.
Холден пристально посмотрел на Рози. На ней не было ничего (даже трусиков), кроме черной футболки.
— Если ты умрешь, — он сел на постель, — то что мне останется делать… — Холден отвернулся.
— Дэвид? Если один из нас умрет, я имею в виду, я. — она упала перед ним на колени, обнимая и целуя его бедра. — Просто обними меня, прошу тебя.
Он привлек ее голову к себе и обнял.
Она поцеловала его в живот. Руки по-прежнему сжимали его бедра.
Если он потеряет Рози, он потеряет все.
«Нельзя дважды потерять все и выжить», — сказал себе Холден.
Он посмотрел на нее, поцеловал ее душистые волосы и зарылся в них лицом.
Она была его возлюбленной. Была женой, словно их обвенчала тысяча священников. Но она, к тому же, была его другом:
— Ты не можешь…
— Почему? Разве это и не моя борьба, Дэвид? Прошу тебя, скажи мне, что делать?
Он хотел, как и прежде, сказать, что ей нельзя идти.
Любимая. Жена. Друг.
Дэвид Холден поднял Роуз Шеперд себе на колени и обнял ее за шею. Она засунула голову ему под мышку и подобрала ноги, почти касаясь коленями подбородка:
— Скажи мне, что делать, Дэвид?
Дэвид Холден качал ее в объятиях.
Он ощутил, что слезы стоят и в его глазах, пытался втянуть их обратно, но не смог. Дал им пролиться, обнял ее покрепче и ощутил, как дрожит ее тело рядом с ним. Когда ты рождаешься, тебе надо давать учебник, говорить тебе, что делать, как реагировать, что говорить. И внезапно Холден понял, что Он обо всем позаботился. Учебником была его совесть, и ее правилам он следовал своим сердцем.
Холден крепко обнял ее, одолел слезы и попытался произнести как можно более ровным голосом:
— Мы будем вместе. Все время. Если это случится, то случится с нами обоими. А если нет, значит, мы выберемся вместе. Но не могу потерять тебя. И ребенка тоже.
Рози всхлипнула, прижимаясь своим лицом к его лицу. Когда она вытянула губы, целуя Дэвида в щеки, на них был солоноватый привкус слез.
— Что в этом будет хорошего, Дэвид?
«Она права», — понял Холден.
Ни в чем ничего хорошего.
Он обнял ее и закрыл глаза.
Перед ним лежали Элизабет, Дэйв, Мэг и маленькая Айрин. Его прекрасная семья. Но на их мертвых лицах не было ни жизни, ни счастья, ничего.
Если он умрет и встретится с Элизабет на небе или в каком-то другом месте, то что он ей скажет: «Я по-прежнему люблю тебя, но я люблю и Рози». Сказать ей это?
Он обнял Рози так крепко, что на миг испугался, что сломает ей кости. Она сейчас вовсю расплакалась. И он тоже. И тогда Дэвид Холден ясно осознал: если земля — их не единственное местожительство, то Элизабет поймет все. Больше не противясь слезам, он хрипло прошептал, прижимаясь губами к волосам Рози:
— Ты бы понравилась моей жене, Элизабет. И Дэйв, Мэг и Айрин тебя бы полюбили. Все четверо решили бы, что лучше тебя никого нет, Рози.
Они будут атаковать форт послезавтра утром (если только настанет завтра). А до этого ночью надо нанести удар по противовоздушным установкам.
— Я хочу спросить у Мэтью и Лилли, нет ли здесь поблизости пастора или католического священника. Нам, собственно, он не нужен, но мне бы так хотелось, — прошептал Холден, обнимая ее.
Роуз расплакалась.