Ольга Власова

О том, как найти историю, которую просто необходимо напечатать, «Эксперту» рассказала директор издательства «Самокат»

Ирина Балахонова в книгах

Фото: Олег Сердечников

Десять лет назад две молодые женщины обнаружили, что их детям не хватает книг. Таких книг, которые бы искренне и умно говорили о жизни и проблемах, c которыми сталкивается современный ребенок. Тогда они решили найти и издать эти книги самостоятельно. Для организации книгопечатного бизнеса у них не было ни денег, ни опыта. Более того, выпускать новые детские книги вообще считалось убыточным, и даже крупные издательства ограничивались бесконечным переизданием беспроигрышной детской классики.

Однако у обеих женщин было ясное внутреннее ощущение, что в детской литературе будут успешными те книги, которые действительно остро нужны. И задача издателя — найти именно эти востребованные книги. Их расчет оказался верным. Издательство «Самокат», начавшееся с одной-единственной книги «Собака Пес» (ее тираж с тех пор постоянно допечатывается), за десять лет превратилось в настоящий бренд. Видя его значок на книжном переплете, не зная автора, дети и родители сегодня уверены: это гарантированно интересно.

yandex_partner_id = 123069; yandex_site_bg_color = 'FFFFFF'; yandex_stat_id = 3; yandex_ad_format = 'direct'; yandex_font_size = 0.9; yandex_direct_type = 'vertical'; yandex_direct_limit = 2; yandex_direct_title_font_size = 2; yandex_direct_header_bg_color = 'FEEAC7'; yandex_direct_title_color = '000000'; yandex_direct_url_color = '000000'; yandex_direct_text_color = '000000'; yandex_direct_hover_color = '0066FF'; yandex_direct_favicon = true; yandex_no_sitelinks = true; document.write(' sc'+'ript type="text/javascript" src="http://an.yandex.ru/system/context.js" /sc'+'ript ');

Некоторые считают, что книги «Самоката» — «психологическая проза» для детей и подростков, которые пытаются понять, как жить в быстро меняющихся и шатких реалиях современного мира. В любом случае книги этого издательства выражают определенную общественную потребность и тенденцию прожитого десятилетия. Вынырнув из кризисных 90-х, российское общество стало активно искать способы существования в новой среде, переоценивать прежние ценности и нащупывать критерии определения добра и зла. Сегодня оно переварило первые уроки и продолжает развиваться — вероятно, его книжные потребности будут развиваться вместе с ним. О том, что такое качественная детская литература сегодня, рассказывает директор издательства «Самокат» Ирина Балахонова .

Несостоявшийся журнал

— Как вы решили издавать детские книжки? Ведь, говорят, это самый неприбыльный и рискованный сегмент издательского бизнеса.

— Ну вообще-то за десять лет ситуация поменялась, и сейчас в книгоиздании это единственный растущий сегмент рынка. А началось все тогда, когда я вернулась из Швейцарии в Россию (в Швейцарию Ирина уехала в начале 1990-х вслед за отцом, бывшим советским дипломатом, много лет проведшим в российских лагерях по политическому обвинению. — « Эксперт» ) и в 2000 году познакомилась с книжным художником-графиком, а впоследствии арт-директором «Самоката» Таней Кормер. Наши дети ходили в одну школу, а после уроков, приходя с друзьями к нам домой, буквально залипали над привезенными нами французскими детскими журналами Astrapi. Там было про все на свете: про то, как устроено общество, про разные профессии и про сложные ситуации, которые возникают у ребенка в школе или в семье. Все это очень здорово и интересно подано, доступным языком объяснено, очень много визуального материала, рисунков, хороших комиксов. Сначала дети просили нас с сыном Сашей переводить, но потом многое стали понимать сами — просто по картинкам. Принадлежит этот журнал большой католической издательской группе Bayard.

— То есть фактически католический журнал для детей, но светского направления, в котором просто с правильной точки зрения подаются важные вещи?

— Да, журнал максимально светский, и для ребенка он выглядит почти как развлекательный, но на самом деле смысловая и информационная подложка очень плотная. Ничего подобного у нас не было, и мы решили сделать такой журнал в России. На тот момент у меня был опыт работы в редакциях иностранных СМИ продюсером и семейный опыт жизни с журналистом, но, конечно, я довольно слабо представляла себе, как сделать журнал. И вот за год (мы тогда все где-то еще работали) мы с другими мамами проанализировали этот журнал по рубрикам и постарались сделать макет русской версии. Это оказалось невероятно сложно. Хуже всего было с комиксами, так как они составляли изрядную часть всего издания, а у нас на тот момент никто толком их не рисовал, со сценариями было совсем плохо.

Мы довольно долго мучились с этим журналом и уже с готовым макетом ходили искать деньги. Их никто не давал, зато на нас смотрели как на серьезных девушек, у которых, наверное, уже все (кроме части от необходимого миллиона) есть, поэтому они и взялись за такой сложный проект. А у нас на самом деле все по незнанию происходило. Но в какой-то момент мы все-таки остановились и решили, что журнал мы не потянем. А в Astrapi в конце еще печатались отрывки из детских книжек, выпускаемых этим же издательством. И тогда мы подумали: может, нам попробовать издавать книжки, а к журналу мы потом вернемся?

Год мы искали и в результате нашли две отличные книжки французского писателя Даниэля Пеннака: «Собака Пес» и «Глаз волка». Я влюбилась в «Волка», а издать первой мы решили «Собаку», для родителей, которые этого автора уже знали по взрослым книгам, и чтоб уж «наверняка» — собаки, как и кошки, тема беспроигрышная. Потом начались чудеса: первое заключалось в том, что издательство Nathan невероятно дешево отдало права на такого шикарного автора, как Пеннак, на тот момент самого продававшегося в мире французского писателя. Денег, как я уже сказала, у нас не было, но мы узнали, что во французском посольстве можно получить грант.

Тогда в программе «Пушкин», выдающей гранты, работала прекрасная девушка Шарлотта Дюбоск. До сих пор помню, как я ей говорю: «У нас очень хорошее издательство, просто отличное! Мы хотим сделать книжку Даниэля Пеннака “Собака Пес” и надеемся, что вы нам поможете». Она на меня совершенно серьезно смотрит и говорит: «Конечно, это наша работа — помогать хорошим издательствам. Расскажите мне, что вы уже издали?». И мне пришлось, сдерживаясь из последних сил (хотя ситуация была жутко комичная), как можно серьезнее сказать: «На самом деле мы еще ничего не издавали, но у нас все будет очень здорово, потому что мы будем работать так, как в России никто еще не работал». И, к моему большому удивлению, она мне поверила и даже помогла заполнить все бумаги.

— Сколько денег дали?

— У нас было своих четыре тысячи долларов, которые мы заняли по знакомым, а посольство дало нам, кажется, еще тысячи полторы-две на каждую из книжек. Для нас это были какие-то безумные деньги на тот момент, и мы были просто счастливы.

Околокнижное пространство

— Но напечатать книжку — это полдела. Ее же надо как- то продвигать, продавать.

— Когда у нас был готов первый тираж «Собаки Пса», переводчик Наталья Шаховская буквально за руку отвела нас к Сергею Бунтману на «Эхо Москвы». Он посмотрел на обложку (а там девочка с такой довольно облезлой дворняжкой нарисована) и говорит: «Ой, это же моя собака!» и три месяца читал ее в прямом эфире «Эха» и «Арсенала» — был тогда такой формат! И нас вопреки всем сложившимся схемам под это дело взяли в большие московские магазины — сначала в МДК, потом в другие. На самом деле с одним наименованием на тот момент куда-то пробиться было абсолютно невозможно. Мы еще года три проработали без офиса. Где-то по домам у себя потихоньку выпускали книжки. Первый год — семь, второй — поменьше, потом рывком сделали двенадцать, потом сделали двадцать и так далее. Мы никогда не брали кредиты и жили на «книжные» гранты культурных институтов (это небольшие суммы, покрывают зачастую только перевод) и на то, что сами зарабатывали. А зарабатывали мы мало. Но каждая наша книжка была таким событием, таким праздником!

— Через сколько лет вы вышли на уровень безубыточности?

— Это смотря что считать точкой безубыточности. Мы же могли остановиться на двадцати книжках в год и нормально жить с точки зрения безубыточности, но мы так не хотели — это очень нестабильное для издательства положение. Мы хотели расти и быть стабильными, решив, что полсотни книг в год с оборачиваемостью тиражей от года до двух — это хорошо. Притом что прайс должен быть не менее 150 позиций. Мы третий год делаем от 50 до 60 новинок в год. И на этом мы решили пока остановиться — очень хороших книг много не бывает, а наша задача — издавать только лучшее.

— А кроме чтения на « Эхе» вы еще что- то делали?

— С самого начала было понятно, что отсутствие оборотного капитала нужно компенсировать. Живя в Европе с маленьким ребенком, я видела, как там устроено движение вокруг детских книг. Я неплохо представляла себе, какую роль в этом играют библиотека, библиотекарь, продавец в магазине. В России на тот момент такой работы с детскими книжками не проводил никто. Даже выпуская замечательные вещи, издательство «Август», например, было на грани разорения, потому что не могло создать спрос на свои книги. Мы поняли, что способность создать информационный повод и организовать дискуссию — для нас это вопрос жизни и смерти. Мы всеми способами старались привлечь внимание, каким-то образом вытащить наружу из книги то важное и интересное, что в ней было и делало ее необходимой. Сейчас, десять лет спустя, нам кажется, что все так делают. Но тогда ничего этого не было, мы все придумывали сами. Теперь же из этого создали некое околокнижное детское пространство, без которого по крайней мере жители Москвы и отчасти Санкт-Петербурга уже не представляют себе работу с детской книгой.

После чтения и наших выступлений на «Эхе» (тогда нас часто туда приглашали) мы стали себя позиционировать как издательство, которое готово везде ездить и рассказывать о своих книгах. Мы сами грузили, сами возили книги, сами торговали, сами считали деньги, сами придумывали буклеты с викторинами, сами рисовали и печатали их, были себе пиаром и всем остальным. Очень долго нас в издательстве было меньше шести человек — бухгалтерия и отдел продаж включительно.

Как найти хорошую книгу

— Возвращаясь к содержанию вашей первой книжки: что вы говорили о « Собаке Псе»?

— Там же бесконечный ряд вечных тем. Это прекрасная книга, и она не просто о собаках. Книга на самом деле о безусловной любви, о преданности и об ответственности «за тех, кого приручили». Но об этих, в общем-то, не раз описанных вещах Пеннак сумел рассказать нечто до него не замеченное, например, что каждая хорошая собака должна суметь воспитать своего хозяина.

Еще мы говорили о роли детской литературы в жизни каждого, о том, что дети должны больше читать о самих себе, о своем времени, о героях, которые похожи на них, с похожими проблемами. Есть дети, которые в состоянии абстрактно сопереживать и сразу идентифицировать себя, скажем, с Наташей Ростовой, а есть такие, кому до этого надо еще пройти долгий путь. Им нужен герой, живущий в предложенных обстоятельствах, похожих на их собственные. Потом шаг за шагом человек научается находить в литературе, независимо от того, в какой эпохе происходит действие, что-то близкое ему по проблематике, по переживаниям, по видению мира.

— То есть вы на тот момент представляли, каких именно книг не хватает детям?

— Конечно. У нас же были собственные дети, которым нечего было читать.

— И вы искали среди уже существующих на других языках, уже где- то изданных книг?

— Если говорить об иностранной литературе, то да, мы с самого начала отдавали предпочтение книгам современным, но уже ставшим «новой классикой» у себя на родине. Сначала нам, конечно, хотелось издавать и «старую» классику, современно и красиво ее проиллюстрировав. Но мы решили, что классику с хорошими картинками издадут и без нас. Мы же хотим издавать что-то, что было бы понятно и полезно нашим детям здесь и сейчас, что цепляло бы не читающих детей, что-то, что бы нас с ними объединяло не только с точки зрения литературы. Мы искали такие книги, которые бы и нас возвращали в детство, в какие-то недопережитые, недопонятые или болезненные моменты, к вопросам, которые у всех нас были и остались без ответа. Мне кажется, что у меня самой детство было очень непростое. Может быть, отсюда моя потребность дать детям, которые испытывают недостаток поддержки, возможность формироваться и расти нормальными людьми, даже когда рядом нет того взрослого человека, к которому можно пойти со всеми вопросами, а таких людей многим не хватает.

— Вы стараетесь сегодня сделать то, чего вам не хватало в детстве?

— Конечно. Люди всегда стремятся к тому, чего им самим в детстве или в юности недоставало, но делают это по-разному. Кто-то хочет получить это только для себя, а кто-то — дать это и другим тоже. На мой взгляд, сам факт осознания того, чем именно ты был обделен, учит тебя сопереживать всем тем, у кого возникли схожие проблемы, и распознавать дефицит на уровне всего общества.

— Как все- таки вы сформулировали для себя, что такое хорошая книга, которую вам надо издать?

— Нас с Таней много спрашивали о том, что такое хорошая книжка, — пришлось-таки это сформулировать. Хорошая книжка — такая книжка, от которой тепло и которую никакой другой нельзя заменить. Когда вот это чувство возникает при чтении текста, когда оно очевидно для нас обеих, мы книжку публикуем. Если не возникает, значит, не публикуем.

Поймать ребенка

— Как вы определяете вашу детскую аудиторию? Ваши книги для всех?

— Некоторые взрослые почему-то говорят, что наши книжки — для детей-интеллектуалов. Но нет, это не так, это просто хорошие книги для всех детей и многих взрослых, главное, чтобы они попали в руки читателю вовремя.

— Я думаю, что во всяком случае это книги для детей, способных к рефлексии.

— Да практически все дети к ней способны, если речь не идет о детях с серьезными психическими отклонениями и задержкой в развитии. Это мое искреннее убеждение.

— Но есть такие дети — событийщики, в основном мальчики.

— И для таких детей у нас есть книги. Для меня это вопрос «попадания», и вовремя увидеть, чем интересуется ребенок, — задача любого неравнодушного взрослого. Мне вот Юрий Шиханович, который взял на себя в 80-е раздачу помощи детям политзэков, в 12 лет читал Мандельштама — и зацепил меня так, что я стала издателем. У нас была масса случаев, когда мы приезжали в библиотеки или в школы, в том числе в регионах, и нам приводили второй, например, класс, предупреждая о «совсем не читающих детях». С ними иногда мы читали вместе, иногда играли, отвечали на вопросы. И я помню прекрасную девочку Аню в Рязани, она мне жестко так сказала под дружное кивание учителей: «А я вообще книги читать не буду, потому что это совсем неинтересно». Второй класс. Я так себе это где-то отложила, думаю: «Сейчас я попробую ее зацепить». В какой-то момент я предложила детям вспомнить самую нелюбимую книжку и рассказать, честно-честно, чем она плоха. Эта нечитающая девочка так здорово рассказывала, я ее похвалила, сказала, что из этого рассказа могла бы получиться отличная книжка, а потом я еще ее попросила почитать про героя, который не любил, как она сама, читать. В общем, применила разные «ходы», а в конце намекнула, что она могла бы и сама стать писателем… только для этого нужно много читать, чтобы не повторить никого.

И когда я уже собиралась уходить и дети стали покупать привезенные мною книжки (а магазинов тогда в Рязани практически не было, и мы попросили родителей дать детям немного денег и продавали книжки по каким-то бросовым ценам), я им сказала: «Ребята, у меня книжек немного, поэтому вы как-то определитесь, чтобы всем хватило, и сразу договоритесь, кто кому даст почитать». Аня пришла первая и купила одну книжку, потом заняла денег у учителей и купила еще три. Я ей говорю: «Ты что, куда ты все берешь, ты же не будешь читать». И она прижала их к себе изо всех сил: «Я это все-все прочитаю, потом другим дам».

Знак «Самоката»

— Во многих ли библиотеках вы сегодня есть?

— Сегодня — в очень многих, работающих с детской книгой, но не во всех, к сожалению. Хотя наша собственная база рассылки покрывает около трети детских библиотек страны, многие получают книги из бибколлекторов, и путь к этому был долгий.

Где-то через три года после того, как вышла «Собака Пес», мы смогли распространить наши книжки в ряде библиотек, в том числе в очень активных, таких как Екатеринбургская детско-юношеская библиотека, Библиотека Маяковского в Санкт-Петербурге, Библиотека Ленинградской области в Санкт-Петербурге, Библиотека имени Гайдара в Москве. Именно они — двигатели новых идей и течений в библиотечной отрасли. И когда мы вступили в их библиотечный круг, нам очень обрадовались. Нам говорили: «Мы никогда не видели, чтобы издательство делало работу библиотекаря, чтобы издательство придумывало, как продавать и продвигать каждую свою книжку от и до».

И однажды на съезде РБА в Екатеринбурге, когда нам исполнилось три года, произошел знаковый случай. Надо сказать, что в самом начале работы мы с Таней сформулировали для себя: если неизвестный нам человек, некто совершенно внешний, не зная автора и не совсем даже вникая, о чем книжка, будет готов купить ее, просто увидев логотип «Самоката», мы будем считать, что со своей задачей справились. Чтобы знак «Самоката» стал в сознании читателя своего рода знаком качества — задача сложная, потому что все издатели знают, что обычный читатель, как правило, реагирует на имя автора или на оформление и почти никогда — на логотип издательства. В Екатеринбурге я выступала перед библиотекарями впервые, многие не знали, как я выгляжу. И вот перед началом мероприятия мы стоим разговариваем у стола с нашими книжками. Группка библиотекарей книжки друг дружке показывают. И одна говорит: «Я читала “Приключения Камо”, очень хорошие книжки». Другая говорит: «А я читала “Голландский без проблем”, прекрасная». А третья: «А это что? Обложка какая-то странная вообще». И тут ей одна из коллег отвечает: «Ты знаешь, я три года читаю “Самокат” и ни одной плохой или даже средней книжки мне не попадалось…»

И дальше она сказала абсолютно теми самыми словами: «Я не буду знать автора, я не буду знать тему книжки, но увижу логотип “Самоката” — возьму с закрытыми глазами». И они все одобрительно головами закивали, нахватали книг. Я была счастлива. Мне казалось, что жизнь удалась. Сейчас мне понятно, что это было только начало…

Все время кого-то подставляем

— А сейчас вы довольны результатами?

— Да, я могла бы сказать, что удовлетворена, если бы не крайне странная политика нашего государства, которое как бы одной рукой пытается поднять престиж чтения, а другой принимает такие законы, при которых дальнейшая работа с книгой становится практически невозможной. Нам, например, Агентство по печати выделяет средства на две или три книжки в год — это около 450 тысяч рублей (их частично хватает на печать). На них мы публикуем русских авторов, пишущих на тему войны и другие социально важные темы. Это вроде бы замечательно. Но с тех пор как с осени прошлого года стали приниматься законы, один безумнее другого, с которыми даже технически непонятно как работать, ситуация издателя и настроение в отрасли очень изменились. Это не значит, что мы будем закрываться, но сработает самоцензура, и какое-то время детские издательства будут вынуждены делать более коммерческие и менее острые проекты, чем те, которые выходили до этого и благодаря которым вырос интерес к детской литературе в стране. А это чревато проблемами для общества — дети-то растут сейчас, и нуждаются они в актуальных книгах, а не только в идеологически нейтральном нон-фикшене и развлекательной литературе.

— Почему будете делать более коммерческие проекты?

— Потому что пока мы не разобрались с формулировками закона ФЗ-436 об информации, наносящей вред физическому и психическому здоровью детей, мы очень большое количество текстов просто не можем издавать для детей (недавно дискуссия по применению ФЗ-436 возобновилась, но есть опасения, что это очередная «утка» и закончится видимостью дебатов и видимостью решений, как это уже было в ноябре 2013 года). Нам остается только издавать книги, сознательно завышая планку, ставя на все «18+» и организуя большую кампанию в сети, направленную на думающих родителей, с прямым посылом «Не обращайте внимание на маркировку: эти книги — для ваших детей». Проблема в том, что мы, таким образом, отсечем половину страны от своих книг, потому что, если мы поставим «18+», детские библиотеки и школы такие книги взять не смогут, а если возьмут, то станут жертвами первой же прокурорской проверки, которые стали нормой в библиотечной среде. По закону, например, книги, маркированные «6+», должны отстоять на сто метров от книг, маркированных «12+», а где возьмешь такие помещения?

Нас, издателей, поставили в такие условия, что, как бы мы ни промаркировали книгу, если в ней есть хоть одна острая и серьезная тема (развод или некомпетентность родителей, наркотики, алкоголь, гомосексуальность, секс и влечение между полами в любом его проявлении, да что там — просто половые органы в разрезе, насилие, рэкет, социальная несправедливость любого толка и т. д. и т. п. — то есть любые темы, на которые обычно пишутся подростковые книги), мы все время кого-то «подставляем» или обманываем — или библиотеку и школу, или магазин, или читателя, или государство, или самих себя.

Продаем русских авторов за границу

— А получаете ли вы еще какие- нибудь гранты?

— Да, но это смешные деньги в общей доле расходов. Есть во многих странах институты, которые помогают с переводами: французы оплачивают права частично, скандинавы иногда помогают оплатить часть печати книжек-картинок. В прошлом году мы получили очень маленькое количество грантов, может, 500 тысяч рублей; при наших затратах ежегодных в десятки миллионов рублей на производство, зарплаты, аренду эти деньги погоды не делают. Надо понимать, что все-таки каждая детская книжка обходится примерно в 450 тысяч рублей (и это только права и печать одного тиража), а то и больше.

— Возвращаясь к русским авторам: какой процент они у вас сейчас занимают от общего количества книг?

— Всегда было процентов двадцать, и нас за это все кому не лень ругали, сегодня благодаря сериям Ильи Бернштейна «Как это было» (книжки про войну с историческим комментарием) и «Родная речь» (лучшая проза ленинградской школы 50–70-х годов) и книгам новых авторов — Натальи Дубиной, Дарьи Вильке, Стаса Востокова, Эдуарда Шендеровича — стало под 40 процентов. Первый русский автор, которого мы издали, был поэт Олег Григорьев. Потом мы стали публиковать книги Екатерины Мурашовой, Сергея Седова, Натальи Нусиновой, Дины Сабитовой, поэзию Артура Гиваргизова, Сергея Белорусца, Григория Кружкова, Марины Бородицкой, Александра Тимофеевского, Эдуарда Шендеровича, Елены Аксельрод и других. Почти все прозаические произведения русских авторов мы продаем на Запад. Мы продаем права, чего вообще почти никто не делает. Последняя наша продажа — это книжка, которую здесь чуть не засудили за пропаганду гомосексуализма, а на самом деле великолепная театральная история про дружбу, наставничество и преемственность поколений «Шутовской колпак» — права ушли в американский Scholastic.

— И их переводят и издают за границей, после того как издали вы здесь?

— Конечно! Например, «Приключения Джерика» Натальи Нусиновой продали в Испанию, в Италию и во Францию. Другие книжки — в Чехию, Венгрию, Китай, Англию. Сейчас особенным спросом пользуются книжки с иллюстрациями Тани Кормер и хорошие подростковые тексты.

О смысле жизни

— Немного провокационный вопрос. Я, вероятно, прочитала большинство книг вашего издательства. И мне пришло в голову, что, наверное, все эти книги больше говорят о том, как жить. А мне не хватает, наверное, еще таких, которые говорили бы о том — зачем. Мне кажется, что у сегодняшних подростков довольно остро стоит этот вопрос — смысл жизни. А о нем нигде всерьез и по существу не говорится. В  обществе присутствует дефицит смысла, вакуум.

— Мне уже смешно.

— Почему смешно?

— Смешно, потому что, конечно, хотелось бы, чтобы кто-нибудь ответил на вопрос: зачем жить? Но я не очень уверена, что это возможно в принципе.

— Разумеется, но некие попытки, предположения...

— Мне кажется, что когда есть ответ на вопрос, как жить, то недалеко и вопрос зачем. Можно взять любую нашу книжку — Даниэля Пеннака, Марию Парр, Аннику Тор, Мони Нильссон, Бьянку Пиццорно, Сильвану Гандольфи, Анджелу Нанетти, Дарью Вильке, Ульфа Старка. Вы читали, например, «Умеешь ли ты свистеть, Йоханна»?

— Да.

— Разве там не затрагивается вопрос о том, зачем жить? Дедушка в доме престарелых говорит с маленькими мальчиками о том, зачем и как он жил и что он считает самым важным в прожитой жизни. Здорово говорит…

Европейские писатели живут в обществе, где вопрос о том, зачем жить, по крайней мере в части его трансляции детям, решен. Во всяком случае, общество не сбивает детей и подростков с пути. Живут для себя, потому что жизнь — это прекрасно и ее можно сделать прекрасной вокруг себя, потому что есть семья, есть друзья, которым ты нужен, потому что есть достоинство, и это важно, потому что есть традиции, потому что есть общество, которому ты можешь быть полезен и им оценен, и так далее.

С другой стороны, разве можно от литературы ждать полного ответа на этот вопрос — не только от детской, но и от литературы вообще? Попытаться сделать так, чтобы вокруг тебя людям немножко легче жилось, дать им понять какие-то вещи, которые ты понимаешь, а они, может быть, нет. И вместе с ними поискать ответ на какие-то вопросы. Разве этого недостаточно?

— Вопрос открытый.

— Зачастую вопрос о том, зачем жить, скрывает вопрос о герое, которому можно было бы подражать, сильном и узнаваемом. Это потребность в модели, которая поможет выкарабкаться из окружающего болота повседневности. Но я как раз не очень люблю слишком харизматичных героев, они только сбивают с толку читателя. Для меня куда привлекательнее герой со слабостями или герой, совершающий нормальные человеческие промашки. Я не люблю героев из камня, которым потом надо ставить памятники. Я против увековечивания, только если на бумаге. Возможно, это отторжение наших детских стереотипов, мы же все пионеры в прошлом, комсомольцы. Мне маленькой не мешало жить даже то, что у меня папа был политзэк, а дедушка — Ленин. Только лет в одиннадцать-двенадцать я начала всерьез задумываться, что тут что-то не клеится. Но маленькой я во все это честно верила — и в пионеров-героев, и в торжество Революции. Даже была председателем совета дружины, то есть не вчера началось мое стремление куда-то идти, кого-то вести и так далее. Видимо, характер не позволял отсиживаться, каждому — свой крест. Мой, похоже, — пытаться расшевелить общество.