Ольга Власова

За две с лишним тысячи лет христианство значительно изменило человечество. И конец истории не настанет до тех пор, пока человек не исчерпает ресурс своего развития

Гюстав Доре. «Триумф христианства»

Обычному человеку — не монаху, не священнику, даже не богослову, а тем более женщине — вроде как не положено писать о церкви. В самом деле, кто мы такие? Со свиным-то рылом. И если бы это была какая-нибудь другая церковь, к примеру иудейская, ни за что бы не стала. Но мы ведь христиане? А Христос был прост. Без чинов, с мытарями, с блудницами сидел за одним столом, разговаривал. Если соберутся, говорил Он, двое или трое во имя Его, то и Он с ними будет. Значит, нам всем можно, значит, это для каждого, а не только для таинственных жрецов — хранителей культа. И когда они нас грозно спрашивают: «Кто вы такие, чтобы говорить православной церкви, какой ей быть?» — мы можем ответить: «А мы и есть сама церковь».

Вешки по пути в небо

Чем для нас сегодня является христианство? Очевидно, что это многостороннее понятие, но в числе прочих — это некий способ превращения в человека, по образу и подобию Божию, данный нам неким Иисусом, который, будучи Богом, сам стал человеком, иначе говоря, точно знал оба состояния и технологию перехода.

Придя на землю, Иисус объяснял всем желающим, что Богу в человеке интересно только сердце его, и призывал нас стать совершенными, как Отец наш небесный. Говоря о ветхозаветном законе, Иисус объяснял, что Он пришел не нарушить закон, но исполнить его. Что Он имел в виду? Те девять заповедей, которые (кроме десятой про субботу) вошли и в Новый завет, что же изменилось и вообще в чем принципиальная разница между законническими иудаизмом и христианством?

Моисею и народу Израиля был дан некий нравственный императив, который по тем временам (приблизительно полторы тысячи лет до Рождества Христова) был огромным прорывом в развитии человечества (современному человеку эта система нравственных координат кажется настолько естественной, что ему трудно оценить ее революционность, желающим рекомендуется познакомиться с нравами соседствующих с древним Израилем земледельческих цивилизаций, например хананеями). Однако закон — это нечто, что запрещает или предписывает что-то. Ты можешь соблюдать закон из страха наказания, но это никак не меняет твоей внутренней сути. К моменту прихода Христа в Иудее даже существовал целый слой тех, кто очень преуспел в выполнении всевозможных правил и ограничений, основанных на данном законе и якобы угодных Богу. Христос назвал их фарисеями. Христос же говорил о том, что сам человек должен в душе своей так измениться, чтобы ему не только не хотелось красть, убивать и прелюбодействовать, но и чтобы он мог полюбить ближнего своего. Да что там ближнего — врага. А еще там было про таланты. Чтобы на каждый данный тебе ты принес еще хотя бы столько же. Иначе говоря, Иисус человечеству начертил в воздухе и пометил вешками дорогу где-то до Млечного Пути. И с этого момента вся история христианской цивилизации — это бесконечная попытка постичь и реализовать амбициозный, но фактически безальтернативный план.

Для внедрения христианского сознания и создавалась церковь. Именно она должна была стать хранителем и проповедником полученного знания. У известного протестантского философа Клайва Льюиса есть замечательные слова о том, что христианство — это вовсе не конечный пункт назначения, это лишь то пространство, где мы находимся на пути к Богу.

Среди многочисленных трудностей, связанных с прохождением этого пути, были принципиальные. Как понять сказанное? (Историческое время жизни Христа с его реалиями отходило все дальше в глубь веков.) Что на самом деле надо делать человеку, чтобы приблизиться к своему божественному оригиналу? И как добиться перехода декларации желаемого качества в кровь и плоть человека?

В силовом поле Христа

И если брать развитие европейской цивилизации, то Средневековье можно считать самой масштабной и длинной в истории человека попыткой приблизиться к божеству через подражание ему и отрицание своей человеческой природы. Говоря очень обобщенно, идеалом Средневековья был мир как большой монастырь, где человек не находил, как еще он мог потратить свою жизнь, чтобы приблизиться к совершенству. Но костры святой инквизиции и лицемерие служителей культа, торговавших отпущением грехов, были серьезным аргументом для тех, кто считал эту попытку исчерпавшей себя. С Ренессанса и Реформации мы вступили в эпоху, где церковь и религия в явном виде занимают все меньшее место в обществе, однако параллельно мы видим, как прежде сугубо религиозные вопросы начинают входить в повседневную человеческую жизнь. Человека продолжают волновать проблемы добра и зла, смысла жизни. Бурно развиваются философия, литература и искусство, развиваются социальные формы жизни человека, расширяется самосознание. Церкви как института, может быть, и становится меньше, но не христианства. Оно пустило корни в самом человеке и обществе, часто пользуясь другими институтами для реализации тех или иных аспектов своего развития.

С развитием науки и техники, секуляризацией государств и появлением прав человека многим даже начало казаться, что мы пережили христианство, что оно пребывает в кризисе, так как не слишком многие каждое воскресенье ходят на службу и причастие. Но так ли это? Все, что с нами было за это время, включая философию Просвещения и гуманизм Вольтера, экзистенциалистов и Ницще, Карла Маркса, революцию 1917 года в России (Александр Блок видел, как идет в революционном Петрограде «в белом венчике из роз впереди Исус Христос») и даже идеалы строителей коммунизма, — все это есть наша попытка найти новый путь вочеловечивания и прохождения по небесным вешкам. Иногда, как костры инквизиции, вешки эти страшные и кровавые, иногда, как и прежде, мы заходим в тупик. Но мы все по-прежнему существуем в силовом поле христианства как пути к совершенству, оно, как та самая закваска, о которой говорил Христос, которая, будучи каплей и попав в огромную бадью с мукой и водой, делает из нее тесто. Оно уже у нас в крови. У известного православного священника и мыслителя Александра Ельчанинова есть заметка о том, что есть даже такие люди, которые внутренне по-настоящему хороши, несмотря на то что они, кажется, никогда не задумывались о существовании Христа, и это совершенно совпадает со словами Тертуллиана о том, что каждая душа по природе своей христианка.

Две тысячи и двенадцать лет

Мне кажется, для того, чтобы понять, какие задачи стоят перед сегодняшним христианством и церковью, надо сначала попытаться понять, а что оно успело сделать за две тысячи лет. И тут возникает некоторая сложность. Многочисленные истории христианства вообще и его отдельных конфессий в частности обычно перечисляют и подробно рассматривают череду событий, произошедших с ее иерархами, соборы, конфликты, противоречия, жизнеописания святых и так далее. Между тем нигде не делается попытка оценить качественные изменения, произошедшие с обществом и человеком за тот или иной период (или по моей необразованности мне такой труд не встретился, буду благодарна за указание).

Можно только представить себе, как в небесной канцелярии могли бы вестись записи типа «за год 1530-й от православных представилось столько-то тысяч душ, из них при взвешивании оказалось столько-то килограммов (ну или в чем там души взвешивают) живого духа», а столько-то мертвого балласта, волчцов и терниев. И дальше прирост в процентах по сравнению с прошлым годом. Будь у нас доступ к таким данным (и существуй они на самом деле!), нам сейчас было бы очень просто произвести нехитрый расчет и даже вывести кривую графика по приросту живого духа в христианском населении Земли. Но у нас таких данных нет, поэтому мы вынуждены обращаться к другим, более проблематичным источникам для определения роста человеческого совершенства и делать самостоятельные оценки.

Например, общеизвестно, что в то время, когда родился Христос, существовали невольничьи рынки, где можно было купить раба. Разумеется, были те, кто не принимал рабства, но их жизнь была похожа на ощущения этического вегетарианца, который существует в обществе мясоедов, где продают мясо в магазинах и выращивают скот на убой (либо вы должны принять этот факт, либо сойти с ума). Христиане же прошли долгий путь внутренней трансформации, прежде чем сама идея владения человеком как вещью стала восприниматься общественным сознанием как неприемлемая (в России было отменено крепостное право в 1861 году, а в США рабство — в 1863-м). Другая любопытная деталь — восприятие детей как личной собственности, принятое в древности (к примеру, обычной чертой древнегреческого города могла быть новорожденная девочка, за ненадобностью выкинутая на помойку). Христианская культура очень недавно (XVIII–XIX века) задумалась о феномене детства и перестала воспринимать детей как неполноценных взрослых и дискриминировать их по этому основанию.

Сложность нашей попытки сравнить нынешнего человека с прошлым коренится также в нашем собственном восприятии. Мы склонны смотреть на человеческое общество и самого человека далекого прошлого, мысленно приписывая ему современные взгляды и чувства, просто в своем воображении меняя ему галстук на древнегреческую тогу, к примеру (нечто подобное мы обычно видим, когда американцы пытаются снять исторический фильм). Нам сложно представить себе, до какой степени люди иначе думали и чувствовали. Талантливую попытку восстановить и описать сознание древнего иудея сделал шведский писатель Торгни Линдгрен в книге «Вирсавия». Будучи маленьким мальчиком, он любил слушать этот ветхозаветный эпизод, где любимый Богом царь Давид (живший приблизительно за тысячу лет до рождества Христова) совершил сразу несколько преступлений, чтобы завладеть понравившейся женщиной. Читая эту книгу, практически не выходишь из эмоционального шока — настолько дикими кажутся нам повседневные чувства людей той эпохи, при этом Линдгрен совершенно не ставил это своей задачей, а просто попытался честно воссоздать реалии.

Иначе говоря, надо признать, что за две тысячи лет в нас все-таки что-то сдвинулось.

В этом контексте невозможно не поразиться тому, как часто РПЦ прибегает к эсхатологической версии истории, когда в прошлом (мы не имеем в виду Адама и Еву до грехопадения) люди были значительно лучше, чем сейчас: набожнее, послушнее, чище. Слушая подобные рассуждения, начинаешь думать, что речь идет о людях из какой-то другой истории, не нашей, не земной. И к чему тогда вообще уже прожитые две тысячи лет и еще неизвестно сколько впереди? Тогда были бы правы первые христиане, ожидавшие конца света со дня на день. Но он все не настает и не настанет, по-видимому, до тех пор, пока человечество не достигнет предела своего развития по дороге к Млечному Пути.

В поисках праведников и героев

Мысль о том, что христиане за две тысячи лет стали лучше, обычно наталкивается на контраргументы о том, что и сегодня люди крадут и убивают. Это правда, но в нашем случае как раз важна «средняя температура» по больнице. Справедливо также и то, что люди, приходящие сегодня в церковь, находятся часто на разных ступенях развития. Им нужен разный подход. Как говорил преподобный Серафим Саровский, каждый человек должен найти свой особенный способ стяжания духа святого, потому что он у всех разный.

Это означает, что весь наработанный за века церковью опыт духовной работы востребован сегодня, и церковь по-прежнему нужна человеку. Но для этого церковь сама прежде всего должна жить в духе. Быть живым организмом, а не закостенелым артефактом из музея или элементом административного аппарата. Люди, говорящие от имени церкви, должны гореть настоящим пламенем любви — оно заразительно — и сами представлять собой высокий нравственный ориентир (митрополит Антоний Сурожский производил такое удивительное воздействие на всех, кто его видел, что даже сухие англичане, столкнувшись с ним, приходили принимать православие, я до сих пор встречаю православных англичан, крещенных митрополитом Антонием).

В нашем обществе, пережившем жесткий идейный слом, образовался дефицит праведников и героев, за которых хочется морально «зацепиться» в минуту уныния и душевного упадка. Ничто не производит столь заразительного и радостного впечатления на нас, убогих, как живой праведник, своим собственным примером зовущий нас за собой. Разве это не подходящая задача для церкви?