Антон Долин

Обладатель двух «Золотых глобусов» и пяти номинаций на «Оскар», новый фильм Тарантино «Джанго освобожденный» вышел в российский прокат

Архив пресс-службы

Когда лет через десять Квентин Тарантино все-таки сдержит давнее обещание и выйдет на пенсию, ему — одному из немногих — будет впору писать мемуары с несамостоятельным (иных он не признает) названием «Моя жизнь в искусстве». Или, еще проще, «Моя жизнь в кинематографе». Вовсе не потому, что его фильмы ближе к настоящему искусству, чем чьи-либо еще, — а исключительно по той причине, что единственная жизнь самого влиятельного американского режиссера 1990-х проходит внутри кинематографа и единственная его биография более или менее эквивалентна фильмографии. Ничего не попишешь, так устроены бытие и сознание постмодернистского художника — а Тарантино являет собой эталон такового.

Однако, будучи преданным рабом кинематографа, во всех остальных областях этот режиссер не просто ратует, но самоотверженно сражается за свободу. Тема освобождения от любых рамок, условностей и законов с самого начала была для Квентина ключевой, а в последних нескольких картинах стала лейтмотивом. Не удивительно и то, что со временем он пришел к важнейшему из болезненных американских сюжетов — рабовладению и его отмене. Поражает наивность тех, кто видит в обращении к этому топику обычную политкорректную конъюнктуру. Нет, для Тарантино фильм об освобожденном рабе — произведение практически автобиографическое. Сбросить ненавистные оковы и стрелять из всех стволов по чопорному истеблишменту — базовый принцип Тарантино, так и не изжившего в себе комплексов бывшего клерка из видеопроката.

«Джанго освобожденный» во многом похож на предыдущий опус режиссера, «Бесславных ублюдков» (Тарантино уже заявил, что снимет еще одну картину, чтобы получилась тематическая трилогия): последовательная эпическая сага на историческом материале, но с элементами альтернативной истории, выдержанная в эстетике спагетти-вестерна. Однако есть и принципиальные различия. В своей военной эпопее Квентин посягнул на европейскую историю, в которой ориентируется слабо, а в «Джанго» вернулся на американскую почву, на которой равных себе не имеет. В результате фильм получился более последовательным, динамичным, честным и попросту живым. Это вообще главная из проблем Тарантино — сделать персонажей похожими на настоящих людей, одушевить умозрительные конструкты. Здесь она оказалась решенной — не в последнюю очередь за счет двух умопомрачительных артистов, идущих с Квентином нога в ногу не первый год и многим ему обязанных: Кристофа Вальца и Сэмюэля Л. Джексона.

Первый из них после удостоенной «Оскара» роли в «Бесславных ублюдках» принялся играть одного злодея за другим; именно поэтому здесь Тарантино сделал его самым благородным и симпатичных из героев. Причем — очевидно, в качестве компенсации за предыдущий фильм — немцем, каким-то странным ветром занесенным на далекий американский континент. Второй же, успевший исполнить в фильмах Тарантино роли раскаявшегося грешника («Криминальное чтиво») и беззастенчивого, но обаятельного негодяя («Джеки Браун»), восхитителен в качестве архетипического дядюшки Тома. По мнению Квентина, в таких-то добродушных коллаборационистах и скрыт корень зла, а не в неврастениках-плантаторах (в роли какового Леонардо Ди Каприо тоже чудо как хорош). Если не отвлекаться на второй план — как всегда у Тарантино, впечатляюще плотный и колоритный, — то список действующих лиц замыкают влюбленные и самоотверженные рабы, для которых свобода — это прежде всего возможность быть вместе. Джейми Фокс и Керри Вашингтон позволили режиссеру наконец-то добиться того, к чему раньше он и не чаял подобраться: снять настоящую love-story.

Конечно, уйти от себя Тарантино не в состоянии. Да ему и не хочется. Невыносимо длинные диалоги и бурлескно-кровавые сцены насилия, зашкаливающий за все ожидания пафос и картонно-клюквенная бутафория в духе 1970-х — всего этого в «Джанго освобожденном» в избытке. Возможно, даже в переизбытке. Но это не мешает главному: пьянящему чувству свободы, которое от одиноких счастливчиков — будь то великовозрастный хулиган Тарантино среди уважаемых дядь и теть Голливуда или бывший раб Джанго, горделиво гарцующий на коне среди своих терзаемых братьев и сестер, — хотя бы на время передается и в зрительный зал.