Сибирь способна развиваться без придуманных в Москве мегапроектов. Достаточно опереться на потенциал местного предпринимательства и вложиться в снятие инфраструктурных ограничений. Программа-максимум — перераспределение рентных доходов в пользу регионов и муниципий

section class="box-today"

Сюжеты

Спецдоклад "Освоение Сибири":

Вызов возвращения государства

Гонка за объемами добычи себя исчерпала

/section section class="tags"

Теги

Спецдоклад "Освоение Сибири"

Экономический потенциал регионов

Политика в регионах

Сибирь

Эффективное производство

Промышленность

/section

Скалы, бурелом, талая вода.

Прет без всяких карт батька атаман.

Где я запою — там и широта,

Где мой конь пройдет — там меридиан.

Игорь Растеряев. Ермак

В Москве продолжают воспринимать огромные территории за Уралом в качестве объекта управления, с которым надо что-то делать. Причем напрямую из столицы — эксперимент с размещением «головы» Минвостокразвития в Хабаровске пока не дал ощутимых результатов.

Так сложилось исторически — развитие всего Востока России всегда шло при активном участии государства в рамках четких и внятных смысловых парадигм: присоединение, освоение, индустриализация, защита от внешних врагов. Эти подходы давно устарели, но новых пока не выработали. А потому все движется по старинке. В отличие от Дальнего Востока, где значительные пласты хозяйства действительно нужно создавать с чистого листа, Сибирь вполне способна развиваться самостоятельно, опираясь исключительно на собственные силы. В одном только СФО проживает почти 20 млн человек — в три с половиной раза больше, чем в ДФО. И это без Тюменской области с северными округами, по административной прихоти «прирезанной» к Уральскому федеральному округу. Плотность населения здесь также выше, особенно в южной зоне, вдоль Транссиба. Здесь расположены три города-миллионника (Омск, Новосибирск и Красноярск) и несколько агломераций поменьше. Здесь размещены добывающие дивизионы крупных ФПГ и островки тяжелой промышленности, шахтерские моногорода и бывшие «почтовые ящики», уникальный Академгородок и крупные вузы. В постсоветские годы здесь сложились и крупные торговые сети, и местные производственные компании. Здесь, в конце концов, до сих пор живут люди, с гордостью называющие себя сибиряками.

Это не значит, что государство может самоустраниться от развития Сибири. Это значит, что методы управления сибирскими регионами — и по отдельности, и в комплексе — должны стать более разнообразными, системными и долгосрочными.

Жить для себя

«Здесь нет перспектив», «Город сидит на чемоданах», «Расшибусь, но отправлю детей учиться в Москву или в Питер» — от частоты повторения этих фраз во многих крупных и далеко не депрессивных городах восточнее Новосибирска, будь то Красноярск, Новокузнецк или Хабаровск, им перестаешь верить. Сомнения усиливаются, когда в ходе разговора выясняется, что сам респондент лично никуда уезжать не собирается, имеет ярко выраженную местную идентичность, привязанность, укорененность. Либо не уезжает «назло всем, москвичам особенно».

figure class="banner-right"

figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure

Отношение к столичным жителям у сибиряков не слишком доброе: гремучая смесь зависти и презрения. Но сейчас речь не об этом, а о вышеуказанном феномене коллективного сознания сибиряков, преимущественно умственных родов занятий, — расщеплении устоявшихся мифологем и конкретных жизненных траекторий. «У жителей региона существует потребность в признании значимости региона для развития страны в целом и прав жителей Сибири на участие в развитии региона, на признание региональных инициатив и более полную реализацию их интересов при разработке проектов развития Сибири», — делают заключение на основе представительных социологических замеров Алла Анисимова и Ольга Ечевская из Новосибирского госуниверситета.

Откуда же взялись эти перекосы в сознании? По словам известного географа Владимира Каганского , в советское время связующим элементом страны был ВПК, а сырьевой сектор развивался на периферии. Но после краха СССР все перевернулось с ног на голову. И именно топливно-энергетический комплекс превратился в финансовый и функциональный мотор всей государственной машины. Однако, в отличие от оборонки, ТЭК вполне эффективно может развиваться в анклавах, практически не учитывая потребности развития той или иной территории (см. «Ускользающий эффект Ванкора» ). Это оборонка нуждается в квалифицированных и стабильных кадрах, в науке, в железных и автомобильных дорогах, наконец, которые, в свою очередь, становятся осями хозяйственного и культурного освоения: на них «садятся» города и вся остальная промышленность. А топливно-энергетическому комплексу нужны только трубы. И вахтовые поселки.

«Перемещение сырья и сопровождающих его финансовых потоков в России сегодня напоминает систему водосбора. С мест добычи, расположенных далеко за пределами Урала, мощные сырьевые “реки” перемещаются в Европу, а в последнее время — и в юго-восточном направлении. Далее эти реки сливаются в более крупные и впадают в “моря” и “океаны” глобальной экономики, находя своих конечных потребителей далеко за пределами России. Финансовые потоки, которые в соответствии со схемой, известной большинству читателей со школьной скамьи, должны двигаться в обратном товару направлении, парадоксальным образом движутся в том же направлении, пополняя федеральный бюджет, бюджеты Москвы и Санкт-Петербурга, счета корпораций и их явных и неявных бенефициаров в российских и офшорных банках. И только часть этих потоков, если продолжать аналогию с водосбором, в виде небольших атмосферных осадков возвращается в места добычи ресурсов. В такой системе регионы — поставщики сырья — находятся в положении бедных родственников, которым и с голоду умереть не дадут, но и жировать не позволят», — описывает сложившиеся перекосы Владимир Нефедкин , кандидат экономических наук, старший научный сотрудник Центра ресурсной экономики Института экономики и организации промышленного производства ИЭОПП СО РАН.

В итоге, если опираться на теорию того же Каганского, Сибирь оказалась на периферии — так географ называет часть пространства страны, живущую не для себя, а исключительно для обеспечения интересов центра. Отсюда и обида на Москву, и одновременно надежда на то, что только «центр поможет». Между тем для устойчивого развития территория должна ощущать себя «провинцией» — самодостаточным, внутренне цельным и наполненным собственными смыслами существования субъектом. Наподобие штатов в США или земель в Германии. «В провинции, — пишет в одной из своих публикаций Владимир Каганский, — преобладает работа с вещами. Ей свойственны баланс вещности и символичности, использование воспроизводимых ресурсов. Деятельность включена в естественные ритмы. Провинция — производственная база системы».

Шанс достроить экономику

Идеология нового этапа развития Сибири, продвигаемая сегодня рядом экономистов и политических деятелей, строится на том, что ТЭК, как в свое время оборонка, должен стать связующим элементом всей страны. А добиться этого можно только при условии, что сырьевые отрасли перестанут развиваться по колониальной логике. Так, фонд стратегических исследований «Сибирский клуб», представивший на недавнем Красноярском экономическом форуме доклад «Россия: восточный вектор», заявляет, что новая волна освоения Сибири и Дальнего Востока должна стать «двигателем развития обрабатывающих отраслей и машиностроения — производства буровой, горнодобывающей, строительной техники и специального оборудования, которые необходимы для разработки и эксплуатации месторождений, строительства транспортной и производственной инфраструктуры, освоения Арктики и океанического шельфа».

Мировой опыт (Австралия, Канада, Норвегия и другие страны) вроде бы доказывает, что при согласованном развитии добычи и переработки, минерально-сырьевого сектора и высокотехнологичного и наукоемкого машиностроения экономика может не застрять в состоянии «голландской болезни». «Последние двадцать лет в России происходило сворачивание машиностроения и обрабатывающей промышленности, которые не могли выдержать конкуренции с индустрией развитых стран и Китая. Освоение природных ресурсов Сибири и Дальнего Востока даст шанс восстановить позиции высокотехнологичного индустриального сектора… Добывающие, обрабатывающие производства и машиностроение создадут платежеспособный спрос на квалифицированные кадры, научные исследования и инновационные разработки», — считают авторы доклада.

Это действительно один из вызовов, стоящих перед всем Востоком России на новом этапе. Перед Сибирью — даже в большей степени, поскольку первый тайм этой битвы местная индустрия, созданная в годы СССР, проиграла вчистую. Получится ли отыграться — вопрос, ответ на который далеко не очевиден. «Сибирский клуб» видит выход в привлечении ведущих зарубежных компаний, которые «могут обеспечить не только приток инвестиций, но и трансферт технологий, бизнес-моделей и культуры производства». «При этом локализация машиностроительных производств должна разворачиваться поэтапно, начиная с простой сборки и переходя к производству комплектующих (до 30–50–70%, если следовать опыту Норвегии и других стран) и к совместной научно-исследовательской и научно-проектной деятельности», — отмечается в докладе. Там же на 92 страницах расписываются и возможные меры, которые должно принять государство, — от новых законов до регламентов.

Дефицит планирования и координации

Однако реализация этого сценария представляется делом пусть и важным (некоторые вообще считают его последним шансом для Сибири и Дальнего Востока), но крайне сложным и во многом непредсказуемым. Прежде всего для государства, которому, по сути, придется на ходу учиться управлять разноплановым развитием огромной территории.

Тем более что пока все управление Востоком страны (да и не только) ограничивалось мегапроектами. Под самые важные начинания даже придумывались особые правовые режимы — как для саммита АТЭС-2012 во Владивостоке, новой Москвы, Сколково или сочинской Олимпиады. Сейчас аналогичное «изъятие» из регламентов продавливает Минвостокразвития — в отношении создаваемых там территорий опережающего развития (ТОР).

По нашему глубокому убеждению, Сибири такие проекты не нужны и даже противопоказаны. Регион и так богат памятниками советскому гигантизму — от крупных комбинатов до гидроэлектростанций. Они, конечно, поражают воображение, но, словно египетские пирамиды, кажутся артефактами из далекого прошлого. Чего региону недостает, так это координации, системного взгляда и стратегии в отношении своего долгосрочного развития. И это при наличии огромного количества стратегий и концепций, принятых за последние годы! Усилиями частного бизнеса, даже федерального масштаба, эту проблему не решить. Попробуем доказать это.

Рассмотрим в качестве примера проект создания Богучанского энерго-металлургического объединения — «спарки» одноименного нового алюминиевого завода «Русала» и источника дешевой электроэнергии для него — Богучанской ГЭС. БоАЗ технологически давно готов к пуску первой очереди, но ввод ее в эксплуатацию намеренно придерживается (пока что до середины 2014 года): «Русал» сокращает выпуск, чтобы выйти из полосы избыточного предложения металла в мире, что по идее должно развернуть крайне неприятный затяжной (уже почти трехлетний) нисходящий ценовой тренд. Однако неработающий БоАЗ делает абсолютно избыточными мощности Богучанской ГЭС. Сейчас на станции работает пять гидроагрегатов из девяти, а текущая выдаваемая мощность лишь ненамного превышает четверть проектного значения (около 800 из 3000 МВт), при этом никакого дефицита энергии в Нижнем Приангарье нет, здесь полным ходом идет восстановление Саяно-Шушенской ГЭС.

Еще один похожий пример. В сентябре прошлого года в Тюменской области был запущен второй блок сооружаемой финской Fortum Няганской ГРЭС. Инвестобязательство было нагрузкой к покупке ТГК-10 в ходе разукрупнения РАО «ЕЭС России» в 2008 году. Новенькая экологичная станция, оснащенная парогазовыми установками Siemens, к моменту ввода в строй оказалась по большому счету ненужной. НГРЭС при строительстве была нацелена на более динамичное развитие ХМАО, а также на соседний Северный Урал. В первую очередь речь шла о гигантском проекте «Урал промышленный — Урал полярный», который на неопределенное время заморожен. Даже тепло с НГРЭС некуда девать — никак не получается достичь договоренностей с властями Нягани. Пришлось финнам строить уникальные градирни для охлаждения воды, выдерживающие годовой перепад температур в 80 градусов Цельсия. А до конца текущего года будет запущена третья турбина, после чего Няганская электростанция заработает на полную мощность — 1260 МВт (подробнее о проекте см. «В тайге стало светло» в «Эксперте» № 39 за 2013 год).

Эти примеры красноречиво демонстрируют критическую важность экспертизы стратегических планов развития капиталоемких отраслей инфраструктурного и первопередельного секторов, особенно вблизи поворотных точек цикла деловой конъюнктуры (правда, уверенно идентифицировать такие точки мы в состоянии лишь постфактум). Затеянные на излете восходящей волны роста, на стадии спада и стагнации эти проекты работают существенно ниже расчетной мощности, что генерирует огромные издержки и разрушает их изначальные бизнес-модели. Дирижировать частными бизнес-проектами, сопрягать их в эффективные, рассчитанные на длительную перспективу цепочки должно, конечно же, государство. Но оно пока увлечено созданием экспорториентированных ТОР.

«Если у нас не будет государственного планирования и системного прогнозирования, мы будем постоянно буксовать, неожиданно попадать в кризисы, диспропорционально развивать транспорт и другие капиталоемкие отрасли. Мы будем собирать на стройки Сибири трудовые ресурсы вахтовым методом со всей страны и из стран СНГ, а потом удивляться, почему население регионов Сибири ничего с этого не получает», — с трудом сдерживает эмоции доцент географического факультета МГУ Владимир Горлов .

Индустриализация 2.0

В начале этого года в Горно-Алтайске после 20-летней консервации на базе местного завода ЖБИ снова заработало производство керамзита. Местный предприниматель и собственник завода Виталий Мамышев за три года вложил в проект 16 млн рублей. Для крайне небольшого рынка Сибири производство мощностью 50 тыс. кубометров за сезон — значительное событие. Для Горно-Алтайска, где промышленности почти нет, — тем более.

Другой пример: в небольшом и крайне депрессивном поселке Чистоозерное на окраине Новосибирской области, откуда до любого крупного города (Омска или Новосибирска) не менее 450 км по прямой, а с юга подступают бескрайние степи Казахстана, предприниматель Сергей Перепелкин восстановил электродный завод. На базе полуразрушенного советского предприятия, созданного еще в 1959 году и в лучшие годы выпускавшего по 14,5 тыс. тонн электродов в год, инвесторы за 200 млн рублей создают современное небольшое производство. Помимо исторически сложившейся специализации предприятие будет заниматься выпуском биоразлагаемого пластика.

Эти примеры красноречиво показывают, что хозяйственная жизнь за Уралом и сегодня бурлит, она весьма сложна и разнообразна, вовсе не сводится к добыче и переработке сырья, и тон в ней задают яркие, пассионарные личности. На фоне фрустрирующих интеллектуалов выделяются фигуры сибирских предпринимателей, патриотов своей малой родины до мозга костей, блестящих профессионалов, предпочитающих плачу Ярославны конкретные дела (см. материалы в этом проекте).

Жизнь бьет ключом и на многих старых советских сибирских индустриальных гигантах. В меньшей, почти исчезающей, степени — в машиностроении, в большей — в добывающих и первопередельных отраслях. Съездите в Кузбасс, посмотрите, во что превратилась тамошняя угледобыча, где на некоторых обогатительных фабриках даже ушлые немецкие технологи с трудом отлаживают ультрасовременное оборудование. А первенец советской индустриализации, металлургический комбинат в Новокузнецке, ужался, закрыл большинство старых экологически несостоятельных производств и сконцентрировался на производстве сверхсовременной рельсовой продукции (читайте репортаж с предприятия ).

«Индустриализация 2.0» в Сибири возможна не только в связке с освоением ее сырьевого потенциала. Триллионы рублей вращаются в секторе розничной торговли: за весь 2012 год оборот ритейла по СФО превысил 2,3 трлн рублей, а за январь—ноябрь прошлого года — 2,2 трлн рублей (трехпроцентный рост, сопоставимый с общероссийским). По итогам года он вполне может составить и 2,5 трлн рублей. Спрос на продукты питания в большей степени и сегодня удовлетворяется местными производителями (опять же из-за географического фактора), но вот львиная часть оборота непродовольственных товаров (около 1,5 трлн рублей) по-прежнему оседает в карманах игроков из других регионов и иностранцев. Своего производства простого ширпотреба в Сибири катастрофически не хватает. Это совершенно недооцененный драйвер, способный усилить разнообразие промышленности в Сибири, ориентировать ее на импортозамещение. Тем более что крупные торговые сети, в том числе непродуктовые, такие как «Новэкс» в Алтайском крае или «Посуда центр» в Новосибирской области, способные стать каналами продаж этой продукции, в Сибири уже сформированы.

Сжимать пространство

Представьте себе Европу, в которой, имея шенгенскую визу, вы не сможете спокойно добраться из одной страны в другую. Потому что — банально — по нужному вам направлению не будут летать самолеты, ходить поезда или автобусы и даже не будет автодороги нормального качества. Жутко и неправдоподобно? Но именно в таких условиях живет «зауральская» Россия, каждый регион которой по территории способен уместить по несколько Франций или Швейцарий.

Очевидно, что быстро и эффективно связать Сибирь воедино — большая задача, решить которую под силу лишь государству. Речь в данном случае идет как о взаимоувязке стратегий и планов развития соседних регионов, так и о согласованном развитии транспортной инфраструктуры. Прежде всего — межрегиональной авиации. Проект организации скоростного железнодорожного сообщения между Новосибирском и Красноярском симпатичен, но его реализация — дело чрезвычайно затратное и долгое. «Это не задача приоритетной необходимости. Железной дороге важнее обеспечить скорость перемещения грузов, которая сейчас невысока. Рельсовый транспорт важнее использовать в решении транспортных проблем крупных городов и городских агломераций. Например, Новосибирску, я убежден, нужна высокоскоростная рельсовая дорога с особым режимом работы: центр Новосибирска — вокзал — Академгородок — Бердск. Здесь так, а в Красноярск лететь самолетом. Наш образ жизни, наши расстояния все-таки больше диктуют развитие авиационного сообщения», — уверен полпред президента в Сибири Виктор Толоконский .

Тем более что, как показал опыт Минтранса РФ в субсидировании региональных перевозок, за гораздо меньшие деньги можно добиться быстрых и фантастических результатов. По словам замминистра транспорта РФ Валерия Окулова , вложив в прошлом году в субсидирование перевозок 7,5 млрд рублей, удалось открыть 80 новых линий, по которым раньше просто не летали самолеты, и перевезти свыше 1,14 млн пассажиров (скромная цифра не должна удивлять — речь о перевозках на маленьких самолетах). В 2014–2016 годах за счет господдержки маршрутов государство рассчитывает открыть еще 80–100 новых линий и перевезти 1,5 млн пассажиров. Узловые хабы в Сибири уже сформированы — речь прежде всего о новосибирском Толмачево. Но небольшие аэропорты в городах и поселках нужно восстанавливать. Люди снова начнут летать, достаточно лишь дать им эту возможность; а повышение мобильности населения поможет предпринимательской активности, кооперации бизнесов и т. д.

Еще одно направление — коренная модернизация среды обитания сибиряков. В советское время, как отмечал профессор ИрГТУ Марк Меерович , «вопросы формирования условий нормального существования и благоприятной среды жизнедеятельности людей традиционно отходили на второй план или вообще не ставились, а лишь идеологически провозглашались». По оценке директора региональной программы Независимого института социальной политики Натальи Зубаревич , основной вопрос ближайшего десятилетия — смогут ли сложившиеся в советское время города-миллионники стягивать качественные человеческие ресурсы из других регионов. От того, насколько быстро в миллионниках произойдет радикальное улучшение качества жизни, зависят их перспективы в демографической битве с Москвой и Санкт-Петербургом.

А для этого, конечно, нужно срочно реформировать систему межбюджетных отношений. Нынешние пропорции расщепления налоговых сборов, когда львиная доля налога на прибыль и все рентные налоги уходят в федеральный бюджет, противоестественна и подрывает нормальную работу социальной сферы и общественной инфраструктуры сибирских городов. «Скажите, к примеру, вы можете поверить в то, что бюджет Новокузнецка, индустриального гиганта Кузбасса, обеспечен собственными доходами менее чем наполовину? Между тем это действительно так», — засвидетельствовал нам мэр города Сергей Кузнецов .