Александр Ивантер

Александр Механик

Михаил Рогожников

Валерий Фадеев

Рисунок: Константин Батынков

Нет, мы не пытаемся уличить своих оппонентов в следовании Вашингтонскому консенсусу. Задача ставилась так: перечислить принципы господствующей экономической школы, практическое применение которой, на наш взгляд, является причиной торможения экономического роста в нынешнем году, а в прежние годы ограничивало этот рост количественно и качественно.

В основу нашего подхода легло раздражающее ощущение, что упомянутые принципы вошли в речевой оборот и язык СМИ в качестве вирусных мемов — расхожих идей, настолько привычных, что их никто уже не способен воспринять критически. Из них составляют фразы, говоря об экономике, участники светских вечеринок и представители министерств. Сомневаться в правильности этих мемов неприлично. И все же мы считаем их глубоко неверными, по крайней мере применительно к современной России.

Как возможный источник мемов была взята «Стратегия-2020». Она, надо, наверное, напомнить, была опубликована весной прошлого года, готовилась в качестве программы правительства, но официально таковой не стала. Попутно, правда, выяснилось, что де-факто «Стратегия» во многом исполняется. Мемы обнаруживались методом, соответствующим их природе: если какое-то утверждение оказывалось очень знакомым и привычным, часто употребляемым, оно выписывалось. Оказалось, что из таких утверждений состоит едва ли не вся «Стратегия». Но это в данном случае второстепенно, ее комплексный анализ в нашу задачу не входил. Она послужила лишь донором мемов. А вот откуда они попали в наш экономический дискурс?

Повторим, мы не пытались доказать, что наши оппоненты следуют Вашингтонскому консенсусу. Наоборот, сам этот консенсус стал уже казаться каким-то мемом. Тогда возник вопрос: а был ли Консенсус?

Он все-таки был. Расхожие идеи отечественного экономического дискурса почти целиком взяты именно оттуда. К тому же в радикальной интерпретации.

Это вовсе не обвинение. Наоборот, многие скажут: ну и хорошо! Сформулированные в 1989 году экономистом Джоном Уильямсоном десять принципов, которые, по его мнению, выражали согласованную политику «политического и технократического» Вашингтона в отношении погрязшей во внешних долгах Латинской Америки, приобрели в то время необычайную популярность. Они действительно помогали внешним инвесторам и международным институтам зарабатывать на развивающихся странах деньги и авторитет, а самим таким странам — стабилизировать экономику и добиться некоторого роста.

Как только начал рассыпаться Восточный блок в Европе, а затем СССР, политика Консенсуса была применена на постсоветском пространстве. Она в меру разумна, в чем-то выглядит само собой разумеющейся, хотя и имеет принципиальную особенность: явно и не очень явно предпочитает интересы внешних по отношению к национальным экономикам агентов их собственным интересам.

Основные меры Вашингтонского консенсуса — это профицит бюджета, сокращение госрасходов и их локализация в сферах медицины, образования и инфраструктуры, расширение налоговой базы, реальная положительная ставка процента, благоприятный для экспортеров обменный курс (в дальнейшем — свободно плавающий курс), либерализация внешней торговли, либерализация притока прямых иностранных инвестиций, обязательная приватизация государственных предприятий, дерегулирование экономики. Гарантирование прав собственности, по признанию Уильямсона, приписано сюда, чтобы получилось круглое число пунктов.

Сам автор Консенсуса отмечал, что «Вашингтон не всегда практикует то, что проповедует иностранцам». Он также писал, что «ни одна из идей, порожденных идеями экономики развития… не играет никакой существенной роли в Вашингтонском консенсусе», и что в связи с этим возникают сомнения в правильности такой линии «неявного устранения от развития».

Однако, несмотря на сомнения автора Консенсуса, за минувшее с конца 1980-х время эта линия только усилилась. Поскольку развитые страны начали было выводить свою промышленность в третий мир, то именно в таком ключе там стали говорить о концепции постиндустриального общества. Это нашло самое сильное отражение в отечественных мемах. Возможно, так задним числом ищется оправдание политики реформаторов гайдаровского призыва, приведшей у нас к обвальной деиндустриализации. Но зачем же проецировать эти ошибки в будущее, подводя под них «теоретическое» основание, в то время как США и другие страны промышленного капитализма проводят реиндустриализацию?

А затем, что индустрия и идеи Консенсуса несовместимы. О. Ананьев, Р. Ханткулов и Д. Шестаков отмечают в статье «Вашингтонский консенсус: пейзаж после битв» (журнал «Международная экономика и международные отношения, 2010 год): «Наиболее существенными оказались подвижки в отношении промышленной политики. И в первоначальной версии ВК, и в его дополненной версии 1997 г. отношение к такой политике было резко отрицательным. Формально эта позиция получила подтверждение и в 2003 г., однако на этом этапе круг задач экономической политики был дополнен созданием национальных инновационных систем, призванных выполнять часть функций, которые традиционно ассоциировались с промышленной политикой». Отечественные неолибералы (а ВК общепризнанно носит неолиберальный характер) строго следуют этим идеям, наглухо изолировав инновационную политику от индустриализации и возведя ее в ранг самостоятельного культа.

Идея душить инфляцию завышенной процентной ставкой также приобрела присущий ей у нас размах уже на отечественной почве. Но само завышение ставки оттуда, из Консенсуса. В целом те меры минфина США, МВФ, Всемирного банка и еще ряда организаций, чьи штаб-квартиры находятся в Вашингтоне (отсюда и название Консенсуса), которые Джон Уильямсон обобщил в своих «десяти принципах», предпринимались в 1980-е годы для разрешения долгового кризиса в экономиках стран Латинской Америки, в интересах прежде всего их американских кредиторов. Как мы увидим, и сегодня такой набор мер выгоден в первую очередь внешнему капиталу. Что касается интересов национальной экономики, то с помощью инструментов Вашингтонского консенсуса можно добиться в лучшем случае макроэкономической стабилизации. Значимого экономического роста с их помощью достичь невозможно.

За годы практики ВК эволюционировал, вокруг него шли активные дебаты, автор первоначальной статьи вносил в свое детище изменения. В начале 2000-х появились «таргетирование инфляции» и создание «стабилизационных фондов», так прочно у нас вскоре прижившиеся.

Если кратко сформулировать обычным языком получившуюся «расшифровку» мемов, то получится следующее описание экономической политики: «Денег никому не давай, экономическую политику самостоятельную не проводи, “неинновационным” отраслям создавай неблагоприятные условия, реформы проводи жесткие и непопулярные, но всеобщие, промышленность не поддерживай». При этом, говоря весьма сурово о том, что государство не должно вмешиваться в экономику, в деятельность отраслей и отдельных предприятий, вся реформаторская «мемология» строится на апологии государственного вмешательства во все и вся, в каждую хозяйственную дырку, только с целью не поддержать, а выковырять кого-нибудь из этой дырки и задушить.

Выписывая мемы из нашего источника, мы либо прибегали к цитированию, либо давали им свои формулировки, для ясности, но вслед за ними следуют цитаты. Мемы — в левой колонке. Справа мы выражаем свою позицию. На наш взгляд, она лучше совпадает и с экономической теорией, и с задачами развития российской экономики.

Неолиберальные мемы

Экономическая теория и практика развития

Альтернативы развития российской экономики:

- инерционный сценарий, "старая модель" - развитие традиционных отраслей и внутреннего спроса;

- "прогрессистский сценарий", "новая модель" - развитие инновационных отраслей и высокотехнологичного спроса.

В этом же контексте всегда возникает понятие "постиндустриальное общество"

Поскольку жизнь требует индустриализации, в "нормальных" экономических дискуссиях эта индустриализация все время всплывает, но согласно логике ВК она противопоставляется модернизации, то есть инновационной перестройке хозяйства.

На самом деле это ложная развилка.

Хозяйственная система каждой страны представляет собой переплетение разных производственно-технологических укладов - от самых передовых до уже освоенных и даже затухающих. При этом рост совокупной эффективности хозяйства не есть результат развития лишь новейшего уклада. Для хозяйства не менее важно систематическое развитие и обновление "старых" производств. Вот что по этому поводу говорила профессор Карлота Перес на конференции "Эксперта" осенью 2012 года: "Ключевой вопрос текущей повестки дня: что производить? Мы имеем три альтернативы: отрасли текущего технологического уклада, то есть сектор ИКТ; отрасли будущей технологической волны (био-, нано-, "зеленые" технологии). И наконец, отрасли прежних технологических укладов - от услуг до сельского хозяйства. Какую же альтернативу предпочесть? Правильный ответ состоит в том, что вы должны выбрать все три возможности сразу. Вы должны делать все! Хотя и с разными целями, с различным ожидаемым влиянием на занятость и доходы. ИКТ обеспечивают базовую инфраструктуру и техническую поддержку всей экономики. Отрасли будущей волны гарантируют вашу независимость, самодостаточность в будущем. "Старые" отрасли представляют собой основной источник занятости.

У вас огромный внутренний рынок. Не будьте глупцами, не делайте вид, что не замечаете его. Страна, претендующая на лидерство, не может специализироваться на двух или трех продвинутых отраслях или технологиях. Она должна занимать достойные позиции в широком круге отраслей".

Еще одна ложная развилка - противопоставление постиндустриальных экономик индустриальным. Постиндустриальное общество вовсе не означает неиндустриальное - наоборот. Растущий сектор услуг и отраслей, не связанных с физическим изготовлением вещей, базируется в развитых странах на колоссальном промышленном фундаменте. Только имея крепкий тыл в виде диверсифицированного, интегрированного, масштабного внутреннего рынка, ориентированного преимущественно на товары отечественного производства, можно успешно отвоевывать позиции на международном несырьевом рынке. Поэтому не удивительно, что у крупнейших мировых экспортеров (единственное исключение - Германия) экспортная квота существенно меньше, чем у России (по итогам 2010 года доля экспорта в ВВП у США составила менее 9%, у Японии - 14%, у Китая - 27%, у России в прошлом году - 26%)

Главная финансовая дилемма: использовать доходы от экспорта сырья, которые, по логике консенсуса, можно направить только в спрос ("продолжать транслировать рентные доходы в рост внутреннего спроса, подготавливая почву нового кризиса") или направлять эти доходы в резервы

("создавать контрциклические, стабилизирующие механизмы кредитно-денежной и бюджетной политики")

 

 

 

Дилемма использования доходов "в спрос" или "в резервы" в принципе неверна. Доходы от экспорта сырья следует использовать для создания нового предложения, в том числе путем активизации кредитования частного сектора.

Нужно создавать не резервы, а новые кредитные и инвестиционные ресурсы. Логика должна быть такая: есть доходы - создай из них ресурс (а не резерв).

ВК пугает нас тем, что мы без резервов не переживем кризис. Но в случае кризиса в руках государства есть инструменты денежной эмиссии и займов, функционально эквивалентные, но значительно более эффективные по сравнению с инструментом формирования и использования резервов Министерства финансов.

Резервы действительно способны купировать неблагоприятное воздействие кризиса. Но они имеют свойство быстро кончаться. К тому же в российском случае чистый финансовый результат их накопления вообще отрицательный - в последние годы Резервный фонд формируется за счет заимствований Минфина на внешнем и внутреннем рынках, при этом стоимость заимствований систематически превышает доходность от инвестирования средств фонда.

Говоря более общо, финансовая система, базирующаяся на накопленных бюджетных резервах, характерна для вполне определенных стран: либо поддерживающих заниженный курс валюты (Китай), либо для стран - экспортеров углеводородов (Россия, Норвегия, монархии Персидского залива). Страны G7 придерживаются принципиально иной модели национальной финансовой системы. Она базируется на эмиссии валюты (в случае США, Японии, Великобритании и зоны евро) и госдолге (заимствованиях). Финансовым системам последнего типа не нужны резервы - они сами производят деньги.

Поскольку наша экономика уже сейчас далеко не только сырьевая, а многоотраслевая, и движение от сырьевой к технологической ориентации так или иначе поддерживают все экономисты, у нас остро стоит вопрос об источнике длинных, инвестиционных денег в собственной финансовой системе. Ни резервы, ни иностранные инвестиции для нас не являются решением

 

Снижать инфляцию или не давать рублю укрепляться, чтобы не ограничивать экспортные доходы. Выбор - снижать инфляцию. "Одна из развилок состоит в том, принимаем ли мы в качестве приоритета снижение инфляции или стабильность обменного курса. Представляется, что выбор должен быть сделан в пользу первого варианта"

Контроль финансовых регуляторов над инфляцией при помощи любого набора мер, с одной стороны, и активность Центрального банка страны на валютном рынке не являются альтернативами, не находятся в противофазе, не мешают друг другу. Представление о них как о взаимоисключающих ложное.

В данном случае проявляется лишь желание увести ЦБ с валютного рынка при усиливающемся рубле. Это мера порадует лишь иностранных финансовых спекулянтов, которые держат на нашем рынке короткие деньги и заинтересованы в укреплении рубля

 

 

Ориентация на рост внутреннего спроса бесперспективна. "В значительной степени исчерпаны возможности прежней модели роста экономики, опиравшейся на быстрое расширение внутреннего спроса"

Мягко говоря, это неправда. Даже если понимать под внутренним спросом только потребительский спрос, такого рода утверждение глубоко неверно. В России один из самых молодых в мире и растущий средний класс, который предъявляет расширяющийся спрос на товары и услуги, от электроники и одежды до автомобилей, от переоборудования жилья до его строительства.

Но даже этот огромный спрос (которым, к сожалению, иностранные автоконцерны интересуются куда больше наших макроэкономистов) не сравнить с тем спросом, который формируется в России в сфере создания инфраструктуры, обновления промышленности, а также решения отдельных крупных стратегических задач.

Ниже мы приводим краткий, не детализированный перечень того, из чего состоит наш спрос сегодня, причем все это необходимо нам в очень больших количествах и в значительной степени это либо нельзя импортировать в принципе, либо можно, но с существенными экспортно-импортными ограничениями в соответствии с так называемым Вассенаарским соглашением по контролю за экспортом обычных вооружений и высоких технологий, по которому мы уже получаем окорот при закупке, скажем, высокоточных станков

То, что нельзя импортировать в принципе

То, что в принципе можно импортировать, но необходимо и наличие собственного производства, а по ряду позиций - преимущественно собственного производства

Автодороги, железные дороги, аэропорты

Автомобили, локомотивы, вагоны, самолеты

Жилье (частное, муниципальное, собственное и арендное)

Офисная и складская недвижимость

Строительная техника

Бытовые товары широкого ассортимента

Медицинские учреждения

Сложное медицинское оборудование

Объекты науки и образования

Широкая номенклатура научного оборудования

Промышленные объекты, заводы всех отраслей промышленности

Продукция черной и цветной металлургии

Горнодобывающая техника

Буровые установки, включая буровые платформы

Разнообразное промышленное оборудование (станки, прокатные станы, оборудование для химической промышленности и нефтепереработки)

 

Объекты электроэнергетики

Электротурбины

Продукция военного назначения самого широкого ассортимента

Электроника гражданского и двойного назначения

Космодромы, космические аппараты

Бензин, дизельное топливо

Возделанные сельскохозяйственные угодья, фермы

Удобрения

Комбайны, тракторы для сельского хозяйства

 

Таков ассортимент внутреннего спроса в России, помноженный на размер страны, ее обязательства перед своими гражданами и ее геополитические задачи и возможности. Следует также заметить: если сегодня и можно усмотреть потолок роста потребительского спроса, то рост промышленности и строительства приведут к тому, что потолок этот станет недосягаемо высоким

Целью является постиндустриальное общество. ("...Переход к инновационной стадии экономического развития и создания соответствующей ей инфраструктуры постиндустриального общества".

В его основе сервисные отрасли, ориентированные на развитие человеческого капитала: образование, медицина, информационные технологии, медиа, дизайн, "экономика впечатлений" и т. д.

Повышение производительности без перехода к постиндустриальному обществу невозможно. "В инерционном сценарии, основанном на использовании старой модели роста, следует ожидать затухания темпов роста в силу замедления роста спроса и ограниченных возможностей повышения производительности или - в случае активного стимулирования спроса и кредитования - формирования нового пузыря, грозящего новым кризисом во второй половине 2010-х гг.".

 

Нужно создавать неблагоприятную деловую среду для неинновационных компаний.

"Создание благоприятной среды для инновационных компаний, неблагоприятной - для неинновационных".

"В инерционном сценарии инновационной политики продолжается приоритетная поддержка традиционных секторов предыдущей технологической волны (авиастроение, атомная энергетика и др.). В прогрессорском сценарии приоритетна поддержка секторов новой технологической волны и выхода на растущие рынки (новый хайтек, сфера услуг, " зеленый " рост и др.)"

Это, наверное, самый важный мем - о постиндустриальном обществе, в которое должна устремиться Россия. В тексте Программы этот мем употребляется 18 раз в самом разном контексте. Поэтому в Программе, полное название которой "Новая модель роста - новая социальная политика", нет ни одного раздела, посвященного развитию материального производства.

Более того, авторы программы относят к "инерционному", то есть плохому сценарию политику продолжения "приоритетной поддержки традиционных секторов предыдущей технологической волны (авиастроение, атомная энергетика и др.)". А к прогрессорскому сценарию - "приоритетную поддержку секторов новой технологической волны и выхода на растущие рынки (новый хайтек, сфера услуг, "зеленый" рост и др.). Содействие инновациям в низкотехнологичных секторах. Содействие развитию нетехнологических инноваций. Технологические и нетехнологические инновации для повышения экономической эффективности и извлечения инновационной ренты (инновации для бизнеса). Социальные приоритеты - инновации в интересах общества, инклюзивные инновации. Функциональные приоритеты (инжиниринг, дизайн, трансфер технологий, сетевая кооперация, подготовка кадров)". Сразу возникает вопрос: если предлагается не развивать самые высокотехнологические отрасли (авиационную, атомную), то инжиниринг чего предлагается развивать, куда направлять трансфер технологий и для чего готовить кадры? И вдогонку второй вопрос: не является ли такого рода постановка проблемы роста просто оправданием уже произошедшей деиндустриализации России?

Интуитивно ясно: что бы ни понимать под постиндустриальным обществом, оно не сможет существовать только за счет предполагаемых приоритетов. Ведь даже те, кто оказывает услуги, пользуются материальными предметами. Самые что ни на есть постиндустриальные страны - страны Европы и США - многое приобретают в Китае. Но оставляя за Китаем производство значительной части ширпотреба, они не отказываются от самостоятельного производства того же ширпотреба, а тем более разного рода сложных технических изделий - самолетов, атомный станций, автомобилей[?]

В статье "Мы ничего не производим" ("Эксперт" № 47 от 26 ноября 2012 г.) было показано, что "производство товаров в России на душу населения в десятки раз ниже, чем в любой развитой стране, зато мы лидеры по доле торговли в ВВП", то есть по услугам. И в этом смысле мы уже в постиндустриальном обществе. И "обогнали" даже передовые постиндустриальные страны.

Можно ли в этих условиях поднять производительность труда в стране? Нельзя. Сегодня рост производительности труда связан с фронтальной модернизацией, то есть с резким ростом капиталовооруженности всей нашей индустрии.

Не сделав этого, мы рискуем свалиться в доиндустриальное состояние. Как заявила вице-премьер Ольга Голодец, в России "48 млн человек работают в секторах, которые нам видны и понятны. Где и чем заняты все остальные, мы не понимаем". А тут и понимать нечего, это в значительной мере жители малых городов и сел, которые живут на подножном корму - собственными огородами, собирательством. То есть значительная часть России уже живет в доиндустриальном обществе. И мы еще договариваемся до того, что каким-то компаниям в России следует создавать "неблагоприятные условия" про причине их "неинновационности". Такого рода абсурдные предложения напоминают "лежачих полицейских" в некоторых российских городах, по которым и так-то непросто проехать. Мы еще будем кому-то искусственно ухудшать условия бизнеса?

В то же время развитые страны демонстрируют совершенно иную позицию по отношению к промышленному развитию - в их лице мы имеем дело с лидерами индустриализма

 

График . 10 стран с максимальным душевым производством добавленной стоимости в обрабатывающей промышленности в 2010 году

 

 

 

Государство не должно определять приоритеты в экономике и дополнять (подменять) рынки. "В условиях быстрого изменения технологий государство в экономике должно заниматься не выбором фаворитных отраслей и компаний и поддержкой их ускоренного роста, а улучшением делового климата, повышением инвестиционной привлекательности страны, развитием конкурентной среды, выработкой и поддержанием правил игры для рынков. Этот подход не исключает создания государственных институтов развития. Однако их деятельность должна быть вписана в работу конкурентных рынков, а не подминать их под себя; содействовать рыночному перераспределению ресурсов, а не предлагать альтернативы такому распределению"

Нет ни одной развитой страны мира, где государство не участвовало бы самым активным образом, а попросту говоря - не вмешивалось бы в развитие экономики.

Коль скоро приоритетом наших оппонентов - развитие наиболее высокотехнологичных секторов, рассмотрим в качестве примера, как управляется инновационное развитие в США.

Упрощенно считают, что здесь, в стерильной, свободной от государства среде "конкурентных рынков", окруженные сонмом бизнес-ангелов, на средства частных венчурных фондов сами собой рождаются инновации. А что в действительности?

В Белом доме есть отдел науки и технологий, который старается выработать стратегию развития инноваций. Крупнейшие государственные структуры, управляющие инновационным развитием США, - Национальный научный фонд (занимается финансированием фундаментальной науки, бюджет около 7 млрд долларов), Национальные институты здоровья (учреждение департамента здравоохранения США, включает в себя 27 подразделений, бюджет 35 млрд долларов), Пентагон (министерство обороны), Агентство перспективных оборонных исследовательских проектов (DARPA, от имени правительства занимается наиболее рискованными, радикальными проектами), IARPA (Агентство перспективных исследований в области разведки), ARPA-E (Агентство перспективных исследований в области энергетики), ARPA в сфере обеспечения безопасности на территории страны (Homeland Security ARPA). А также министерство энергетики, министерство торговли, управление экономического развития, управление малого бизнеса, NASA.

Суммарные прямые государственные расходы на инновации достигают 60 млрд долларов. Министерства предоставляют гранты на проекты, которые представляют особый интерес для правительства.

Кроме того, развитие инноваций происходит в рамках национальных исследовательских лабораторий, которые финансирует федеральное правительство. (По материалам исследования "Современные особенности развития национальных инновационных систем", проведенного на средства гранта, предоставленного в соответствии с распоряжением президента Российской Федерации от 08 мая 2010 года № 300-рп "Об обеспечении в 2010 году государственной поддержки некоммерческих неправительственных организаций, участвующих в развитии институтов гражданского общества")

 

Неизбежно и даже желательно, чтобы реформы ущемляли как частные, так и широкие интересы путем бюджетных ограничений. "Вторая [предпочтительная] группа сценариев может быть названа сценариями жесткой реформы. Необходимые преобразования проводятся в условиях повышения жесткости бюджетных ограничений. Соответственно реформы затрагивают (на временной или постоянной основе) интересы тех или иных групп населения и тем более групп влияния, что порождает определенное социальное напряжение и сопротивление реформам. В условиях исчерпания источников экстенсивного роста за счет экспортных доходов вторая группа сценариев может быть скорее правилом, чем исключением для большинства секторов". "[При этом требуется] проведение блока реформ - пенсионной, военной, налоговой, реформы бюджетного сектора, образования, здравоохранения, науки, системы социальной поддержки населения, управления госсобственностью, естественных монополий"

Навязывание обществу непопулярных реформ - главная причина недемократических тенденций в постсоветской политике. "Демократия", "свободные выборы" и такие реформы просто несовместимы, поэтому разговор об этих понятиях в неолиберальной среде является чистейшим лицемерием либо прикрытием идей управляемой "элитной демократии" для своих.

Разговоры о неизбежности реформ и, главное, жестких реформ, которые вызовут сопротивление граждан, идут уже более двадцати лет. Под эти разговоры еще в 1993 году был разогнан и расстрелян Верховный Совет, который будто бы мешал реформам, а главное, выражал интересы тех, кого реформы затрагивали. Эта родовая травма - привычка авторитарного проведения реформ - до сих пор преследует реформаторов.

Именно тогда среди либеральных экономистов возник и миф о Пиночете, который будто бы провел успешные жесткие реформы, для чего ему пришлось прибегнуть к непопулярной политике и к репрессиям, чтобы остановить популистов, разрушающих экономику Чили. И будто бы после этого все разумные чилийцы ему благодарны, а либералы его должны любить.

И никаких речей о демократии. Кредо наших реформаторов тогда, как известно, было "Вначале реформы - потом демократия". Правда, последующие события показали, что большинство европейских либералов Пиночета и пиночетизм на дух не переносят, поэтому вчерашние российские пиночетисты быстро перекрасились. Но и только. Как и раньше, при каждом удобном случае они вновь поют о жестких реформах. Но до сих пор не было реформ, которые можно было бы назвать удачными, за что ни возьмись - собственности, электроэнергетики, науки, образования, ЖКХ. Почему так?

Вопрос о реформе секторов -энергетики, ЖКХ и проч. - уже давно должен быть выведен из политики. Это не политические , а хозяйственные вопросы. Эти реформы должны не менять отношения собственности, структуру власти и формировать социальные группы выигравших и проигравших, они должны повышать производительность секторов и их надежность для потребителей. Как? Ответ лежит в логике системного обновления капитала в отраслях, внедрение современного эффективного с точки зрения использования ресурсов капитала (который у нас у же есть или его нетрудно купить), сюда же стыкуются вопросы хотя бы среднесрочного финансирования таких проектов (в основном небюджетного). Очень важно, что при таком хозяйственном подходе выигрывают все группы и сразу, в нем при современном уровне технологий, инженерных и финансовых, вообще нет проигравших

 

 

Основной метод стимулирования строительства жилья - субсидирование ипотеки

 

Частный вопрос - но очень показательный. Он касается главного дефицита России - людям негде жить. Обойти этот пункт нельзя с политической точки зрения, но нам плевать на то, что, решая жилищную проблему, весь мир шел как минимум параллельно: ипотека и частное жилье и бурное развитие рынка арендного жилья.

Правильный ответ на вопрос, как сделать так, чтобы всем было где жить, лежит сразу в трех плоскостях: облегчение долгосрочного кредитования строительного рынка, создание условий для финансирования рынка муниципального арендного жилья с последующей передачей его (этого жилья) в управление частным компаниям, и, куда же без нее, развитие ипотеки

 

 

Россия должны принять активное участие в "конкуренции развивающихся стран за инвестиции" . Это "реальный вызов десятилетия".

Необходимо создавать преференции прямым иностранным инвестициям

Погоня за иностранными инвестициями, популярная с начала экономических реформ, сегодня уже довольна бессмысленна. Нашей стране они не нужны в той степени, в какой требуются странам, не имеющим положительного платежного баланса. Зачем нам иностранные инвестиции, когда мы в огромном количестве выводим за рубеж уже поступившие к нам деньги?

России нужны не внешние инвесторы, а собственная финансовая система, на порядок более мощная, чем сейчас. Она-то и будет финансировать нашу экономику. В отличие от многих других государств Российская Федерация в принципе в состоянии создать у себя такую систему - если проводить соответствующую целенаправленную политику. В нее входит рост денежного предложения (вместо пропагандируемого сжатия), кратное расширение выпуска государственных ценных бумаг, докапитализация региональных банков за счет выкупа их облигация госбанками.

Тем более нет необходимости создавать иностранным инвестициям какие-либо преференции по сравнению с режимом для резидентов. Зачастую "иностранные инвестиции" оказываются не более чем спекулятивным капиталом, раскачивающим национальные рынки. Пусть лучше они исчезнут совсем. Между тем именно интересам таких спекулянтов соответствуют многие неолиберальные мемы.

На практике наиболее успешные российские частные компании сами становятся внешними инвесторами, причем на рынках развитых стран, покупая иностранные компании ради доступа к технологиям.

Это не означает, что нам не нужны инвесторы. Но рассматривать внешних инвесторов как источник средств для развития российской экономики бесперспективно. Свою экономику нам предстоит развивать на собственные деньги

Благом является как можно более широкая и минимально контролируемая деятельность в национальной экономике ТНК иностранного происхождения. "Попытки закрыть внутренний рынок и технологическое пространство контрпродуктивны и обрекают Россию на устойчивое позиционирование в группе аутсайдеров инновационного процесса". "Следует активно привлекать в Россию транснациональных игроков на рынке инноваций, развивать механизмы сетевого взаимодействия".

 

Рекомендуемые механизмы привлечения зарубежных компаний включают в себя:

- целевые льготы для брендовых технологических инвесторов в интересах обеспечения демонстрационного эффекта;

- сокращение состава запрещенных к доступу иностранных инвесторов секторов/видов деятельности;

- снятие барьеров для их участия в капитале российских компаний;

- мягкое принуждение (стимулирование) к переносу научно-технологических и образовательных компетенций в Россию;

- оперативное предоставление на льготных условиях земельных участков, производственных помещений; подключение к инфраструктуре.

 

Инновации нужно поощрять в тех бизнесах, которые интересны мировому рынку.

"Поддержку инновационной активности в первоочередном порядке нужно направлять на те сектора, которые способны или уже участвуют в международной конкуренции и кооперации"

 

Предполагать, что транснациональные игроки придут в Россию развивать российскую экономику, было бы слишком наивно даже для наших неолибералов. Поэтому они сами же сообщают: "Поддержку инновационной активности (в словаре мемов это означает экономическую активность как таковую - " Эксперт " ) в первоочередном порядке нужно направлять на те сектора, которые способны или уже участвуют в международной конкуренции и кооперации".

То есть давайте расширять площадки, которые обслуживают интересы ТНК в их борьбе за рынки, давайте помогать компаниям, которые будут участвовать во внутрифирменной кооперации этих ТНК, предоставлять им льготы, и к тому же на принципах "механизмов сетевого взаимодействия". То есть на уровне горизонтальных связей, минимизируя контроль со стороны государственных, научных учреждений или руководства крупных корпораций. Участие в такой "сети" означает, что российские производители промышленных или научных продуктов встраиваются на птичьих правах, в наименее благоприятном для себя и для страны качестве простейших элементов, в цепочки создания стоимости и технологические цепочки ТНК. И этому "новому экономическому порядку" надо еще создавать преференции?!

Если кажется, что мы сгустили краски, то давайте вспомним, много ли примеров иного типа взаимодействия наших экономических субъектов или территорий с транснациональными корпорациями. Калужский автомобильный кластер, возможно, один из лучших примеров (схожая ситуация в Ленобласти). Он демонстрирует, что для установления более или менее равноправного сотрудничества потребовались не преференции, а барьеры на путях проникновения в страну иностранного капитала (минимальный размер инвестиций для получения льгот на ввоз комплектующих, чтобы они облагались по таможенным ставкам ниже, чем готовые автомобили, был определен в размере 250 млн долларов). Кроме того, все это стало возможно благодаря высокому обложению импорта готовой продукции - автомобилей, против которого вовсю выступали радетели "прав потребителей". В итоге эти права оказались соблюдены максимально благодаря не снижению пошлин, а напротив, протекционистским мерам. Потребители получили недорогие автомобили отечественной сборки.

При этом надо заметить, что уровень локализации производства все еще не слишком высок, основные узлы и агрегаты завозятся в сборе. Говорить о том, что основная добавленная стоимость создается в России, нельзя. И это в одном из лучших примеров, когда правительство смогло выстроить реальную, достаточно сложную программу промышленной политики в отрасли. Что же мы получим в результате гипотетического "активного привлечения в Россию транснациональных игроков на рынке инноваций"?

Примеры есть. "Технопарки", где вовсе не создаются отечественные стартапы, а идет беззастенчивая эксплуатация наших инженеров, выполняющих отдельные заказы крупных иностранных компаний. Переносить же сюда инжиниринговые центры те и не собираются.

Лишь Сколково пытается переломить эту ситуацию, и по его опыту видно, насколько все еще не отработано. Рано, да и вообще не нужно говорить о "преференциях" для ТНК.

Кстати, настойчивые разговоры о преимущественном развитии инноваций, конечно, не случайны и особенно понятны именно в данном контексте. У нас превосходный инженерный потенциал в ряде отраслей, прежде всего оборонных. И на него-то ТНК и нацелены.

В целом ставка на иностранный капитал лишь закрепляет отсталость и, что немаловажно, бедность. Нам нужна кооперация с внешними игроками, но не с позиций зеленой улицы для них, а с позиций дороги с двусторонним движением и светофорным регулированием. Но эта ставка, включая свободу действий ТНК, является для Вашингтонского консенсуса ключевым пунктом

Власти Российской Федерации не должны проводить самостоятельную экономическую политику, наша стран слишком отсталая для этого. "В последние годы бюджетная политика все в большей степени следовала моделям, характерным для стран с нересурсной экономикой, где экономические власти способны за счет целенаправленных решений в области экономической политики влиять на объем и динамику доходов и расходов бюджета. Между тем фактор ресурсной зависимости накладывает жесткие бюджетные ограничения: значительная роль нефтегазового сектора приводит к тому, что поступления в бюджет оказываются подвержены непредсказуемым колебаниям"

 

 

Дискриминация нефти и газа, а также продукции металлургии, составляющих основу российского экспорта, стала совершенно привычной и не вызывающей сомнений. Дело представлено так, будто цены именно на эти товары, прежде всего на углеводороды, подвержены неким совершенно особым "конъюнктурным колебаниям", что делает крайне опасной так называемую ресурсную зависимость.

Этим аргументом обусловливается необходимость введения специального "бюджетного правила", ограничивающего свободу экономических властей распоряжаться подконтрольной им частью доходов национальной экономики.

Между тем реальная картина выглядит иначе. За последние 40 лет углеводороды на мировых рынках демонстрируют устойчивый рост цен, время от времени испытывая кратковременные спады с последующим восстановлением и еще большим ростом. В то же время иные товары, услуги и финансовые инструменты, которые играют важную роль в экономике развитых стран, подвергаются очень сильным колебаниям. Особенно это касается финансовых инструментов, колебания спроса на которые стали главным источником последнего кризиса. При этом американцы, которые зависимы именно от этого сегмента, не стали усиленно формировать резервы, а наоборот, упорно проводят политику "количественного смягчения".

Хочется быть предельно корректными в полемике и в критике чужих идей. Но в данном случае приходится сказать, что потрясающая идея отказать властям собственной страны в праве осуществлять экономическую политику развития демонстрирует лишь глубокое убожество идейного багажа советников, которые раздают такие советы.

Этот багаж очевидным образом состоит из тех же идей ВК, которые в целом ограничивают свободу действий правительств. Впрочем, тут имела место эволюция, которую наши неолибералы предпочли не заметить. О. Ананьев, Р. Ханткулов и Д. Шестаков обращают внимание, что в 2005 году "доклад Всемирного банка об уроках реформ обобщил споры на эту тему принципом "правительственные решения должны направляться и контролироваться, но не подменяться общими правилами"". Ну хоть так! Точнее, как бы не так[?] Мы-то с вами живем теперь в условиях "бюджетного правила", подменившего право экономических властей распоряжаться финансовыми ресурсами.

Стремление переориентировать бюджет на развитие политическими мерами связаны не с волюнтаризмом и не с игнорированием макроэкономических законов, а с естественными потребностями хозяйства

Главная цель - снижение инфляции. "Главным приоритетом становится снижение инфляции до уровня ниже 5%".

В связи с этим задача денежных властей - "ограничение денежного предложения до момента снижения инфляции до уровня не выше 5% в годовом исчислении"

Инфляция наряду с "сырьевым проклятьем" и недоразвитостью институтов образуют, по мнению либералов, "ось зла" российской экономики, которой объявляется война на уничтожение. Загадочным образом назначается порог инфляции в 5% годовых, по достижении которого начнутся макроэкономические чудеса - в экономике появятся длинные деньги, посыплются вниз процентные ставки по кредитам, сами собой активизируются частные инвестиции. Ради таких чудес можно и нужно пойти на жертвы.

В инфляционном меме сосредоточено сразу несколько либеральных суеверий. Понятно, что высокая инфляция хуже низкой, но где порог, отделяющий первую от второй? В отличие от скорости света, температуры кипения воды при нормальном давлении и прочих физических констант экономические константы всегда относительны - они решительным образом зависят от обстоятельств места и времени. Для США 2010-х годов 5-процентная инфляция означала бы серьезное расстройство финансовой системы с негативными последствиями для роста, для Турции 1990-х 10-процентная инфляция устойчиво сочеталась с высокими темпами экономического роста и увеличивающейся глубиной финансовой системы. Почему Россия должна сейчас ориентироваться именно на 5-процентный потолок инфляции - абсолютно неясно. В прошлом году индекс потребительских цен составил 6% с небольшим, с учетом точности наших сегодняшних ценовых измерений разрыв с целевым 5-процентным потолком не принципиален. Стоит немного изменить состав потребительской корзины (или веса товаров/услуг-представителей) либо, что более корректно с содержательной точки зрения, перейти к индексу инфляции, учитывающему темпы удорожания не только потребительской продукции, но и товаров промежуточного спроса в промышленности (которые в части конкурентных с импортом производств дорожают медленнее ИПЦ), и мы получим заветные 5% годового прироста цен уже сейчас. Длинные деньги, бум частных инвестиций, дешевые кредиты - ау! Где вы?

На самом деле ограничительная денежная политика уже привела к существенному сокращению монетарной инфляции. Средний уровень базовой инфляции (ИПЦ без учета тарифов и цен товаров, подверженных сильному сезонному влиянию) после кризиса отличается от докризисного почти в два раза - 5,5% годовых в 2009-2013 гг. против 10% в 2003-2008 гг. Резервы дальнейшего сокращения потребительской инфляции лежат уже за пределами монетарной сферы, и связаны они с демонтажем ценообразования "от затрат" на транспорте, в энергетике и коммунальном хозяйстве. При этом длительное искусственное поддержание денежного голода в экономике привело к тому, что, несмотря на понижательный тренд инфляции в 2011-2013 гг. и вопреки заклинаниям либералов, процентные ставки неумолимо росли.

Избыточная концентрация макроэкономической политики на задаче снижения инфляции контрпродуктивна. Параметры инфляции и обменного курса, равно как и в значительной степени параметры бюджетной системы и госдолга должны быть комфортными для обеспечения долгосрочных высоких темпов экономического роста

 

 

Одна из основных целей макроэкономической стабилизации - сокращение бюджетной нагрузки к ВВП

Нельзя подрывать одновременно оба источника экономического роста - и частное кредитование, и финансирование проектов из бюджета.

Частному кредитованию денежная политика предыдущего периода нанесла огромный ущерб, компенсировать который за короткое время не получится. Поэтому купировать бюджетные расходы опасно для роста. Наш анализ инвестиционных проектов показывает, что если бы сегодня не было государственных инвестиций, то это означало бы, что нет примерно половины инвестиций вообще. Плохо, что частному капиталу сложно инвестировать, но это к вопросу о процентной политике, а не о бюджетных ограничениях. Если мы, уже ограничив

по факту частное кредитование, начнем теперь уменьшать бюджетные расходы, такая политика будет не стабилизационной, а диверсионной.

Обычно на это возражают, что для финансирования экономики и социальной сферы государству нужно повышать налоги. Однако это не вполне так.

Если иметь в виду расходы на экономику непосредственно из бюджета, у него есть для этого теоретически два источника. Первый - резервные фонды, образованные за счет нефтегазовых доходов. Второй - государственные заимствования, особенно на внутреннем рынке, которые необходимо развивать и в интересах роста финансовой системы. Ни один из этих источников не связан с ростом налогов.

В целом вопрос о бюджетных расходах представлен у нас в весьма искаженном виде. Считается как бы само собой разумеющимся, что они должны быть как можно меньше и это "либерально". В действительности все обстоит иначе. В развитых странах доля бюджетных расходов к ВВП очень велика, а в малоразвитых, напротив, очень низка.

Так, в России 1999 года доля расходов бюджета к ВВП составляла 26,4%, а в 2010-м уже 39,4. В том же году в США она составила 42,7% (расходы расширенного правительства), в Японии - 39,5%, в Великобритании - 43,3%, в Германии - 43,7%, во Франции - 52,7%, в Швеции - 53%. В Нигерии же, для сравнения, их доля составила 11%. К такому ли идеалу нас на протяжении многих лет подталкивают сторонники сокращения бюджетных расходов?

 

Высокая процентная ставка обеспечит нашей экономике тот же эффект, что и в США в 1980 году. "Пример антиинфляционной политики Р. Рейгана и ФРС (П. Волкер) в начале 1980-х годов показывает, что продолжительность периода замедления роста при активной и последовательной антиинфляционной политике не превышает года или полутора лет"

 

Известное повышение процентной ставки в США не было специфическим либеральным шагом, связанным с президентством Рейгана (решение было принято ФРС еще при Дж. Картере), не было оно и собственно "антиинфляционной политикой". Оно дало старт прежде всего притоку в США капитала со всего мира, что стало возможно с учетом статуса доллара как мировой резервной валюты.

При этом в США к тому времени уже появились внутренние ориентиры роста экономики, основанные на инновациях в области компьютерных технологий, и приток капитала позволил им запуститься. Развитие информационных технологий активно поощрялось правительством, правда, никто не предполагал, что оно пойдет по пути развития персональных устройств. Нужно также отметить, что в результате волкеровского "экономического чуда" в стране возник огромный отрицательный баланс по капиталу.

Как бы то ни было, в России подобное развитие событий не ожидается. Процентная ставка и так уже запредельная, весь спекулятивный капитал уже притек. Мысль о том, что процентная ставка непременно должна быть реально положительной, удобна для сохранения в России "экономики раньте", причем это иностранные раньте, которые имеют возможность заработать на нашем рынке, отдавая сюда под высокий процент ресурсы, которые они сами очень дешево привлекли в Европе или США.

Приватизация неизбежна, несмотря ни на что. "Разгосударствление является глобальным трендом мировой экономики. Необходимо ограничение приобретения новых активов крупными компаниями с госучастием, углубление приватизации крупнейших компаний с госучастием"

Идеологическая приватизация, целью которой было радикальное изменение характера экономики России, проведена. Теперь нужно разбираться отдельно с каждым конкретным случаем.

Значит ли это, что либерализация российской экономики откладывается? Вовсе нет. Просто неправильно понимать под либерализацией экономики одну лишь приватизацию. Такое узкое толкование имело право на жизнь только один раз - в 1990-х, собственно в момент приватизации, когда надо было сделать навсегда невозможным возвращение в СССР и объективно не было никаких шансов выстроить вокруг абсолютно доминирующих государственных активов рыночную экономику. ("Эксперт" №6 от 14 февраля 2011 г.).

При нынешней структуре экономики сама по себе приватизация ничего не меняет. Она была моднейшим трендом 1980-1990-х, одним из важных пунктов Вашингтонского консенсуса, но давно разочаровала даже кое-кого из своих главных провайдеров, включая Дж. Стиглица.

Сами авторы "Стратегии-2020", надо отдать им должное, писали: "[?]С другой стороны, современная экономическая теория показывает, что "универсально пригодной" формы собственности не существует, а для эффективности предприятий важнее не форма собственности, а уровень развития конкуренции и структура рынка. Более того, в некоторых случаях приватизация предприятий общественного сектора и естественных монополистов может нанести вред потребителям. Подчас приватизация приводит к сворачиванию инновационных программ. Глобальный кризис конца первого десятилетия XXI века наглядно продемонстрировал, что государства, имеющие мощные рычаги воздействия на экономику, оказались, по сути, единственным действенным барьером на пути развертывания финансово-экономического коллапса. Среди этих стран была и Россия".

Вот как много можно сказать верного про приватизацию. Но дальше "Стратегия-2020" замечает: "Однако эффект масштабной государственной интервенции в экономику, позитивный в кризисной фазе, становится преимущественно негативным, когда экономика вступает в фазу стабильного долгосрочного экономического роста. Что хорошо для ситуации кризиса, плохо для инновационной составляющей модели роста".

Что ж, давайте вступим в фазу стабильного долгосрочного экономического роста. И тогда, может быть, поговорим о новой волне приватизации. О том, с какой целью ее проводить, какой капитал она привлечет, действительно ли подтолкнет развитие

 

Для экономического роста нужны хорошие институты

 

Интересно, что в Вашингтонском консенсусе об институтах не было ни слова. Затем на это стали обращать внимание, и в так называемом Барселонском консенсусе тема качества институтов поднята на первое место.

С тех пор, однако, внятного объяснения, как именно их следует улучшать, так и не получено. Чем такое улучшение отличается от обычного налаживания работы ведомств и нарабатывания рыночными агентами деловых практик? Автоматически работающие рынки, как и системы принятия управленческих решений, не зависящие от персонального фактора, хорошо выглядят только на бумаге.

Содержательная скудость институциональной темы оставляет неолиберальным экономистам едва ли не единственную меру для наращивания конкуренции - антимонопольную политику. Но у нас и так остроконкурентная рыночная среда. Поэтому "улучшение условий конкуренции" на практике приводит лишь к повторению идей типа разделения "Газпрома" на несколько составляющих. На опыт дробления РАО "ЕЭС России", который должен был бы стать показательным, что-то никто не ссылается[?]

Между тем в очередном "Рейтинге глобальной конкурентоспособности", на который любят ссылаться наши оппоненты, по поводу России указывается, что наряду с ухудшением по таким факторам, как "качество институтов", в этом году "существенно выросла значимость проблем с доступностью финансирования". Вот и мы о том же. Самый неразвитый институт у нас - финансовый рынок. Но ему для развития нужны отнюдь не неолиберальные рецепты.

***

Три десятилетия назад в Вашингтоне действительно был консенсус по поводу того, как следует решать вопросы с кризисными развивающимися странами, который вскоре был распространен на страны постсоветского пространства, включая Россию. Но насчет того, как развивать нашу экономику сегодня, нет не только консенсуса, но и обсуждения. Мемы распространяются нынче как результат торжества идей, захвативших господство в нашей стране когда-то, в ситуации глубокого политического и экономического кризиса. Возможно, их носители искренне в них верят. Но нам-то это зачем?