Закон об особом статусе Донбасса — точнее, «об особом порядке организации местного самоуправления в отдельных районах Донецкой и Луганской областей», — проведённый президентом Порошенко через Верховную раду, многие жестоко бранят. Тексты хулений, раздающихся с противоположных сторон, нередко показывают, что критики самого-то закона и не читали. Дело обычное, но не похвальное: текст невелик, можно бы прочесть и удостовериться, что в нём есть плюсы — сразу два. Во-первых, он и впрямь даёт почву для дальнейших переговоров. Не только в том очевидном смысле, что поставлена галочка в таком-то пункте Минских соглашений; ещё и упомянуты некоторые темы, по которым, хочешь не хочешь, разговаривать придётся. Во-вторых, в обсуждаемом законе блестяще разрешена важная проблема: как называть несогласных с Киевом людей. Теперь они не террористы и даже не сепаратисты, а «участники событий» — и поди возрази хоть из Львова, хоть из Донецка. А больше в новом законе ничего нет. Не ничего хорошего, а вообще ничего — этот рамочный закон обрамляет пустоту.

figure class="banner-right"

var rnd = Math.floor((Math.random() * 2) + 1); if (rnd == 1) { (adsbygoogle = window.adsbygoogle []).push({}); document.getElementById("google_ads").style.display="block"; } else { }

figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure

То есть там есть, на мой взгляд, ещё и явное неприличие. Не может современная цивилизованная страна — чёрт с ней, с цивилизацией! просто современная — как щедрый дар преподносить части своих граждан «право свободного пользования русским и любым другим языком в общественной и частной жизни». Просто потому, что ни в одну голову уже много десятилетий не приходило, что можно запретить какой-то язык в частной, да и в общественной жизни. Это как если бы официант торжественно поклялся не плевать в подаваемые клиентам блюда. Такое заявление на самом-то деле значимо — только наоборот: оно подскажет опытному наблюдателю, что мысли наплевать в суп официант не чужд, и при случае… Впрочем, остальной текст закона таких ляпов не содержит, но внятных перспектив всё равно не сулит. Чтобы яснее понять это, вспомним обстоятельства принятия закона.

Принят он с явными нарушениями регламента. Например, депутаты голосовали в режиме тайного волеизъявления, но карточками, через электронную систему, в то время как регламент ВР признаёт тайное голосование только бумажными бюллетенями. Табло в ходе голосования было выключено — никто, в сущности, так и не знает, вправду ли «тайных» голосов хватило для прохождения закона. Этого за глаза довольно, чтобы при возникновении т. н. политической воли закон через Конституционный суд быстренько отменить. Такая возможность уже сама по себе сильно обесценивает дары нового закона. Но ещё важнее другой, неформальный его порок. Сколько там ни было подано за него голосов, львиную их долю обеспечили коммунисты и регионалы, пока прочие фракции тешились криками о национальной измене и предательстве Единой Украины. Но нынешней-то Рады уже нет; в следующем же её составе ни регионалов, ни коммунистов почти или совсем не будет, а значит, провести решение, даже в столь малой мере, как обсуждаемый закон, отклоняющееся от ультранационалистических представлений о прекрасном, президенту станет ещё труднее. Вооружившись этим знанием, посмотрим, что закон даёт «отдельным районам» Донбасса.

Начнём с того, что список получателей не оглашён: ареал, где вводится «особый порядок», определяется единоличным «решением руководителя Антитеррористического центра при СБУ» и так же единолично, без чьего-либо согласия в любой момент может быть им изменён. Возможность сужать круг получателей особого статуса не побудил, однако, авторов закона дать им хоть что-нибудь конкретное — помимо права избрать за общеукраинский счёт органы местного самоуправления, которого в данном контексте уж никак нельзя было не давать. Скажем, в чувствительнейшей языковой сфере, с которой полгода назад всё и началось, жителям «отдельных районов» поверх саморазоблачительного дозволения самим выбирать язык общения не дали ни-че-го. Всё прочее, что перечислено в статье 3, эксплицитно ограничено пределами действующего закона о языковой политике — того самого, по которому в Донбассе, как и по всей Украине, практически убито высшее образование на русском языке и обвально сокращено число русских школ. Далее, при назначении прокуроров и судей обещано предусмотреть (потом, в других законах) некое «участие органов местного самоуправления». Хотите пари, что когда дым рассеется, «участие» окажется не гуще какого-нибудь совещательного голоса? Ведь большинство партий, идущих в новую Раду, самой постановкой вопроса об «участии» местных весьма недовольны — вплоть до заявлений, что тут посмертно преданы павшие за Украину герои. Наконец, для решения вопросов материальных — включая восстановление разрушенного и модернизацию устаревшего — закон предлагает два механизма. Возможные договоры властей каждого из «особых» органов местного самоуправления с Кабмином (вообразите соотношение переговорной мощи района — и правительства страны) — плюс обязательная целевая госпрограмма на весь анклав, утверждаемая Кабмином, ассигнования на которую отдельной строкой идут в бюджете, утверждаемом, разумеется, Радой. Экономическое положение Украины ухудшается на глазах. Бюджет 2015 года будет предельно безрадостным. Настроение Рады, видящей предательство павших героев даже в пустой вежливости по отношению к Донбассу, будет только обостряться. Как это выразится в бюджетных показателях, касающихся анклава, даже думать неприятно.

По мне, всё это — сплошное дежавю. Летом 2012 года предыдущий президент Украины, готовясь к скорым парламентским выборам, пропихнул через Раду помянутый выше закон о языковой политике. Янукович активно восхвалял его как великий подарок русскоязычным избирателям, оранжевые поносили его как страшную измену украинской идее, хотя на самом деле он не повышал статус русского языка, а изрядно его снижал (см. «О русском языке на Украине», № 25 за 2012 год) — не правда ли, замечательно полная аналогия с обсуждаемым ныне законом об особом статусе? То всеобщее лицемерие довольно быстро привело к скверным последствиям. Хорошо бы отклониться от столь буквального повторения тогдашних событий, но не очень ясно как.

Я сдаю колонку почти через три часа после объявленного времени очередной минской встречи контактной группы по Украине. Встреча пока не началась.