Максим Соколов

Максим Соколов

После годичного вынужденного безделья бывший военный министр А. Э. Сердюков получил новое назначение. Его направили заведовать трактороиспытательным полигоном (Федеральным исследовательским испытательным центром машиностроения, ОАО ФИИЦМ) в пос. Новый Быт Чеховского р-на Московской области. Хотя полигонное хозяйство со времен распада СССР пришло в сильный упадок и учреждение держится в основном за счет аренды административного здания коммерческими структурами, А. Э. Сердюков, приехавший к месту новой службы в членовозе с мигалкой и машиной сопровождения, возможно, вдохнет в руины новую жизнь. Во всяком случае бывшая начальница департамента имущественных отношений МО РФ Е. Н. Васильева может посвятить Сердюкову прочувствованный стих: «Mein Lieber ist ein Traktorist // Мit starken Eisenpferden. // Mein Lieber war ein Finanzist! // Und ich will einer werden».

Такой причудливый жизненный путь — от «Ленмебельторга» к креслу верховного налоговика, затем к званию военного министра и вот теперь поселок Новый Быт — сам по себе является сюжетом увлекательного романа, но публика ропщет, ибо Сердюков-тракторист не укладывается в современные представления о преступлении и наказании. Если бывший министр пал жертвою наветов, а в действительности он невинен как Христос перед жидами, проще было бы предоставить ему самому искать дальнейшее поприще, ибо есть сомнения в том, что начальник тракторного полигона с должностным окладом 70 т. р. есть плод его самостоятельного выбора. В стране кризис, но не до такой же степени, опытный специалист по налогам и сборам заслуживает лучшей доли. Если же разговоры об умопомрачительных гешефтах А. Э. Сердюкова с военным имуществом соответствуют действительности, тогда его подобает предать суду как черного злодея, и к чему тогда идиллия в духе фильма «Трактористы»: «Здравствуй, милая моя, // Я тебя дождался, // Ты пришла, меня нашла, // А я растерялся».

Современным, причем достаточно идеализированным представлениям не соответствует никак, а российским традициям более чем соответствует. При созидании государственной модели сперва идет период бури и натиска, когда власть отличается чрезвычайной жесточью к своим слугам, не выключая самых высокопоставленных. Выпавшие из доверия — уж там основательно или безосновательно — при Петре очень плохо кончали. Обер-фискал А. Я. Нестеров (так при Петре называлась должность А. И. Бастрыкина, на которой, впрочем, и А. Э. Сердюков вполне смотрелся бы), назначенный в 1715 г., успевший отправить на виселицу сибирского губернатора М. П. Гагарина и начавший активно копать под самого А. Д. Меншикова, в 1722 г. был, однако, отрешен от должности и в 1724 г. колесован. Следствие вменило ему хищение 300 т. р., что тогда составляло 4% годового бюджета империи. При ближайших наследниках Петра стали меньше казнить вельмож на эшафоте, но выпавшие из доверия все равно долго не заживались. Сгноенные в соловецком каземате гр. П. А. Толстой и сын его Иван (1729 г.) и тогда же скончавшийся в березовской ссылке кн. Меншиков — их судьба тоже довольно нерадостная.

Соответственно, когда при т. Сталине настала эпоха великих свершений, казни высшей номенклатуры, выпавшей из доверия, опять сделались обыденным делом, и есть основания полагать, что лишь смерть (естественная или не совсем — Бог знает) вождя в марте 1953 г. избавила от казней новое поколение номенклатуры. Но уже брезжила заря милосердия. В 1955 г. видный философ Г. Ф. Александров был изобличен в организации борделя в Москве, но кара отличалась мягкостью: он всего лишь был переброшен в Минск на должность завсектором диалектического и исторического материализма Института философии и права АН БССР.

В полной же мере милосердие развернулось после разгрома антипартийной группы в июне 1957 г., когда заговорщики, неудачно собиравшиеся свергнуть Хрущева, ожидали самого худшего — со дня казни Берии прошло ведь всего четыре года. Вместо того им была явлена милость. Л. М. Каганович был направлен в г. Асбест Свердловской обл. директором горно-обогатительного комбината, Г. М. Маленков — директором Усть-Каменогорской ГЭС, В. М. Молотов — послом в Монголию, примкнувший к ним Шепилов — директором (в 1959 г. понижен до зама) Института экономики АН Киргизской ССР. Так и наука пригодилась в деле милосердия.

Не сказать чтобы эти вельможи до конца жизни сохранили благодарность Н. С. Хрущеву — благодарность вообще продукт скоропортящийся, но в 1957 г. они испытывали чувство приговоренных к смерти, которым в последний момент флигель-адъютант объявляет царскую милость. Случай с А. Э. Сердюковым, направленным испытывать трактора, — тоже на этой линии.

Но Н. С. Хрущев, а вслед за ним В. В. Путин лишь повторили практику просвещенного абсолютизма. С тем лишь отличием, что роль испытательного центра машиностроения, киргизского Института экономики, горно-обогатительного комбината etc. при Екатерине и ее сыне Павле исполняли собственные поместья опальных вельмож, где им было велено безвыездно сидеть; о предании же суду и речи не было. Иногда эта царская кара приводила к неоднозначным результатам: «Дело это еще при великой царице было, и оттого князь в Крутых Горах сидел, что она на него за что-то разгневалась, заточила его вдаль от себя, и он очень лют сделался — пуще всего на казнь рабов своих и на любовный блуд», иногда, как в случае с кн. Е. Р. Дашковой или фельдмаршалом Суворовым, результаты были куда более положительны — опальные все свои силы полагали на улучшение сельского хозяйства и только что трактора не испытывали.

Пожалуй, и новое назначение б. военного министра можно было бы истолковать в том благоприятном смысле, что нравы постепенно улучшаются, а что крот истории роет медленно — так на то он и крот, а не борзый кобель. Беда лишь в том, что роет он кругами: казалось бы, уже дорылся до состояния, когда все вот-вот склонятся главой под сень надежную закона, но тут вдруг начинается великий сумбур и очередная эпоха великих свершений, после чего крот, что твой Сизиф древнегреческий, принужден возобновлять рытье с исходной точки.