Максим Соколов

Максим Соколов

Известие о вандализме евроукраинцев — памятник Ленину в Киеве был не просто снесен, но статуя была сокрушена с каким-то диким варварством, по некоторым свидетельствам, в гранитный рот вождя мирового пролетариата гарные парубки символически влагали свои срамные уды — смутило и людей вполне антикоммунистически настроенных.

Конечно, с чисто воздаятельной точки зрения Владимир Ильич напрашивался на действие Немезиды, которая, хотя и с некоторым запозданием, себя оказала. Здесь речь даже не о том, как в свое время большевики погуляли по России, круша ее твердыни, громя ее святыни, а о вполне конкретной наклонности Ильича к самоличному сокрушению памятников, «воздвигнутых в честь царей и их слуг». Комендант Кремля П. Д. Мальков вспоминает в своих мемуарах: «Ильич приветливо поздоровался со мной, поздравил с праздником, а потом внезапно шутливо погрозил пальцем. “Хорошо, батенька, все хорошо, а вот это безобразие так и не убрали. Это уж нехорошо”, — он указал на памятник, воздвигнутый на месте убийства великого князя Сергея Александровича. Я мигом сбегал в комендатуру и принес веревки. Владимир Ильич ловко сделал петлю и накинул на памятник. “А ну, дружно”, — задорно командовал Владимир Ильич. Ленин, Свердлов, Аванесов, Смидович, другие члены ВЦИК и Совнаркома впряглись в веревки, налегли, дернули, и памятник рухнул на булыжник. “Долой его с глаз, на свалку!” — продолжал командовать Владимир Ильич. Владимир Ильич вообще терпеть не мог памятников царям, великим князьям, всяким прославленным при царе генералам. Он не раз говорил, что победивший народ должен снести всю эту мерзость, напоминающую о самодержавии. По предложению Владимира Ильича в 1918 году в Москве были снесены памятники Александру II в Кремле, Александру III возле храма Христа-спасителя, генералу Скобелеву». Евроукраинцы отмерили Ильичу той же мерой.

yandex_partner_id = 123069; yandex_site_bg_color = 'FFFFFF'; yandex_stat_id = 3; yandex_ad_format = 'direct'; yandex_font_size = 0.9; yandex_direct_type = 'vertical'; yandex_direct_limit = 2; yandex_direct_title_font_size = 2; yandex_direct_header_bg_color = 'FEEAC7'; yandex_direct_title_color = '000000'; yandex_direct_url_color = '000000'; yandex_direct_text_color = '000000'; yandex_direct_hover_color = '0066FF'; yandex_direct_favicon = true; yandex_no_sitelinks = true; document.write(' sc'+'ript type="text/javascript" src="http://an.yandex.ru/system/context.js" /sc'+'ript ');

Отмерять большевикам той же мерой — процесс увлекательный и могущий завести весьма далеко, после чего будет насущным вопрос, чем же, собственно, отличаются европеизированные украинцы от большевицких варваров. Тем, что прапор у них другого цвета и вместо серпа с молотом трезубец? Но тут даже и о законе мести — кстати, вполне языческом — говорить несподручно, ибо в 1918-м и в 2013 гг. маловато симметрии. Идолоборческие подвиги 1918-го или, допустим, 1792 г., бесспорно малоаппетитные, имеют, однако, хотя бы логику свержения-освобождения. Вековечного режима, перед которым еще вчера все трепетали, больше нет, и я, освобожденный и освобождающий других санкюлот, попираю ногой самые священные инсигнии поверженной власти. Наслаждение в попрании того, что еще вчера было запретным и неприкосновенным. Происходит репетиция цареубийства на символическом уровне, чтобы спустя несколько месяцев окончить уже и совсем не символическим. Между августом 1792 г., когда свергали статуи королей, и январем 1793 г., когда восходит к смерти Людовик, прошло всего несколько месяцев. Равно как между задорными упражнениями Владимира Ильича на кремлевском субботнике и екатеринбургским подвалом.

И при всем ужасе происшедшего в нем есть хотя бы горячка немедленного отмщения. Между тем трудно найти мщение, а равно и свержение идола в нынешних киевских подвигах. И бесчисленные Ленины в 1991-м, и статуи королей в 1792-м, и памятники Саддаму в 2003-м с большей или меньшей натяжкой могли проходить по части идолослужения, которому полагает конец восставший народ.

Но когда месть свершается спустя 22 года после того, как пал тот режим, символ которого ныне яростно свергается народными массами, — такое запоздалое идолоборчество безумнее всякого идолослужения. Хотя бы потому, что сокрушенный и оскверненный памятник Ленину с 1991 г. (на самом деле еще раньше, но не будем педантами, уточняющими, в каком именно году поклонение статуям коммунистических вождей отмерло de facto) уже не исполнял никакой государственной и идеологической функции. Двадцать с лишним лет это была лишь статуя (кстати, довольно высокохудожественная), осквернение которой было чистым варварством, не осложненным никакой идеологией борьбы с коммунизмом. Примерно как в 1939 г. в Ленинграде восставшие низы без малейшей санкции сверху (т. е. это не было бы случаем контролируемого «народного гнева») сокрушили бы клодтовский памятник императору Николаю Павловичу.

Впрочем, даже не будь этой тяжелой бессмыслицы от уничтожения памятника Ленину тогда, когда и от ленинской партии, и от ленинского государства, и от ленинского культа ничего не осталось, дело еще и в другом. В принципе, не существует бесспорного запрета на снятие памятников. Бывают разные обстоятельства, хотя война с историей — вещь столь топорно-прямолинейная, что кроме случаев крайней необходимости ее лучше избегать. Но снятие монумента — это как уголовная кара. Иногда ее не избежать, но формы ее бывают весьма различны, и выбор вида наказания говорит не только и зачастую не столько о подвергающемся наказанию, сколько об обществе, наказание совершающем.

И между ссылкой и смертной казнью есть большая дистанция, и между простой смертной казнью — хлопок пистолета в подвале — и смертной казнью публичной, постыдной и нарочито мучительной, тоже есть немалая разница. И большая цивилизованность общества начинается хотя бы с отказа от квалифицированной публичной смертной казни с заменой ее на прикровенную расправу на рассвете в тюрьме — а не в полдень на рыночной площади.

Просвещенность хрущевского царствования была и в том, что символическая казнь Сталина — ликвидация бессчетных памятников вождю в 1961 г. — была проведена тайно, непублично, в ночное время, по формуле «если уж так надо, то без шума, уханья и гиканья». Негоже палаческие функции выставлять напоказ. Эта тихая расправа над статуями Сталина укладывалась в общую картину просвещенного социализма с человеческим лицом, просуществовавшего до 1991 г.

В истории с киевским Лениным жалко не каменного Ильича, а лицо Майдана, которому до человеческого еще весьма далеко. Пока что это революция с лицом Тягнибока. При соответственном к ней отношении всякого минимально брезгливого человека.