Хотя за это короткое время многое успело случиться, утро настало ясное, солнце светило ярко, и птички щебетали, за окном как ни в чем не бывало. Проснувшись, Кит пошел искать Генри. Он подходил к дворцовым слугам и громко спрашивал: «Принц — Ан-гли-я — где?» И слуги знаками показывали ему, куда идти.

Он решил пока не говорить ничего Генри про то, что обнаружил вчера в своей комнате, тем более про кровавый знак. Пока что у него не было достаточных доказательств, что это дело рук Скиннера. Пока он не получит подтверждения, он ничего не вправе говорить.

Войдя в комнату принца, Кит огляделся по сторонам и только присвистнул: такой роскоши он не ожидал. В комнате был широкий балкон, на котором стояли в ряд апельсиновые деревья в кадках, посреди комнаты весело плескался личный фонтан, а мебель такую Кит раньше только в музее видел — к ней еще обычно прикрепляют бумажные таблички с надписью «Не трогать!». Одна кровать была размером с комнату Кита. По углам кровати высились толстенные резные колонны — дубы, по стволам которых взбирались медные двуглавые медведи в колючих ошейниках, украшенных драгоценными камнями. «Если, скажем, проснешься среди ночи и увидишь над собой такие морды, небось не обрадуешься», — подумал Кит.

И все это пышное великолепие предназначалось для одного-единственного человека — для его друга Генри. Принц стоял на табуретке посреди комнаты, облаченный в парадный мундир, а рядом суетился лакей Комильфорд с булавками во рту, что-то прилаживая, подкалывая, приминая.

— Комильфорд говорит, за время полета я успел подрасти, — крикнул Генри вместо приветствия.

— Ну-ну…

Генри нахмурился:

— Что с тобой? Живот разболелся? Скиннер тоже что-то сегодня не в духе.

Кит вопросительно вскинул брови: а что с ним такое?

— Когда я видел его в последний раз, — продолжал Генри, по просьбе Комильфорда вытягивая правую руку в сторону, как уличный регулировщик, — Скиннер мчался куда-то по коридору, выпучив глаза, и бормотал что-то про новые лампочки.

Кит улыбнулся уголком рта: маленькая месть удалась!

— Может, ты знаешь, в чем дело, а, Кит? — Генри с подозрением посмотрел на друга.

— Я? — Кит сделал удивленное лицо. — С какой стати? Лампочки какие-то… Понятия не имею. С этой наукой всегда так: все у них ломается, ничего вечного нет.

Генри почесал нос.

— Принц, принц, прошу вас, стойте смирно, — взмолился Комильфорд.

Генри нарочно минуты три тер кончик носа — он не любил, когда командуют.

— Что это ты вырядился как оловянный солдатик? — поинтересовался Кит, разглядывая новый наряд принца и качая головой, как будто первый раз в жизни видел эполеты, позументы и золоченые пуговицы.

— Сегодня генеральная репетиция.

— Репетиция чего?

— Коронации, балбес. Ради чего, по-твоему, я сюда приехал?

Кит пожал плечами:

— Ни разу не слышал, что перед этим нужно репетировать.

— Еще как нужно! Это настоящая пытка. Стоишь тут как пугало огородное… Глянь, — не обращая внимания на шипение лакея, Генри вытянул из ножен меч. — Лезвие деревянное. Жуть, правда? Это все бабушка. Она говорит, это чтобы я не поранился. — Он горько усмехнулся. — А если меня вызовут на дуэль, что я буду делать с этой деревяшкой?

— Можешь занозить врага, — пошутил Кит. — Тоже больно будет.

Комильфорд тем временем воткнул последнюю булавку и вздохнул с облегчением. Потом помог принцу снять китель. С криком «ура!» Генри спрыгнул с табуретки и сразу же спросил:

— А ты, Кит, пока я буду репетировать, чем думаешь заняться?

Кит пожал плечами:

— Пока не знаю… Может, похожу посмотрю дворец. — Но он уже твердо решил, что пойдет в город и попробует кое-что выяснить. И хорошо, что мистера Скиннера пока нет рядом.

Во дворце была невообразимая суета: князья, княгини и премьер-министры спешили по открытым галереям к собору — так стайки воробьев слетаются на площадь. Глаза слепило от блеска драгоценностей.

Затерявшись в толпе, Кит под шумок стал пробираться к подвесному лифту. Он подпрыгивал на ходу и радовался своей сообразительности. Но у самого лифта радости поубавилось. Мускулистые рабочие, которые должны были вращать лебедку, стояли тесной кучкой и что-то горячо обсуждали.

— Извините, пожалуйста, — начал было Кит.

Один из рабочих обернулся и, прищурив глаза, посмотрел на Кита с подозрением. Потом сплюнул через левое плечо и снова повернулся к своим.

«Он меня не узнал, — сообразил Кит. — Думает, я слуга. Потому что все знатные люди сейчас спешат в собор на репетицию».

Потом Кит вспомнил, что по дороге в комнату Генри он видел другой лифт. Он, как лестница черного хода в большом доме, предназначался для слуг. И Кит побежал к другому лифту. К его большой радости, силачи, обслуживающие этот подъемник, оказались любезнее.

— Мне вниз, пожалуйста, — сказал Кит, тыча пальцем в пол и надеясь, что его поймут.

Рабочие кивнули, пропустили его вперед, подождали, когда он устроится поудобнее. Корзинка, скрипя, начала опускаться.

Этот лифт находился в довольно непрезентабельной части дворца. На эту сторону, видимо, выходили не пышные апартаменты знати, а разные дворцовые службы. Спускаясь, корзинка проплыла сначала мимо кладовых, их окна были затянуты паутиной, ниже находилась кухня, из ее окон валил пар, а из стен торчали грязные трубы, из которых брызгали в разные стороны капли раскаленного горелого жира. Из окон на Кита, гремя кастрюлями и сковородками, таращились поварята и посудомойки.

Еще ниже окна в стене были совсем маленькие и узкие и большей частью зарешеченные. Кит догадался, что это окна дворцового каземата. В этот момент веревка перестала разматываться, и Кит завис между небом и землей перед серой замковой стеной.

Корзину качало из стороны в сторону, поскрипывали тросы. Прикрыв глаза ладонью, Кит поднял голову и попытался разглядеть, что случилось, почему лифт не работает. Но рабочих, крутивших лебедку, снизу не было видно.

— Интересно, что там такое? — пробормотал он.

Кит задал этот вопрос сам себе, но ответ неожиданно пришел извне. Кто-то откликнулся противным скрипучим голосом:

— Ах, сэр, подъемник у них такой старый и изношенный. Веревка часто соскальзывает с колеса, и механизм заедает. Но вам не стоит беспокоиться по этому поводу, сэр, через минуту-другую они все починят.

Кит огляделся по сторонам, но никого рядом не было.

— Кто здесь? — прошептал он.

К зарешеченному окну, напротив которого как раз и зависла корзина, медленно приблизилось лицо. Было оно таким мертвенно-бледным и пугающим, что Кит отшатнулся и под ложечкой у него заныло.

«Странно, и чего это я испугался?» — подумал Кит и стал внимательнее разглядывать незнакомца. Был он почти совсем лысый, его налитые кровью глаза слезились от солнечного света. Губы были ярко-красные, словно намазанные краской. Незнакомец, очевидно, был очень стар, но необычайно суетлив, так что возраст его было трудно угадать. Хотя в лице незнакомца угадывался недюжинный ум и проницательность, смотреть на него было все же неприятно.

— Не пугайтесь. Ни в том, что вы застряли, ни в том, что увидели меня, нет абсолютно ничего страшного, — тихим вкрадчивым голосом продолжал незнакомец. — Довольно часто случается, что корзина застревает как раз перед моим окном — теперь только так ко мне и заглядывают посетители… Увы. Я граф Дракульский. И я счастлив познакомиться с вами, мой юный английский друг.

Он нагнул голову, и до Кита донеслось щелканье каблуков.

— Так вы… вы арестант? Вы что-то натворили? — почему-то шепотом спросил Кит, как ему самому показалось, из чистого любопытства. Зловещий вид и скрипучий голос человека его не отпугнули.

Граф Дракульский схватился руками за решетку. У него были такие длинные скрюченные ногти, что Кит от неожиданности ойкнул.

— О юный друг мой, не смею приводить длинный список моих прегрешений, ибо это не для ваших нежных ушей. Они ужасны, поистине ужасны. Скажу лишь, что, когда меня бросили в эту темницу, ключ от двери немедленно выкинули. А когда я умру, пепел мой развеют по ветру, чтобы даже памяти обо мне не осталось.

— Но это ведь ужасно! — воскликнул Кит. — Ни один человек не заслуживает такого обращения.

Граф Дракульский улыбнулся, потом улыбка сползла с его лица. Он пристально посмотрел на Кита, и глаза его странно засветились.

— Подойдите ближе, не бойтесь, — вкрадчивым голосом заговорил граф. — Вы ведь не откажетесь пожать руку старому человеку, у которого в целом мире не осталось ни одного друга? Вы ведь не откажете мне в такой малости…

Кит не двигался. Он с отвращением подумал о том, что придется пожимать эти длинные скрюченные пальцы с острыми когтями, очень похожими на звериные.

— Ну да… наверно. Это же не опасно? — заметил он вслух не очень уверенно.

Граф сощурился, как довольная кошка, и просунул свою костлявую руку сквозь прутья решетки. Из-под манжет виднелись клочья грязного кружева.

Кит тоже протянул ему руку для рукопожатия. Пол корзины под ним мелко задрожал. Когтистая рука все ближе, ближе…

Вдруг где-то над головой Кита раздались сердитые крики, вниз посыпались камни — это рабочие, стоящие у лебедки, принялись бросаться камнями, но не в Кита, как ему показалось сначала, а в графа. Камни отскакивали от стены, от решетки, от стен корзины и падали вниз.

— Перестаньте! — кричал Кит, закрывая голову руками.

В этот момент лифт пришел в движение и быстро поехал вниз. С глухим стуком корзина ударилась о землю, сильно качнулась, и Кит вывалился на землю.

Он не ушибся, но очень разозлился. Вскочив на ноги, Кит отряхнулся. И еще раз посмотрел на стену замка, рядом с которой только что беспомощно болтался в корзине. Все нижние окна — а их было несметное множество — были зарешечены. Отыскать среди них окно зловещего графа не было никакой возможности.

Кит от досады пнул ногой булыжник и, сердитый на весь мир, отправился бродить по залитым солнцем улицам города.

Этот город был совсем не то что другие города, такие, например, как Париж или Лондон. На улицах почти не было пассажирского транспорта, в лучшем случае проезжала телега, запряженная осликом или лошадкой. В небе — та же картина. Ни одного аэротакси или аэровелосипеда, не говоря уж о дирижаблях — небо над городом было чистым, ясным и бестранспортным. Правда, на приличной высоте кружили два орла — Кит подумал, что, доведись жителям Лондона увидеть такую картину, они бы решили, что попали в сказку.

Отсутствие транспорта и газопроводов было очень заметно, зато было полно нищих, которые длинным хвостом тянулись за Китом, выпрашивая милостыню. Бедные кварталы показались ему беднее, чем трущобы лондонского Ист-Энда. И в каждой ветхой лачуге, в каждом убогом домишке его поражала одна деталь: глаз над входной дверью, нарисованный яркой краской.

«Должно быть, люди здесь и впрямь очень боятся волшебников», — решил Кит. Эта новость его не порадовала.

Свернув за угол, он неожиданно стал свидетелем странной сцены.

Какие-то люди, одетые в одинаковую униформу (Кит предположил, что это местные полицейские), остановили бедно одетого крестьянина, который вез на продажу овощи и фрукты. На тележке лежали грудой персики, сливы и маленькие круглые дыни. Люди в униформе стали рыться в куче фруктов и овощей — видимо, что-то искали. Напрасно крестьянин умолял их быть осторожнее, они его не слушали и продолжали обыск. На брусчатой мостовой рядом с тележкой уже лежали три расколотые дыни.

Видимо, полицейские не нашли того, что искали, и доложили об этом старшему офицеру, который все это время стоял, скрестив руки, у стены ближайшего дома. Это был толстый человек, униформа на нем чуть не трещала по швам, а живот жирной складкой нависал над форменным ремнем.

Старый крестьянин обратился к нему с низким поклоном. Видно, просил, чтобы его отпустили. Толстый полицейский скользнул по нему холодным взглядом, потом протянул руку и рванул на старике ворот рубахи.

Послышался треск раздираемой ткани, и Кит увидел, как на шее крестьянина что-то блеснуло — скорее всего, амулет от ревматизма или что-то в этом роде. Но это был предмет, относящийся к магии, а стало быть, запретный. Участь бедного старика была решена. Не обращая внимания на его жалобные крики, полицейские подхватили его под руки и куда-то повели. Следом повели ослика с тележкой, выхватывая на ходу самые красивые и сочные фрукты.

У Кита помутнело в глазах, во рту появился горький привкус, живот скрутило. Он понял: в нем пробудилась магия. Волшебная энергия устремилась к ладоням — пальцы Кита мелко задрожали. Кит не в силах был себя сдерживать. Если мистер Скиннер против — ему же хуже. Но Кит, с его характером, просто не мог стоять в стороне.

Понимая, что многим рискует, он сделал пасс рукой — незаметно, чтобы не привлекать к себе внимание. Этот еле заметный жест вызвал в воздухе вихрь магической энергии — и через секунду тележка опрокинулась, а фрукты и овощи посыпались на мостовую.

Как и следовало ожидать, к дармовой еде тотчас сбежались уличные попрошайки и нищие. Они толкались, отпихивали друг друга локтями, не обращая внимания на полицейских, которые тщетно пытались их отогнать.

Кит снова махнул рукой. И сразу же заметил, что двое полицейских принялись отчаянно чесаться — их примеру последовали остальные. Изрыгая проклятия, они вертелись волчком, терлись спинами о каменные стены и о фонарные столбы. «Видимо, их все-таки здорово разобрало», — отметил про себя довольный Кит. Никому из полицейских и в голову не пришло, что все это действие колдовства. Они с бранью накинулись на попрошаек — видимо, решили, что нищие напустили на них блох. Но нищие не обращали на крики никакого внимания и продолжали пировать. В этой кутерьме и неразберихе старый крестьянин, оставленный на произвол судьбы, сообразил, что нечего зря время терять, и убежал.

Кит проводил его взглядом.

— Мне бы тоже убраться подобру-поздорову, — пробормотал Кит. — А то действие магии кончится, и тогда они могут меня заметить.

Он развернулся и быстро зашагал прочь по узкой тихой улочке. И сразу же почувствовал, что за ним следят. Он остановился — его преследователь тоже остановился. Тогда Кит зашагал быстрее — шедший за ним человек тоже прибавил ходу.

У Кита возникло нехорошее предчувствие — магия у него внутри полыхнула пурпурным огнем. Он бросился бежать, потом резко остановился.

Кто-то позвал его. Голос был женский.

Кит обернулся.

Перед ним стояла бедно одетая женщина. Ноги ее были босы, края платья обтрепались и свисали клочьями. Лицо было бледным от волнения. Она бережно прижимала к груди какой-то сверток. Женщина все ближе и ближе подходила к Киту и о чем-то слезно просила на своем языке, которого Кит не понимал.

Теперь Кит разглядел, что на руках у нее был закутанный в тряпье ребенок. Взглядом волшебника он сразу разглядел жаркое облачко лихорадки, витающее над головой малыша. Ребенок закашлялся — болезнь горячим паром вырвалась из носика и крошечного рта.

Должно, быть, эта женщина видела, как Кит околдовал полицейских, и теперь просит его помочь магией больному ребенку.

Просьба эта была для Кита довольно неожиданной.

— Я постараюсь, — неуверенно произнес он. — Но знаете, я ведь не такой специалист в этих делах, как мой отец.

Женщина с готовностью кивнула, пытаясь понять, что он сказал: ее большие черные глаза следили за каждым его жестом.

— Хорошо, если вы мне доверяете… — сказал Кит, судорожно вспоминая, что делал его отец, чтобы снять лихорадку. — А, да… вот это…

И стал водить руками над головой младенца. Он понимал, что идет на риск: любой случайный прохожий мог заметить его пассы. Но сейчас Кит старался об этом не думать — он размышлял со страхом: а что, если он переборщит с магией и, вместо того чтобы вылечить, еще больше навредит малышу? У него было мало опыта в исцелении людей… Отбросив сомнения, он наконец произнес очищающее заклинание и стал ждать результата.

И заклинание подействовало. Видимый только ему пар над головой ребенка начал сгущаться — из белого он стал фиолетовым, затем черным. После этого чем-то противно запахло, и клубы пара стали наползать на носик и ротик ребенка, так и норовя влезть обратно. Но ничего не вышло — и через несколько минут пар рассеялся в воздухе.

Кит улыбнулся — женщина улыбнулась ему в ответ. А когда ребенок открыл глаза и посмотрел на нее, она засмеялась от счастья.

— Мама! — позвал малыш.

Женщина улыбнулась и крепче прижала ребенка к груди:

— Милош!

Но счастье было недолгим, потому что издалека послышался грозный оклик. Кит посмотрел туда и увидел толстого капитана полиции в тесной униформе — тот, пристально глядя на Кита, поднес к губам свисток и пронзительно засвистел.

Женщина схватила Кита за руку, и они побежали сначала по улице, потом — по переулку, потом — по проходному двору в другой двор, мимо хижин, сараев, заборов, ящиков…

Свист позади не смолкал — полицейский преследовал их по пятам. Каждый раз, когда он приближался, женщина только сильнее сжимала руку Кита, и они бросались то вправо, то влево, из одного тесного переулка в другой.

В конце концов женщина забежала в какую-то ветхую лачугу и втянула Кита за собой. Закрыла дверь. Они оказались в чисто прибранной комнате. Комната была почти пуста: из мебели там были только два жестких стула и шаткий столик. У одной стены был очаг, у другой — соломенный тюфяк, прикрытый линялым покрывалом. Пол в комнате был земляной. Когда дверь открылась, большая добрая собака, сидевшая у очага, поднялась им навстречу и вильнула хвостом. Женщина торопливо сказала что-то собаке и махнула рукой куда-то в конец улицы. Собака зарычала и вышла за порог. Женщина закрыла за ней дверь и прижала палец к губам, словно умоляя Кита не говорить ни слова.

Вскоре к домику подошли полицейские. Их было несколько — слышно было, как они переговариваются. Но встреча с собакой нарушила их планы. Собака оскалила зубы и грозно зарычала. Кит видел в щелку, как собака впилась в ногу жирного полицейского — тот завертелся волчком, запрыгал на одной ноге, изрыгая проклятия. Пот градом катился по его лицу, из карманов посыпались наворованные фрукты.

Киту его нисколечко не было жалко.

— Так ему и надо. Не будет вредничать.