В первый раз мы разговариваем как цивилизованные люди. Теперь мне нужно придумать что-нибудь, чтобы сломать эту ее защитную стену. Черт, мне нужно сказать ей, что-нибудь, что сделает меня уязвимым. Если она увидит меня уязвимого, а не полного придурка, я смогу надеяться на како-то прогресс с ней. И отчего-то я знаю, что она поймет, если я ей заливаю.

Я не уверен, если я делаю это для спора, для проекта по химии или просто для себя. При этом, я вообще не хочу анализировать то, что сейчас тут происходит.

— Моего отца убили у меня на глазах, когда мне было шесть, — говорю я.

Ее глаза расширяются.

— Правда?

Я киваю, мне не нравится говорить об этом, я вообще не знаю смог бы я, если бы захотел.

Ее наманикюренная рука закрывает рот.

— Я не знала. О, боже. Мне так жаль. Это должно было быть очень трудно.

— Да, — мне сразу становится лучше, просто оттого, что я говорю об этом вслух. Нервная улыбка моего отца превратилась в гримасу шока прямо перед тем, как он был застрелен.

Вау, я не могу поверить, что вспомнил выражение его лица. Почему бы его улыбка сменялась шоком? Эта деталь была абсолютно забыта до сих пор. Я все еще смущаюсь, когда я поворачиваюсь к Бриттани.

— Если я начинаю привязываться к чему-то, и потом это у меня забирают, я чувствую себя как в ту ночь, когда погиб мой отец. Я никогда больше не хочу так себя чувствовать, поэтому я заставляю себя не привязываться ни к чему.

Ее лицо наполнено сожаления, раскаяния и симпатии. Я вижу, она не притворяется.

Она все еще хмурит брови.

— Спасибо за то, что поделился со мной. Но я на самом деле не могу представить тебя не заботящимся ни о ком. Ты же не можешь себя постоянно программировать.

— Хочешь поспорить? — внезапно мне отчаянно хочется сменить тему. — Твоя очередь каяться.

Она отворачивается от меня. Я не настаиваю, чтобы она говорила, потому, что боюсь, что она замкнется и захочет уехать.

Может быть, это сложнее для нее, пролить свет на ее настоящую жизнь? Моя жизнь была настолько изуродована, трудно поверить в то, что у нее может быть что-то хуже. Я замечаю, как одинокая слезинка стекает по ее щеке, но она быстро смахивает ее рукой.

— Моя сестра… — начинает она. — У моей сестры церебральный паралич. И она заторможена в развитии. "Умственно отсталая", как называют это большинство людей. Она не может ходить, она использует звуковые аппроксимации и невербальные сигналы вместо слов, потому, что она не может говорить… — с этими словами другая слезинка стекает по ее щеке. На этот раз она не вытирает ее. У меня чешутся руки сделать это за нее, но что-то мне подсказывает, что лучше ее не трогать. Она делает глубокий взох. — И вот уже некоторое время она злится на что-то, но я не могу понять на что. Она начала цепляться в волосы. И вчера она вцепилась в мои так сильно, что вырвала кусок, моя голова кровоточила и моя мать сорвалась на мне.

Так вот откуда у нее эта таинственная залысина, совсем не от теста на наркотики.

Впервые мне становится ее жаль. Я представлял ее жизнь как сказку; худшее, что могло ее беспокоить, это горошина под ее матрасом, не дававшая ей спать по ночам.

Значит все далеко не так.

Я чувствую, как что-то изменилось… молчаливое понимание друг друга. Я никогда раньше себя так не чувствовал. Я прочищаю горло и говорю.

— Твоя мама, должно быть, срывается на тебе потому, что знает, что ты это вытерпишь.

— Ага. Ты прав. Точно лучше, чем моя сестра.

— Хотя это и не оправдание. Сейчас я не играю в игры, надеюсь, что она тоже. — Послушай, я не хочу быть придурком с тобой. — Вот вам и шоу Алекса Фуэнтеса.

— Я знаю. Это твой образ Алекса Фуэнтеса. Это твоя марка, твой логотип… опасный, смертельный, горячий и сексуальный Мексиканец. Я написала целую книгу о том, как создать свой образ. Я тоже на самом деле не целилась на то, чтобы стать блондинистой бимбо. Больше старалась добиться идеального и неприкасаемого образа.

Вау. Перемотка. Бриттани назвала меня горячим и сексуальным? Я совсем этого не ожидал. Может у меня все же есть шанс, чтобы выиграть это дурацкое пари.

— Ты знаешь, что только что назвала меня горячим?

— Как будто ты сам этого не знаешь.

Я не знал, что Бриттани Эллис так думала.

— Кстати, чтоб ты знала, я считал тебя неприкасаемой. Но теперь, когда я знаю, что ты думаешь, я горячий и сексуальный Мексиканский бог…

— Я никогда не упоминала слово 'бог'. — Я прикладываю палец к своим губам. — Шш, дай мне насладиться фантазией. — Я закрываю глаза. Бриттани смеется, эти сладкие звуки раздаются у меня в ушах.

— В каком-то искаженном смысле, Алекс. Я думаю, я тебя понимаю. Хотя меня и раздражает до чертиков, что ты ведешь себя как последний неандерталец. Когда я открываю глаза, я вижу, что она смотрит на меня. — Не говори никому о моей сестре, — просит она. — Мне не нравится, когда люди слишком много обо мне знают.

— Мы актеры в нашей жизни, притворяемся теми, кем на самом деле не являемся.

— Теперь ты понимаешь, почему я не хочу, чтобы мои родители знали, что мы… друзья.

— Ты получишь взбучку? Черт, Брит, тебе восемнадцать. Ты не думаешь, что уже можешь быть друзьями с кем угодно? Пуповина была перерезана, знаешь ли.

— Ты не понимаешь.

— А ты попробуй, объясни.

— Почему ты хочешь знать так много?

— Разве партнеры по химии не должны хорошо знать друг друга.

Она издает короткий смешок. — Надеюсь, что нет.

Правда в том, эта девчонка совсем не такая, как я ее себе представлял. С того самого момента, как я сказал ей о своем отце, мне показалось будто все ее тело вздохнуло с облегчением. Как будто чье-то еще несчастье, помогло ей почувствовать, что она не одна. Но я все еще не могу понять почему для нее так важно показывать эту идеальную маску всему миру вокруг.

А над моей головой висит это пари. Мне нужно заставить эту девчонку влюбиться в меня. И пока мое тело говорит 'давай вперед', мой разум думает 'ты последний урод, потому, что она сейчас очень ранима'.

— Я хочу все те же вещи от жизни, что и ты, — говорю я. — Я просто добиваюсь их другим путем. Ты адаптируешься к своей среде, я адаптируюсь к своей. Я кладу свою руку на ее снова. — Дай мне показать тебе, что я другой. Oye, стала ли бы ты встречаться с парнем, который не мог бы себе позволить пригласить тебя в дорогой ресторан или купить тебе золото и бриллианты?

— Конечно. Она убирает свою руку из-под моей. — Но у меня есть парень.

— Если бы у тебя его не было, дала бы ты этому Mexicano шанс?

Ее лицо приобретает ярко розовый оттенок. Интересно, заставлял ли Колин ее когда-нибудь так краснеть.

— Я не собираюсь отвечать на это, — говорит она.

— Почему нет? Это простой вопрос.

— Ой, я тебя прошу. В тебе нет ничего простого, Алекс. Так что давай не будем продолжать.

Она переключает машину на первую скорость.

— Давай возвращаться.

— Si, если ты хочешь.

— Мы в порядке?

— Я так думаю.

Я протягиваю руку для пожатия. Она оглядывает татуировки на моих пальцах, потом протягивает свою руку и пожимает мою, ее энтузиазм очевиден.

— За средство для согрева рук, — говорит она улыбаясь.

— За средство для согрева рук. И за секс, добавляю я мысленно.

— Ты хочешь отвезти нас обратно? Я не знаю дороги.

Я отвожу ее обратно в умиротворяющей тишине, пока садится солнце. Наш пакт делает меня ближе к моей цели: выпуск из школы, пари… и что-то еще, чего я пока не могу признать даже себе.

Как только я завожу ее офигенную машину на темную парковку библиотеки, я говорю:

— Спасибо за то, что позволила мне, ну, похитить тебя. Увидимся позже. —

Я вытаскиваю свои ключи из кармана и думаю о том, смогу ли я когда-нибудь позволить себе машину, которая не будет ржавой, использованной или древней. Как только я выхожу из машины, я вытаскиваю из заднего кармана фотку Колина и кидаю на сиденье, которое я только что освободил.

— Подожди, — говорит Бриттани, когда я направляюсь к своему мотоциклу.

Я разворачиваюсь, она стоит прямо позади меня.

— Что?

Она соблазнительно улыбается, как будто хочет чего-то еще кроме нашего пакта. Чего-то намного больше. Черт, она что, собирается меня поцеловать? Я стою, абсолютно застигнутый врасплох, чего обычно не случается. Она прикусывает нижнюю губу, как будто обдумывая следующий свой шаг. Я точно готов к тому, чтобы позажиматься с ней.

Пока мой мозг проходит через все возможные сценарии, она делает шаг ближе.

И вырывает ключи из моих рук.

— Что ты думаешь, ты делаешь? — Спрашиваю я.

— Мщу тебе за то, что похитил меня, — отвечает она и изо всех сил бросает ключи прямо в деревья.

— Ты только что не сделала это.

Она пятится назад, оставаясь, все время ко мне лицом.

— Не обижайся. Расплата — сволочь, не так ли, Алекс? — говорит она, пытаясь сохранить серьезное выражение лица.

Я в шоке наблюдаю, как моя партнерша по химии садится в свой бумер. Заводит его и уезжает, без единого лишнего звука или толчка, идеальный старт.

Я разозлен оттого, что мне либо придется шарить в темноте среди деревьев в поисках ключей, либо звонить Энрике и просить его забрать меня.

Еще я удивлен. Бриттани Эллис побила меня в моей же собственной игре.

— Да, — говорю я ей, зная, конечно, что она уже далеко и не может меня слышать. — Расплата — сволочь. Carajo!