Во вторник утром небо было цвета грязного бинта. Погода сулила дождь. Наташа Джойс отвезла дочку в школу и вернулась домой. Она сидела на нижней ступеньке лестницы и с отсутствующим видом держала возле уха телефонную трубку. Уже несколько минут она ждала, пока ее соединят с мэрией, и наслаждалась погодной музыкой. Погодной музыкой белых людей. Хлои не будет дома несколько часов. В доме чисто, и она одна. Наташа думала о тех двух детективах, что приходили к ней. Точнее, о том, что постарше. Он был похож на мужчину, что приходил к ней вместе с Кэтрин Шеридан, которую на самом деле звали иначе. Они не были похожи физически. Просто между ними было что-то общее. Возможно, тот тоже был легавым.

— Мэм?

— Да, я здесь, — отозвалась Наташа.

— Мне очень жаль, мэм, но у нас, похоже, возникли осложнения с компьютерной системой. Вы сказали «Кинг», верно? Дэррил Эрик Кинг?

— Да, верно.

— Зарегистрированная дата смерти — седьмое октября две тысячи первого года?

— Да, правильно.

Секунда молчания.

— Он должен быть в базе, мэм. Нет никаких сомнений.

— Возможно, дело в задержке передачи данных. Я говорила с кем-то до этого, и мне сказали, что через пять лет все записи поступают в архив. Может, какая-то задержка или что-то еще?

— Это электронная база данных, мэм, — сказала женщина на другом конце провода. Она была чернокожей, это несомненно. Казалось, она хочет помочь Наташе. — Они просто выстреливают данными, и они загружаются к нам в систему напрямую. Если записи существуют, они должны быть здесь.

— Так что же это значит? — спросила Наташа. Она начала нервничать. Это осложнение было странным.

— Что это значит? — повторила женщина ее вопрос. — Это значит, что кто-то где-то напортачил, вот что это значит.

— Что же мне делать?

— Оставьте мне ваш номер, мисс Джойс, и я отправлю в наш технический отдел электронное письмо, чтобы они разобрались, хорошо?

— Вы мне перезвоните?

— У вас дома есть Интернет?

Наташа улыбнулась.

— Нет, у меня нет Интернета.

— Тогда я перезвоню вам. Наберитесь терпения. Чтобы добиться от этих парней ответа, возможно, придется подождать.

— Хорошо, спасибо, — сказала Наташа и оставила женщине свой номер.

— Я сделаю все, что смогу, хорошо?

— Спасибо.

— Без проблем. Приятного вам дня.

— Да, спасибо. И вам приятного дня. — Наташа хотела было положить трубку, но вдруг вспомнила, что не знает имени этой женщины. — Мисс! — окликнула она. — Мисс?

Но в трубке уже раздавались короткие гудки.

Наташа растерянно опустила трубку на рычаг и встала со ступеньки.

По какой-то непонятной причине она решила, что ей вряд ли позвонят из административного отдела полицейского управления.

По какой-то другой причине ей было страшно.

Миллер зашел на сайт imdb.com и отыскал фильм «Эта прекрасная жизнь». Продолжительность фильма составляла два часа десять минут. Миллер позвонил Тому Александеру в офис коронера и получил расписание их работы. Потом проглядел записи, которые сделал в машине. Он проснулся почти три часа назад, в офис приехал спустя час. То, что он обнаружил, не на шутку его взволновало. Если то, что это значило, было правдой…

Александер говорил, что Кэтрин Шеридан убили в промежутке между четырьмя сорока пятью пополудни и шестью часами вечера в субботу, одиннадцатого ноября. Старик сосед видел, как она заходила в дом около половины четвертого. Пиццу заказали в пять сорок. Это подтвердили записи телефонных звонков с домашнего номера Шеридан. Разносчик приехал где-то в пять минут седьмого. Ему понадобилось приблизительно две-три минуты, чтобы обнаружить тело. Миллер принял вызов из второго участка после половины седьмого, прибыл в шесть часов сорок две минуты. Рос появился возле дома десять минут спустя. Они вдвоем отправились на второй этаж, и, когда вошли в ее комнату, должно было быть уже семь пятнадцать. Там они провели всего несколько минут и спустились вниз, и к этому времени на экране шли заключительные титры. Допустим, это было уже в половине восьмого, значит, фильм включили где-то около пяти часов двадцати минут. Возможно, парень убил ее, а потом включил фильм.

Миллер почесал затылок, встал из-за стола и подошел к окну. Что-то было в этом фильме. Что-то было в этом глупом фильме.

Дверь распахнулась, и в кабинет вошел Рос, раскрасневшийся, словно на улице было холодно. Миллер этого не заметил. По дороге на работу он вообще ничего вокруг не замечал. Все его внимание было приковано к миру Кэтрин Шеридан, в котором она жила в те последние часы. К миру, в который Миллер все никак не мог попасть.

— Так что у нас есть? — спросил Рос. — Ты пил кофе?

Миллер кивнул в сторону стаканчика у себя на столе. Было уже девять часов, а он проснулся примерно в шесть.

— Похоже, ты плохо спал, — заметил Рос.

Миллер пожал плечами.

— Аманда передает тебе привет. Она спрашивала, что ты делаешь на День благодарения.

— Ей действительно интересно или это просто вежливость?

— Я думаю, простая вежливость.

— Я буду не самым желанным гостем, если приду, верно? Соберется семья?

— Не семья. У евреев нет семей. У нас есть династии.

— Скажи ей, что меня уже пригласили родители моей девушки.

— У тебя нет никакой чертовой девушки.

— Это заставит твою жену перестать беспокоиться обо мне.

— Я не скажу ей этого. Ради всего святого! Она начнет расспрашивать, и мне придется признаться.

— Скажи ей то, что сработает, Эл. Я не собираюсь быть пятым колесом в твоем чертовом Дне благодарения.

Рос беззаботно махнул рукой.

— Что-нибудь придумаю.

— Итак, мы должны выяснить, кто такая эта Шеридан.

— Что у нас есть?

— Ничего. Я даже не знаю, чем она зарабатывала на жизнь. Ты знаешь, чем она зарабатывала на жизнь?

Рос покачал головой.

— А чем мы зарабатываем на жизнь? — с иронией спросил Миллер и потянулся за файлом Шеридан, отодвинув в сторону кипу файлов по Мозли, Райнер и Ли. — Я уже прошелся по этому. Ни слова о ее работе. Проверил номер социального страхования в нашей системе. Как и говорила Мэрилин, она выдает какую-то пуэрториканку Исабеллу Кордильеру, погибшую в автокатастрофе в июне две тысячи третьего года. Я пытался выяснить подробности аварии. Ничего.

Рос взял файл и полистал его, словно надеясь заметить что-нибудь, что пропустил Миллер.

— Но это не единственный сюрприз, — добавил Миллер. — Есть номера социального страхования других трех жертв. На первый взгляд, с ними все в порядке. Выдаются как положено, если не копать глубже.

Рос нахмурился и швырнул файл Шеридан на стол.

— Те файлы формировались дольше, — сказал он. — В них отражена большая часть восьмимесячного расследования.

— С расследованием все хорошо. У меня нет проблем с отчетами из этих файлов, Эл. У меня проблема с самими этими женщинами.

— Извини, не понял.

— Они искали нечто общее, что объединяет всех этих людей, верно? Те детективы, что занимались этими делами раньше.

— Да, конечно. Я бы тоже так делал.

— И я, — согласился Миллер. — Но теперь я решил взглянуть на дело под другим углом. Мы ищем общее между ними как жертвами убийств, а должны искать сходство как между обычными людьми.

— Например?

— Прежде всего, они все незамужние. Во-вторых, у них было мало друзей. Вернее, вообще никаких близких друзей мы найти не смогли. Все эти данные получены от соседей, коллег по работе, но нет никаких показаний от кавалера, от лучшей подруги, с которой они могли ходить в спортзал, по магазинам или куда-то еще. Вот как Аманда, верно? У нее же есть подружки, так? С которыми она часами разговаривает по телефону?

— Конечно, есть.

— А у этих нет, — сказал Миллер. — Нет ни одного показания от кого-то, кто заявил бы, что является близким другом.

— Такого быть не может! У всех ведь есть…

— По всей видимости, нет, — перебил его Миллер. — По всей видимости, не у всех.

— Что дальше? — спросил Рос.

— Значит, все они одиноки. У них мало друзей. Я послал Метца и Оливера выяснить все, что можно, об их домах. Я имею в виду всякие подробности аренды и куда пошло их личное имущество.

— Я так понимаю, он выбирает одиноких женщин, следит за ними…

— Это нереально, — возразил Миллер. — Ему надо было в той или иной степени знать их всех. В противном случае получается наугад. Найти женщину, начать следить за ней, изучить ее жизнь, выяснить, где она работает, с кем гуляет, а когда окажется, что у нее есть какая-то личная жизнь, то бросить ее и отправиться на поиски другого, более подходящего кандидата. По-моему, эта схема не работает.

— Ты упомянул что-то об их номерах социального страхования…

— На первый взгляд все нормально. Любая поверхностная проверка не выявит ничего подозрительного. Все логично. Если бы у Кэтрин Шеридан была такая же ситуация, я ни за что не начал бы копать глубже.

— Но она оказалась другой, верно?

— Именно. Потому я и стал копать. Я вернулся на пять лет назад, начал изучать водительские права, вызовы в суд в связи с ДТП, всякие клубные карточки, подробности банковских счетов. Словом, все, что смог вспомнить. И в результате кое-что выяснил.

— И что же? — оживился Рос, подавшись вперед.

— Со всеми что-то не так, что-то не стыкуется. — Миллер встал, взял со стола желтый блокнот и сел рядом с Росом. Взяв ручку, он принялся тыкать в строчки, написанные на листке. — Маргарет Мозли, тридцать семь лет, дата рождения, указанная в ее водительском удостоверении, — июнь тысяча девятьсот шестьдесят девятого года. Проверяем июнь шестьдесят девятого года и в разделе «Родившиеся» не находим ни одной записи о ком-то по имени Маргарет Мозли.

— Значит, она родилась не здесь, — предположил Рос.

— В ее файле социального страхования местом рождения указан Вашингтон.

— Значит, где-то ошибка.

Миллер понимающе улыбнулся.

— Ты все еще слеп, друг мой. Вторая, Энн Райнер, сорок лет, датой рождения стоит третье января тысяча девятьсот шестьдесят шестого года. В файле социального страхования место рождения не указано, поэтому мы не можем выяснить, было ли ее рождение зарегистрировано.

— В файле социального страхования обязательно должно быть указано место рождения.

Миллер кивнул.

— Точно так же, как любой доктор и медицинское учреждение обязаны регистрировать всех, кто обращается к ним за медицинской помощью, верно?

— А третья?

— Третья выглядит намного лучше, — ответил Миллер. — Барбара Ли, двадцать девять лет. Дата рождения — двадцать четвертое февраля тысяча девятьсот семьдесят седьмого года. В файле социального страхования местом рождения указан Вашингтон. Записи в городской регистратуре подтверждают, что была одна Барбара Кэролайн Ли, рожденная в Вашингтоне двадцать четвертого февраля тысяча девятьсот семьдесят седьмого года, но в разделе «Усопшие» есть запись, что Барбара Кэролайн Ли умерла двадцать седьмого февраля того же года.

— Через три дня? — спросил Рос.

— Место смерти — университетская больница имени Джорджа Вашингтона. Кто бы она ни была, она так и не покинула отделение реанимации и интенсивной терапии, не говоря уже о том, чтобы прожить двадцать девять лет и работать флористом.

— Ты хорошо поработал. Боже, лучше бы я остался дома!

— Это все мелочи, — сказал Миллер. Он встал со стула и снова подошел к окну. — Общие черты этих людей надо искать не в их смерти, а в их жизни. Хочешь знать, что я думаю?

Рос приподнял брови.

— Я думаю, что мы должны выяснить, чем Шеридан зарабатывала на жизнь, с кем была знакома, если она вообще была с кем-то знакома. Я хочу разобраться с тем, что случилось с этим Дэррилом Кингом, а потом мы должны выяснить, кто ходил с Шеридан к Кингу домой.

— Ты хочешь и этого Маккалоу расспросить? — спросил Рос.

— Всех, — ответил Миллер. — Я хочу знать, кто они все такие.

— Я прикажу кому-нибудь проверить всех Маккалоу в Вашингтоне, — сказал Рос.

— Сейчас мы должны получить у Рейда фотографии, а потом вернемся в дом Шеридан, — сказал Миллер. — И постараемся выяснить, кем она была.

Рос встал со стула.

— А первые три? Что с ними?

— С Шеридан нужно разобраться в первую очередь. Мы начнем работать с другими тремя, когда получим какую-нибудь информацию от Метца и Оливера, — ответил Миллер и потянулся за пиджаком. — Парень звонил, чтобы заказать пиццу. По всей видимости, он использовал номер дела Дэррила Кинга. Мы знаем наверняка, что у Маккалоу точно был бы этот номер. Возможно, мы ищем полицейского. В отставке, но все равно полицейского. И потом, есть еще эта газетная вырезка, фотографии под матрасом. Может, это что-то, а может, и ничего. В любом случае по Шеридан у нас больше материала, чем по тем трем. Мне кажется, он говорит нам, чтобы мы нашли его, Эл. Я думаю, он хочет, чтобы мы его нашли.

Спустившись на первый этаж, Рос оставил у администратора распоряжение найти Майкла Маккалоу.

— Куда вы направляетесь? — спросил сержант. — На случай, если Ласситер спросит.

— К судмедэкспертам, — ответил Рос. — Надо забрать фотографии.

* * *

Я родился в июле 1959 года в городке Салем-Хилл, штат Виргиния, в тот день, когда Кастро объявил себя президентом Кубы. Салем-Хилл находится на развилке между трассами 301 и 360 возле Эшленда. Наш городок был не чем иным, как расширением трассы. Моя мать умерла, когда мне было двадцать лет, в четверг, 13 сентября 1979 года. Мой отец умер на следующий день. Когда мне шел двадцать первый год, я познакомился с Кэтрин Шеридан, и теперь она тоже мертва. Похоже, я знаком с большим количеством мертвецов. Их больше, чем моих живых знакомых.

Во вторник утром я решил позвонить на работу и сказать, что не приду, потому что мне нездоровится.

Мысль об этом заставляет меня улыбаться. Если бы я знал, какой будет моя жизнь, я бы сказался больным еще до ее начала.

В последние дни я все чаще думаю об отце. О том, каким он был человеком, чтобы делать то, что он делал. Как это повлияло на меня. Несмотря на то что я уже думал об этом, только сейчас я начинаю понимать важность и смысл того, что произошло.

Что за человек был способен на такое? Человек, исполненный жестокости или сострадания? Эгоистичный человек или человек такой широты души, которую я никогда не буду способен постичь? Мне сорок семь лет, и я до сих пор не до конца его понимаю.

Моя жизнь разделена на две части. На до и после.

До:

— Стой здесь, — сказал отец и дал мне кусок дерева, тонкий, словно лезвие ножа. — Это красное дерево, — сообщил он. — Поднеси его к лампе. Посмотри на текстуру.

Я поднес его к лампе и увидел текстуру.

— Текстура в дереве — это как отпечаток времени. Текстура в поперечном разрезе рассказывает нам о погоде, о болезни, о циклах роста, о засушливых и влажных годах, обо всем. Текстура показывает нам жизнь, которая существовала вокруг дерева, понимаешь?

Я кивнул и улыбнулся. Я понял.

Он дал мне обрывок ветоши и банку с воском. Ветошь была мягкая, как пух, желтая и приятная на ощупь.

— Намазывай воск круговыми движениями, — сказал он. — Понемногу. Слой за слоем. Понадобится пять-шесть слоев, может, больше.

Он показал, как надо сложить ветошь, и обернул ею мой указательный палец.

— Проведи пальцем по поверхности воска. Гладь его, не отковыривай. Будешь ковырять — возьмешь больше, чем надо. Тебе нужен ровный слой на ветоши. Ты будешь втирать его в дерево круговыми движениями, снова и снова, как я говорил. Когда воск впитается в дерево, оставишь его на ночь. И повторишь все сначала: слой воска, втирание круговыми движениями…

Он заставил меня показать, как я это делаю.

— Медленнее, — сказал он. — Еще медленнее.

Я водил ветошью и наблюдал, как дерево впитывает воск.

— Хорошо, — сказал отец. Он дал мне еще один кусок дерева, пятнадцать сантиметров в длину и четыре в ширину. — Теперь этот, — сказал он. — Когда закончишь, там есть еще.

— Для чего они? — спросил я.

Отец стоял передо мной. От него пахло деревом, воском и табаком. Он улыбнулся.

— Подожди и увидишь, — ответил он. — Ты должен подождать.

Я сделал так, как он сказал. Я ждал. Я увидел. Если бы я знал, я бы ни за что ему не поверил.

И после:

Я вижу, что стою в поле, и внезапно понимаю, что все, что они мне рассказывали, оказалось ложью, и эта ложь простирается так далеко, на столько лет, что даже лжецы начали верить в ее глубокую и несомненную истинность.

Значит, я стою в поле. Мне недавно минуло двадцать лет, и я понимаю, что являюсь самым важным человеком в мире. Я пробыл здесь всего несколько недель. Внезапно я понимаю, что мне придется очень много врать себе, чтобы продолжать верить в это.