Вернувшись в участок, Рос разыскал заметки, которые делал, когда они разговаривали с Лорентценом.

— Маккалоу открыл счет одиннадцатого апреля две тысячи третьего года, — сказал он. — Месяц или около того после выхода в отставку. Положил на счет пятьдесят долларов. Имя менеджера его счета Кейт Бек…

— Которая там больше не работает, — перебил его Миллер.

Он снял пиджак и повесил его на спинку стула, стоявшего возле окна. Потом взял блокнот Роса, достал свои записи из офиса коронера и принялся записывать на доске даты закрытия досье Мозли, Райнер и Ли. Он добавил внизу имя Дэррила Кинга, написав рядом «август 1995 года».

— Это, — сказал он тихо, — открывает совершенно другое направление в расследовании.

— И какое же направление перед нами открывается? — спросил Рос.

— А такое, что все эти люди были не теми, за кого себя выдавали. То есть мы подозревали, что с Кэтрин Шеридан что-то нечисто, с тех пор как всплыло имя Исабеллы Кордильеры. Но мы не думали, что они все замешаны.

— Ты все еще веришь в версию с программой защиты свидетелей? — спросил Рос. — Это как-то могло бы объяснить, почему Дэррил Кинг сотрудничал с полицией.

— Программа защиты свидетелей в первую очередь является федеральной, верно? — спросил Миллер. — Черт, Эл, я не знаю! Сначала кажется, что это одно, а потом оказывается, что что-то другое.

— Вероятно, так и задумывалось, — ответил Рос.

Миллер потер виски. Было обеденное время. Он был голоден, и головная боль все нарастала.

— Я думаю, тебе надо будет еще раз встретиться с Роби, — сказал Рос.

Сердце Миллера на мгновение замерло. Он подумал о щетке для волос, аккуратно упакованной в пакет для вещественных доказательств и спрятанной в его шкафчике внизу. Он не верил, что сделал это. Что ему это дало? Уверенность, что Роби лгал, что Роби знал Кэтрин Шеридан или был в ее доме, что между ними существовала некая связь, но также это дало ему ощущение пустоты и бессилия. Он ничего не мог сделать с этой информацией. Он даже забыл об этом, пока разговаривал с Росом. И теперь Рос говорит, что надо снова побеседовать с Роби. Так у него появится возможность вернуть щетку на место. Хотя бы это.

— Мне кажется, пора поговорить с ним официально. Мы должны скоординироваться с Нэнси Коэн…

— Не думаю, что мы добьемся чего-нибудь официально. У нас нет ничего конкретного на этого парня.

Миллер замолчал, обдумывая то, что только что сказал. Он пытался понять, была бы у него иная точка зрения, если бы он не взял щетку? Он скомпрометировал не только расследование, но и собственную объективность!

— Мы будем искать Маккалоу, вот чем мы займемся. Надо его разрабатывать, поговорить со знакомым Ласситера из седьмого участка, посмотреть, что удастся выяснить.

— Хорошо, — согласился Рос. — С этим я справлюсь.

Он позвонил секретарю и узнал, что Ласситер будет занят большую часть дня.

— Можете найти адрес капитана в отставке из седьмого участка? — спросил ее Рос. — Его зовут Билл Янг.

Секретарь попросила его подождать и через секунду ответила.

— Есть личное дело Билла Янга, — сказала она. — Но я не могу дать его вам без разрешения Ласситера.

Рос не стал спорить, зная, что это бесполезно.

— Остается административный отдел, — сказал он Миллеру, положив трубку. — У них должны быть записи.

— Просто позвони в седьмой участок, — сказал Миллер. Кто-то же должен быть в курсе.

Несколько минут спустя, большая часть которых прошла в ожидании, пока одни люди говорили с другими, которые говорили еще с кем-то, они наконец получили адрес. Правда, это была информация четырехлетней давности. Рос позвонил в справочную, чтобы узнать номер телефона Билла Янга, но ничего не узнал.

— Мы поедем туда, — сказал Миллер, глядя на лист бумаги с адресом. — Тут ехать всего минут пятнадцать.

Миллер попросил Роса подогнать машину и добавил, что скоро спустится. Когда Рос исчез из виду, он прошел мимо дежурного в раздевалку. Сунув щетку во внутренний карман пиджака, он вышел из здания.

Из-за того, что они попали в утренние пробки, пятнадцатиминутная поездка растянулась на добрых сорок минут. Когда они добрались до Висконсин-авеню, расположенную недалеко от парка Дамбартон-Оукс, было уже почти три часа пополудни. Дом, который они искали, находился на углу Уайтхэвен-парквей и Тридцать седьмой улицы. Это был симпатичный деревянный особняк в колониальном стиле, расположенный чуть в удалении от улицы за рядом невысоких деревьев. Миллер подошел к дому, и ему навстречу вышла какая-то женщина среднего возраста. Рос остался на тротуаре.

Между Миллером и женщиной состоялся короткий разговор. Рос стоял слишком далеко, чтобы что-нибудь услышать, но через несколько секунд женщина показала в направлении Монтроуз-парк и кладбища Оак-Хилл, и Рос подумал, а не умер ли Янг.

Вернувшись в машину, Миллер сказал:

— Он в доме престарелых. Банкрофт-стрит, напротив дома Вудро Вильсона.

Билла Янга обслуживали несколько медсестер, которые поддерживали его связь с внешним миром. Дом престарелых на Банкрофт-стрит представлял собой обширный комплекс, который, по всей видимости, когда-то был поместьем, перестроенным под текущие нужды. Приемный покой оказался приземистым зданием современного типа в конце короткой подъездной дорожки. Безопасность здесь была на высоте, им задали массу вопросов, и к тому времени, как появился человек, который мог сказать что-нибудь о Билле Янге, на часах было четверть пятого.

— Он не в лучшей форме сейчас, — сказала Миллеру заместитель директора комплекса Кэрол Инчман. — Билл пробыл здесь четырнадцать месяцев. У него был обширный сердечный приступ, который парализовал левую часть лица и большую часть тела. Благодаря лечению его состояние значительно улучшилось, но ему все еще тяжело говорить и принимать пишу. Он быстро устает.

Кэрол Инчман говорила резким голосом, однако каким-то образом ей удавалось сохранить в нем теплоту. Она вела себя по-деловому, но явно была способна на сострадание. Это была именно та манера поведения, которая вселяла уверенность в членов семьи потенциальных клиентов и помогала им раскошелиться на их лечение.

— Это так важно? — спросила она Миллера.

— Даже очень, — ответил Миллер. — Наш капитан, Фрэнк Ласситер, был хорошим другом капитана Янга, и он уверен, что капитан Янг смог бы помочь в решении одной проблемы, с которой мы столкнулись в ходе расследования.

Инчман улыбнулась.

— Знаете, мы до сих пор его так называем.

— Простите? — не понял Миллер.

— Капитан. Мы так его зовем. Ему нравится. Я думаю, что работа в полиции была его жизнью, и когда он заболел, это пагубно повлияло на него как физически, так и морально.

Миллер понимающе улыбнулся.

— Как вы считаете, мы можем с ним повидаться?

— Думаю, да. Наверное, если он сможет вам помочь, это его подбодрит. В последние несколько дней он немного не в духе.

— Большое спасибо, — поблагодарил Миллер. — Обещаю, что долго мучить его мы не будем.

Инчман сняла трубку и набрала какой-то номер.

— Посетители к капитану, — сказала она. — Скажите, что полицейскому управлению требуется его помощь. — Она положила трубку, встала со стула и улыбнулась. — Пойдемте!

Миллер и Рос пошли за ней по коридору.

Левая часть лица Билла Янга напоминала намокший бумажный пакет. Это производило неприятное впечатление, а когда он улыбнулся, левая часть его рта искривилась и стала похожей на гримасу страдания. Он потерял контроль над мышцами глаза, с большим трудом моргал, и зрачок его помутнел от катаракты. Когда Миллер и Рос зашли в палату, Янг, похоже, спал, откинувшись в специальном кресле, однако звук закрывающейся двери моментально его разбудил.

— Капитан, — мягко позвала Инчман.

Янг медленно повернулся и по очереди осмотрел каждого из пришедших. Понимание происходящего, казалось, возвращалось к нему постепенно, и Миллер подумал, что Янг видит в них всего лишь напоминание о том, кем он был раньше, чем он жил.

Но через несколько мгновений капитан уже был возле них. Странная улыбка, протянутая рука… Несмотря на то что тело его пострадало, ум Билла Янга оставался таким же острым, как прежде.

— Капитан Янг! — поздоровался Миллер и пожал ему руку.

Янг рассмеялся.

— Это она вам сказала так меня называть?

— Мы из участка Фрэнка Ласситера. Приехали узнать, не могли бы вы нам помочь.

Глаза Янга вспыхнули. Правая часть его лица улыбнулась еще шире, а левая сильнее искривилась.

Кэрол сделала пару шагов назад.

— Я вас оставлю, — сказала она. — Зайдите ко мне, когда будете уходить, хорошо?

Она тихо закрыла за собой дверь. Билл Янг пристально смотрел на Миллера и Роса, с нетерпением ожидая чего-то, что могло бы вернуть ему ощущение собственной полезности.

— Мы ведем одно дело… — начал Миллер.

— Про серийного убийцу, верно? — спросил Янг.

— Да, дело Ленточного Убийцы. Вы знаете о нем?

— Мои дни, может, и сочтены, но газеты я еще читаю. Непростая у вас задача. Вы сказали, что вы из участка Фрэнка. Как он поживает? — Голосу Янга был напряженный, но они понимали его без труда.

Миллер улыбнулся.

— Весь в хлопотах. Вы же знаете, какая у нас работа.

— Знаю ли я, какая у вас работа? — Янг рассмеялся. — Святая Мария, конечно же, знаю! Работа напряженная, как в аду.

— Может, присядем? — предложил Миллер.

— Конечно, подтягивайте стулья.

Янг вернулся в свое кресло и нажал на рычаг, чтобы придать ему сидячее положение.

— Я вам быстренько опишу, что у нас есть, а чего нет, — сказал Миллер.

Янг протестующее поднял руку.

— Начните с самого начала. Мне здесь все равно нечем заняться.

Миллер начал рассказывать Янгу о расследовании, о жертвах, вернулся к убийству Маргарет Мозли, остановился на истории с Наташей Джойс и Дэррилом Кингом, на информации, которую им удалось раздобыть. Он еще не успел упомянуть имя Майкла Маккалоу, а Янг уже начал улыбаться, словно знал, о чем его спросят.

— Вы хотите узнать о Маккалоу, — сказал он.

Миллер и Рос онемели от удивления.

— Дэррил Кинг, — сказал Янг. — Это тот чернокожий, которого застрелили во время облавы, верно?

Миллер кивнул.

— А Маккалоу за ним присматривал. Дэррил Кинг был его информатором на той вечеринке.

— Вы точно помните это? — спросил Рос.

Янг медленно покачал головой.

— Сынок, я не помню, что ел вчера на обед, но важные вещи, которые случились достаточно давно… черт, я помню все, словно это случилось с утра. Я знаю о Маккалоу. Он перевелся к нам… Черт, когда же это было? В июле, может, августе две тысячи первого. А история с этим черным случилась пару месяцев спустя, насколько я помню…

— В октябре две тысячи первого года, — сказал Миллер.

— Верно. Парня подстрелили. Поднялся сильный шум по этому поводу, а потом все внезапно стихло. Никогда такого не видел. Сначала это было чуть ли не самым важным событием из тех, что случились в мою смену, а потом ничего. Из одной крайности в другую. Маккалоу пробыл у нас часок и исчез…

Рос наклонился к нему и нахмурился.

— Простите, как вы сказали?

— Что?

— Вы сказали, что он пробыл у вас час.

— Да, так и есть. Маккалоу тоже подстрелили. Несильно, пуля только зацепила его. Он пооколачивался у нас еще недели две, может, чуть меньше, несколько раз пообщался с ребятами из отдела внутренних расследований, ничего путного никому не сказал, а потом ушел из участка и пропал.

— Но он ушел в отставку в марте две тысячи третьего года, — напомнил Миллер.

— Я знаю. Я сам подписывал приказ о его отставке. Но перед этим его долго не было. Где-то неделю, дней десять после убийства Кинга он помозолил нам глаза, а потом исчез. Я начал было задавать вопросы типа куда он подевался, но мне вежливо дали понять, что я должен забыть о его существовании, понимаете?

— Кто дал понять?

— Шеф полиции. Я думаю, что изначально он сам негласно отдал такое распоряжение. Иногда тебе дают что-то понять, не говоря об этом напрямую.

Миллер не знал, как увязать то, что он слышал, со всем остальным. Он-то предполагал, что Маккалоу работал в седьмом участке до самой отставки. Это переворачивало все с ног на голову.

— Вы сказали, что он перевелся к вам? — спросил Рос.

— Да, как замена для кого-то, кто перевелся от нас. В то время у нас была более продуманная политика. Перемещение из сочувствия, слышали о таком?

Рос и Миллер отрицательно покачали головами.

— Это означало, что, если человек заболевал или женился, а его жена хотела быть поближе к своей семье, можно было подать прошение о переводе в другой участок, даже в другой округ. Сейчас это уже почти не работает. Теперь тебе советуют либо выкручиваться самому, либо увольняться. В общем, у нас был парень, который перевелся в Порт-Окэд, насколько я помню, а его место занял Маккалоу. Но, честно говоря, мы ждали не его. Не помню, как звали парня, который должен был к нам перевестись. У него еще какая-то польская фамилия была, сплошные буквы «з» и «к», но с ним что-то случилось, и мы получили Маккалоу. Не помню, откуда он перевелся. Может, из полиции нравов или из отдела по борьбе с наркотиками. Хороший послужной список, ничего необычного, нормальный парень. Влился в коллектив достаточно легко. Хорошо работал, кого-то ловил, кого-то нет. А потом он начал передавать очень интересную информацию через этого информатора, которого разрабатывал. — Янг весело усмехнулся. — Да вы знаете, как это бывает! В общем, Маккалоу связался с этим Кингом и презентовал нам крупнейшую партию наркотиков десятилетия в сентябре того года. Я помню, потому что это случилось через неделю после террористической атаки на башни-близнецы, как раз перед проверкой участка. Все довольны, все смеются. Какой улов! Почти три килограмма. Нехило! А потом это дерьмо исчезло из нашего хранилища. Просто взяло и пошло погулять. Всех удивило, что Маккалоу совершенно не расстроился по этому поводу, воспринял все очень спокойно, сказал, что мы не должны волноваться, что будут еще партии наркоты, которые мы накроем. Появились ребята из отдела внутренних расследований, перевернули все вверх дном, а потом все затихло. Это была вторая странная вещь, с которой я никогда прежде не сталкивался. Короче, мы забыли об этом деле, не задавали больше вопросов, и вдруг Маккалоу начал опаздывать на работу. Часа так на три. Мне пришлось с ним серьезно поговорить. Я сказал, что устрою ему сладкую жизнь, если это не прекратится. Сказал, что он либо берется за ум, либо я его увольняю. И вот тогда-то он мне и рассказал об этом складе, о затее с облавой. Выглядело это как крупнейшее событие со времен операции «Французский связной». Я так оживился, словно вот-вот потеряю невинность, а Маккалоу раззадорил всех в участке. Конечно, в результате все пошло коту под хвост…

Янг замолчал и глубоко задышал. Рос подошел к нему, но Янг поднял руку, давая понять, что все в порядке. Он потянулся к краю своего кресла и извлек откуда-то кислородную маску. Закрепив ее на лице, он принялся быстро дышать. Потом закрыл глаза и, казалось, успокоился. Еще несколько раз вдохнув, он опустил маску и сплюнул в стоявшую рядом плевательницу.

— Извините меня, — прохрипел он. — Рано или поздно я умру, но пока еще не все успел сделать, поэтому немного задержусь. Никогда не курил, алкоголь потреблял пять-десять раз в год. Честно работал, жене не изменял, детей вырастил нормальными людьми, правда, один оказался педиком, делал все правильно в девяноста случаях из ста, и где я оказался? — Он снова поднял маску и сделал глубокий вдох. Потом посмотрел на Миллера и Роса. — Я был капитаном участка, придерживался нашей политики согласно протоколу, ходил на похороны ребят, погибших при исполнении, выделял надбавки за сверхурочную работу, воевал с отделом внутренних расследований. Обычное дело для того района. Я отослал одного парня в Порт-Окэд, а взамен получил Маккалоу. Он поднял шум, черного информатора застрелили, облава провалилась, и все это в течение нескольких дней. Тогда все происходило очень быстро. Даже когда дерьмо попало в вентилятор, очень мало прилипло к лопастям, если вы понимаете, о чем я.

Миллер кивнул.

— Так что у вас? — спросил Янг.

— У нас много вопросов о многих людях, — ответил Рос. — По всей видимости, у каждой жертвы досье закрыто из-за работы в государственной службе.

Янг улыбнулся.

— Шутите?

— Мы не можем этого объяснить, — сказал Рос. — И Маккалоу нет в базе. Нет данных о том, куда он подался после отставки, и даже его пенсия связана с банковским счетом, на который никогда не поступали средства.

— Тогда у вас призрак, — ответил Янг. — Думаете, он был федералом?

— Мы не знаем. Мы предполагаем, что жертвы проходили по программе защиты свидетелей, и кто бы их ни убил…

— Так и я думал, — перебил его Янг. — Насколько я знаю, закрытые досье таких свидетелей находятся в той же базе данных. Что бы вам ни говорили об этой программе, имена, адреса, фотографии, псевдонимы этих людей можно найти в базе данных в любом участке. Эта программа не так хорошо защищена, как хотелось бы.

Рос подался вперед.

— И еще у нас есть Джон Роби, — негромко сказал он и взглянул на Миллера.

И то, что Миллер не посмотрел на него с неодобрением, а продолжал смотреть на Янга, чтобы понять его реакцию на это имя, сказало Росу, что Миллера интересовало, как Янг может помочь им.

— Кто? — переспросил Янг.

— Джон Роби, — повторил Миллер. — Этот парень — наша темная лошадка в этом деле.

— Расскажите мне, — попросил Янг. — Расскажите мне, кто это.

Миллер откинулся на спинку стула и начал рассказывать. Он снова упомянул Наташу Джойс, что кто-то ездил к ней с Кэтрин Шеридан, чтобы повидаться с Дэррилом Кингом, что Джойс узнала Роби по фотографиям, найденным в доме Шеридан. Он рассказал все, вплоть до последнего разговора с Роби о Никарагуа, не забыв и о газетной вырезке, найденной под матрасом.

Янг молчал. Единственным звуком в палате было его прерывистое дыхание. Спустя несколько минут он снова достал кислородную маску и глубоко вдохнул. Потом закрыл глаза и как-то обмяк. Миллер даже подумал, что он задремал.

— Спецназ, — наконец произнес Янг. — Спецназ, может, отряд «Дельта». Бывшие военные. Этих ребят можно нанять за хорошую плату. Некоторые не справляются. Они становятся наемниками. Одна из самых серьезных заварух, в которые попадала эта страна, началась из-за таких людей. Я имею в виду Буша-старшего и Норьегу. Он привел этого засранца к власти, но как только Норьега начал транспортировать слишком много кокаина, Буш послал в Панаму тяжелые самолеты и вертолеты. В старом городе у них была команда бывших спецназовцев из отряда «Дельта». Они связали их с повстанцами, которые воевали с Норьегой. И что произошло? Авиация разбомбила не ту цель, уничтожила всех, кто мог бы поддержать наступающие войска с земли. Вот такие они люди.

Янг глубоко вздохнул, словно был полностью истощен, и посмотрел на них затуманенным взглядом. Его лицо побледнело.

— Сдается, детективы, перед вами стоит более серьезная задача, чем мне казалось. Похоже, кто-то убирает людей, связанных с чем-то. Между жертвами должна быть связь. Возможно, чернокожая женщина здесь ни при чем. Я не знаю. Возможно, ее убрали, потому что кому-то показалось, что следует прибрать на игровом поле. А остальные? У каждой есть нестыковки в плане идентификации. Слишком много совпадений, но я, похоже, рассказываю то, что вы знаете и без меня.

Миллер кивнул.

— Вы ступили на опасную территорию, — сказал Янг. — Гоняетесь за призраками по тонкому льду.

— Я не понимаю, что мы… — начал Миллер.

— Хотите совет? — спросил Янг. — Так вот, я советую вам разрабатывать то, что у вас есть, а не то, чего у вас нет. Вам нравится этот Роби?

— Немного. Я не уверен, что это он.

— У него есть имя, есть лицо, и он доступен. Жертвы? Они же жертвы, верно? И больше ничего не расскажут. А Маккалоу? Он где-то есть, правда, одному Богу известно где, но у вас его сейчас нет. У вас есть Джон Роби. По крайней мере, он разговаривает с вами. Возможно, он немногословен, но он хотя бы говорит. Работайте над этим, вот мой совет. Работайте над Роби и посмотрите, что он вам даст.

Миллер отвернулся. Ему хотелось рассказать Янгу о щетке для волос, которая лежала во внутреннем кармане пиджака и буквально жгла ему грудь. Он думал о том, что все рассказал бы этому человеку, если бы с ними не было Роса. Но он молчал. Он не смог бы это объяснить. Положение, в которое он себя поставил, было неприятным, почти невыносимым, и ему оставалось только надеяться, что Роби пустит его в свою квартиру хотя бы для того, чтобы он мог положить щетку на место.

Рос бросил взгляд на часы.

— У него уже скоро закончится рабочий день, — сказал он.

Миллер встал со стула. В этот момент он заметил что-то в глазах Янга. Может быть, это было облегчение от того, что они уходили, желание отдохнуть, восстановить силы, которые он потратил на общение с ними. Но при этом в его глазах было и ощущение потери.

Миллер решил не смущать Янга пожатием руки, а просто сделал шаг вперед и крепко сжал его плечо.

— Вы нам очень помогли, — сказал он. — Я сообщу вам, когда у нас что-нибудь появится.

— До того, как я прочту это в бульварной прессе, верно? — спросил Янг. Он попытался улыбнуться, но слишком устал даже для этого.

Прежде чем покинуть комплекс, они поблагодарили Кэрол Инчман за помощь и сказали, что Янг им очень помог.

— По правде говоря, ему немного осталось, — сказала она. — Сложный случай. Несколько лет назад он потерял жену и… — Она покачала головой. — Впрочем, вам неинтересно это слушать, а мне не стоит это рассказывать.

Миллер протянул ей руку.

— Нам пора, — сказал он. — Нужно повидаться кое с кем, пока этот человек не исчез.

Кэрол Инчман пожала руку Миллеру, потом Росу и вернулась к себе в кабинет.

Детективы сели в машину, и Миллер сказал:

— Назад в колледж. Посмотрим, успеем ли мы его перехватить.

* * *

Неизбежность.

Я могу рассказать вам о неизбежности.

Смерть и налоги, верно? Они неизбежны.

Я знаю еще одну вещь, которая неизбежна. Это любовь. Она неизбежна, как гравитация.

От уплаты налогов можно уклоняться. Люди обманывают смерть, а точнее говоря, оттягивают ее приход. О таком можно прочитать в газетах. Заголовки типа «Человек обманул смерть» и так далее.

Но покажите мне человека, который никогда не любил.

Я не говорю о похоти. Не говорю о желании быть с кем-то с такой силой, что даже больно. Я не говорю об отцовской, материнской, братской, сыновьей любви. Я не говорю об обожании, или поклонении, или заботе о ком-то.

Я говорю о любви.

Любовь так сильна, что ты не можешь ее увидеть, почувствовать, притронуться, попробовать на вкус, ты не можешь ее услышать, произнести, ее нельзя описать, определить или очертить, ее нельзя объяснить или дать ей рациональное толкование, потягивая из бокала бурбон и покуривая сигареты «Лаки-Страйк».

Любовь на самом деле так сильна, что ты не понимаешь, насколько она сильна, до тех пор, пока не пытаешься что-то изменить… И понимаешь, что не можешь.

Ты понимаешь, что попал, и чувствуешь, что это является частью тебя самого, неотъемлемой и жизненно важной.

Ты — это любовь. Любовь — это ты.

И вот тут тебе конец.

Это чувство настолько сильно и всеобъемлюще, что что бы ни случилось, что бы ни сотворил твой любимый человек, ты считаешь бесчеловечным не продолжать его любить.

Это любовь… Ее я чувствовал к Кэтрин Шеридан.

Есть еще одна неизбежная вещь. Суть ее в том, что Роберт Миллер найдет меня. Он найдет меня, потому что я этого хочу. Потому что мы наконец решили, что эта история должна закончиться.

Я вспоминаю Дона Карвало и вопрос, который я хотел задать ему много лет назад. Я вижу, как он сидит передо мной, вижу выражение его лица, шутливый свет в его глазах.

— Есть вопрос? Ты хочешь спросить, был ли кто-то в недрах нашего сообщества, кто организовал, провел, заплатил, в каком-то смысле напрямую либо косвенно способствовал организации покушения на президента Рейгана?

— Да, — сказал я. — Ты же не хочешь сказать, что такое имело место быть?

Карвало улыбнулся.

— А Кеннеди? — спросил он. — Братьев Кеннеди, Мартина Лютера Кинга-младшего, даже Никсона в некотором смысле прикончили.

Я промолчал.

— Ты слышал, что сказал Рейган, когда жена приехала к нему в больницу?

— Какую-то фразу из фильма, что-то о том, что он забыл нагнуться, верно?

Дон Карвало кивнул.

— «Дорогая, я забыл нагнуться» — вот что он сказал. С чего бы ему такое говорить, Джон? Он забыл? Но ведь забыть можно только то, о чем тебе уже говорили.

— Ему сказали нагнуться? — спросил я.

— Я этого не говорил, — ответил Дон. — У меня нет мнения по этому поводу. Определенные события не имеют смысла. Попытку убийства Рейгана забудут через пять лет. Имеет значение не сама попытка, а тот факт, что кому-то удалось так близко подобраться к нему.

— Так, а что с Кеннеди? — спросил я. — Кеннеди сказал, что любого можно убить при условии, что убийца будет готов пожертвовать собственной жизнью.

Дон рассмеялся.

— Конечно, он так сказал. Кеннеди много чего говорил. Это не значит, что все это было правдой. Кеннеди был золотым мальчиком, спасителем нации, а потом он стал занозой в одном месте, как и все они. Его создали, как и всех его предшественников, и когда он был завершен, то стало понятно, что была допущена ужасная ошибка.

— Как Лоуренс Мэттьюз называет это? Священное чудовище?

Карвало улыбнулся.

— Лучше тебе поверить в это, дружище, лучше тебе поверить.