– Понимаете ли вы, – говорила Великая княгиня Екатерина, – что до этого момента у нас и минуточки не было для того, чтобы побыть вдвоем?

Александр улыбнулся.

– Нам повезло, что мы оба хорошие моряки, а Фридрих Вильгельм – нет! Интересно, каково будет в Лондоне?

– Я очень хочу увидеть его. Говорят, что из-за туманов там постоянно темно. – Она перегнулась через поручни корабля, который вез их в Англию с государственным визитом, и посмотрела вниз на темную воду.

Стояла чудная ночь, и воды пролива были спокойны. Брат с сестрой находились на палубе, и легкая качка в более бурном море освободила их от присутствия короля Пруссии.

Английский принц-регент пригласил Александра, его сестру и прусского короля прибыть в Лондон до начала мирного Конгресса, который открывался в Вене.

– Должна заметить, – сказала Екатерина, – что не видела никого более смешного, чем король Людовик. А этот его Двор! Кажется, они забальзамированы еще с 1792 года! И еще они мне не понравились своей неблагодарностью вам…

– Они просто невозможны, – сердито подхватил Александр. – Кроме их высокомерия по отношению ко мне, чего я им никогда не прощу, они делают все возможное, чтобы внести вражду в массы французского народа и вызвать ненависть армии. Мы посадили этого болвана на трон, и теперь, полагаю, придется нам там его удерживать. Слава Богу, что Бонапарт в надежном месте на острове Эльба, а австрийцы следят за его сыном!

– Я слышала, что мальчик болезненный, а Мария-Луиза не собирается покидать Австрию и становиться регентшей. Нет, они в достаточной безопасности, пока Наполеон не на свободе. Сама я думаю, что его следовало бы казнить.

– Да, если бы это происходило в России, – ответил Александр, – а не в Европе. В Европе они судят по-своему, а мы для них лишь дикари.

Последние слова он произнес с горечью.

– Да, таковым было отношение этого чертова Бурбона, который и выстрела не сделал ради того, чтобы вернуть свой трон, и Меттерниха – о, как он меня ненавидит за то, что я сделал королем Людовика, и Талейрана, этой высокомерной, вероломной змеи. Мы боролись с Наполеоном; мы свою кровь проливали, разрушили Москву, жгли свою землю; мы преследовали его по всей Европе, а с нами вместе и прусские воины. Но если они думают, что им удастся не допустить меня на Конгресс, то они ошибаются. Единственный, кому я доверяю, это Фридрих Вильгельм.

– Он глуп, – презрительно заметила Екатерина. – А что вы скажете об англичанах?

Александр нахмурился.

– Пока еще не знаю. По крайней мере боролись они с французами так же стойко, как и мы. Это жестокий народ – посмотрите на их мощь! Бонапарт всегда говорил, что они являлись его единственным врагом, что, пока они существуют, он не сможет успокоиться, не сможет завоевать мир, что было для него равнозначно успокоению. Ничего не могу сказать относительно Англии… нужно сначала добраться до Лондона… О, слава Богу, что можно подышать свежим воздухом. За последние несколько недель я все время чувствовал, что вот-вот задохнусь!

Екатерина заколола назад легкую прядь волос, которую ветер бросил ей на лицо, и улыбнулась. Насмешливая улыбка отразилась и в ее раскосых глазах, когда она посмотрела на Александра.

– Успех не изменил вашего характера, – заметила она. – Вы становитесь настоящим деспотом, дорогой мой брат. Я уже почти не замечаю у вас этой знаменитой улыбочки, которая так меня раздражала. По временам вы меня просто пугаете! Так что не удивляйтесь, что теперь, когда война закончена, наши любезные союзники уже больше не восторгаются вами. Они вас боятся.

Он вспомнил, как императрица Жозефина говорила ему то же самое, той ночью в парке Мальмезона. Они действительно боялись его, боялись его мощи.

– Я хочу только того, что положено России, – сердито произнес он. – Я хочу мира. Господь Бог дал мне эту победу, я это знаю. Я знаю также, что Он хочет, чтобы я поддерживал мир.

Екатерина не отвечала. Вот опять. «Господь хочет, чтобы я… Господь дал мне…» Его еле сдерживаемый гнев, его уверенность, что Господь Бог направляет его, что люди, которые выступают против него, на деле выступают против Всемогущего.

Она быстро взглянула на него, на его застывшее выражение лица, на глубокие морщины на лбу и в уголках рта. Во время войны 1812 года были времена, когда она задавала себе вопрос, не сходит ли ее брат с ума, тогда, когда он ничего не делал, а только молился и призывал Бога, в которого раньше никогда не верил. После долгих лет религиозной терпимости он вел целомудренную жизнь, но теперь этот этап его жизни миновал, и она была уже уверена, что вместе с ним прошла и религиозная мания.

В каждой европейской сплетне повторялось, что царь переспал с Жозефиной в Мальмезоне; говорили также, уже с большей уверенностью, что он спал и с ее дочерью Гортензией. Екатерина слушала, смеялась и цинично думала, что брат ее снова стал самим собой.

Но теперь она видела, что ошибалась. Его любовные прегрешения не изменили его. Казалось, он забывал о них, как только они заканчивались, и вновь принимал на себя роль пророка и верховного судьи.

– Если вы могли тягаться с Бонапартом, то справитесь и с Талейраном, и с Меттернихом, – сказала она. – Интересно, как Наполеону нравится на Эльбе?

– Говорят, что он доволен, – мрачно отозвался Александр. – Некоторые его гвардейцы последовали за ним в ссылку, и он правит целым островом, как будто это военный лагерь. В сообщениях говорится, что он здоров и в прекрасном расположении духа. Говорю же вам, Екатерина, теперь, когда он побежден, число людей, испытывающих к нему любовь, гораздо больше тех, кто испытывает ко мне благодарность

– Ба! – возразила Екатерина, пожав плечами. – Месяцев через двенадцать о нем забудут, как будто он уже умер. Давайте спустимся вниз и отдохнем. Мне хочется в наилучшем виде предстать перед этими англичанами. А правда, что любовницы принца-регента всегда такого возраста, что годятся ему в матери?

– Мне так говорили. И только от нас зависит, чтобы они убедились в том, что русский царь и Великая княгиня не хуже любой другой королевской семьи мира. Я хочу, чтобы вы выглядели прекрасной, Екатерина. Наденьте бабушкины рубины на приеме в Лондоне! А также наденьте самый элегантный ваш наряд!

– О, я вас не подведу, Александр, – пообещала она. – Не сомневаюсь, что они находят странным, что вы привезли сюда вместо Елизаветы меня.

– Их мнение для меня ничего не значит, – ответил он ледяным тоном. – Я делаю то, что мне заблагорассудится. Я позволю Елизавете прибыть в Вену на Конгресс.

Екатерина ничего не ответила. Она хорошо знала, что говорили о ее брате и о ней самой в Париже; несомненно, в Лондоне они произведут такое же впечатление. Она подняла его руку и поцеловала ее, а он наклонился и поцеловал ее в щеку.

– С вашего позволения, я пойду вниз, – сказала она.

– Я приду через несколько минут. Идите и хорошенько отдохните, сестра моя.

Когда она ушла, он облокотился о поручни корабля и стал смотреть в море.

Александр возненавидел Лондон. Он возненавидел принца-регента и членов английского двора, а его сестра довела эту его неприязнь до взрывоопасной точки. Екатерина умудрялась заводить врагов повсюду, куда бы ни приезжала. Государственный визит был лишен своего блеска в результате ее оскорбительного поведения по отношению к любовнице принца-регента леди Хертфорд, женщине средних лет; ее огромного высокомерия; ее необузданного язычка. Екатерине Лондон показался маленьким, некрасивым и нелепым по сравнению с роскошью Санкт-Петербурга и огромными царскими дворцами; она посчитала англичан холодными и лишь снисходящими до такой важной персоны, как ее брат, а английских леди – робкими и некрасивыми по сравнению с собой.

Ей не нравился Каслриг, и она из кожи вон лезла, чтобы оскорбить Меттерниха, также находившегося в это время в Лондоне с визитом. Куда бы она ни направлялась, везде она обнародовала свое мнение и точку зрения. Брат и сестра вместе посетили ряд балов и банкетов, проводившихся в их честь, вызывая толки своими близкими отношениями и полным пренебрежением к официальному протоколу. Регент держал себя вежливо по отношению к царю, он чувствовалось, что у него сложилось то же впечатление, что и у короля Франции Людовика; он считал этого русского варваром, которого нужно всячески ублажать.

Александр ощущал это с чувством все возрастающей ярости. На голову выше большинства английских придворных, он нависал над маленьким толстым принцем, стараясь под маской своего очарования скрыть гнев. Что касается молоденьких и хорошеньких английских леди, то среди них он имел успех; но с политической точки зрения визит являлся провалом, и он сам это понимал. Меттерних, в любых условиях остающийся изысканным придворным, завоевывал свою популярность за счет царя и Великой княгини.

Он победил Наполеона, напоминал себе Александр вновь и вновь, в этом и заключалась его награда! Двадцать шестого июня он выехал из Дувра, чтобы вернуться в Россию до открытия Великого конгресса в Вене, который должен был определить судьбы мира.

Он прибыл в Вену в сентябре, готовый к такой же решительной схватке со своими бывшими союзниками, какая была у него с Наполеоном.