Телефон звонил и звонил, с каждым новым сигналом разрывая в клочья мирную тишину спальни, где мы спали со Смертью обнявшись. Сколько времени мы провели на грани сна и бодрствования, не знаю. Все часы для нас остановились. На дату в календаре пролили чернила. Страницу из дневника вырвали.

Но телефон был равнодушен к вечности и безжалостен к тишине. Я всплывала на поверхность из глубин сна медленно и осторожно, чтобы от резких перепадов давления не лопнули сосуды. Мой патрон безмятежно спал, не позволяя ничему земному потревожить его ангельский сон. Я с завистью посмотрела на него. Счастливый, он может еще поспать, а я уже проснулась.

Часы показывали семь. Сегодня понедельник, а значит, семь утра — вполне подходящее время для того, чтобы встать с постели и совершить утренний ритуал цивилизованного человека, включающий душ и завтрак. Но что делать тем, кто потерялся во времени? Я была не готова столкнуться с чужим и враждебным миром после того как узнала, что на свете есть и другие миры. Я могла бы остаться здесь, и никто бы не заметил моего отсутствия, потому что тот, кто нужен мне, и тот, кому нужна я, были сейчас в этой комнате, по ту сторону сна.

Но я все же заставила себя пройти в гостиную, где телефон с монотонностью машины продолжал разрывать утреннюю тишину звонками. Я подняла трубку. Это оказался Мартин.

— Извини, что звоню так рано. Знаю, что это негуманно, но на фирме такое творится, что хоть становись в строй и жди приказа стрелять. Катастрофой было уже то, что Эйнар Сален занимал руководящий пост, но даже это ничто по сравнению с тем хаосом, какой он оставил после себя. А мне приходится наводить порядок. Я теперь выполняю двойную работу. Хотелось кому-то пожаловаться, извини. Ты уже проснулась?

Я кивнула, потом сообразила, что Мартин не видит меня, и пробормотала: «Да-да, конечно, частный предприниматель никогда не спит…»

— Звонили из рекламного агентства. Оказывается, они еще в выходные отправили мне письмо и ждут наших предложений уже на этой неделе. И как ты понимаешь, в сложившейся ситуации у меня нет ни времени, ни желания что-то придумывать. К тому же твои идеи мне понравились. Конечно, нам придется кое-что доработать, особенно ту часть, где смерть выступает в роли спасителя — согласись, этика тут хромает, и боюсь, как бы не возникли проблемы. Но в остальном все неплохо. Я только что побеседовал с Никке. Он был с утра неразговорчив — говорит, что снимал всю ночь. Но ждет тебя и того парня, Джона, о котором ты говорила, на пробы. Будет это ролик или фото, сами решите.

— Мартин, — я окончательно проснулась. — Я предупредила тебя, что это знакомый моих знакомых. Понятия не имею, как с ним связаться. Может, его нет в Стокгольме или вообще в стране.

Я же вчера сказала Мартину, что только мельком видела Джона, откуда мне знать, где он сейчас. Мозг заработал в полную силу. Наконец-то.

— Но это входит в твои обязанности как внештатного сотрудника — быстро находить решение проблем, которые у нас — штатников — отнимают много времени и денег. Я рассчитываю на тебя. Позвони мне потом и расскажи, как все прошло.

Поняв, что сейчас он положит трубку, я испугалась:

— Погоди! Как Эйра? И Биргитта — после всего, что случилось?

— Что? А… — Мартин, казалось, искренне удивился моему вопросу. — С Эйрой все в порядке. Она умеет разделять работу и личную жизнь, сама знаешь. Загадочная финская душа. И Биргитта тоже в порядке. Она осталась с Арвидом дома — у него температура. Она и Эрик начали писать доклад сразу же после вашего ухода. Понятия не имел, что у викингов такая интересная история. А мы с Арвидом пошли на прогулку, чтобы дать им спокойно поработать. Он был в прекрасном настроении. Так ты позвони мне после обеда, ладно?

Положив трубку, я прошла в кухню, поставила вариться кофе, достала из холодильника молоко, а из шкафа — кружки. Все как всегда, за одним исключением. Это была уже не я, а совершенно новая Эрика. Только скорлупа осталась прежней, а новое содержимое меня пугало.

Я быстро пролистала газету, как обычно, тонкую по понедельникам. Задержалась на объявлении о знакомстве, в котором «хорошо сохранившийся мужчина лет шестидесяти» искал «симпатичную подружку со всеми мыслимыми достоинствами и четвертым размером бюста». Я не нашла ни заметки о смерти Густава, ни статьи о самоубийстве Эйнара Салена. Видимо, газеты сочли эти события малоинтересными для читателей.

Я никуда не спешила. Мне не нужно было немедленно выполнять поручения Мартина в поисках неизвестного актера Джона, ибо этот самый «Джон» мирно спал в моей постели. И мне пока что жаль было будить его. Хотелось позаботиться о нем. Признаться, я слишком мало заботилась о Томе, делая ему приятное только под настроение. И сейчас надеялась наверстать упущенное.

А может, я слишком строга к себе? Я же готовила еду, убирала дом, делала Тому сюрпризы, звонила ему на работу и желала хорошего дня, писала в электронных письмах, что думаю о нем. Даже дарила цветы на День всех влюбленных. Но как узнать, много это или мало?

Я почему-то задумалась, где живет сейчас Том — у Юхана или уже нашел квартиру. Наверное, они с Аннетт подыскали себе что-то, они же намерены жить вместе. Мама-папа-дети. Конечно, это будет хороший район, где все предусмотрено для малышей, какой-нибудь уютный домик с садом. Интересно, есть еще такие районы? Я не знала. Может, Бредэнг, где жила мать Габриэллы… Надо посоветовать это место Тому, когда он в следующий раз позвонит. «Эй, Том, ты уже нашел дом для твоей новой семьи? Может, Бредэнг тебе подойдет?»

Ход моих мыслей прервал внезапно появившийся в кухне патрон. Он подошел сзади и поцеловал меня в плечо, в самое чувствительное местечко, и погладил по голове. Слезы радости или боли выступили на глазах, но я сдержала эмоции. Слезы мне еще понадобятся.

— Доброе утро, ты давно встала?

— Меня разбудил телефон, и я решила дать тебе поспать подольше. — Я взяла его руку в свою, и мы так и сели за стол — держась за руки, словно не желали отпускать друг друга.

— Что-то важное?

— Ага. Это касается тебя. Звонил Мартин. Он хочет, чтобы Джон, то бишь ты, сделал сегодня фотопробы.

Патрон улыбнулся. У него были самые красивые глаза на свете.

— Сегодня кому-то повезет прожить на день больше — я это называю «жизнь в долг». А я беру выходной! У меня, как и у всех, должно быть на это право, ведь правда?

— Откуда мне знать, что вам можно, а что нельзя?

— Ты стала частью меня, Эрика. Моей путеводной звездой в бурном море жизни. Той, с кем я хочу быть рядом, и той, ради которой я готов умереть.

Я не поняла, шутит он или нет. Патрон встал и налил себе кофе, обычный, какой пили, я уверена, в каждом втором доме в нашей стране. Видимо, он решил больше не удивлять меня экзотикой вроде мокко или капуччино и довольствовался стандартным меню.

Погода еще не решила, взбодрить ли ей просыпающихся горожан или, наоборот, усыпить. Капризный диктатор-ветер сновал по улицам, обвивался вокруг стволов деревьев, ласкал ветви, чтобы в следующую минуту хлестнуть их со всей дури. Я не поливала цветы на балконе с тех пор, как умер Малькольм. Они, наверное, погибают или уже погибли. В любом случае им недолго осталось. Последние теплые осенние недели они тоже живут в долг.

Я плохо спала ночью, а когда засыпала, мне снился разговор с Леной Россеус и Хансом Нурдшо. Думаю, эти двое какое-то время будут держать меня под подозрением, кажется, так это называется. Я причастна к таинственным событиям, но всем им можно найти логическое объяснение, да и внешне я не похожа на убийцу. Если, конечно, у них есть памятки, где написано, как выглядит типичный или типичная убийца. Полагаю, разница есть: скорее всего, женщины и мужчины предпочитают разные способы убивать. Эйнар Сален, например, вряд ли пристрелил бы свою жену так, как это сделала она. Интересно, чем сейчас занимается Карина? Вероятно, она счастлива, что избавилась от: этого подонка. Патрон прервал мои раздумья:

— Куда нам нужно ехать? И когда?

— В Хэгерстен, к фотографу по имени Никке. Я с ним раньше работала. Очень талантливый парень. Просто чудо. Странноватый, но все гении с причудами.

— И когда он нас ждет?

— Около полудня.

— Тогда у нас еще есть время.

Я поняла, что он имеет в виду. Патрон оперировал словами, словно кнопками off/on на пульте управления: одно нажатие кнопки — и я, готовая на все, замираю в предвкушении. Мы встали из-за стола и пошли в спальню. Казалось, мы целую вечность провели вдали друг от друга и жаждали вернуться в постель. Краем уха я слышала, как снова зазвонил телефон, но и не подумала взять трубку, предоставив автоответчику разобраться со звонившим. Словно в тумане до меня донесся женский голос, оставлявший сообщение. «Позвони мне, Эрика», — расслышала я. И последнюю фразу: «Это Дьявол».

Растворимый кофе был мерзким, но зато горячим, а молоко смягчало вкус, если это можно назвать вкусом. Пламя свечей дрожало и отбрасывало завораживающие тени на каменные стены. На них были развешаны фотографии, поражающие воображение и заставляющие задуматься. Как правило, это были черно-белые пейзажи. Портретов почти не было. Большое фото запечатлело лысую голову, покрытую светлым пухом. «А tribute to life» — было написано внизу. Я спросила у Никке, что имеется в виду.

— Это Оливер, мой приятель. У него был рак, я не помню, чего, но самая легкая стадия. Врачи говорили, что если уж суждено заболеть раком, то лучше этим. Сначала ему назначили облучение, и он потерял волосы. А потом сказали, что он здоров и можно прекратить лечение. Этот кадр я сделал перед тем, как волосы начали отрастать.

С этими словами Никке подошел к фотографии и внимательно посмотрел на нее. Разговор о его произведениях всегда заканчивался тем, что он снова рассматривал их, размышляя, как бы улучшить. Таких перфекционистов, как он, я еще не встречала. Особенно поражал контраст между внешностью Никке, его окружением и произведениями. Видимо, стремление к совершенству он полностью вкладывал в творчество, забывая о своем внешнем виде.

Мы приехали в Хэгерстен, промышленный район, где располагались в основном фабрики и заводы, на метро. Никке встретил нас на пороге, обняв меня и пожав руку Смерти. Был он в домашней одежде или собирался выходить — не знаю. Никке круглый год носил джинсы, поношенную футболку и свитер. Зимой, когда температура в студии опускалась ниже нуля, к этому добавлялась вязаная шапочка. При этом его нельзя было назвать непривлекательным. На вид — около сорока пяти, длинные светлые волосы собраны в хвост, глаза ярко-синие, почти лиловые. Никке был невысок, почти с меня ростом, но мускулист — в его студии в углу лежали гантели, которые он поднимал в перерывах между умственной работой. Городской ковбой, если можно так выразиться. И очень талантливый фотограф.

Мы приняли предложение выпить кофе и получили каждый по чашке растворимой бурды, которую Никке намешал в импровизированной кухоньке. Тут не было горячей воды, а вместо плиты — переносная электрическая плитка. Но Никке этого вполне хватало. Прямо здесь же на полу лежал матрас, прикрытый простыней. Простота, граничащая с аскетизмом. И очень чисто. Да и горячий растворимый кофе всегда лучше холодного эспрессо.

Значительную часть стены занимало белое полотно. Очевидно, Нике использовал его как фон для последней съемки. Я уже знала, что его можно поменять на черное. У Никке был целый арсенал различных камер, которые стоили, вероятно, целое состояние. Он одновременно снимал объект с нескольких камер, хотя, как сам признавался, больше всего любил старенький Хассельблад.

Патрон с нетерпением ждал начала съемки. Было забавно наблюдать, как у него от волнения подрагивают ноздри, словно у лошади, томящейся в стойле в ожидании скачек. Они с Никке начали живо обсуждать освещение, ракурс и композицию, и я уже в который раз удивилась умению Смерти приспосабливаться к собеседнику. Никке сразу поверил в придуманную нами легенду об актере из Великобритании, совершавшем турне по Европе, и даже не спросил, где и у кого «Джон» раньше снимался. Похоже, ему было абсолютно безразлично, кого он фотографирует: шведа, англичанина или самого черта, лишь бы снимок получился хорошим. Я слышала, как патрон рассуждает о жизни и смерти, чтобы создать подходящую атмосферу для съемки. Все это походило на хвастовство, причем хвастовство напыщенное, ведь излагал он все на английском. Я не люблю хвастовства, но патрону прощаю многое, чего не прощала другим. Видимо, это и есть тайная сущность любви — принимать человека полностью, со всеми его недостатками, прощать ему ошибки, забывать про причиненную им боль, заботиться о нем, хотя об этом не просят. Люблю ли я Смерть? Разве я могу любить его, если всего несколько дней назад считала, что люблю Тома? Кофеварка посмотрела на меня и понимающе подмигнула горящей кнопкой на ручке. Я недоуменно уставилась на нее.

Никке и Смерть подошли к белому экрану: они измеряли расстояние и экспериментировали с освещением. Принесли и поставили стул, потом передвинули его. Никке на ломаном английском похвалил одеяние патрона и сказал, что любит одежду в промежуточной стадии: когда она уже не ткань, но еще не плащ. Не знаю, понял ли патрон его причудливую логику.

— Эрика, можешь подойти на минутку? — Никке опустился на колени и разглядывал черный деревянный стул с закругленной спинкой. Я набралась смелости и встала на край белого полотна, которое закрывало всю стену и половину пола. Никке вскочил, усадил меня на стул и отступил назад.

— Что рассказал тебе Мартин про нашу идею? — спросила я, устраиваясь на стуле поудобнее, поскольку поняла, что меня Никке тоже использует — как статиста.

— Довольно много. — Никке смотрел на меня в объектив камеры. — Он сказал, что речь идет о генетических тестах: их нужно представить зрителю так, чтобы он увидел в них не смерть, а новые возможности. Если тебя интересует мое мнение, я считаю, что это чудовищно. Мои отец и дед умерли от рака, и я не испытываю ни малейшего желания выяснять, что ждет меня в будущем. Но не волнуйся, на моей работе это не отразится. Мне наплевать, как используют ее результат. Меня интересует процесс. Лишние сантименты только мешают в работе. Поверни голову, смотри прямо в камеру… вот так… молодец… правее… выше подбородок… откинь волосы… еще немного. Хорошо!

Я держала голову прямо и смотрела на Никке. Патрон стоял рядом и ободряюще улыбался. Ноги у меня мерзли в тонких колготках, и я пожалела, что надела юбку, а не брюки. Никке вставил пленку и обратился к нам:

— Вот что я придумал. Мы сделаем несколько черно-белых фото, согласитесь, этого требует тема. Я направлю на тебя весь свет, Эрика. Приготовься, он будет слепить глаза. Потом посмотрим, что получится и можно ли сделать из этого фильм. Представь, что у тебя вся жизнь за плечами. Нет, не в том смысле, что ты старая. Это твое будущее стоит позади, а ты не решаешься обернуться. Хочешь и одновременно не хочешь узнать правду. Тебе страшно. Ты нервничаешь, переживаешь. Давай, поэкспериментируй с эмоциями. А вы…

Никке велел патрону встать у меня за спиной. Я ощущала его присутствие, но не оборачивалась, не решаясь сменить позу. Исходящее от него тепло меня успокаивало. Никке снова обратился ко мне:

— Он будет стоять сзади и смотреть на тебя. Не на меня, только на тебя. Ты — его избранница, жертва, ты полностью в его власти, он может делать с тобой все что хочет. Не силой, нет. Представь, что он — твоя судьба. Он мечтает о тебе, жаждет тебя. Но не знает, суждено ли ему заполучить тебя. И он — Смерть. Я понятно объяснил? Объясни ему. Боюсь, моего английского недостаточно.

Я перевела на английский слова Никке, и патрон сосредоточенно выслушал их. Его дыхание ласкало мне волосы.

— А сейчас я хочу, чтобы он положил руку тебе на плечо… Put your hand on her shoulder. Очень легко, едва касаясь… light… light… А ты, Эрика, подними руку так, чтобы кончики ваших пальцев чуть соприкасались… нет, не эту руку, другую, словно ты крестишься… вот так… молодец. Начинаю!

Никке щелкал затвором, то и дело давая указания и подбадривая нас, чтобы мы расслабились и выглядели как можно более естественно. Рука патрона лежала у меня на плече. Его близость вселяла уверенность. По указанию Никке я попыталась передать всю гамму ощущений — от глубокого отчаяния до радостного предвкушения. Патрон тоже получал указания. Он вставал то правее, то левее, и только его рука оставалась на моем плече, как некая константа, на которой все держится и где таится ключ к моему будущему. Никке дал нам передохнуть, пока менял пленку, но делал это очень быстро, чтобы не нарушить атмосферу.

Потом он снова уставился в объектив, а мы с патроном заняли свои места. Патрон прерывисто дышал, и я заметила, что мое дыхание тоже участилось. Рука, лежащая на моем плече, вдруг показалась невыносимо тяжелой. Меня бросило в жар. Возникло ощущение, что под ногами разверзается бездна, и меня затягивает в нее.

Пальцы до боли сжали мое плечо. Но это не пальцы больно впивались в мое плечо, вдруг поняла я, а кости. Как у скелета. Я похолодела. В ноздри ударил запах гниения, пожухлых листьев, мертвых цветов, птичьих трупов на скалах. Я попыталась обернуться, но костлявые пальцы вжимали меня в стул, не давая шевельнуться. Что-то нагнулось к моему уху и прошептало: «И протрубит третий ангел, и последние станут первыми».

Я вскочила, опрокинув стул, и обернулась. На мгновение я увидела существо, стоящее сзади меня, в его истинном обличье — желтый полусгнивший скелет в черных лохмотьях и капюшоне, скрывающем череп. В глазницах копошились черви, а вместо рта зияла дыра, окруженная почерневшими зубами. У меня все поплыло перед глазами. Я сделала шаг назад, споткнулась о стул и рухнула на белое полотно, закрывая глаза руками.

Казалось, земля перестала вращаться. Потом они оба опустились на колени возле меня — Никке и Смерть. Они пытались привести меня в чувство, хлопая по щекам. Патрон поддерживал мою голову, а Никке поднес к губам стакан воды. Я сделала глоток, переводя взгляд с одного на другого. Они выглядели, как и прежде: Никке — с убранными в хвост волосами и тревогой в сине-лиловых глазах и Смерть — с серьезным выражением лица и нежностью в серо-зеленых.

— Что произошло? — спросила я, садясь и поднося руки к вискам.

— Это тебя надо спросить! Я снимал, все шло, как надо, ты сидишь спокойно, Джон за твоей спиной, и у тебя в глазах искреннее удивление — мечта любого фотографа, и тут ты вдруг вскакиваешь, как ужаленная…

Патрон молча погладил меня по волосам и помог подняться на ноги.

— Я видела Смерть. Настоящую.

— Смерть? Ты видела Смерть? — поразился Никке.

— Я видела Смерть. Пожелтевший скелет с гнилыми зубами и… в мое плечо впивались кости… до боли… а потом этот ужасный запах… вы тоже это чувствовали, нет? You saw him as well?

Странно, что я в таком состоянии способна была говорить по-английски. Я повернулась к Никке в поисках поддержки, но он только развел руками и покачал головой:

— Смерть? Но, Эрика, милая…

— Смерть была здесь!!!

Я сама не заметила, что кричу. Никке сделал шаг назад.

— Я говорю, что видела Смерть. Своими глазами. Она сжала мое плечо, смотрела на меня и…

Никке взглянул на меня с тревогой:

— Эрика, успокойся. Здесь нет никого, кроме нас троих, уверяю тебя. Как ты себя чувствуешь?

Я снова перевела взгляд на Смерть. На его лицо, которое стало таким родным и близким за последние дни. Мои пальцы гладили и ласкали каждую его морщинку. Оно не выражало ни лжи, ни скрытности, ни неопределенности. Патрон был обеспокоен не меньше Никке. Я заплакала, он обнял меня и тихо, чтобы не услышал фотограф, прошептал:

— Эрика, клянусь, это я все время был у тебя за спиной. Может, тебе что-то привиделось? Ты девушка впечатлительная. И талантливая актриса, если так глубоко вошла в роль. Но здесь нет никаких демонов и никакой смерти. Только я.

Никке этого не слышал, а если бы и услышал, все равно ничего не понял бы. Я потихоньку успокаивалась. Сердце билось ровнее, но страх не уходил. Неужели мне это примерещилось? Едва ли. Я доверяла патрону, знала, как он выглядит. Откуда же эти ужасные видения? Может, виной тому мои впечатлительность и психическая неуравновешенность? Я опустила голову. Никке пошел в кухню, поставил чайник, но тут же выключил его, открыл холодильник и достал три бутылки пива.

— Идите сюда. Нам не помешает сделать перерыв. Как я уже говорил, все шло отлично, пока с тобой, Эрика, не случился этот припадок. Пожалуй, мы используем получившиеся кадры. Для этой рекламы… или чего-нибудь другого. Садитесь!

Присев на шаткие стулья, мы молча пили пиво. Патрон не сводил с меня глаз. Я все еще ощущала панический трах. Я была уверена, что действительно видела то, что видела, и чувствовала запах, который чувствовала! Однако понимала, что этому нет никакого логического объяснения. Неужели я сама воплотила в реальность собственные чудовищные фантазии? Что ж, в таком случае я не первая и не единственная. Люди веками воплощали свои фантазии на сцене или в музыке. То, чего никогда не существовало, обретало в их изложении плоть и кровь. А может, у меня действительно дар? Патрон говорил, что я могу видеть то, что захочу. Моя бабушка тоже видела, что хотела, когда гадала на кофейной гуще. Близость к Смерти послужила катализатором цепной реакции, воплотившей в жизнь мои представления о рае и об аде. У меня не было сил продолжать думать об этом. Лучше поговорить со Смертью потом, наедине, когда я успокоюсь.

Никке сделал глоток пива и озабоченно посмотрел на меня:

— Ты не первая, кому что-то привиделось. Многие люди утверждают, что видели смерть, хотя, конечно, куда чаще им являются ангелы или Бог. Или будущее. Но, черт подери, ты напугала меня, Эрика. Мурашки побежали по телу от твоего рассказа. Смерть за спиной. Страшно, но как увлекательно! Извини меня за эти слова. Я все-таки человек творческий: мыслю в черно-белых тонах. С тобой раньше бывало такое? Когда ты предчувствуешь, что с тобой что-то случится, и потом это действительно случается… Ты на картах не гадаешь?

Пиво придало мне сил.

— Я — нет. Но моя бабушка… гадает на кофейной гуще и все такое. Она научилась этому от своей матери: ту считали ведьмой. Помню, дедушке пришлось закрасить птицу на подносе, подаренном бабушке, потому что она прочитала в глазах у птицы обещание бед и несчастий. Но я никогда не знала за собой таких способностей… Странные ощущения — да, с кем не бывает, но чтобы видения…

Никке покрутил пивную бутылку в руке, изучая ее пенящееся содержимое. Вряд ли он увидел там чье-то будущее или прошлое.

— Как она выглядела, эта Смерть?

— Я же сказала — отвратительно. Желтый скелет в черных лохмотьях. Гнилые зубы. Мерзкий запах.

На лице у Никке отразилась смесь отвращения и любопытства.

— Ух ты! Эта Смерть… ты так описываешь ее… она именно такая, как на картинах, которые я видел… Это были полотна средневековых мастеров, Смерть там изображали как скелет, который бродит среди живых людей, помешивает варево в чьем-то котле, целует девушек… и все в таком духе. Чудовищно, но вместе с тем завораживает. Именно эти полотна я представил себе, когда мы разговаривали с Мартином про этот рекламный ролик. Мне плевать на ваши генетические тесты, но оживить Средневековье… это увлекает. Его принято называть мрачным, но у меня оно почему-то ассоциируется с красным цветом.

Я промолчала. Как выглядит смерть? Что могу ответить на это я, которая делит работу, дом и постель именно со Смертью, и она, а точнее он, не имеет ничего общего с человеческими представлениями о ней. Кофеварка снова мне подмигнула, и я вдруг начала задыхаться. На лбу выступил холодный липкий пот. Я так резко встала, что выронила бутылку, и она разбилась. Я бросилась к туалету в глубине студии. Распахнула дверь, упала на сиденье унитаза, прижалась лбом к холодной раковине и разрыдалась. С таким ощущением полного одиночества и покинутости мне одной не справиться.

В дополнение к хаосу в моей душе раздался нервный сигнал мобильного телефона из кармана жакета, надетого к этой проклятой юбке, которая теперь задралась до бедер, открывая неизвестно откуда взявшуюся стрелку на колготках. Я спустила юбку и пописала. Скудная темно-желтая лужица свидетельствовала о том, что сегодня я пила слишком мало жидкости. Я вымыла руки, ополоснула водой лицо, забыв про тушь. Вытерлась туалетной бумагой. Потом достала мобильный телефон и проверила, кто звонил. Это была эсэмэска. Я открыла сообщение и прочитала, понимая, что уже ничему не удивлюсь. «Эрика, твой мир слишком быстро вращается. Ты уверена, что это тот мужчина, который тебе нужен? Жди меня в кафе "Розенгорден"» в Историческом музее в три. Дьявол».

Дьявол. Дьявол послал мне эсэмэску. Почему бы и нет, если Смерть носит джинсы, а Том бросил меня. Я умылась еще раз и уставилась на себя в треснувшее грязноватое зеркало. Лицо пылает, зрачки расширились, но в целом ничего необычного. Разве скажешь, что я несколько минут назад заглянула в глаза Смерти, а сейчас получила эсэмэску от Дьявола.

Я снова опустилась на сиденье и закрыла глаза. Патрон говорил о Дьяволе как о женщине и явно ее недолюбливал. Он говорил, что она манипулирует жизнями людей, заставляет их играть в игры, наделяет возможностями, которые приводят к трагедии. Я тогда разозлилась. Ведь мужчины постоянно твердят, что зло исходит от женщины. А в том, что Смерть — мужчина, я убедилась на собственном опыте. Неприятная мысль закралась мне в душу, как сорняк, пробивающийся между камней, чтобы выстрелить свои колючки. Что если… Что если… Что, если Смерть не тот, за кого себя выдает? Что, если он с помощью своих магических трюков заставил меня поверить в то, чего нет? Почему он так ненавидит Дьявола? Может, потому, что эта женщина знает о нем больше, чем он готов рассказать мне? А может, она сумасшедшая? Может, сама возвела себя в ранг дьявола, польщенная тем, что мой патрон изволил явиться к ней? Или другой вариант: это нормальная женщина, но с отличным чувством юмора и самоиронией. Тогда она, возможно, владеет полезной мне информацией.

Я, конечно, доверяю мужчине, называющему себя Смертью. Он не раз за последние дни демонстрировал мне свою власть над телами и душами людей. Но я всегда была слишком доверчивой. Лишняя информация мне действительно не повредит. Особенно если я услышу чью-то еще точку зрения на все происходящее. А с кем еще мне поговорить по душам, как не с Дьяволом.

Я открыла глаза и пригладила волосы. Патрон навсегда вошел в мою жизнь, стал ее частью, но мне нужно сохранить какой-то уголок и для себя, чтобы твердо стоять на ногах. И как бы сильно я ни любила патрона, у меня оставались сомнения, которые даже ему не удавалось рассеять.

Успокоившись, я вернулась к Никке и Смерти. Они что-то оживленно обсуждали, но обернулись, заслышав мои шаги. Патрон встал и по-отечески нежно обнял меня. Я снова ощутила тепло. Тепло и надежность. Тихую гавань в бурном море.

— Ты выглядишь гораздо лучше, — прошептал он мне в волосы так, чтобы Никке не расслышал. — Не бойся. Это я стоял за тобой, Эрика. Только я. То, что ты видела, — лишь твои фантазии, проекция твоих страхов. Но там был я. Только я.

Мы молча стояли, пока он не выпустил меня из объятий. Потом подошли к Никке, который вопросительно смотрел на меня. Он знал, что я уже много лет живу с мужчиной по имени Том. Но больше ничего о моей личной жизни ему не было известно. Я же знала про Никке, что он голубой и его любовник живет в Дании, но никогда его ни о чем не расспрашивала. И все же, видимо, дружеское объятие «Джона» показалось Никке не таким уж дружеским. Однако он ничего не сказал.

— Ты в состоянии еще поработать, Эрика? Думаю, у нас уже есть часть материала, но, если ты готова, сделаем еще несколько кадров.

Я кивнула, вспомнив, что обучающихся верховой езде людей заставляют снова сесть на лошадь сразу же после падения. В полной тишине, предельно сконцентрировавшись, мы работали еще час. Никке экспериментировал с камерами, ракурсом, освещением и фоном. Потом он наконец пригладил волосы и объявил, что на сегодня хватит. Ничего необычного на этот раз не произошло. Наверное, сюрпризов на сегодняшний день было уже предостаточно.

Мы поблагодарили Никке и обнялись на прощание. Он сказал патрону, что получил большое удовольствие от работы с ним и будет рад увидеться снова. Патрон удовлетворенно кивнул и взял его визитку. Я знала, что Никке хочется поскорее закрыться в темном чулане и начать проявлять пленку. Может, он даже потратит на это всю ночь. Он обещал позвонить в ближайшие дни и рассказать, что у нас получилось, но я подозревала, что фотографии будут готовы уже к завтрашнему утру.

Мы спустились по винтовой лестнице и вышли на свежий воздух. Патрон казался довольным. Он неожиданно остановился, прижал меня к груди и воскликнул, что восхищен профессионализмом Никке. Он, похоже, уже забыл об инциденте, произошедшем во время съемок. Мы медленно шли к метро. Лето сменила осень, еще день или два — и деревья вспыхнут желтыми и красными огнями.

Я уже заготовила объяснение и теперь повернулась к Смерти, стараясь не выдать своего волнения:

— Я забыла предупредить тебя, что Мартин просил меня заглянуть в офис и рассказать, как прошла съемка. Нам с ним нужно еще обсудить этическую сторону… и тому подобное. Это не займет много времени, но тебе незачем идти со мной…

Подошел поезд. Это спасло меня от дальнейших разъяснений. Но патрон как будто в них и не нуждался.

— Прекрасно. Иди на встречу, а я приготовлю нам роскошный ужин. Это будет сюрприз. Спасибо тебе за сегодняшний день, я снова мог играть самого себя на сцене. Пойду домой и по дороге куплю вино и кое-какие продукты. Что бы ты хотела на ужин?

Я заказала баранину. Жертвенного агнца. Патрон одобрительно кивнул и сказал, что ему понадобятся сушеные томаты, чеснок и розмарин. Поезд остановился на Сёдере. Патрон вышел, а я поехала дальше, радуясь, что офис Мартина и Исторический музей находятся на одной ветке.

Позвонив Мартину, я попала на Эйру. Мы несколько минут поговорили. Эйра спросила, как я себя чувствую и все ли у меня в порядке. Я спросила про Роберта, и тут же почувствовала в голосе Эйры напряжение.

— Он немного успокоился, но еще не совсем пришел в себя. Постоянно твердит, что Габриэлла умерла при загадочных обстоятельствах. И вот что я тебе скажу, Эрика: если бы мы жили там, где верят в вуду и все такое, он обвинил бы в ее смерти меня. Но, уверяю тебя, хоть я и желала ей смерти, но ничего для этого не предпринимала. А Нильс молчит. Помощи от него никакой. Скоро похороны… Даже не знаю, должна ли я туда идти. Роберт, разумеется, пойдет, он собирается петь. Оказывается, они с Габриэллой пели и играли вместе. Я об этом не знала. Невозможно же знать о своем ребенке все, согласна? Я послала им венок и открытку. Роберт сказал, что ему не нравятся банальные слова соболезнования на открытке, но я ответила: «Какая разница! Все равно она этого не прочитает». Мне даже пришлось пообщаться с ее мамашей. Она такая жалкая. Как ты думаешь, Эрика, я что, совсем бесчувственная?

Я ничего не ответила на это, только согласилась, что нельзя знать о детях все, хотя у меня и не было своих. Эйра сообщила, что в «Энвии» царит странная атмосфера: люди рады, что Эйнар умер, и стыдятся этого чувства.

— Мартин временно занимает его должность, и работы у него выше крыши. Карина приходила к нам в офис, и, клянусь, она совсем не похожа на безутешную вдову. Она провела у Мартина очень много времени. Не знаю, о чем они говорили. Но незаменимых людей нет, верно, Эрика? А от Тома что-нибудь слышно?

— Нет, я ничего о нем не знаю.

Эйра соединила меня с Мартином. Я быстро рассказала о съемках, умолчав об инциденте с видением. Мартин обрадовался, что все прошло хорошо, и предложил посмотреть готовые снимки вместе. Вспомнив про эсэмэску, полученную от Дьявола, я решила воспользоваться этой почти забытой функцией телефона и отправила сообщение Кари, попросив ее ответить «да», если ее спросят, знает ли она актера по имени Джон, а остальное я объясню позже. На прощание я выразила сожаление, что мы с ней теперь редко видимся. Больше важных дел у меня не было, и я сосредоточилась на предстоящем свидании.

Я поднялась по ступенькам в Исторический музей и хотела купить билет, но, увидев закрытую кассу, прошла сразу к кафе со звучным названием «Розен-горден» — «Розовый сад». Тут я сообразила, что не знаю, как выглядит тот или та, с кем у меня назначена встреча. «Вряд ли у него (или у нее) будут рога и раздвоенные копыта», — подумала я, входя в залитое светом кафе. Помещение наполнял душистый аромат сигар.

Она сидела у окна и разглядывала цветы в саду, все еще боровшиеся друг с другом за свет и влагу, хотя на дворе уже стояла осень. И это она курила сигару, вернее, сигариллу, — причем с таким удовольствием и чувственностью, что все слова о вреде курения при виде нее показались бы абсурдными. Как и следовало ожидать, она была не тощей бледной поганкой, а пышной, цветущей и даже привлекательной женщиной. Длинные волосы были заплетены в мелкие косички и скреплены перламутровой заколкой. В ушах — крупные золотые серьги. Пальцы унизаны кольцами.

На ней были свободные брюки и пестрая блузка с изображением диких животных. На ярком, не нуждающемся в косметике лице выделялись иссиня-черные губы, Я поняла, почему патрон ее невзлюбил. Это была типичная позиция белых мужчин по отношению к сильным и красивым темнокожим женщинам, которых они столько лет пытались приручить, насилуя и делая своими рабынями.

Она обернулась, увидела меня, улыбнулась и поманила к себе.

Под гипнозом ее темных глаз я приблизилась. Женщина, называющая себя Дьяволом, встала и расцеловала меня в обе щеки. Я поняла, что со стороны мы выглядим вполне нормально: стильная темнокожая женщина лет сорока собирается выпить кофе со старой знакомой.

— Привет, я рада, что ты пришла. Это я Дьявол, но если хочешь, можешь звать меня Маггой. Что ты будешь?

Я хотела съесть семлу — я не ела сладкого уже тысячу лет, у меня даже слюнки потекли при мысли б этом пирожном, но там не было ни семлы, ни кайпириньи. Поэтому я заказала чай и домашний миндальный пирог. Дьявол по имени Магга направилась к прилавку и через минуту вернулась с моим заказом и черным кофе, молоком и рогаликом для себя. В кафе, кроме нас, посетителей не было. Я вдруг вспомнила, что сегодня понедельник, а по понедельникам музей закрыт.

— Я рада, что ты пришла, — повторила дьявол Магга, садясь напротив меня и ставя чашки на стол. — Я участвую в организации одной выставки здесь, в музее, и могу входить, когда хочу, — объяснила она, словно прочитав мои мысли. — Я решила, что нам с тобой лучше встретиться там, где нет любопытных взглядов. Смерть, например, весьма любопытен. Не возражаешь, если я закурю?

В обычной ситуации я ответила бы, что возражаю. Но сегодня отрицательно покачала головой. Дым не мешал мне. Он поднимался к потолку тонкой душистой змейкой, наполняя помещение приятным ароматом, абсолютно мне незнакомым. Если бы она предложила сигариллу мне, я бы, наверное, ответила «да», хотя не курила с тех пор, как вернулась с языковых курсов в Англии лет двадцать назад.

Дьявол Магга с аппетитом откусила рогалик, сделала глоток кофе и поднесла сигариллу к губам. Потом заговорила. Видимо, хотела многое мне сказать. Я взяла вилку.

— Надо отдать тебе должное, Эрика, ты не побоялась прийти сюда. Это мужественный поступок. Обычно люди не приходят на свидание к незнакомцам, особенно, если те представляются Дьяволом. Но, как я понимаю, ты к подобным вещам уже подготовлена. Смерть живет у тебя, не так ли?

Это прозвучало как констатация факта.

— Откуда ты знаешь? Откуда ты вообще знаешь, кто я и чем занимаюсь? Откуда у тебя мой номер телефона?

Вопросы посыпались из меня, прежде чем я успела заткнуть себе рот куском миндального пирога и обжигающе горячим чаем. Дьявол Магга рассмеялась и сделала глоток кофе.

— Хочешь, считай это манией преследования, а хочешь — простым любопытством, но я так давно знаю Смерть, что не могу оставить его в покое. У него есть свои достоинства. Но я ощущаю ответственность за своих товарок, если можно так выразиться. Назовем это женской солидарностью. Нельзя связаться со Смертью и надеяться, что это пройдет незамеченным. Понимаешь, что я имею в виду? Уж ты-то должна это знать.

Она поднесла к губам сигариллу и посмотрела на меня. Я не усмотрела в ее словах угрозы и восприняла их как очередную констатацию факта. И уже открыла рот, чтобы ответить, но Дьявол Мага опередила меня:

— Вот как обстоят дела. У меня свои источники информации о людях. Я знаю, что тебя зовут Эрика. Ты была вместе с мужчиной по имени Том, но вы недавно расстались, а потом тебя навестил другой мужчина, называющий себя Смертью. И у вас начался роман. Он давно не вступал ни с кем в отношения, так что ты, видимо, произвела на него впечатление. Интересно, что в тебе такого, чего нет в других?

Я ничего не ответила. Она сказала это совершенно нейтральным тоном, хотя явно хотела меня спровоцировать. И продолжила:

— Он, должно быть, рассказал кое-что о себе. Что он, Смерть, сидит у постели одиноких, заботится о душах и тому подобное. Наверное, и обо мне упомянул. Называл Дьяволом и говорил, что я соблазняю людей, увожу их с пути истинного и получаю садистское наслаждение от их страданий. Потом он взял тебя с собой к какому-нибудь умирающему и продемонстрировал свои трюки с флаконами, цветами и тому подобным. И рассказал про переселение душ. Так?

Я ничего не ответила. Не видела в этом необходимости, так как мы обе, и я и Магга, знали, что так оно и было.

— Как тебя называть? Дьявол или Магга? Ты такая же настоящая, как Смерть?

Дьявол Магга звонко расхохоталась, и я заметила среди ее белых здоровых зубов золотой.

— Настоящая? Эрика, милая, неужели ты и в самом деле веришь, что Дьявол разгуливает по улицам Стокгольма, когда в мире есть масса других, более приятных мест? Я Магга, или Маргарита, как меня называют приемные родители. Они привезли нас с братом и сестрой из Эфиопии. Мне было тогда три года. Нам повезло, наши родители чудесные люди. Они до сих пор живы. И я очень благодарна им. Они обожали спорт и привили нам любовь к активному образу жизни. Это им я обязана хорошей фигурой.

Я мысленно запретила себе произносить по отношению к ней слово Дьявол. Магга помешала кофе в чашке. За окном ветер обрывал у роз лепесток за лепестком, и они танцевали фламенко в воздухе, пока не опускались на асфальт. Магга продолжала:

— Ты немного похожа на меня. Я тоже так думала, проведя с ним несколько дней. Нет, я не преувеличивала, сказав, что у него давно не было женщины. До меня. Или, точнее, до меня и до тебя. Я — твоя предшественница.

Чай обжег мне горло, и я закашлялась. Магга стряхнула пепел с сигариллы в импровизированную пепельницу — пустую кружку, которую, видимо, принесла специально с этой целью, и снова поднесла ее к губам.

— Да, мы похожи, но все-таки разные. Я познакомилась с ним на выставке. Я художница, делаю видеоинсталляции, а Смерть зашел туда за кем-то. Так мы и встретились. Потом он пришел ко мне вечером и остался на ночь. Для меня его визит не стал сюрпризом. Я всегда была очень открытым человеком. Видимо, причина тому — мои африканские корни. Мои предки общались с духами своих предков, мне это передалось с генами. То, что он рассказал о своей работе, меня не слишком удивило, поэтому он быстро нашел мне применение.

Я слышала ее слова, но не воспринимала. Мысль о том, что Смерть встречался до меня с другими женщинами, казалась абсурдной, хотя я никогда его об этом не спрашивала. Невозможно было представить его рядом с другой женщиной, особенно современной. Настоящее принадлежало нам — мне и ему, как и будущее. Но Магга была безжалостна.

— То, что он Смерть, я поняла сразу. Для меня в его проявлении не было ничего странного. Потом он предложил мне работать на него. Зная о финансовом положении художников в нашей стране, ты поймешь, почему я так быстро согласилась на его щедрое предложение. У меня было гибкое расписание и неплохая зарплата. Хотя бывает и получше. Надеюсь, ты с самого начала потребовала для себя хорошие условия?

Она прекрасно знала, что я не получила за свою работу еще ни кроны.

— Откуда ты так хорошо осведомлена о моей жизни?

Магга снова помешала кофе. Молочные разводы в чашке хохотали мне в лицо.

— Все очень просто. Когда он выехал из моей квартиры, я довольно долго преследовала его. Я не стыжусь в этом признаться. Такого как он, нелегко отпустить. Думаешь, он случайно зашел к тебе в тот вечер? Вовсе нет. Он стоял перед рестораном и видел все через окно. Как вы изучали меню, как Том встал, швырнул что-то на стол и исчез. А потом как ты бросилась в туалет… Кстати, я бы сделала то же самое, ведь туалет для женщины — единственное убежище, согласна? Я следила за ним, поэтому тоже все видела.

Значит, за нами с Томом через окно ресторана наблюдали Смерть и Дьявол. Ничего удивительного, что наши отношения пошли к черту.

— Потом ты взяла такси, Смерть поехал за тобой в другом, а я прыгнула в третье. Так я узнала, где ты живешь. Смерть долго ходил взад-вперед перед твоим подъездом. Потом, ближе к рассвету, вошел в дом. Я к тому времени уже почти окоченела. К тому же я была на каблуках. Я бросилась к двери и, придержав ее, сунула щепку в щель, чтобы она не закрылась. Когда через несколько минут Смерть вышел, я спряталась за деревом. Потом вошла в подъезд. Я легко догадалась, какая дверь твоя, потому что у тебя горел свет, а на двери была табличка с мужским и женским именем. Так я узнала, как зовут тебя и твоего жениха. Выяснить остальное не составило труда. Мы живем в до неприличия открытой стране.

Магга замолчала и отпила кофе. Чай у меня кончился, а в горле очень некстати пересохло.

— Я следила за тобой и Смертью. Как я и предполагала, он вернулся со своим громоздким старомодным саквояжем, и поняла, что это означает. И хотя мы расстались, мне все же было обидно, что он так легко перешел из постели одной женщины в постель к другой. И было жаль эту другую. Тогда я и решила, что должна тебя предупредить.

Я сидела молча. Не могла определить, правду она сказала или нет. Магга говорила без тени злости, ненависти или желания отомстить, но мне показалось, что этот монолог она отрепетировала заранее.

— Думаю, не ошибусь, если скажу, что он предложил тебе место ассистента? И на тебя произвели впечатление все эти души и бутылки. Ты почувствовала себя избранной, приближенной к тайнам жизни и смерти, той самой единственной, не так ли?

Я по-прежнему ничего не отвечала. В этом не было нужды. Магга склонилась ко мне. Сигарилла почти догорела.

— Я желаю тебе добра, Эрика. Знаю, ты думаешь, что я ревную и хочу заполучить его обратно, поэтому и пришла сюда. Конечно, таких, как он, больше нет, и другие мужчины по сравнению с ним проигрывают. Но наше с ним решение прекратить отношения было общим. И мы расстались без обид.

— Тогда зачем тебе предупреждать меня?

— Потому что я ненавижу, когда людей используют. У меня в жилах течет африканская кровь. И мне не нравится, когда мужчина заставляет женщину поверить, что она для него — единственная и неповторимая. Ты, конечно, заметила, что Смерть довольно ленив. Как и все мужчины. Если есть женщина, способная сделать работу так же хорошо, как и он, Смерть с удовольствием возложит это на нее, оставив за собой руководство. Это и называется использовать людей. Он со мной не согласится, но мне наплевать.

То же самое сказала мне Карина Сален. Не забывать о моих правах. Помнить, что он всего-навсего мужчина.

— Ты уже начала работать на него? — спросила Магга.

— Да. Точнее сказать, я пару раз делала работу, а он за мной наблюдал, — нехотя призналась я. Магга кивнула.

— Похоже на мою историю. Он повторяется. Хочешь, я расскажу тебе, как все происходит: он посылает тебя на задание, все идет наперекосяк. Ты в панике, чувствуешь себя неудачницей. Тогда он дает тебе еще один шанс, на этот раз в его присутствии. Хвалит тебя, говорит: «Браво, ты справилась». Ты рада, как девчонка, благодарна за этот второй шанс и готова в лепешку расшибиться, чтобы его удивить. Неужели ты настолько наивна, что не узнаешь старую как мир тактику мужчин: унизить, чтобы потом вознести на пьедестал. Стать твоим спасителем.

— Почему? Откуда ему знать, как пойдет работа? Я же сама выбирала человека, он не имел к этому никакого отношения. Как и во второй раз. Может, это просто вопрос везения?

Магга улыбнулась и стала очень похожа на пантеру.

— Я же сказала, что он настоящий. А у настоящего мужика большая власть. Он знает все. Поверь мне, у него свои цели и свои методы. И не забывай про компьютер.

Я попыталась найти аргументы, способные разрушить ее железную логику, но на ум ничего не приходило.

Какое-то время мы сидели молча. Потом Магга спросила, не хочу ли я повторить заказ. Я кивнула, она ушла и вернулась с чаем, кофе и шоколадным пирожным.

— Можем съесть его на двоих. Послушай, я говорю тебе все это не для того, чтобы разрушить твое счастье. И не пытаюсь вмешиваться в ваши с ним отношения. Он твой, если нужен тебе. Мы с ним расстались. Как ни трудно с этим смириться. Я только хочу предупредить тебя. Не позволяй себя использовать. В конце концов тебе достанется вся скучная рутинная работа, а вся ответственная, интересная и важная — ему.

— И что же это за ответственная и важная работа?

Магга снова улыбнулась, разрезав пирожное ровно на две половинки.

— Я несколько недель собирала души по больницам, домам престарелых и автомобильным дорогам. И вдруг поняла: я не знаю, что с ними происходит потом. Они сразу отправлялись в почтовый ящик, тогда как у душ, с которыми имел дело Смерть, судя по его рассказам, всегда было высокое предназначение. У них был музыкальный или математический талант или еще что-то в этом роде. У его душ всегда были цели, а мои исчезали в никуда. Я испытала разочарование. Мне стало скучно. Поначалу я думала, что это Высшие силы дают указания, чтобы ассистентам не поручали ответственных заданий. Но однажды вечером мы сидели со Смертью и пили вино. Это было амароне. Он, наверное, и тебя им угощал. И я выразила ему свое неудовольствие. Тогда Смерть честно признался, что обладает большой свободой в том, что касается переселения душ. И не только в этом. Он наделен такой же властью, как и его начальство. Я спросила, не возложат ли и на меня когда-нибудь, со временем, большую ответственность. Все мы не обделены жизненным опытом, и думаю, я вполне способна решить, где пригодится та или иная душа. Но на этом все и кончилось.

Магга откусила от шоколадного пирожного и зажгла новую сигариллу, достав ее из элегантного кожаного портсигара. Помещение снова заполнилась дымом, создававшим атмосферу таинственности. В кафе по-прежнему было пусто. Но кто-то же готовил нам кофе и пирожные?

— Для этой работы я не годилась. Смерть утверждал, что она требует тысячелетней мудрости и опытом одной жизни тут не обойдешься. Я поняла его аргументы, но не хотела принимать их. Я тоже стремилась участвовать в принятии решений и выдвигать предложения, хотя бы пытаться это сделать. Но нет, эта дверь была для меня закрыта. Мне доставалась только рутинная работа. Тогда я начала хитрить. Мы, женщины, любопытны от природы. Слово «нет» для нас не указ. Я видела, что Смерть опускает флаконы в почтовый ящик, значит, решение принималось где-то в другом месте. Я была с ним, когда он забирал душу одного инженера, намереваясь отправить ее в Индию. Работа оказалась несложной. Мы забрали душу в больнице после кровоизлияния в мозг, но на этот раз я внимательно наблюдала за действиями Смерти. Не увидев ничего, что отличалось бы от обычного ритуала, я решила пойти на крайние меры. Вынула зажигалку и подожгла ему брюки сзади.

— Что ты сделала?!

— Подожгла его. Он испугался. Упал на пол, чтобы потушить огонь. Я воспользовалась ситуацией. Схватила флакон и спряталась в туалете, привычном убежище для женщин. И там я рассмотрела флакон. Душа была обычная, по-моему, коричневая. Тогда я вытащила пробку, зажала горлышко носовым платком и поднесла ее к глазам. Так я получила ответ на все мои вопросы.

Она нагнулась еще ближе и перешла на шепот:

— Вокруг пробки был обмотан клочок бумаги. Я развернула его и обнаружила адрес. Имя и адрес в Индии, фамилию родителей. Вот так все и происходит. Обычные души посылают в никуда, а особые — по адресу, указанному на пробке. Все гениальное просто. Нужно было только проверить.

— А Смерть?

— Я вставила пробку на место и вернулась в палату. Он уже погасил огонь и скрылся, так как сработала пожарная сигнализация. Я нашла его за углом. Он чертовски разозлился, я даже испугалась его ярости: вырвал у меня флакон и швырнул в ближайший почтовый ящик. Я сделала вид, будто ничего не произошло, но это не помогло. Смерть не дурак. Когда мы вернулись домой, он тут же стал паковать свои вещи. И ушел бы без единого слова, если бы я не взмолилась, чтобы он не покидал меня вот так, не поговорив со мной. В конце концов он уступил, поверив, что мною двигало любопытство. Но остаться не захотел. Наверное, мы оба этого не хотели. Наши отношения уже… умерли — извини за выражение.

Я попробовала пирожное. Очень резкий вкус. Словно туда добавили перца.

— Я не верю тебе. Звучит слишком банально. Слишком просто. Миром не могут управлять бумажки на флаконах. Это как-то уж очень по-земному. Кроме того, я не верю, что тебе удалось поджечь его и заполучить флакон. Загоревшись, любой бросит все, чтобы потушить огонь.

— Дьявол и огонь хорошие друзья, не забыла? К тому же ты уже поверила во флаконы. Так почему бы не поверить теперь во флаконы с бумажками. — Улыбнулась Магга. — Он хитер как лиса, милочка. И привык к опасности. Он ни за что не расстанется с флаконом. Ни при каких обстоятельствах. Так что приходится идти на крайние меры. Да, это были обычные бумажки, вырванные из тетрадки. Надпись была сделана черными чернилами. Он использует только такие.

Я вспомнила записку, которую как-то утром оставил мне Смерть: «Встретимся на вокзале». Магга налила молоко в кофе, белые разводы завертелись в чашке. У меня закружилась голова, тошнота вернулась.

— А какова роль Дьявола во всем этом? — спросила я.

— Не знаю. Я не знакома с ней. Конечно, Смерть рассказывал мне о Дьяволе. Если он говорил правду, она курит сигары и все такое прочее. Я тогда разозлилась, потому что сама обожаю сигары. Сравнение с Дьяволом не обрадовало меня. Но когда он ушел, я вдруг почувствовала в себе дьяволенка. Примерила это имя, и оно мне понравилось. Теперь, так близко познакомившись со Смертью, я знала, что и Дьявол совсем не такая, какой ее описывают. Она, вероятно, такая же женщина, как ты или я, которая вынуждена бороться, чтобы выжить. Если это действительно она. В любом случае я решила, что ты скорее согласишься прийти на встречу, если я назовусь ее именем. Подпишись я Маггой, ты бы так не торопилась сюда. Я, кстати, оставляла тебе сообщение утром на автоответчике, но ты, видимо, была занята…

Намек был прозрачен, и мне он не понравился. Я разглядывала ее лицо, глаза, тяжелые кольца в ушах и размышляла. Зачем она хотела встретиться со мной? С какой целью? Она потеряла Смерть, и это ее явно расстроило. Да она и сама в этом призналась. Но вот в женскую солидарность по отношению к той, которая заняла ее место рядом с бывшим возлюбленным, что-то верилось с трудом.

— Зачем тебе это? Чего ты добиваешься? Женская солидарность — лишь громкие слова. Какова твоя истинная цель? Чего ты ждешь от меня? Ты хочешь, чтобы я что-то сделала? Но что именно?

Магга улыбнулась.

— Ты неглупа, это я уже поняла. Смерть никогда не выбрал бы глупую женщину. Думай что угодно, но моя цель — убедить тебя не позволять ему использовать себя, взять судьбу в свои руки. Ради тебя самой. Не просто работать на Смерть или Высшие силы, но и на себя тоже. Позаботься о бонусе. Никто, кроме тебя, этого не сделает. Если другая женщина получит свободу, не доставшуюся мне, я почувствую себя отмщенной. Вот чего я хочу. — Она подалась вперед: — Что ты скажешь, узнав, что Том и Аннетт купили дом? Причем не только что, а четыре месяца назад?

Я ничего не сказала. Потому что не могла. Я похолодела. Откуда она знает про Аннетт?

— Это неправда.

— Почему?

— Я говорила с Томом. Он лгал много, но про это не стал бы. И откуда ты знаешь, кто такая Аннетт?

— Магга улыбалась во весь рот, как кошка, наевшаяся сливок.

— У меня было его имя. Так что я без проблем получила информацию о том, что он купил дом вместе с женщиной по имени Аннетт. Четыре месяца назад. Симпатичный особнячок на Ваксхольме. Далековато от центра, зато с частным пляжем.

Я застыла.

— Ты лжешь. Как бы он заплатил за него? Я заметила бы это по нашему счету… — попыталась возразить я и тут же смолкла: мы с Томом жили вместе, но счета в банке у нас были раздельные.

— В кредит, Эрика. Как еще шведы покупают себе дома. — Магга тряхнула головой, и косички хлестнули по столу, задев пирожное. — Том и Аннетт обманывали тебя, дружок. Мне искренне жаль, но ты делила постель с мужчиной, который купил дом вместе с другой женщиной и ждал, пока правда сама собой выйдет наружу. Купил дом, чтобы поселиться там с новой женщиной и ребенком. Ребенком, который получит душу…

Стены изменили цвет, кольца Магги ослепили меня. Ее голос раздавался как в тумане.

— Это обычный ребенок, Эрика. Он ничем не выделяется и получит стандартную душу из стандартного ассортимента душ.

В ушах у меня шумело. Стены кружились перед глазами. Мне было плохо.

— Стандартную душу, Эрика. Если никто не подберет малышу другую… и не пошлет ее по нужному адресу…