На следующий день прибыл круизный лайнер, полный богатых американцев, и отель «Аполло» наполнился шумом и гамом, пронзительными голосами и громким смехом. Гости были приятно удивлены, найдя здесь удобства цивилизации после всех этих древних городов, античных руин и венецианских мозаик. Они были в предвкушении показа мод Себастьена — этого олицетворения Парижа в эгейских пустошах. Среди всех этих хлопот Чармиэн было некогда грустить.

Команда Себастьена наблюдала с балкона, как на горизонте появляется и приближается к острову огромный белый корабль. Не слишком большая пристань не могла принять его, и ему пришлось стать на якорь в открытом море; катера сновали взад и вперед, перевозя его шумных пассажиров под музыку из транзисторов, без которых они и часа не могли обойтись.

— Сегодня у нас аншлаг, — заметила Гортензия, употребив театральный термин.

Отсюда, с балкона, Ивонн и Дезире оценивали прибывающих мужчин, многие из которых сходили на берег в шортах и цветастых рубашках навыпуск.

Ленч был накрыт на столиках в ресторане, и на террасе, и, за нехваткой места, даже в бальном зале.

Альтея сильно возбудилась от присутствия стольких любимых ею «американос» и после завтрака уединилась с кучкой избранной ею молодежи в диких одеяниях и с фантастическими прическами. Из ее номера донесся рев магнитофона.

Но значительную часть пассажиров составляли люди постарше. После утра, проведенного на пляже, перед показом женщины надели красивые наряды, а коротко стриженные мужчины хорошие брюки и шелковые рубашки. Бальный зал был переполнен, и служители с трудом освободили проход для манекенщиц.

Чармиэн сошла с подиума под восторженный свист толпы — как обычно, она выступала второй и гораздо больше нравилась зрителям, чем Ивонн, чья сухощавость была для них слишком уж французской; но шикарную Дезире встретили с восхищением. В свалке, последовавшей за окончанием шоу, мадам Дюваль совершенно растерялась — так много было заказов; но толчея была такая, что платья нужно было охранять, не то их растащили бы на куски.

— Что за манеры! — пожаловалась директриса Ивонн. — Какая дикость!

Чармиэн во время показа ловила на себе иногда случайные взгляды Алекса, который сегодня, как великосветский денди, двигался среди гостей в великолепном сером костюме. Он вежливо выслушивал жалобы и комплименты, при этом улыбка его была довольно презрительной. Он не вступал с клиентами в панибратские отношения — держал дистанцию. Гости чувствовали себя как на приеме у принца, хотя его сиятельные владения простирались лишь на десять миль. Ни разу он не посмотрел на нее внимательно во время выступления; казалось, он абсолютно уверен, что она больше не подведет; но такое его совершенное равнодушие ранило ее. Ей хотелось, чтобы он хотя бы раз ободрил ее особым взглядом, но, поскольку она все исполняла должным образом, он переключил внимание на хорошеньких жизнерадостных женщин, забрасывавших его вопросами и строивших глазки.

Она уже знала, что ему нравится общаться с ней наедине, но, когда дело касалось престижа отеля, он забывал обо всем; прибытие большого пассажирского судна давало большой толчок его бизнесу, и это сейчас было главным для него. После окончания показа мод началась программа варьете с участием знаменитой звезды — старого, как не преминула сообщить Дезире, увлечения Алекса.

Между тем наступил вечер, и они с облегчением наблюдали, как публика рассаживается на катера. Алекс, прислал сказать мадам Дюваль, что вечернего показа не будет, — оставшиеся гости его уже видели, да и персонал утомился. Всем требовался отдых перед новым наплывом гостей завтра.

Все были благодарны за этот перерыв, а мадам Дюваль рассыпалась в похвалах Алексу за его понимание. «Горячая ванна и сон», — предписала себе Ивонн, даже ее энергия была уже на исходе, к тому же ее страстный поклонник уехал.

Чармиэн тоже думала о чем-то подобном, но ей не хотелось оставаться наедине со своими мыслями. И тут посыльный принес ей записку. Кириа Димитриу приглашала мадемуазель Кибот (так она написала) отобедать с ней в ресторане. Никто из персонала не посещал огромный, белый с золотом зал. Девушкам пищу приносили в номера. Но мадам Дюваль восприняла и эту просьбу Димитриу как королевский приказ и велела Чармиэн выбрать из коллекции наряд, соответствующий этому случаю.

— Не надо вычурного, — сказала она, — чтобы не затмить вашу хозяйку, просто вы должны выглядеть достойно, представляя наш Дом.

Чармиэн остановилась на длинном синем шелковом платье с воротником шалью, прикрывавшем ее плечи. Мадам одобрила ее выбор — туалет спокойный и респектабельный.

Чармиэн встретилась с Альтеей в лифте, и они поехали вместе. По контрасту с ней гречанка надела красное платье с глубоким вырезом и черными полосками по лифу. На шее было толстое золотое ожерелье, а в маленьких ушах золотые с рубинами серьги. Копну черных волос удерживала блестящая диадема. Выглядела она эффектно и очень вызывающе. Чармиэн подумала про себя, что затмить Альтею, как выразилась мадам Дюваль, пожалуй, невозможно — даже в самом смелом наряде от Себастьена она бы этого не смогла.

— Я обедаю с двумя молодыми людьми, — объявила Альтея. — Один из них запал на тебя и душу из меня вытряс, заставляя организовать встречу. Ты, наверное, видела, как он на тебя таращился?

— Никого я не могла видеть в той толчее, я постаралась ускользнуть.

Она думала только об Алексе.

— Ну а он таки старался подобраться к тебе поближе, — лукаво продолжила Альтея, — он очень представительный, его приятель еще лучше, но он моя добыча.

Двери лифта открылись, и они вышли навстречу двум импозантным американцам, одетым в белые смокинги. Они подошли с приятными улыбками, и Альтея небрежно представила:

— Эдди и Рок, граждане Соединенных Штатов.

Она по-хозяйски завладела рукой Эдди, предоставив Чармиэн следовать за Роком.

— Очень рад встретиться с вами, — обратился тот к девушке, — я за вами все время наблюдал, вы нечто особенное. И вот я спрыгнул с корабля в надежде с вами познакомиться, а мисс Альтея обещала это устроить.

— Да, она говорила мне о вас, — нерешительно подтвердила Чармиэн.

Манера его поведения была грубоватой. Альтея затеяла это предприятие, как обычно, не задумываясь о последствиях, просто потому, что увлеклась этим Эдди.

Рок глядел на Чармиэн с нескрываемым восхищением; у него было круглое, мальчишеское лицо, вздернутый нос, короткая стрижка и синие-синие глаза. Во всяком случае, выглядел он нормально — без хипповых причуд.

— Вы не сердитесь на меня, голубушка? — спросил он с тревогой. — Я ведь из-за вас проделал это путешествие.

Она поняла, что он говорит искренне, ей показалось, что он действительно влюблен.

— Как же вы остались здесь, если вы в круизе? — спросила она, когда они вошли в зал.

— Очень просто. Сказал капитану, что с меня довольно — слишком много церквей и древних развалин. А вот это местечко мне понравилось, я тут пробуду до конца недели.

Ресторан был оформлен белым, бледно-голубым и золотым и представлял собой обширное помещение с выходом на террасу. На каждом столике были лампа в форме розы и ваза с цветами. Они сели возле открытого окна, сквозь которое была видна залитая светом балюстрада. Темно-синяя ночь опускалась над морем. Молодые американцы стали делиться своими впечатлениями о греческих островах, на которых они увидели много забавного. Альтея была безудержно весела, что удивляло Чармиэн, — она никак не могла себе представить, чтобы этот темноглазый Эдди мог вызвать такой прилив жизнерадостности. Но гречанка была, кажется, действительно в восторге — может быть, прежде всего потому, что он был американцем. В их оживленной компании повеселела и Чармиэн.

Рок проявлял к ней большой интерес и сообщил, что закончит свой европейский тур в Париже.

— Вы вернетесь туда в конце недели? — спросил он.

— Да. Я там живу и работаю.

— Тогда, наверное, мы могли бы встретиться?

— Возможно, — улыбнулась она.

В зал вошла Хельга в сопровождении двух греческих бизнесменов. На ней было ее любимое черное бархатное платье и жемчуга. Официант указал ей на соседний с ними столик, но она, бросив на их компанию пренебрежительный взгляд, замотала головой и выбрала другой, в центре зала. В ресторане было немного людей — отель должен был снова наполниться к уик-энду, — так что они могли видеть вдову во всем ее великолепии.

Эдди был потрясен.

— Знаете, кто эта дама? — спросил он.

— Конечно, — усмехнулась Альтея дерзко, — это моя будущая невестка, но заметьте, она меня избегает.

— Может, боится, что вы ее затмите, — предположил Эдди с горячностью.

Рок все еще пристально разглядывал Хельгу.

— Да, — сказал он, — они с вашим братом составят замечательную пару!

— Декоративная статуэтка, — зло сверкнули топазовые глаза Альтеи, — но это все, что ему нужно.

Заглянув в ее сверкающие глаза, Эдди спросил:

— А ты, крошка, не хочешь быть статуэткой для мужа?

— Не хотелось бы, — тряхнула головой Альтея, — мне нужны страсть, сильные чувства. Ты можешь их мне дать?

Эдди, казалось, слегка оторопел от такой откровенности.

— Ну, я бы постарался.

А Рок в это время спрашивал Чармиэн:

— А вы бы тоже этого хотели?

— Мне бы хватило любви, — отвечала та очень тихо.

— Что может быть лучше любви, — улыбнулся он.

Принесли несколько блюд, среди них рыбу барабульку и вареного ягненка, хотя Альтея настаивала, что это козлятина. Чармиэн попробовала и не согласилась. Рок извлек из кармана греческий разговорник.

— Вы понимаете эту тарабарщину? — спросил он.

Чармиэн призналась, что знает всего несколько слов.

— Толку от него немного, — пожаловался он, — в этой книжке вечно попадаются не те фразы. Мне не нужно просить горничную разбудить меня в семь, я хочу сказать, что люблю вас. — И он бросил на нее томный взор.

Та отвечала сдержанно.

— Боюсь, что не смогу вам помочь, знаю лишь, что «agape mou» значит «моя любовь», и этим исчерпываются мои познания. — И она нашла в книжке два этих слова.

— Отлично, я их запишу. Как это произносится?

Еда, вино и хорошая компания развеяли остатки ее меланхолии. Чармиэн склонилась над книжкой, по форзацу которой Рок стал водить ручкой.

— Нет, — захихикала она, — нельзя этого писать.

Рок стал дурачиться, придумывая всякие абсурдные сочетания из двух слов и ее имени. Она стала выхватывать у него карандаш, и какое-то шестое чувство вдруг заставило ее поднять глаза. Она увидела Алекса.

Девушка понятия не имела, как давно он стоял там, за окном, на террасе. Чармиэн сидела прямо напротив, и он, должно быть, наблюдал за их возней, взгляд его был более чем неодобрительным, на лице застыло зловещее выражение. Улыбку с ее лица как ветром сдуло. Встретив ее испуганный взгляд, Алекс сжал зубы и удалился.

— Что такое? — удивился Рок, заметив ее замешательство.

— Ничего, но… просто… наверное, мне не стоило приходить сюда.

— Отчего это? — удивился он. — Разве Альтея не может пригласить вас на встречу?

— Да, да, конечно, — торопливо отвечала она, — об этом все знают. — Она имела в виду прежде всего Алекса, но знал ли он, что она пришла сюда по приглашению его сестры?

Сделав над собой усилие, она поборола волнение, но удовольствие было испорчено. Даже если Алекс знал о приглашении Альтеи, ему было неприятно увидеть ее здесь в обществе постояльцев отеля, и, хотя она не чувствовала себя виноватой, вечер был испорчен. Он глядел на нее так, словно она вела себя недостойно, словно она оскорбила его, хотя сам Алекс, может, и не осознавал, что выражает свое неудовольствие столь откровенно. Тем не менее, Чармиэн все поняла. Он как бы напомнил ей, что она здесь служащая, а не хозяйка. Да, он хотел, чтобы она подружилась с его сестрой, но не на публике же! При людях она должна была оставаться на заднем плане.

Она чувствовала себя униженной, ей хотелось ускользнуть и уединиться, но, пожалуй, было бы неприлично так сразу исчезнуть. Она притихла и выжидала время. Подали десерт.

Снова пришел Алекс, он был мрачнее ночи, и сердце у нее упало. Не будет же он столь неучтив, чтобы публично упрекать ее? Но он почти не смотрел в их сторону. Пройдя к столику Хельги, он уселся там спиной к ним.

— Что с вами, дорогая? — спросил Рок участливо. — Вы совсем стушевались.

Она робко улыбнулась:

— Прошу прощения, у меня что-то разболелась голова. Был такой тяжелый день. Вы меня извините, я не стану ждать кофе. — Она больше не в силах была оставаться тут, так близко от него.

— Ну, может быть, пройдет? Я думал, мы потанцуем.

— Не сегодня, — вмешалась Альтея. — Босс объявил, что закроют здесь рано. Но все могут пойти ко мне в номер. — Она посмотрела пристально на Чармиэн. — Ты что-то побледнела, так что лучше иди в постель; я сама займусь мальчиками.

Чармиэн поднялась, а с ней и Рок.

— Позвольте проводить вас до лифта, — попросил он.

— Не волнуйся, — посочувствовала ему Альтея, — она не уедет до субботы. Пока, Чарм.

Чармиэн оперлась на его руку и, проходя мимо столика Алекса, вся съежилась в ожидании возможных выпадов, однако он даже не соизволил посмотреть в их сторону, только Хельга, сидевшая к ним лицом, кинула холодный, презрительный взгляд, более чем враждебный.

И она тоже негодует, подумала Чармиэн, должно быть, Алекс поделился с ней своими мыслями о распущенных манекенщицах.

В вестибюле Рок с любопытством стал рассматривать центральную статую, равнодушно глядящую поверх их голов.

— Классический идеал мужской красоты, — заметил он. — Но теперь здесь не много таких лиц: нация, должно быть, выродилась.

— Как вы правильно заметили, это идеал, — согласилась Чармиэн, — таких, наверное, всегда было не много. Но и сегодня встречаются похожие…

В ожидании лифта Рок по-детски непосредственно признался.

— Знаете, я встречал много женщин, но похожей на вас — никогда.

— Я самая обычная.

— Вот уж нет. Когда вы появились там, в бальном зале, я подумал: вот необычная и удивительная девушка. — Выпитое вино придавало ему смелости. — Вы не от мира сего, заключил он восторженно.

— Прошу вас — довольно! Я упаду, если сейчас не лягу, — усмехнулась она, потирая виски.

— Бедняга, что, так скверно?

— Посплю, и все станет нормально.

— Ну так, до завтра, — сказал он у лифта, поцеловав ей на прощанье кончики пальцев. За эту выказанную нежность, она испытала прилив теплоты к нему; в иных обстоятельствах он мог бы ей понравиться.

Алекс в это время стоял на пороге ресторана и, должно быть, все это видел. Лицо его совсем осунулось, она это заметила. Чувство унижения у Чармиэн пропало, она даже почувствовала радость. Хорошо, что Алекс это видел, — пускай знает, что и другие находят ее привлекательной и им не стыдно в этом признаваться.

Мадам Дюваль с девушками коротали время за ужином и удивились, что Чармиэн воротилась так скоро. Гортензия стала расспрашивать про еду в ресторане, и про то, как были одеты другие дамы. Ивонн заметила ехидно, что мисс Димитриу быстренько устала от ее общества.

— Мы обе устали от сегодняшних впечатлений, — пояснила Чармиэн, решив не говорить им про американцев.

— Ну ладно, — зевнула мадам Дюваль, — еще только два вечера, и мы вернемся в Париж. Я, по крайней мере, буду рада оказаться дома.

— И я, — подтвердила Дезире — она, к своему несчастью, потеряла надежду произвести впечатление на Алекса, — там есть люди, которые меня ценят.

Чармиэн была в смятении; чем быстрее она расстанется с Александросом Димитриу, тем лучше для спокойствия ее души.

Ярость, которую она там, внизу, прочла на его лице, все еще тревожила ее. Она была совсем незаслуженной, как ей казалось. А этот взгляд Хельги? Девушка вдруг подумала, что вдова против фамильярничанья своей будущей невестки с прислугой. А может, и ей доложили об их с Алексом совместном возвращении с гор. Однако не похоже, что он подвержен чужим влияниям, если только они не совпадают с его собственным мнением. И вообще, как он мог позволить этой Петерсен так на нее смотреть! Даже если она его невеста! Не в силах более размышлять на эту тему, она прервала свои раздумья. Завтра ее последний день на острове, и скоро «Аполло» с его хозяином отойдут в прошлое.

— Вам лучше отправиться спать, — объявила мадам Дюваль, озабоченно поглядев на ее бледное лицо. — Беда, если вы заболеете напоследок. Вы исполнили свои обязанности в конечном итоге неплохо, и я не стану извещать мсье Себастьена о вашем позорном первом выходе. Но я не уверена, что профессия модели — ваше признание, — для этого ваш темперамент, вероятно, не вполне уравновешен.

— Благодарю вас, мадам, — едва смогла выговорить Чармиэн. — Я, собственно, пока не решила насчет своего будущего. Спокойной ночи.

Она пошла в свою комнату — слава Богу, Гортензия за ней не последовала. Выйдя на балкон, она посмотрела вниз на развернувшуюся перед ней панораму. Рыбацкие суденышки исчезли, а море было теперь не пурпурное, а черное, и огоньки лодок мерцали, как мотыльки, на его поверхности. Так или иначе, она была рада, что провела неделю в этом живописном месте.

Но что она собирается делать в будущем? Даже если Леон оставит ее манекенщицей — позиция, на которую она теперь может претендовать, — она уже не была уверена, что будет этому рада. С тяжелым сердцем она призналась себе, что только Алекс мог бы придать ей уверенности, в которой нуждалась она для достижения успеха. Дважды он спасал ее; и хотя в действительности она совсем не часто здесь видела его, но постоянно ощущала его присутствие, и оно придавало ей уверенности в себе.

В Париже, вне его благотворного присутствия, ее легко могут одолеть прежние страхи; к тому же весь процесс работы так тесно с ним связан, что постоянно будет напоминать о ее потере. Она вдруг подумала: не мудрее ли будет вернуться в Лондон, к прежней жизни? Там она могла бы забыть его и начать все заново, а Ираклия и все с ней связанное будет вспоминаться как давний сон.

Но Чармиэн Чевиот, вернувшись в Лондон, будет совсем другой: не той беззаботной и свободной от привязанностей девушкой, которая так легкомысленно отправилась в Париж на поиски счастья. Она теперь узнала и прелесть, и губительность любви.

Гортензия позвала ее в комнату, и девушка нехотя пошла в спальню.

Наутро мадам Дюваль торопилась закончить с завтраком, объявив с особым ударением, что ей предстоит встреча с хозяином для окончательного расчета. В ее отсутствие девушки с удовольствием расслабились. Дезире и Ивонн, натянув купальники, решили поваляться на пляже. Гортензия прилегла, а Чармиэн сидела в раздумье.

Зазвонил внутренний телефон, Чармиэн сняла трубку. Знакомый голос с акцентом спрашивал по-французски мадам Дюваль, но девушка не смогла понять, чей он. Она объяснила, что мадам Дюваль занята. А собственный ее акцент, должно быть, ее выдал, поскольку человек на том конце провода перешел на английский.

— Вы ведь англичанка, не так ли? Подойдите ко мне в номер первый, это мадам Петерсен.

— Как ты думаешь, мадам Дюваль вернется не скоро? — спросила Чармиэн Гортензию, кладя трубку; ей вовсе не хотелось идти к мадам Петерсен.

Гортензия ответила, что директрисы может не быть целую вечность, и добавила:

— Конечно, тебе надо идти. Мадам Петерсен не из тех, кто любит ждать.

Одеваясь, Чармиэн раздумывала: что еще понадобилось этой женщине? Может, та решила все же поговорить о появлении девушки в ресторане прошлым вечером и, не найдя мадам Дюваль, захотела высказать свои упреки ей лично — что возможно, если Хельга чувствует себя будущей хозяйкой отеля. Неужели она позвала ее за этим? Вспомнив ее холодный, недружелюбный взгляд, Чармиэн совсем было передумала идти туда, но потом собралась с духом и отправилась.

Номер Хельги на втором этаже был самый пышный в этом отеле. На стук Чармиэн дверь открыла хорошенькая горничная-француженка и проводила ее в гостиную, белую с золотом. На полу был толстый белый ковер, на окнах золотистые шторы и похожие на них покрывала, на роскошных кушетках и креслах. Фризы с картинами из жизни древних греков по стенам, и повсюду изобилие хрусталя, стекла, зеркал и украшений; в вазах — желтые розы. Спальня была не менее роскошная, только с синими занавесями. Туалетный столик был заставлен всевозможными флакончиками с парфюмерией.

Хельга лежала на огромной кровати с шелковыми валиками и комодами по обеим сторонам В ногах у нее было крытое синим шелком пуховое одеяло. На подносе у прикроватного столика стояли серебряные кофейник и молочник и бело-голубая фарфоровая посуда. Сама вдова была в изящной ночной рубашке, длинные волосы были распущены по плечам, что ее совсем не украшало, так как удлиняло ее и без того узкое лицо.

Внезапно Чармиэн припомнила замечание Алекса о распущенных волосах, «он, верно, играл и с ее локонами», — подумала девушка с легкой болью.

Впустив ее, горничная бесшумно удалилась, а Хельга холодно окинула Чармиэн недружелюбным взглядом голубых глаз.

— Мисс Чевиот, если не ошибаюсь? — ледяным тоном отозвалась она на вежливое приветствие Чармиэн, не предложив ей присесть. — Я послала за вами потому, что мне необходимо устроить встречу с мсье Себастьеном по возвращении в Париж… — И она назвала дату. — Передайте ему, я хочу сделать большой заказ и буду признательна, если он приготовит для показа несколько вариантов свадебных платьев.

Хотя все вокруг постоянно делали предположения о намерениях Алекса жениться на Хельге, эти слова все же больно резанули Чармиэн по сердцу, но, сдержавшись, она ответила:

— Вам следует переговорить с директрисой, мадам.

— Но ее нет на месте, — нетерпеливо воскликнула Хельга, — вы разве не можете ей это передать?

Чармиэн решила, что это месть со стороны Хельги, заметившей расположение к ней Алекса; она не простила ей своего унижения тогда, за ужином в Париже. Упомянув свадебные наряды, она хотела дать понять, сколь тщетны надежды девушки.

Сохраняя непроницаемое лицо, Чармиэн пояснила:

— Директриса с удовольствием приняла бы сама ваш заказ, но, если вы не можете ждать, я ей передам ваши пожелания.

— Хорошо. — Хельга стала чуть более любезной. — Вы, вероятно, будете участвовать в показе следующей коллекции?

— Нет, мадам, — покачала головой Чармиэн. — Я покидаю Париж.

Итак, она решилась. Она не останется у Себастьена, чтобы готовить там приданое Хельги Петерсен. Она предвидела всю эту суматоху с частыми визитами невесты для примерок, да еще в сопровождении Алекса.

Хельга приподняла тщательно подведенные брови:

— Вот как? Я полагала, вы необходимы в качестве модели для выполнения заказов мадемуазель Димитриу. — Она с любопытством оглядела фигурку Чармиэн. — Тут столько говорили о вашем сходстве с ней, или это была только уловка? Просто повод, чтобы привезти вас сюда?

— Нет, это не уловка, — ледяным тоном ответила девушка. — Я приехала сюда по ее просьбе.

Хельга снисходительно фыркнула:

— Ну, вам лучше знать ваши дела. Тогда у меня все, мисс.

По возвращении Чармиэн увидела мадам Дюваль, дающую наставления Гортензии и двум горничным-гречанкам по поводу предстоящего последнего показа. С целью экономии времени перед отъездом следовало подготовить заранее и пронумеровать все платья — все должно быть готово к отправке самолетом рано утром.

Чармиэн передала пожелания Хельги.

— А, прекрасно, — воскликнула мадам радостно, — она будет восхитительной невестой! Мы тут очень хорошо поработали и теперь еще добавим напоследок к нашим прежним заказам этот большой, от мадам Петерсен. Мсье будет доволен. Тогда сегодня мы, пожалуй, закончим показ подвенечным нарядом — у нас есть один. Это будет сюрприз для мадам Петерсен.

— Надо ли? — нерешительно пробормотала Чармиэн. Она знала, что свадебное платье было сшито по ее фигуре и, кроме нее, надеть его будет некому. — Может, это несколько преждевременно? — спросила она беспомощно.

— Вовсе нет, а вдруг среди публики окажутся и другие потенциальные невесты! Я всегда предпочитала показывать подвенечный наряд в последний день.

Помощи ждать было неоткуда. По странной иронии судьбы Чармиэн предстояло показаться в роли невесты перед Алексом и его будущей женой.