Мое материальное положение на понедельник:

На книжке — 2441 крона 38 эре.

В бумажнике — 156 крон.

Три почтовых марки. (Неиспользованные.)

Двадцать шведских крон. (Бумажка. Смятая.)

Проездной билет. (Наполовину использованный.)

Скидки на CD в магазине на нашей улице.

Плюс всевозможные квитанции, автобусные билеты, адреса и прочая дребедень.

Бумажник достался мне от папаши. Он сильно потертый, и один из маленьких кармашков надорван. Грош ему цена.

Дома у меня лежит американский серебряный доллар, который папаша когда-то получил от своего родителя. (Старый. Может, он чего-нибудь стоит?)

Превосходный велосипед. (Продаже не подлежит.)

Компьютер. (486-й. Стоит не ахти сколько.)

Одежда.

Книги.

Всякий хлам.

Ну и необъятное собрание чувств, мыслей, идей и фактиков в моей башке, а также огромное желание стать взрослым. Как я понимаю, это большое богатство.

Но все-таки поговорим о том, что у меня реально есть в эту минуту. Я должен Сёс шесть тысяч триста норвежских крон. Кроме того, мне хотелось бы отложить немного денег на осень. Короче, мое предприятие терпит убытки. Иными словами, я — банкрот. И еще неизвестно, каким образом я выберусь из этого минуса.

— Не спрашивай меня о деньгах, — кисло говорит Солнце. Сегодня понедельник, и оно не в духе. — Я никому не даю в долг. Даже тебе.

— Вот уж не думал, что и богам нужны деньги, — так же кисло говорю я. Приходить сюда и выслушивать эту чуть! В такую рань! Особенно если ты свободный человек и тебе нет нужды подниматься ни свет ни заря. К сожалению, мне приходится притворяться, что я каждый день уезжаю на работу. Ту самую работу, с которой я недавно расквитался. Из-за чего у меня возникла маленькая денежная проблема. Впрочем, не такая уж и маленькая. Несколько недель я еще продержусь. Но будет беда, если до Сёс дойдет, что она потратила на меня свои деньги. А это до нее дойдет, и даже очень скоро.

Я ухожу с элеватора на «мое новое место». Моим новым местом я называю то, с которого я впервые увидел Маленькую Бурю. В некотором смысле сегодня тяжелый день. Понедельник, думаю я, а понедельник — всегда тяжелый день. Хотя, с другой стороны, я должен чувствовать себя на небесах. На прошлой неделе свершились важные события в моей жизни. Я расквитался с работой и получил другое задание — проект на лето, — а это поважнее всего, что было до сих пор.

Это понятно.

И это самое важное, что могло прийти мне в голову.

Я как будто побывал на Луне и ступил ногой на ее поверхность.

Но почему-то я этого не чувствую. Я уже начал вычеркивать пункты в своем списке. И все-таки мне кажется, что я болтаюсь в воздухе. Балансирую на грани срыва. Парю в безвоздушном пространстве. Понедельник — тяжелый день. Я оказался на судне, направляющемся через океан в Америку. Но ветер не подхватил мою шхуну. Может, я забыл поднять якорь? Или ошибся в ветре?

Черт его знает. Я сижу на скамейке и смотрю на девчонок, смотрю на самого себя, на пенсионеров, собак, траву, магазины, Осло и мусор в сточных канавах. И вдруг я не понимаю, что делать дальше. Еле-еле отрываюсь от скамьи и плетусь домой.

Я должен лечь.

Должен принять несколько решений.

Но сначала мне надо отдохнуть.

Может, просто это мой организм так реагирует на то, что становится взрослым?

Неужели семя, которое проросло в моей груди, вдруг так выросло, что требует пищи от моего еще детского тела?

Я сворачиваю на Турвалд Мейерс-гате, и меня чуть не сбивает с ног какой-то идиот на роликах. Люди так невнимательны! Я отскакиваю в сторону и слышу, как у меня за спиной тает робкое «Простите!». Я оборачиваюсь и вижу Маленькую Бурю. Должно быть, в мою жизнь вмешалась сама судьба. Трудно поверить, что именно она, которую я искал все эти дни, едва не сбила меня с ног! Видно, это проделки Солнца. У него еще не прошла утренняя хандра, и оно захотело подпортить настроение и мне.

Я бегу за ней и кричу:

— Постой!

Я кричу:

— Подожди меня!

Кричу:

— Эй, не уезжай от меня!

Люди таращатся на меня и думают, что я спятил.

И, как в прошлый раз, я не могу ее догнать.

Она даже ни разу не обернулась.

Хотя я пристально смотрел на ее затылок и приказывал ей обернуться. Обернись! — беззвучно вопил я и посылал ей вслед команды, как бультерьера. Он мчался за ней, но так ее и не догнал. Маленькая Буря свернула на Марквейен, и мои команды врезались в стену дома через секунду после того, как она там промчалась.

Я был готов упасть на колени и колотить по земле кулаками.

Я был готов завыть на Солнце.

Я был готов ощериться на луну и плакать.

Вместо всего этого я иду домой и ложусь.

И лежу почти до обеда. Тогда я встаю, словно меня толкнули, и готовлю к обеду рисовую кашу. Семейство сидит за столом, они похожи на вопросительные знаки. И у них действительно вырывается несколько вопросов. Но все считают, что меня лучше не трогать. Я слишком кислый.

Я — прокисший картофель.

Я — лимон.

И рот у меня перекосило так, словно я насосался кислятины.

Сейчас с Адамом лучше не говорить — подаю я сигнал близким.

Адам — тикающая бомба — подаю я сигнал.

Адам вот-вот сорвется — подаю я сигнал, и они меня понимают.

После обеда я снова ложусь.

Звонит Рейдар, но я не хочу с ним разговаривать. В конце концов мама приносит беспроводную трубку и сует ее мне под ухо.

— Привет, это ты? — спрашивает Рейдар.

— Привет, — отвечаю я.

— Тебе гнусно?

— Гнусно, — констатирую я, не отрывая глаз от пятна на обоях, которое я когда-то намалевал красным фломастером.

— Встретимся у фонтана через двадцать минут. — Это даже не вопрос, это приказ.

— Нет, — безразлично отвечаю я.

— У тебя проблемы с дамами или что?

— Нет.

— С семьей?

— Нет.

— Напился вчера? — Он не собирается сдаваться. Хотя я далеко не праздничный фейерверк.

— Нет.

— Но…

— Привет! Я сплю. — И коротким нажатием на клавишу я прерываю связь. Говорят, что мир — это просто нажатие на клавишу. Но это еще и тишина. И эту тишину я сейчас слышу. Тишина и бессмысленность пятна от фломастера, на которое я смотрю. Я начинаю погружаться в тупую пустоту, которая, тем не менее, не пугает меня. Сейчас она мне даже приятна. Это вроде дороги, по которой можно убежать от этого понедельника.

И там, на этой кровати, в этой тупой пустоте я мог бы лежать, пока моя дупла не покрылась бы мхом. Так бы оно и было, но в мою комнату врывается Сёс и спасает меня. Она появляется с большим пакетом и говорит:

— Приятная обстановочка. Как, ты сказал, называется то кислое дерево? Кажется, Подобромхидросис?

Я даже не смотрю на нее. Я выше всякого презрения. Но Сёс поднимает меня за волосы и надевает мне на ноги роликовые коньки. Они называются Cyber Surf Blades и переливаются красным и черным. От такого обращения я почти просыпаюсь.

— Очнись, толстяк. Пора на тренировку! — говорит она и тащит меня вниз по лестнице на задний двор. Несколько раз я чуть не разбиваю себе рожу. Похоже, что между мозгом и ногами нет никакой связи. Они тянут каждый в свою сторону. А тело и вообще как будто отсутствует. Или не отсутствует, а просто мешает. Мозг уже не вода. Он теперь — неуклюжая черепаха, которая ползет прочь, посылая неправильные приказы неправильным частям тела.

Я грохаюсь затылком об асфальт.

Я разбиваю колено о пластмассовый ящик с песком.

Я обдираю локти, когда задеваю стену дома.

Я впечатываюсь носом в березу.

Я врезаюсь в песочницу, спотыкаюсь о низкий угол и проезжаюсь мордой по остаткам песочного замка, построенного маленьким гаденышем Александром. Он вопит, но я не в силах подняться. Я лежу, уткнувшись носом в мокрый холодный песок. Я даже не шевелюсь, когда этот карапуз выплескивает мне на затылок остатки воды и песка из своего ведерка.

Сёс поднимает меня, и я благодарю ее за сегодняшний урок.

— Я уверена, что со временем у тебя все получится, — говорит она, и я вижу, что она врет.

— Врешь, — говорю я, сажусь на скамейку и снимаю с себя эти адские машины.

— О'кей, вру, — соглашается она. — Но после хорошей тренировки все пойдет на лад.

— После хорошей тренировки вроде сегодняшней меня просто похоронят, — вздыхаю я и пытаюсь найти на теле местечко, которое бы не болело.

Словом, понедельник как понедельник. Один из тех, от которых хочется плакать, которые отвратительны и не угомонятся, пока не сдерут все мышцы с костей бедного Адама.

— Мне надо немного пройтись, а то совсем окостенею, — говорю я и, как старик, шаркаю на улицу. Будь я поумнее, я бы вернулся домой, лег и спрятался под одеялом. Понедельник, который откалывает такие номера, означает опасность. Означает полный набор неприятностей, несчастий и огорчений.

Но я думаю, что напастей на сегодня уже хватит. Терять мне нечего. Хуже, чем есть, этот день уже не станет. Но когда я с трудом ползу по лестнице на элеватор, я уже раскаиваюсь. Да, Братья & Сестры, сил у меня больше никаких нет. Мышцы дрожат. Суставы скрипят, Каждый шаг — все равно что шаг на Голгофу. А когда я уже сижу на крыше, мне кажется, что я совершил небольшой подвиг. Вернее, не сижу, а лежу. Сидеть я не могу. Я лежу, положив голову на край крыши, и жду чувака в плаще. Сегодня тайна должна раскрыться. Кто он: беглый заключенный, сам черт или обыкновенный человек? У меня больше нет сил гадать.

И как раз в эту минуту я вижу, как чувак в плаще крадется между деревьями. Он, словно зверь, прыгает в окно на маленькой крыше над входом и появляется на элеваторе. Я поворачиваюсь на другой бок, лицом к металлической лестнице, и слушаю.

Шаги приближаются. А вдруг это сам черт? — думаю я. Или человек, который занимается чем-нибудь сверхъестественным? Может, он сатанист? Разве нормально явиться сюда так поздно вечером? Неважно, что я сам не раз поднимался на элеватор по вечерам. И поднимаюсь каждое утро. Я ползу поближе к лестнице. Шаги приближаются. Я гляжу на луну, отполированную до блеска, а потом снова на лестницу. Хочу первым увидеть его, когда он появится в помещении под крышей.

Но шаги останавливаются. Похоже, он остановился на одной из верхних ступенек.

Потом он делает еще один шаг.

И еще один.

Наконец-то.

Чувак в плаще находится как раз подо мной.

Я вытягиваю голову еще на два сантиметра и заглядываю в то помещение. Лунный свет освещает часть пола, и я вижу носки его ботинок.

Они не шевелятся.

Просто стоят.

Я прислушиваюсь к темноте и стараюсь не дышать.

Чувак в плаще превращается в темноте в одно большое ухо.

Воздух, темнота, лунный свет и элеватор дрожат от тишины, напряженного вслушивания и пары застывших в ожидании ботинок.

Потом его исчезновение нарушает эту вибрацию. Какое-то мгновение мне кажется, что он делает шаг, чтобы подняться ко мне. Но он уже бежит вниз. Торопится изо всех сил. Так или иначе, но он понял, что я здесь. У этого чувака нереальные способности. Он меня услышал. Или почуял, что я на крыше. Так или иначе, но он бежит вниз. Я откатываюсь к другому краю крыши и вижу, как он выпрыгивает из окна. Вот он уже на тротуаре. Он прыгает мягко, как кошка, и исчезает где-то в городе.

Понедельник. Типичный понедельник, думаю я. Даже это мне не удается. Но, может быть, хорошо, что мы не встретились. Этот чувак вызывает во мне неприятное чувство. Сам не знаю почему. Но я весь дрожу. Несколько минут я сижу, чтобы собраться с силами и двинуть домой.

Понедельник, Братья & Сестры, понедельник. Ничто не в силах прикончить человека так, как понедельник.