…Всеведущие говорили, что старый Одельтер был подобен льву. Тот спокоен, вальяжен и красив, любит нежиться в теп лых лучах солнца, но, лишь завидев врага, нападает молниеносно и убивает без страха и сожаления. Однако имперские мудрецы, как и дух старого Одельтера, умерли уже очень давно. Слова их, передаваясь из уст в уста, видоизменялись много лет, пока наконец не превратились в слепую религию, заветам которой следовать не обязательно.

В 889 году эпохи Высокомерия Империя Одельтер еще наслаждалась отголосками прежней власти, – но она уже меняла свою сущность. Открытием предыдущего столетия стала Ассоциация государств – международное сообщество, призванное быть гарантом мирового согласия и единства. С тех пор как короли и президенты многих стран подписали договор о её создании, Одельтер приноровился что ни день апеллировать к воле Трибунала Судей, демонстрируя тем самым раболепную преданность Ассоциации. Такой же трюк проделывала и другая могущественная держава, Цесс, и две Империи походили на враждующих братьев, каждый из которых тянул в свою сторону политическое одеяло.

На юго-востоке от континентального Одельтера, за узким Граничным морем, расположились населенные Ядовитыми людьми острова Тари Ашш. Острова эти – впрочем, как государства Собердан, Аванте и Люа – долгое время пребывали у Империи в подчинении и формально считались ее частью. Но в действительности одельтерцев и Ядовитых людей разделяло слишком многое: культура, история, религия, мораль… И мораль – в особенности.

По словам выходцев из Тари Ашш, современный Одельтер походил более на гиену: животное несуразное, стайное и ночное. Имперцы в ответ нарочито избегали сравнений с представителями фауны, но разве могли они быть в наших оранжевых глазах кем-то иным, кроме притворяющихся львами капкар?

Тем не менее, будучи моложе, я много думала: а так ли мы, Ядовитые, отличались от одельтерцев? Мы точно так же, как и они, желали своим родным благополучия; в той же мере испытывали боль и страх; мы неотличимо друг от друга улыбались и смеялись, когда были счастливы. Когда-то мы обманывали их, когда-то они нас.

Однако народы континентального Одельтера и Ядовитые люди были не похожи в той же степени, в коей были подобны. Мы шли главным образом за Сетшем-Отцом, они – за Всеведущими. Мудрецы стали для людей с Первого Континента богами, а Сетш представлялся нам учителем и советчиком. Имперцы заучивали Писания, мы же читали «Изречения» и пытались истолковать их по-своему, ибо однажды Сетш сказал своим последователям: «Подвергайте сомнению каждое слово мое».

Всеведущие твердили одельтерцам, что все на свете предопределено. Сетш учил Ядовитых людей творить будущее: «И жизнь станет тем, что выберет ваша душа: извилистой, темной тропою или устланной шелками дорогой; и каждый получит то, что осмелился возжелать».

Нет сомнений в том, что несколько столетий назад Сетш жил в этом мире и ступал по его бренной земле, неся в своем могуществе свет мудрости и благоденствия. Его прямые потомки стали нашими великими князьями. В то же время не существует доказательств существования доброй половины Всеведущих, и каждое упоминание об этом привносит скорбь и уныние в настроение особо религиозных имперцев.

Даже воевали мы с одельтерцами по-разному. Имперские правители нередко бежали с поля боя и не считали людей, которых отправляли на войну. Но Великий князь Ишшвес Таш'Шассейт, когда во времена Граничной Поножовщины была потеряна половина Ядовитого флота, в знак позора выколол себе глаз.

Одельтерцы были отличны от нас и во всяких мелочах, и не всегда эти различия кренились у них в худшую сторону. Они с легкостью переносили суровые зимы, мы же любили тепло; они обожали рано вставать и рано ложиться, в то время как Ядовитые люди просыпались поздно, но спокойно работали по ночам; имперцы здоровались, пожимая правую руку, а мы – левую.

Существует правдоподобная имперская теория, согласно которой несколько сотен одельтерских смельчаков переплыли когда-то Граничное море и обосновались на свободных островах с мягким климатом; таким образом, имперцы и Ядовитые люди имеют общих предков.

Мы же уверены, что наши прародители прибыли с Южных земель Астериа. В доказательство тому мы вспоминаем о близости наших языков и о пигменте, что красит радужку глаз Ядовитых людей в оранжевый цвет так же, как глаза всех астериа – в фиолетовый. Однако население островов Тари Ашш так поразительно отличается и от первых (одельтерцев), и от вторых, что временами мы пытаемся составить другое, самобытное толкование собственного происхождения.

Но если поверить-таки в истинность и беспристрастность догадок имперцев, мы с ними есть два родственных народа, испокон веков стремящихся если не разодрать друг другу глотки, то доставить как можно больше проблем. Иногда мы особенно преуспевали в своих желаниях – из-за того что не могли приравнять разных к равным.

И как вы думаете, месье Монгрен, сколько еще подобных распрей имело место быть и будет еще продолжаться на протяжении всей многострадальной истории Ард Шенлара?..

* * *

Рука в тонкой кожаной перчатке два раза повернула железный ключ, и дверной замок отворился. Массив из фарогнейского дерева, почти неслышно скрипнув петлями, поддался и впустил женщину внутрь кабинета.

Комнатка эта – маленькая, темная, с опущенными портьерами – была тесно заставлена мебелью. В угловых шкафах, этажерках, консолях, геридонах и окантовке кресел угадывались палисандр, черная эбеновая древесина и бакаут, но сама мебель была лишена изысков. Слишком простая для очевидного богатства: здесь напрочь отсутствовали перламутр, слоновая кость или декор бронзой. Простая, как и обои, картины и прочие строго необходимые детали интерьера. В отличие от других одельтерских домов, где все комнаты – особенно портретные и будуары – походили на выставочные залы, кабинет этот даже при тесноте и заставленности был сдержан. Скромный и покинутый, он пропах запустением, и много лет в нем царило лишь молитвенное молчание.

До сегодняшнего дня.

Княгиня быстро пересекла комнату и приблизилась к занавешенным окнам. Там, за ними, неистовствовала поздняя весна и легкие касания ветра отдавали нежным цветением вишни. Ловким движением женщина отодвинула первую тяжелую портьеру, и комната тут же озарилась золотым послеполуденным светом. Вторая, третья, четвертая, – и стены вновь посветлели, окрасившись в переливистый бронзовый, а на заботливо отполированной прислугой мебели заиграли блики. Солнцем налились даже старинные часы, покоившиеся на краешке письменного стола. Бархатное теплое сияние заполнило и мысли женщины; это сияние она всю жизнь любила точно так же, как и наступившее время года, – до безумия.

В особняке Шато дю Силанс все осталось прежним, пусть даже княгиня тридцать лет не возвращалась в одельтерское имение. Причиной тому был страх, и женщина с неохотой признавалась в том, что именно пугало ее в этом месте. Теперь же Эссейша понимала: много лет она тревожилась напрасно. Портреты со стен не смотрели на нее налитыми яростью глазами, потолки не норовили упасть на голову, а деревья не тянули ветвистые лапы в надежде задушить. Дом этот был, в отличие от многих других, совершенно пустым. События, произошедшие внутри его стен, так и не стали его частью.

Княгиня Таш'Найесх выглянула из окна. Как чу дно было бы отринуть все заботы и, поддавшись наслаждению, любоваться вишневым цветом! Но нехитрые замыслы Эссейши сорвало донесшееся с улицы грохотание – и звук этот выдал в себе рев двигателя, разогнавшего до тридцати миль в час приближающийся к имению кабриолет.

Уже через пару минут автомобиль остановился перед парадным входом особняка, доставив в Шато дю Силанс двух человек: одного – пониже, в рубашке охристого цвета, другого – повыше, в темном костюме и котелке. На брусчатку ступил только второй; в левой руке он держал портфель для бумаг. День у второго совершенно не задался: от крупных неприятностей – выговора на службе и до мелких – треснувшей на ботинке кожи.

Высокий что-то недовольно буркнул, и водитель, не высаживаясь из автомобиля, ответил ему утвердительным жестом. После мужчина в темном, приосанившись, направился к лестнице.

Но не успел он поставить ногу на первую ступеньку, как массивные двери растворились. Месье Монгрен – так звали мужчину – встретился взглядом с яркими оранжевыми глазами княгини Таш'Найесх: почтенная аристократка с островов Тари Ашш встречала гостя лично (и старый дворецкий, возымевший наглость умереть за две недели до ее прибытия, был тут ни при чем). Недовольство прибывшего тотчас же сменилось удивлением.

– Ваше Сиятельство, княгиня Эссейша Келаайи Таш'Н ай-есх, – выдохнул следователь, снимая в уважительном поклоне котелок.

– Месье Монгрен! Приветствую вас в Шато дю Силанс, одельтерской резиденции моего покойного супруга Стайеша Эйиах Таш'Найесха, – улыбнулась женщина. – Вы ведь простите меня за отказ от пышных приветствий?

Следователь старался не разглядывать ее оранжевые и ничуть не потускневшие от возраста глаза, старую татуировку на левой половине лица и странное, будто траурное, черное платье – покроя слишком незамысловатого для одельтерских женщин и самого свойственного для Ядовитых. Княгиня в свою очередь оглянулась, жестом подозвала к себе одну из горничных и дала ей пару мелких поручений, словно предоставляя Ангерану время обвыкнуть.

– Продолжим разговор в саду, ведь незачем в такой день нам оставаться в душной гостиной, – вновь обратилась к прибывшему Эссейша Таш'Найесх; она изучала его пытливым прищуром глаз цвета пылающего янтаря.

Как бесправному гостю, следователю оставалось лишь согласиться.

Отделившись от дверного проема, Ее Сиятельство позволила месье Монгрену взять себя под руку – и не отстранилась, даже когда они успешно миновали ступеньки. Вдвоем они пересекли мощеную площадку, проследовали мимо автомобиля, в котором водитель читал свежую газету, и оказались среди цветущих клумб и деревьев. Согласно этикету, месье Монгрен дожидался, что первой разговор начнет княгиня Таш'Найесх, но та безмолвствовала. Они видели друг друга в первый раз, и у следователя не было причин догадаться, что женщина уже знала о его жизни несколько интересных деталей.

По окончании факультета права Иецвеанского университета Ангеран Монгрен двадцати трех лет от роду поступил на службу в Судебное ведомство. Волею разного рода обстоятельств в профессии он не преуспел, но неудачная карьера не препятствовала ему завести семью и чувствовать себя весьма счастливым человеком. Благодаря десаринайской крови следователь и в тридцатипятилетнем возрасте оставался моложав, а строгий костюм делал его еще выше и тоньше. Ангеран обладал правильными чертами лица и необычайно умными, проницательными глазами.

– Только представьте, уважаемый месье Монгрен, – заговорила наконец княгиня Таш'Найесх, – насколько замысловато и непредсказуемо сплетены судьбы людей всех шести континентов Ард Шенлара. Да-да, Àrd sean Làr, Старого мира, как нарекли его наши предки. И были на то веские причины, заставившие разумных существ, едва эволюционировавших до использования речевого аппарата, окрестить место своего пребывания «дряхлым стариком».

Они все знали. Старый мир умен и коварен, и его сознание являет порою непостижимые вещи. Когда в порыве безумной агонии оно сплетается с телом планеты Ард Шенлар, их единственная цель – породить эпохи распада и скорби.

– Вы, месье Монгрен, задумывались, может, сознание Старого мира – это порожденная нашими действиями материя? Представьте: каждый поступок оставляет на мире зарубку, каждое намерение – отпечаток. Из года в год мы терзаем старика, покрываем его душу глубокими ранами. Но когда Старый мир устает и не может более терпеть изуверства, он кровью очищает материю своего сознания… Он призывает мертвых. – Женщина вздохнула, помедлив пару секунд, а затем продолжила. – Наступают тяжелые, гнетущие времена. Последний раз все живое подверглось пробе в эпоху Гнева. Тогда наши предки пережили Войну Шести континентов – но, к несчастью, мы не извлекли из этого урок. После смерти поколения Гнева некому стало рассказывать о грехах и подвигах отцов, и люди стали забывать… Забывать о чуме Великой войны, о лихорадке павших, об исступлении траура. Отказ от старой памяти привел к прежним проблемам: первыми за клинки взялись мансурты, затем – астериа, и начался новый цикл… Окончательные имена тысячелетиям дают по прошествии половины их срока, когда становилось понятно, что диктует эта эпоха. В 569 году, с подачи великого цесситского историка Саверио Варойе, новое тысячелетие начали именовать эпохой Высокомерия. Мы жили в конце этого цикла. Он не стал настолько разрушительным, как период Гнева, но не может называться даже тенью эпохи Благоденствия – колыбели человеческой цивилизации.

– Так говорил… он? – догадался Ангеран.

– Верно, – кивнула княгиня. – Он – та часть мозаики, что давно потеряна для вас. Но напрасно следствие ищет одного человека: многих имен не хватает в документах. Просто он был немного интереснее остальных. Его чаще звали Хитрецом, некоторым он был известен как месье Фойеренгер Алентанс, а настоящего его имени вам не раскрою даже я. Он был… Впрочем, слишком много разговоров об одном человеке, не правда ли? Эта история не совсем о нем. Она – о времени, что принадлежало нам. О героях и подлецах, кто, чувствуя подвох, пытались поменять нечто в тогдашней действительности. Получилось ли? Поначалу не мир был нашей целью, но именно мир растянуло, толкнуло и сжало. Сложилась история, очевидцем которой я была и которую считаю своим долгом поведать вам. История эта началась 1 ноября 889 года от завершения Войны Шести континентов…