«Ну и чем же он опасен?» – спросят меня с усмешкой. Отвечаю. Пристрастившись к чаепитию в тесной компании, открываешь в ее участниках неожиданные стороны, а твои мысли устремляются по еще более неожиданному руслу. И куда они тебя заведут, одному богу известно.

Мы вчетвером подсели на эти чаепития как на иглу. Редкий вечер обходился без совместных посиделок у нас на кухне. Почему они стали традицией и с чего все началось – сказать сложно. Может, виноват был май, холодный и мокрый, может, восхитительные мамины крендельки или уютная кухня. Или все вместе. А скорее всего ни одно, ни другое, ни третье…

Мама с папой не возражали – напротив, радовались, что «молодежь общается». Им было невдомек, что общается эта самая молодежь через пень-колоду. И что общение отнюдь не такое радужное, как могло показаться со стороны. Странная напряженность сопутствовала нашим якобы идиллическим встречам. Воздух был наэлектризован, как перед грозой. Так что к концу вечера я реально уставала. И остальные, судя по всему, тоже. Но ни нам с Владом, ни Кате с Игорем не приходило в голову хоть раз отречься от совместного чаепития. Мы упорно продолжали собираться вчетвером.

Влад изменился. Он стал каким-то нервным. Игорь его явно напрягал. С таким азартом, как во время первой встречи, они друг друга уже не подкалывали, но болезненное соперничество никуда не делось. Как выразился бы медик, оно перешло в хроническую фазу. Вынужденный мириться с тем, что находится с Игорем под одной крышей, Влад, как видно, нарочно, чтобы ему насолить, все время заговаривал с Катей. С таким видом, будто Игоря нет на кухне и вообще в природе. Короче, демонстративно не считался с тем, что Игорь вроде как Катин поклонник. Игорь в долгу не оставался и в пику Владу проявлял внимание ко мне, игнорируя тот факт, что я официальная девушка Влада и без пяти минут его невеста.

Хотя сама я, признаться, все реже думала про Влада как про того, с кем… ну, вы понимаете. Случалось, он пропускал занятия, а я лишь на второй паре спохватывалась, что его нет, и отправляла ему запоздалую эсэмэску в духе: «Сачкуем?» «Приятного времяпровождения!» «Пора просыпаться, скоро ужин!» и так далее. Раньше, обмениваясь с ним подобными посланиями, я изощрялась в остроумии, он не отставал, и я всю лекцию напролет хихикала в кулак над его эпистолярными шедеврами. Теперь же писала ему скорей по инерции, будто соблюдала формальность. Он отвечал не сразу, да и приколы получались какими-то вялыми, вымученными. Когда он являлся в институт, мы, как прежде, вместе сидели на лекциях и семинарах, и я ловила себя на мысли, что скучаю рядом с ним. То ли сказывалась привычка, то ли сам Влад растерял часть своего обаяния, – как бы то ни было, его юмор нравился мне все меньше. Шутки у него стали плоскими и несмешными. Может быть, у меня просто изменились вкусы, потому что сестра над его шутками смеялась с удовольствием. В отличие от Игоря – тот ни разу не позволил себе улыбнуться.

Кстати, что сказать про Игоря? Изменился и он. Комплексов у него поубавилось: он перестал прикидываться, что приходит к Кате ради того, чтобы подготовиться к контрольной или накропать реферат. О занятиях и не заикался. И не скрывал, что мотается через весь город ради того, чтобы принять участие в наших ежевечерних посиделках. Правда, он по-прежнему был серьезным и не больно-то разговорчивым; когда мы с Владом по старой привычке состязались в остроумии, удрученно молчал и глядел исподлобья. Нетрудно было догадаться, что ему не до шуток. К тому же я заприметила, что под глазами у него обозначились темные круги. Словом, налицо были признаки безнадежной любви, которые я безуспешно пыталась обнаружить месяца три тому назад – в тот мартовский вечер, когда мы впервые сидели на кухне втроем, а Игорь подчеркнул, что он «однолюб». Я подозревала, что и Катя замечает эти признаки и что любовь эта не такая уж безнадежная. Потому что сестра тоже изменилась.

Да что там «изменилась» – просто-напросто сделалась другим человеком. Она менялась так стремительно, что в глазах рябило! Дня не проходило, чтобы она не выкинула какой-нибудь фортель. Об упразднении вечерних занятий, когда сестрица дотемна корпела над конспектами и курсовыми, и упоминать не стоит – это цветочки. Она стала укладывать волосы феном! Пользоваться блеском для губ! Проявлять интерес к шмоткам! Причем в университет одевалась по-прежнему скромненько, зато дома наряжалась как на великосветский прием. Затасканные джинсы и растянутая футболка приказали долго жить: однажды утром я с изумлением обнаружила их в мусорном ведре. А все подаренное на дни рождения и прочие праздники и отправленное в бессрочную ссылку в платяной шкаф извлекалось из его недр, придирчиво рассматривалось, чистилось, гладилось и примерялось перед зеркалом. Потом начались набеги на мой, куда более разнообразный гардероб: мне приходилось одалживать сестре то блузку, то жилетку, то кардиган. У мамы новоиспеченная модница приноровилась таскать колечки, цепочки и кулоны. Да-а, теория про отшельников, святых и студентов-трудоголиков, что рискуют пуститься во все тяжкие, оказалась на удивление актуальной! Сестра как по писаному претворяла мою философскую доктрину в жизнь. И семимильными шагами приобщалась к светскому времяпровождению.

Хотя иногда казалось, что наши ежевечерние встречи ей не по нраву: пару раз я замечала, как она нервно закусывает губу, когда мы с Владом, беззаботно болтая о том о сем, вваливались в прихожую и Влад галантно помогал мне снять плащ. Наверное, думала я, Катю раздражает, что мы чересчур активно втягиваем ее в светскую жизнь. Тем не менее, от совместного чаепития она, как я уже упоминала, ни разу не отказалась, а равно и от повадки каждый вечер подбирать себе новый прикид.

Но и фен, и наряды, и кулоны – тоже лишь цветочки. Ягодки были впереди.

Расположившись на кухне, я уплетала куриную ножку в соусе карри, запивая ее домашним клюквенным морсом, и одним глазом читала мангу в телефоне; обглодав кость дочиста, сунула ее в мусорку, а тарелку с кружкой – в раковину. Честно говоря, я рассчитывала, что Катя (которая еще не обедала, поскольку на сковородке лежала вторая куриная ножка) вымоет посуду и за себя и за меня. Очень уж прикольная была манга, не хотелось отрываться. Итак, я собралась улизнуть к себе, но тут в замке повернулся ключ, и сестра вошла в прихожую. Увидела меня и чересчур поспешно отвернулась. И принялась обеими руками рыться в сумочке, будто бы разыскивала какую-то мелочь, в которой возникла срочная надобность. Однако я успела заметить нечто странное.

– Ну-ка, ну-ка… – я потянула ее за рукав. Она сопротивлялась, но я цепко ухватила ее за локоть и заставила вынуть руку из сумочки. – Ты что, МАНИКЮР СДЕЛАЛА?!.

К своим рукам Катя относилась примерно так же, как лесоруб – к топору или столяр – к рубанку. Топор должен рубить, рубанок – строгать; правая рука – проворно строчить по бумаге, левая – придерживать или перелистывать страницы. Быть красивыми руки совершенно не обязаны. Поэтому можно нещадно обкусывать ногти и заусенцы, намозоливать указательный и средний пальцы шариковой ручкой и ровным счетом ничего не предпринимать, если в морозную погоду кожа обветривается и покрывается цыпками.

И вдруг – нате, пожалуйста! Маникюр…

Я не удержалась и съязвила:

– Что, посуду надоело драить?

– Это я так просто, ради интереса… – стесняясь и краснея, залепетала Катя. – Мимо маникюрного салона проходила… случайно… ну и решила посмотреть, как там все происходит… – Она спохватилась, что оправдывается: – А что, нельзя? – и, вскинув голову, взглянула на меня с вызовом.

– Можно, можно, – милостиво разрешила я. – Если хочешь, одолжу свой маникюрный набор. Научу, как удалять кутикулу… Кстати, тебе сделали немодную форму ногтей. Сейчас модная – не овальная, а прямоугольная. И цвет надо было выбирать темнее.

Сестра пробормотала что-то невнятное и юркнула в свою комнату. А я постояла в прихожей – и вернулась на кухню. Мыть посуду.

Впору было порадоваться, что мое воспитание не прошло даром и сестра таки осознала свою принадлежность к прекрасной половине человечества, призванной прихорашиваться, наряжаться и очаровывать ближних… Увы. Вместо радости я испытывала совсем иные чувства. Которые меня здорово напрягали. Потому что были неожиданными и неуместными. Потому что грозили кардинально смазать мою картину мира. И вообще пустить ее под откос…

А все этот дурацкий чай, который мы пили вчетвером как заведенные. Когда изо дня в день один и тот же человек торчит у тебя перед глазами, волей-неволей к нему присматриваешься. Это я про Игоря. Нет, поначалу он мне нисколько не нравился! Он слишком серьезно смотрел на учебу. Не любил беззаботно трепаться о чем попало. Однажды упомянул вскользь, что знаменитые философы отрицательно относились к женскому полу как к существам легковесным и в большинстве своем глупым. И запросто без них обходились. Ха, подумала я, прекрасная половина человечества, в свою очередь, может легко обойтись без философов! По крайней мере, такие ее представители, как я.

Все же слушать подобные рассуждения было немного досадно. С какой стати эти знаменитости вбили себе в голову, что большинство женщин глупы и легковесны? Ни с того ни с сего у меня возникло желание доказать пресловутым философам (а заодно Игорю), что даже столь беззаботное и увлекающееся существо, как я, способно вести себя серьезно и ответственно. Я прекратила прогуливать лекции. Стала строже одеваться. Рассеянно взирала на однокурсников, которых некогда относила к числу «дополнительных» поклонников. Потеряла интерес к многочасовым телефонным разговорам – теперь батарейка моего телефона за день разряжалась лишь наполовину – и даже к косметике, которой у меня был целый склад.

Собственно, я постепенно охладела ко всему, что прежде стояло для меня во главе угла. А к Игорю, наоборот, присматривалась все внимательней. Оправдываясь в собственных глазах тем, что грех не узнать как следует своего будущего родственника, шурина или деверя (или как там называется муж сестры). В результате от первого впечатления, которое, согласно одной из моих любимых теорий, на девяносто процентов формируется за первые две секунды после встречи, не осталось и пяти процентов. А от самой теории – камня на камне…

Что же меня в нем привлекало? Может быть, манера вдумчиво слушать, чуть склонив голову набок и закинув ногу на ногу. Или глаза с золотистыми искорками – глаза «чайного цвета», как в известной песне. Руки – с крепкой изящной ладонью и длинными пальцами. Высокий лоб со спадающей, слегка вьющейся прядью. В какой-то момент я с недоумением осознала, что мне нравится даже его серьезное отношение к учебе и способность подолгу молчать. Но самым главным было удивительное ощущение, которое я испытывала в его присутствии. Ощущение, что меня ПОНИМАЮТ. В каком-то старом фильме школьник в сочинении на тему «Что такое счастье?» написал всего одну фразу: «Счастье – это когда тебя понимают». Он был прав. Это действительно счастье.

Мало ли кто мне нравился, нравится и будет нравиться, урезонивала я себя. Всех и не сосчитаешь. С какой стати, твердила я себе, зацикливаться на человеке, который, во-первых, не в моем вкусе, а во-вторых, встречается с моей сестрой. Покушаться на единственного ухажера родной сестры? Да никогда! Ни за что! Большей нелепости и представить себе нельзя!

Однако в мире, к сожалению, встречаются люди, в чьи головы приходят именно нелепости. И я, как выяснилось, принадлежала к злосчастной породе нелепо мыслящих людей.

С другой стороны, ход моих мыслей был по-своему логичным. Мне все больше нравился Катин кавалер – это минус. Однако сестра общалась с ним по-дружески нейтрально и, помнится, говорила, что он ей «до лампочки». Это плюс! Зато они друг на друга похожи – что называется, из одного теста; и сестра, очень может быть, рассуждает так же, как еще совсем недавно рассуждала я: из похожих людей получаются образцовые пары. И встречаются они давно, больше года. Глядишь, годика через четыре сестра решится выйти за него замуж. А ждать он умеет, это ясно. Еще один минус… Встречаются-то встречаются, но Игорь никак не демонстрирует, что он от сестры без ума. Плюс! Правда, он не из тех, кто выставляет свои чувства напоказ. Да еще и объявил во всеуслышание, что он «однолюб». Опять минус. Самый жирный минус… Хм, действительно ли он настолько жирный? Ведь если Катя к Игорю равнодушна, что мешает ему стать однолюбом в отношении кого-нибудь другого?..

Чтобы не разбираться до посинения со всеми этими плюсами и минусами (с устным счетом у меня всегда были нелады), я решила действовать напрямик. Однажды под вечер, когда Катя торчала перед зеркалом в ванной комнате и гудела феном, укладывая волосы новым способом, я подошла к ней и с места в карьер бухнула:

– Ты собираешься выходить замуж? – с ударением не на «собираешься», а на «замуж».

Сестра аж дернулась, отчего вилка выскочила из розетки. Фен послушно заглох.

– П-почему ты сп-прашиваешь? – пробормотала она, запинаясь и краснея.

– Просто так. Интересно.

– Да с чего ты взяла, господи боже мой, – растерянно проговорила Катя и вставила вилку обратно в розетку.

– Значит, не собираешься?

– Нет, – ответила она, но не сразу и как-то приглушенно. Впрочем, мне это, возможно, показалось, и голос у нее был обыкновенный – просто его заглушал фен.