— Ты чужая.

Варя вскрикнула и резко обернулась; из разжавшихся рук не землю посыпались бледные цветки валерианы и пурпурные колоски душицы. Она провела восемь лет среди выбеленных солнцем каменных развалин, выискивая в густых зарослях сухой полыни и ломкого угорщика драгоценные лечебные травы. Варя давно привыкла к удушающей жаре, запаху преющей зелени, оглушительной тишине и полному безлюдию. Она ни разу не видела здесь ни единой живой души и давно пришла к выводу, что это место — где бы оно ни было, необитаемо. И неожиданные звуки человеческой речи после стольких лет тишины не на шутку испугали её.

Из-за кучи поросшего сорняками щебня и торчащих из неё ржавых остовов на Варю с настороженным любопытством смотрел мальчишка лет десяти-одиннадцати — светлоглазый и смуглолицый.

— Ты чужая, — повторил он, не трогаясь с места — кажется, так и не решил, стоит ли ему убегать со всех ног или подойти поближе.

Варя нервно оглянулась. В поисках пальчатых листьев пустырника, которые предназначались страдавшей от мучительной бессонницы бабушке Маяне, она отошла слишком далеко от скважины. Никогда раньше её это не беспокоило. Но раньше Варя была уверена, что она здесь одна.

— Почему чужая? — спросила она, выгадывая время и оглядываясь по сторонам — есть ли тут кто-то ещё?

— Потому что ты странно одета, — охотно пояснил мальчишка, так и не выходя из-за кучи щебня. — И кожа у тебя белая-белая, такой не бывает.

Варя непроизвольно хмыкнула. Из-за частых визитов сюда её кожа давно потемнела от солнца; по одной только ней даже не знавшие Варю сразу и безошибочно определяли в ней скважницу. А тут — надо же! — "белая-белая".

— Я… заблудилась, — сказала, наконец, Варя. — А ты здесь один?

— Да! — вызывающе выкрикнул мальчишка и шагнул из-за кучи щебня на открытое пространство. Короткие легкие штаны перепачканы пылью, голова лихо перевязана платком, размахрённые концы свисают на спину, в руках — какая-то деревянная загогулина, через костлявое плечо перекинута котомка. — Я — лозоходец, — гордо пояснил он и, видя, что эта чужая женщина не спешит выражать восхищение, пояснил: — Ищу новые источники.

— О, — отозвалась Варя, успокоенная тем, что мальчишка был один. — И далеко ты ушёл от дома? — осторожно полюбопытствовала она.

— Очень, — важно ответил он. — Если сейчас возвращаться, то могу даже не успеть к заходу солнца.

— О, — снова произнесла Варя, не очень-то зная, что ещё сказать. Опасность ей, судя по всему не грозила, однако, сегодняшняя встреча в корне меняла все её представления об этом мире. Оказывается, здесь тоже живут люди. Кто они? Какие они? Есть ли среди них скважники? Могут ли пройти к ним также, как она приходит сюда? И что они сделают, когда узнают о ней?

— Тебя как зовут? — мальчишка отбросил все свои опасения и теперь стоял совсем близко, с любопытством рассматривая её.

— Варя.

— Данко, — представился он в ответ. — А ты далеко от дома ушла?

— Э-э… как бы… да… — нерешительно ответила Варя, думая, что лучше бы ей всё-таки уйти, и поскорее. Да так, чтобы этот мальчишка не видел, куда именно она уходит. А ещё бы лучше, чтобы он вообще забыл про эту встречу — так оно всем безопаснее будет. И в следующий раз надо будет не отходить так далеко от скважины. И, может даже, брать с собой на всякий случай нож.

— А ты случайно источники по дороге не видела?

— Что? — переспросила Варя, размышляя о своём.

— Источники. Ну, воду. Воду, говорю, по пути не видела?

— Нет. А что?

— Как что? Я ж тебе говорил — я лозоходец, новые источники ищу. Хочу вернуться домой не просто так, а этим… ну, открывателем! — гордо сообщил Данко, а потом вздохнул и, облизав потрескавшиеся губы, грустно добавил: — Эх, жалко. А то пить хочется, а я как-то так неосторожно… в общем, я уже всю дневную воду выпил.

"У них здесь не хватает воды!" — пораженно ахнула про себя Варя. Сами они жили в бесконечной зиме; неподалёку от посёлка раскинулось скованное вечным льдом озеро, а весь мир до самого горизонта был укутан белым снегом. Кругом одна только замерзшая вода, бери — не хочу.

Зато не было лекарственных растений. Нежные травы никак не приживались в теплицах и не успевали вырасти за самое теплое и очень короткое время года, называемое весной, когда чуть подтаивал снег, и на крышах вырастали скользкие сосульки. Если бы не скважники, приносившие лекарственные растения отсюда, жители посёлка давно бы уже слегли от болезней.

— Возьми, у меня осталось немного, — Варя протянула маленькому лозоходцу фляжку.

— Спасибо, — просиял Данко. Однако, к удивлению девушку, сделал всего один маленький, аккуратный глоток.

— Допивай.

— А как же ты?

— У меня ещё есть.

Данко пил медленно, не торопясь, явно растягивая удовольствие.

— Ну, я, пожалуй, пойду, — сообщила тем временем Варя и присела на корточки, чтобы подобрать с земли рассыпанные валериану и душицу. — Мне пора.

— Ты, наверное, очень далеко живёшь, — чуть наклонив перевязанную платком голову, сказал Данко и закинул деревянную лозу себе на плечо. — Я во всех соседних посёлках бывал, даже в самых дальних, которые аж за железной паутиной, — с гордостью добавил он. — А ты, получается, ещё дальше?

— Ещё дальше, — охотно согласилась девушка. Пусть так считают, так оно будет безопаснее.

— Тогда, выходит, тебе домой очень долго идти придётся. Может, сначала лучше к нам в посёлок? В гости?

Варя замялась, и на миг в ней едва не победило любопытство. А что такого? Она совсем ненадолго, сходит с Данко в неизвестный посёлок, узнает, что там за люди, какие они, чем живут. А потом вернётся.

Осторожность взяла верх. Мало ли, что там за люди. Может, именно из-за них и пропал предыдущий скважник.

Варе было тринадцать, когда тогдашний скважник, дядя Толий, высокий весёлый мужчина с бойкими чёрными глазами, ушёл за зверобоем для мучающегося с больной печенью деда Виха — и не вернулся.

Дядька Савка, лекарь, готовящий из трав настойки и припарки, согнал к скважине всех непроверенных парней и даже совсем маленьких мальчишек и по одному загонял их в валяющуюся на окраине поселка огромную каменную трубу, оставшуюся здесь с незапамятных времён. Один за другим, ребята выходили из другого конца трубы; ни у одного не нашлось способности пройти в находящуюся внутри невидимую скважину. И тогда дядька Савка, тяжело вздыхая и качая головой, вспомнил о Варе.

— Вот наградил меня господь бог на старости лет! Ох, чует моё сердце, быть беде. Ничего из этого хорошего не выйдет. Девчонка-скважница, а! Бесстыдство и безобразие — вот что это такое.

— Дядька Савка, да какие старости лет? — весело отмахивалась Варя, пропуская мимо ушей незаслуженное обвинение в бесстыдстве и радуясь, что её редкая способность к скважничеству не останется невостребованной. — Ты чего себя в старцы прежде времени записываешь?

Лекарю и впрямь было ещё далеко до преклонного возраста. Ясный взгляд, редкая, почти незаметная седина в волосах, крепкие плечи, уверенные движения рук — он казался мужчиной в самом расцвете сил. Пока сидел. А когда вставал… Недуг, уже давно поселившийся в его ногах и поначалу досаждавший ему совсем немного, со временем стал сильнее, и теперь дядька Савка едва передвигался. В надежде его исцелить, прежние скважники из своих вылазок приносили самые разные травы, как известные, так и те, описания которых не находилось даже в пухлой книге лекаря, но всё без толку.

Вынужденная неподвижность и смирение с тем, что его недуг неизлечим, не прибавляли дядьке Савке благодушия.

— Из девчонки-скважницы ничего хорошего не выйдет. Тем более из такой молодой, как ты. У вас, вертихвосток, умишко ни на чём и задержаться не может. Поспорить могу, никогда ты осокорь от гулявника не отличишь.

Варя старалась не принимать его сетования близко к сердцу. Не её же вина, что в их посёлке — и немаленьком, кстати, посёлке, полтыщи человек наберётся — до сих пор так и не нашлось ни одного мальчишки, наделенного нужными способностями. А у неё они были. И, как это ни претило ни дядьке Савке, ни поселковому голове и его помощникам, пришлось позволить девчонке стать скважницей. Лучше уж такой скважник, чем вообще никаких лекарственных трав.

И вот уже восемь лет Варя каждый день уходила в скважину, в землю жарящего солнца и горячего воздуха, и приносила с собой обратно охапки самых разных трав. Восемь лет дядька Савка упорно сгонял к каменной трубе подрастающих ребят в надежде, что вот-вот появится, как положено, скважник-парень и займёт, наконец, место девчонки. Восемь лет хмурился, щурил светлые глаза из-под пушистой меховой шапки, ворчал, принимая душистые снопы из Вариных рук, и сетовал об одном и том же:

— Девчонка-скважница, а! Ничего из этого хорошего не выйдет. Ох, чует моё сердце, быть беде.

***

О своей неожиданной встрече Варя никому не рассказала. Только теперь старалась не уходить далеко от скважины и стала брать с собой охотничий нож. Пусть она и не умела им пользоваться, но тяжёлый острый нож придавал уверенности и успокаивал.

После встречи с Данко прошло две дюжины дней — в привычной тишине и спокойном безлюдии. Варя стала надеяться, что истории маленького лозоходца про встреченную среди каменных руин незнакомку — а он непременно про неё рассказал! — либо не поверили, либо не приняли всерьёз. В поисках новых трав девушка снова начала удаляться от скважины и уже не вздрагивала при каждом шорохе. Расслабилась. Успокоилась.

И потому в один прекрасный день не заметила приближения постороннего до тех пор, пока он, бесшумно ступая по россыпи нагретых солнцем камней, не оказался совсем рядом с ней.

— Надо же, а Данко не врал, — услышала Варя чей-то насмешливый голос и снова, как и в прошлый раз, вскрикнула от неожиданности и рассыпала все срезанные травы.

На сей раз это был не любопытный мальчишка, прячущийся за кучей щебёнки, а худощавый парень, на вид — её ровесник, может, чуть постарше, такой же загорелый, как и Данко, в так же лихо повязанном на голову платке, с размахрёнными концами, спускающимися на голую спину. Только в руках у него была не смешная деревянная лоза, а угрожающего вида копьё. Правда, судя по тому, как расслабленно рука держала древко, парень не собирался немедленно нападать на незнакомку.

— Варя, — не то спросил, не то уточнил он, и девушка молча кивнула, встречая изучающий взгляд светлых, почти прозрачных глаз.

— Ты — из зимы, — снова то ли задал вопрос, то ли сообщил он, и девушка удивлённо подняла брови.

— Из зимы? — переспросила она.

— У тебя белая кожа и много лишней одежды. Значит, ты — из зимы. Ну, или как вы называете свой дом?

— Никак не называем, — напряжённо отозвалась Варя.

— Ты умеешь проходить в скважину, которая ведёт от вас к нам, так ведь?

Девушка нервно сглотнула и оглянулась. Ох, зачем, ну зачем она так далеко отошла от скважины?

— Да не бойся ты, — лениво ухмыльнулся парень и сделал шаг к ней навстречу. — Не съем я тебя. Мне просто было очень интересно посмотреть на ещё одного человека зимы. Меня Арсен зовут.

— Ещё одного человека из зимы? — медленно переспросила Варя, отступая на шаг.

— А что тут такого? Он ведь, кажется, от вас пришёл. Лет, наверное, семь или восемь назад. Высокий такой, светлокожий, как ты, и с чёрными глазами. Толий.

— Так он жив! — ахнула девушка, забыв отступать от медленно приближающегося к ней Арсена.

— Конечно, жив, — нахмурился парень и остановился. — Погоди, так вы не знали?

— Нет. Мы вообще не знали, что здесь кто-то живёт. И что случилось с дядей Толием — тоже.

— Интересно, — парень нахмурил выгоревшие брови и задумчиво дёрнул за размахрённый конец перевязывающего голову платка. — А нам он сказал, что он там со всеми вами попрощался.

— Попрощался? — непонимающе переспросила Варя. — Нет, он не прощался, — медленно произнесла она. — Просто однажды не вернулся из скважины. А другого скважника у нас тогда не было, так что никто не мог пойти вслед и узнать, что случилось… Тётя Цвета сидела у трубы целыми днями. Надеялась, что он всё-таки вернётся.

— А кто это — тётя Цвета?

Поглощённая воспоминаниями о неподвижной фигуре, словно примёрзшей к огромной каменной трубе, в которой скрывалась невидимая скважина, Варя не заметила, как изменился голос её неожиданного нового знакомого.

— Его жена.

— Он был женат?

Изумление в голосе Арсена оказалось настолько глубоким и неподдельным, что вывело Варю из задумчивости.

— Был, — кивнула она в ответ, уже догадываясь, что сейчас услышит. Догадываясь, но желая верить.

Арсен покачал головой и присел на торчащий из земли ржавый обломок.

— Я так понимаю, ты уже поняла, что здесь он остался из-за горячей любви к одной женщине в нашем посёлке, — криво усмехнулся он.

Варя устало опустилась на землю.

"Бедная тётя Цвета…"

***

О встрече с Арсеном Варя тоже никому не рассказала. Только стала ловить себя на мысли, что со всё большим нетерпением ждала каждый шестой день — Арсен старался приходить к скважине хотя бы раз в пол-дюжины дней.

И с каждой новой встречей знакомый Варе мир становился всё огромнее. Здешние жители знали о нём куда больше, чем люди её посёлка. Ещё недавно уверенная, что весь свет погружен в вечные холода, а скважина ведёт едва ли не в другой мир, Варя не без трепета узнавала, что на самом деле всё совсем не так.

Дядька Савка, кажется, начал что-то подозревать. Но пока молчал, только сверлил её красноречивым взглядом.

Варя пыталась напустить на себя беззаботный вид и не давать волю смущению. В конце концов, что тут такого? Свою работу она выполняла исправно, с пустыми руками не возвращалась. Что до Арсена — так это, в конце концов, её личное дело. Даже если в посёлке узнают, что в мире, в который ведёт скважина, оказывается, тоже живут люди, здесь ничего не изменится. Разве только Варе запретят туда ходить из опасения, не случилась бы с ней какая беда. Чужакам никогда не доверяли.

— У нас есть несколько старых книг, — рассказывал Арсен, лежа в тени каменных руин, а Варя, пристроившись рядом, смотрела то на него, то в высокое небо. — Там написано, что давным-давно холод и тепло менялись по очереди.

Варя тихонько вздыхала. Было бы здорово, если бы на смену вечной мерзлоте приходила не та весна, как сейчас — влажная и прохладная, а по-настоящему тёплая, даже жаркая. Чтобы успевали расцвести деревья, чтобы прорастала зелёная трава. Чтобы можно было выйти не улицу без валенок, тулупов и меховых шапок — как здесь.

— Если это правда, интересно, почему всё изменилось?

— Говорят, люди что-то натворили. Будто бы они дали земле такой сильный толчок, что как-то сдвинули её с той дороги, по которой она путешествовала по небу. И одна половина мира осталась в вечном холоде, а другая — в вечной жаре.

— Получается, мы с тобой живём в одном мире?

— Думаю, да. Только в разных половинах. А твоя скважина — это как дверь между ними.

Варя помолчала, пытаясь принять услышанное. Затем недоверчиво покачала головой.

— Но мир ведь такой большой! Люди просто не смогли бы сдвинуть его с места.

— Кажется, в те времена они могли очень много. Столько, что нам даже и представить невозможно.

— Пусть даже и могли. Но зачем? — недоумевала Варя, представляя себе всесильных людей, способных воздвигать гигантские сооружения, даже руины которых до сих пор поражали воображение, и обладающих силой сдвинуть с места весь мир. Неужели они не нашли своим способностям лучшего применения, чем обрекать потомков на вечный холод и вечную жару?

— Не знаю, — пожимал плечами Арсен и задумчиво предполагал: — Может, они просто ошиблись?

— Если они столько знали и умели, как они могли ошибиться?

— Но они же всё равно оставались людьми, так ведь?

***

Как-то раз Варя принесла с собой горсть снега.

— Холодный, — покачал головой Арсен, дотронувшись до тающего белого крошева, и вздохнул: — Да, было бы здорово получить перерыв от этого вечного лета.

Варя и раньше хмыкала всякий раз, когда слышала из его уст слово "лето".

— Чего тут смешного? — недоумевал Арсен.

В его словаре лето означало противоположность зиме. А ещё летом Арсен называл свой мир, а мир Вари — зимой. Для девушки же это слово не означало ни того, ни другого. "Летом" жители её посёлка обозначали состояние полного счастья.

Арсена это пояснение изрядно позабавило.

— То есть ты не скажешь "я счастлива"? Ты скажешь — "я — лето"? — поддразнил он Варю.

— Я скажу — "какое лето!" Только это должно быть очень-очень сильное счастье, понимаешь? Такое, чтобы было похоже на то, как если бы ты после очень холодной ночи, когда уже не чувствуешь пальцев, когда заледенел до самых костей, вдруг подходишь к костру…

Девушка обречённо вздыхала, осознавая, что не может объяснить глубину слова "лето" человеку, который не прожил всю свою жизнь в жестоком холоде и даже не знал, что это такое — замёрзнуть. И не понимал, какое это ни с чем не сравнимое блаженство — отогреться.

— Всякая глупость не считается, — отчаявшись объяснить, добавила она.

— То есть если я беру тебя за руку, то мурашки, которые бегут у меня по телу — это не считается? А если я тебя обниму? — поддразнил Арсен и вдруг схватил девушку в охапку, — Вот так вот обниму… Ну как, это уже немножко похоже на твоё лето?

Варя хохотала в ответ.

— Похоже? — настаивал он, прижимая её ещё крепче.

— Ладно, ладно, пусть будет весна, — шутливо согласилась Варя на компромисс.

— Ах, весна? — притворно возмутился Арсен. — Ну, что ж, сама виновата, — вдруг выдохнул он и прижался губами к её губам. …Казалось, прошла целая вечность. Бесконечная, блаженная вечность у жаркого костра в середине суровой зимы.

Настоящее лето.

В тот день Варя впервые вернулась из скважины только под утро.

***

Дадька Савка одарил Варю таким злым взглядом, что она едва не споткнулась на пороге. Но, сделав над собой усилие, подошла к столу и высыпала охапку чуть завянувших растений.

— Я в этот раз очень далеко ушла от скважины, и когда стемнело, побоялась, что могу впотьмах заблудиться. Вот и решила дождаться утра, — спокойно сообщила Варя, стараясь, чтобы её голос не дрожал.

— А я говорил, я всегда говорил, что девчонка-скважница — это никуда не годится, — привычно забормотал дядька Савка. — Что, тоже теперь останешься там? Будешь миловаться со своим дружком, а мы тут — подыхай без лекарств?

— Ты знал! — ахнула Варя. — Ты знал, что в лете живут люди, и никогда ничего мне не говорил!

— Ты посмотри-ка, — процедил лекарь, немедленно заметив, как она назвала мир, в который вела скважина, — уже и словечек от них понабралась!

— Почему ты мне не рассказал?

— Да потому! — чуть не прокричал он в ответ. — Как раз потому, чтобы не случилось то, что уже произошло с Толием! Пока ты верила, что там нет людей, у тебя не было желания остаться. Пусть там и тепло, но что с этого толку, если совсем одна? А теперь — конечно…

Лекарь даже не допускал мысли о том, что у неё может оказаться чувство ответственности, которое не позволит оставить на произвол судьбы весь посёлок, и это возмутило Варю до глубины души.

А дядька Савка продолжал бубнить:

— Солнышко пригрело, покувыркалась с дружком, мозги растаяли — и всё! Прощай зима, прости дядька Савка, не поминайте лихом соседи… Чего вернулась-то? Иди давай!

Варя круто развернулась и вышла, не сказав ни слова. На глаза навернулись непрошеные слёзы.

Точно так же, без слов, она приходила в дом лекаря следующие пять дней, и, не глядя на него, высыпала на стол собранные травы.

И со страхом ждала шестого дня.

Варя не загадывала на будущее, когда Арсен подарил ей лето — она просто наслаждалась им. Она не успела подумать даже на день вперёд.

А стоило бы.

Как они будут жить? Так и продолжат встречаться раз в шесть дней? Или Арсен уйдёт из посёлка и построит шалаш возле скважины? Не выйдет — там в округе совсем нет воды. Что же тогда — она переселится жить в лето, а сюда будет приходить только затем, чтобы раз в дюжину дней оставить травы? Или уйдёт насовсем, как Толий?..

Вспомнился маленький Павка, заходившийся в кашле до тех пор, пока она не нашла, наконец, среди поросших травой и кустарниками каменно-металлических руин цветы бузины.

Нет, насовсем уйти она не сможет.

Ах, если бы только в посёлке был ещё один скважник!

***

Арсен уже ждал её у скважины. Внимательно посмотрел в лицо и, вздохнув, чуть заметно качнул головой.

— Я ещё не спрашивал тебя. Только собирался спросить. Но, вижу, ты уже всё решила.

Варя удивлённо вскинула на него глаза. Арсен был её ровесником, но в такие моменты, как сейчас, когда он наперёд знал всё несказанное и несделаное, он казался ей намного более старшим, мудрым и опытным.

— А если я буду уговаривать? — тихо шепнул Арсен, в два шага сократив между ними расстояние и зарывшись лицом в её волосы.

— Тогда мне станет только больнее… Ты ведь понимаешь, да? — отстранилась от него Варя несколько минут спустя, стараясь заглянуть в глаза. — Они зависят от меня. Все до единого. Им нечем будет лечить болезни. У них нет другого скважника…

Арсен долго рассматривал её лицо — пристально, внимательно. Потом медленно заговорил:

— Одна из старых книг, которые есть у нас в посёлке, рассказывает, как находить путь по звёздам, и этот способ работает, я проверял. И вот я думаю — если мы с тобой и впрямь живём в разных половинах одного и того же мира, но я никак не могу пройти в дверь между ними, может, я найду другой путь?

— Мир ведь такой огромный, — едва слышно прошептала Варя и вдруг всхлипнула, — это будет очень, очень долгий путь.

— Ну, что поделать, — криво усмехнулся Арсен. — Другого-то, похоже, нет.

— А если ты ошибаешься? — Варя вдруг так живо представила себе Арсена, в одиночку пересекающего половину огромного света или замерзающего насмерть где-то на её половине мира, что сердце сжалось от страха. — Что, если это не разные половины одной земли? Что, если ты запутаешься в звёздах? Что, если по пути окажутся горы? Или огромное озеро? Или буран — ты ведь даже не представляешь себе, что это такое! Что, если ты не найдёшь меня?

— Тогда я вернусь домой, мы встретимся здесь и придумаем что-нибудь ещё, — спокойно заверил он. — Но если я хотя бы не попытаюсь, то всю жизнь буду жалеть об этом. …Когда Арсен уходил, Варя смотрела ему вслед, и уверенность в том, что судьба всего посёлка важнее судьбы одного-единственного человека, уже не казалась ей такой непоколебимой.

***

Дядька Савка заговорил с Варей первым. Через год.

— А ты, оказывается, всё-таки… с мозгами, — нехотя буркнул он. — Хоть и девчонка.

В его устах эти слова звучали и извинением, и комплиментом.

Варя не держала на лекаря зла.

Каждый день она прилежно уходила в скважину и до самого вечера искала нужные травы.

Она стала повязывать голову большим тонким платком, так, чтобы его концы свисали на спину.

Раз в несколько дюжин дней к скважине прибегал вытягивающийся не по дням, а по часам Данко. Она развлекала его, вынося из скважины горсти снега, которые таяли под жарким солнцем за считанные минуты. Данко восторженно хлопал в ладоши и уговаривал её прийти в гости в их посёлок. Варя отказывалась. Если уж Арсену не удалось уговорить её на это, то у Данко и подавно не выйдет. Тем более, что вот сейчас-то, когда Арсен из-за неё отправился в полную неизвестность, её появление вряд ли вызовет у его родных и близких радость.

Однажды, выйдя из скважины, Варя увидела, что её поджидает худощавый мужчина с до боли знакомыми светлыми глазами.

— Не пришёл? — только и спросил он.

Варя проглотила слёзы и покачала головой.

Не сказав больше ни слова, отец Арсена развернулся и медленно отправился прочь.

Два года спустя Варя сказала себе — хватит. Это бессмысленно — так себя терзать. Пора смириться.

Однако каждый раз, выходя из скважины в жаркое марево, она ловила себя на мысли, что надеется увидеть там Арсена. Что он пришёл домой. А возвращаясь в зиму, отчаянно вглядывалась в белый горизонт, силясь разглядеть знакомую фигуру.

И когда однажды, уже перестав вести счёт времени, Варя увидела медленно бредущего к их посёлку человека, и ей показалось, что из-под густого меха капюшона на неё смотрели такие знакомые глаза, она не поверила. Это просто видение. Слишком часто Варя представляла себе такую картину. Слишком давно ждала. …Некогда смуглая кожа покраснела от мороза, лицо заросло золотистой бородой, у рта и между бровей залегли глубокие линии, но выражение светлых глаз осталось прежним.

Варя стояла, не в силах ни насмотреться, ни сдвинуться с места из-за обилия нахлынувших переживаний. И только когда Арсен остановился напротив неё, она, с трудом разлепив губы, спросила первое, что пришло ей на ум:

— Сильно замёрз?

Арсен едва заметно ухмыльнулся и покачал головой:

— Нет. Ведь только что наступило лето.