В просторной парилке финской сауны стрелка градусника приближается к отметке 120. Я переворачиваю песочные часы, что висят на стенке и подсаживаюсь к напарнику, который, тяжело дыша через рот, растирает толстыми пальцами пот, выступающий из жировых складок на животе.

– Ты чего цепь не снял, или хочешь, чтобы она прожгла твою драгоценную шею? – спрашиваю его.

Он встает с лавочки и выходит из парилки, передо мной его здоровые обвислые ягодицы, под которыми видны болтающиеся яйца. Пока его нет, я созерцаю струйку песка, стекающую по стеклу. Напарник возвращается без золотой цепочки, садится рядом и говорит:

– Что-то «мятная» и «лимончик» опаздывают.

– Не переживай, спешат, что есть силы. Так спешат, что, наверняка, уже мокрые.

– Это хорошо, что мокрые.

– Хорошо, что парит так, что кохуны дымятся.

Молчим. Он:

– Я вот недавно занятную вещь прочитал о тайных обществах с революционным уклоном, живущих в прошлом веке. Очень любопытная книга.

– Что ты там опять вычитал?

– Да вот, собирались они тайно и предавались идейным оргиям – порочному сексу.

– Груповухам что ли?

– Верно. Они самые.

– Не понял, а в чем тайна и революция?

– Они так выражали протест против существующих в обществе табу и запретов. Освобождали желание от оков. Демонстрировали свое пренебрежение. Вроде если все будут трахаться, когда захотят, то мир изменится в сторону всеобщего счастья и избавиться от собственнического отношения к плоти, а с ним и ко всему остальному.

– В смысле? Если у нас зачесалась шняги, и мы имеем, возможность потереться ими об кого-нибудь, то мы разрываем цепи рабства?

– Точно.

– Тогда за дело революции мой кухонный прибор готов стоять на смерть.

– Именем желания, освобожденного от многовековых оков, расстреляем всех телок из наших не знающих пощады к врагу спермометов.

– Именем революции скидывай штаны и задирай юбки!

Смеемся, поглядывая друг на друга. Напарник:

– Только нашим женам лучше об этом не догадываться!

– Само собой, а то моя точно не обрадуется тому, что ее муж революционер. Обзовет «похотливым козлом» в лучшем случае и потребует материальной компенсации душевному ущербу, в худшем – развод и раздел заработанного мною имущества, и прощай загородный дом и бассейн.

– Надо пользоваться наследием наших товарищей. Готовиться к бунту тайно.

– И нельзя подпускать к женам соратников, а то пока мы тут будем париться, какие-нибудь шустрые малые будут, забавляется с нашими окольцованными дырочками, продавливая матрасы на наших супружеских ложах.

– Да. А вообще наши предшественники хорошо постарались, так и хочется пожать их крепкие товарищеские руки. Раньше, я так понимаю, телки плохо велись на такое революционное дело. А теперь все как одна стали такими раскрепощенными и озабоченными, еще писька не обволосатилась, а уже вычитывают в журналах как бы удивить наши члены. А раньше пришлось бы с товарищами по оружию только в борделе прятаться на сходке.

– Согласен. И ведь, по сути, все люди участвуют в групповом сексе, даже если у тебя было за жизнь два партнера, тогда это просто растянутый во времени групповой половой акт. А так одно и тоже, потрахались поменялись местами во времени, потрахались. Только я вот чего не понимаю. Хорошо, победили плотскую собственность, но родит мать дитя революционного акта – отец неизвестный герой, трахающий оковы запретов хрен знает, где и с кем, а она все равно скажет «мой» ребенок. Что дальше? Опять собственность. И что будет делать пацан, когда вырастет, слово «мама» знает на кого говорить, а «папа»? Или счастливый мир будет без слова «папа» и «любовь»?

– Я еще не до конца прочитал книгу и сейчас про «папа» не скажу. А «любовь» в лучшем смысле этого слова – опять тоже собственничество, в худшем – мифологическое чувство, которое никто не испытывал. Употребляется в разговорной речи, как пароль, перед совокуплением, своеобразное слово-цена.

– Ты сейчас из всех проституток сделаешь.

– А что? Не купил за деньги, так купи за слова. Причем замечу, одна из самых приятных женских достопримечательностей – девственность, продается с охотой именно за слова.

– Акт купли-продажи за слова – это слишком условно.

– Хочешь сказать, что если я скажу девушке, что люблю ее, потом хорошенько трахну, лишу девственности, а затем проверну то же самое с другой – это все условно?

– Да, будем считать их условно девственницами. А любовь я бы на твоем месте так не опошлял – просто взаимовыгодное сожительство и все. Ладно, как прочтешь, расскажешь про «папа».

– Чтобы ты и не сомневался, мне самому интересно. А то трахаемся с тобой как звери без идейной подготовки, основываясь на инстинктах нашей рево…

Стук в стеклянную дверь парилки.

– О! А вот и мы, – говорим мы хором и выбегаем из парилки на встречу девушке и по очереди целуемся с ней в засос, пожимая сиськи, лобок и задницу.

– Здравствуйте, мои любимые, папа соскучился по вас, – бурчит напарник, зарываясь в ее груди и стягивая одежду.

– Вы такие горячие, – говорит она, помогая себя раздеть.

– А где соратник по борьбе, «мятная», которая всему рада? – спрашиваю я.

– К ней парень приехал сегодня, она с ним.

– Пришла бы с парнем тут люди взрослые, чего стеснятся? Всем бы место нашлось. Очень безответственный поступок. Вы как считает товарищ? – обращаюсь я к напарнику.

Он молча смеется, стягивая с девушки трусы.

– У нее сегодня в программе «любовь», – отвечает она.

– А у нас в программе «революция», – смеется напарник, вставляя в нее. Подмигивает мне. – Товарищ, вы оказались правы, мокрее не бывает.

Я сплевываю на член, растираю слюну и медленно вставляю ей в зад. Обычно эта девушка, перед тем как мы займемся групповым сексом, ставит клизму с цитрусовым раствором, но сегодня не успела и мне в нос бьет запах ректальной слизи, отчего я еще больше возбуждаюсь, совершая глубокие движения. Сквозь тонкую пленку плоти, чувствую плавник товарища по оружию, который наслаждается вагинальным сексом. Вроде и не педики, но тремся через девушку членами и словно челюстями пережевываем мясной бутерброд. Она просит:

– Назовите меня грязной женщиной.

– Ты грязная женщина, – хором.

– Дешевая шлюха.

– Ты дешевая шлюха, – хором.

– Назовите меня ебучкой.

– Ебучка, – хором.

– Нет, скажите, что я самая затраханная ебучка.

– Ты самая затраханная ебучка, – хором.

– Скажите, что я вечно влажная сука.

– Ты вечно влажная сука, – хором.

– Я хочу ссать.

– Ссать не надо, – хором.

Я останавливаюсь, на моем члене бледно-красный лепесток, я снимаю его и разглядываю вблизи – это кожура помидора, не переваренная желудком. Мы хором начинаем смеяться. Я надеваю лепесток обратно на член и даю ей в рот. Она сосет, пока напарник двумя пальцами с любопытством младенца ковыряется в ее заднице.

– Клюет? – спрашиваю я.

– Нет.

– Попробуй на член.

Он прислушивается к совету. Она отключается и вообще перестает себя контролировать, это нас как всегда очень заводит, и мы трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Меняемся местами. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Меняемся местами. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Меняемся местами. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Меняемся местами. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Кончаем. Сперва он, потом я. Ее оргазмы я не считал. Она просит, чтобы мы не выходили из нее. Ее еще колотит. И мы втроем ждем, пока члены встанут в ней. Первый начинаю трахаться я. Затем присоединяется напарник. Мы трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Меняемся местами. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Меняемся местами. Трахаемся. Трахаемся. Меняемся местами. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Меняемся местами. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Кончаем вместе. Ее оргазмы я не считал. Она опять просит, дрожащим голосом, чтобы мы не выходили из нее. И мы втроем ждем, пока члены встанут в ней. Теперь первым начинаем напарник. Я присоединяюсь после нескольких фрикций. Мы трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Меняемся местами. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Меняемся местами. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Меняемся местами. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Меняемся местами. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Меняемся местами. Меняемся местами. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Трахаемся. Кончаем. Сперва я, потом он. Она говорит:

– Все не надо больше, если я еще раз отключись, я с собой что-нибудь сделаю.

– Слово женщины закон, – хором.

– Пойдем, попаримся, – предлагает мне напарник.

Девушка уходит в душевую кабинку. Включает воду.

В парилке стрелка градусника на отметке 120. Я переворачиваю песочные часы, что висят на стенке и подсаживаюсь к напарнику, который, тяжело дыша через рот, начинает растирать толстыми пальцами пот, выступающий из жировых складок на животе. Я спрашиваю:

– На чем нас прервало, это очаровательное создание?

– Дай отдышаться.

– Стареешь.

– Эти молодые сучки, кого угодно до смерти затрахают.

– Зачем же вы так, господин директор? Сучки? Где вы таких слов набрались? В банке ваши сотрудники научили? Стыдно должно быть, девочки стараются, денег с нас не берут, что удивительно в сегодняшнее время. Мы, конечно же, как настоящие мужчины оказываем посильную помощь. При чем не деньгами, а преподносим подарки, как влюбленные. И поверьте, они не бегут сдавать их в ломбард, и никогда не просили о вознаграждении за их ласки. Представляю, сколько бы вы потребовали на их месте за свою обвислую задницу. А тут никто обиженным не ушел. Давайте больше их так оскорбительно не называть.

– Шути. Шути. А представь, что одна из этих благородных фей твоя дочь? Или невеста сына? Жена? Мать? Сестра? Продолжать? Что перестал улыбаться?

– Думаю.

– Думай-думай. Но уверен, ты бы не обрадовался этому.

– А что об этом тайные общества завещали?

– Я же говорил, не дочитал.

– Запутано все так.

– И не вспоминай.

– Вообще-то если задумываться, что ты чьих-то дочерей и невест имеешь во все дыхательные и пихательные, можно и импотентом стать.

Девушка приоткрывает дверь и быстро заходит. Спрашивает:

– А чем вы тут сплетничаете?

– Женщины сплетничают, – хором.

Я и напарник подвигаемся в разные стороны, и она садится между нами. Молчим. Я созерцаю струйку песка, стекающую по стеклу.

Хрен его знает, почему так. Она красива, работает в модельном агентстве, вроде хорошо там котируется, возрастом с моего сына, нам говорит, что когда ее пытаются подложить за деньги под кого-нибудь жирного гуся, вроде меня с напарником, она всегда посылает – она ведь не продается. Так она бунтует против своих подружек, у которых есть только одна эрогенная зона – деньги. В принципе самая обычная хорошенькая девушка с виду, которой нравится, чтобы во время секса ее унижали словами и действовали чуть погрубее. Ничего не понимаю в них, не на того обучался, всегда, когда думаю о том, почему женщины такие, на душе как-то холодно становится, мне с ними тепло только когда я внутри них. Вот хотя бы она, нашла бы себе кого-нибудь, например, моего сына, но не сейчас, а до того как поверила, первому, второму, третьему, четвертому, что он ее любит, может быть, все по-другому складывалось в ее жизни. А может, она никому и не верила, а это я по старинке еще размышляю. Мне хочется спросить ее, о чем она мечтает и почему так происходит. Но я молчу. Жопа, рот, пизда – вот и все наше общение. Ни каких тайн, ни каких загадок. Просто хорошо отлаженные станки для любви. Опять я по старинке. Для секса. В ее возрасте я был совсем другим, не помню, каким именно, но точно, что не таким, у меня тоже чесалось в штанах, но я был другим. На песочных часах 10 минут.

– Все с меня хватит, – говорю я и выхожу из парилки. Холодный душ. Моюсь. Потом заворачиваюсь в простыню и сижу, пью горячий чай. Через музыкальный телеканал проносятся видеоклипы. Думать не хочется, когда натрахаешься, всегда дурацкие мысли в голову лезут, пока опять член не встанет. Остается лишь открывать глаза и закрывать глаза.

Всё. Все помылись, все оделись. Расплатились с администратором за 4 часа.

– Тебя куда-то подвезти? – спрашивает напарник девушку.

– Не надо. Я привыкла сама.

– Хорошо, передавай приветик «мятной».

Мы с напарником выходим из элитного салона красоты, прощаемся и разъезжаемся по домам.