Несколько дней Ким размышляла над этой историей. Почему Сэм ничего не сказал ей? Потому что это правда и он опасался ее реакции? Вместо того чтобы просто рассказать ей обо всем, окружил себя холодной, непробиваемой стеной. Представить только, что подобное унижение может сделать с человеком!
Эту дрянную историю она прочитала в газете. Какая-то женщина один раз оставалась на ночь в его квартире в Сантьяго. У нее есть свидетели, способные это подтвердить. Все эти грязные детали… Ким с отвращением отбросила газету. Услышать бы всю правду от Сэма, а не прочитать в газете гнусное изложение очередной сенсации.
Трудно представить, чтобы Сэм — она все-таки знает его — попал в такую переделку. Респектабельный, состоятельный бизнесмен, электронный барон, как его называли, воспользовался наивностью молоденькой секретарши — затащил ее в постель после приема в собственном доме, да еще намеренно напоил. Секретарше все же двадцать четыре года — так ли уж она наивна?
Черт побери Сэма — почему он сразу все не рассказал?
Ник взял на себя нелегкую задачу немного отвлечь ее и развеселить. Ким согласилась: Ник — отличная компания, чтобы развеяться.
Однажды они пошли вдвоем посмотреть на огромный Боробудур, старинный буддийский храм, одно из десяти чудес света; преодолели несколько сот ступеней к самой вершине. Ник фотографировал Ким, все время щелкая фотоаппаратом.
В отель вернулись порядком выдохшиеся и сразу упали на диван, не в силах сделать еще хоть шаг.
Голод заставил Ника подняться и заказать обед из ресторана отеля. Он заплатил наличными, не позволив Ким разделить с ним затраты или записать их на счет. Когда с едой было покончено, Ник неохотно поднялся.
— Я, пожалуй, пойду. — Он улыбнулся ей, синие глаза потеплели. — Сегодня был потрясающий день, Ким. Я так рад, что ты пошла со мной.
— Я тоже. — Она подавила зевок, потом рассмеялась. — Извини, Ник.
— Иди-ка ты спать, Ким. Поговорим завтра. — Ник направился к двери.
Но дойти до двери он не успел — она открылась, и появился Сэм — его высокая фигура заполнила дверной проем, — в джинсах, рубашке «поло» чемоданом и ноутбуком; очевидно, вернулся раньше времени.
Несмотря ни на что, все существо Ким рванулось к нему: он излучал мужскую привлекательность и сексапильность. Сердце ее забилось сильнее, дыхание на миг замерло; все чувства обострились до предела, она забыла об усталости. Ким впитывала взгляд темных вопрошающих глаз; видела каждую морщинку на лице, контур широких плеч, мускулистые ноги, обтянутые джинсами. За один короткий миг она почувствовала, как ее омывает волна тепла и отчаянной жажды любви, понимания, чуда…
Сэм остановился у двери, глядя то на Ника, то на Ким; лицо словно окаменело; глаза темные и холодные, как пещеры.
— Добрый вечер! — вежливо поздоровался Ник.
Сэм стиснул зубы.
— Что, черт побери, вы здесь делаете?
— Составляю компанию вашей жене, — спокойно ответил Ник. Голос его звучал совершенно нейтрально, как будто он объявил, что пришел починить раковину.
— Убирайтесь вон из моего номера! — произнес Сэм, четко выговаривая каждое слово; темное безумие слышалось в его голосе.
Ник лишь склонил голову.
— Я как раз собирался уходить. — Его, кажется, не оскорбила грубость Сэма. — Доброй ночи, Ким. — Ник прошел через открытую дверь мимо Сэма и тихо прикрыл ее за собой. Как и Сэм, Ник никогда не хлопал дверью.
Ким встала и поставила пустые чашки из-под кофе на столик — надо сделать что-то, чтобы сдержать клокотавшую в ней ярость; руки ее дрожали. Возмутительно — Сэм пусть на минуту, но заставил ее чувствовать себя почти виноватой, как будто ей есть в чем оправдываться. Как будто он застал их с Ником обнаженными, во время сексуальных упражнений на диване. Это смешно, ей не в чем себя винить; даже если бы и так, ему-то что за дело?
— Ты не имеешь права так обращаться с моими друзьями! — заявила она, стараясь говорить как можно спокойнее, но слыша, как голос ее дрожит. — Это просто неслыханно и совершенно необоснованно!
— Это с твоей стороны неслыханно развлекать мужчин в моем номере, пока я в отъезде.
Ким рассмеялась — не смогла удержаться.
— Что в этом смешного? — грозно проговорил Сэм.
— Ой, брось! Ты словно из викторианской эпохи. Придется тебе напомнить, что мы с тобой живем в одном номере, а это, между прочим, даже более неприлично — разумеется, с точки зрения викторианской морали.
— Я не хочу, чтобы в этом номере появлялись другие мужчины! — отрезал он. — Эта фраза тебе больше подходит?
— Нет! — в том же тоне возразила Ким. — Не подходит! Я здесь живу. Куда еще мне приглашать своих друзей?
Его глаза сузились, челюсти сжались.
— Он тебе не друг. Разве я похож на идиота? Этот тип в тебя влюблен. Если хочешь продолжать с ним роман, делай это где-нибудь в другом месте! — И Сэм прошел мимо нее в спальню, прежде чем Ким успела сказать хоть слово, и захлопнул за собой дверь.
Руки Ким сами собой сжались в кулаки, кровь бросилась в лицо.
— Я ненавижу тебя! — прошептала она закрытой двери; злые слезы жгли ей глаза.
Повинуясь неведомому порыву, Ким подошла к двери и распахнула ее настежь, моргая, чтобы смахнуть слезы с ресниц. Сэм стоял, склонившись над чемоданом, и что-то искал; он поднял голову — брови сошлись на переносице при виде ее внезапного вторжения.
— Послушай, — четко произнесла она, расставив ноги и положив руки на бедра. — Я знаю, ты в большой беде. И потратил бог знает сколько времени, пытаясь из нее выбраться. Но ты не вправе срывать злость на мне или на моих друзьях! — Ким резко повернулась и, хлопнув дверью, вылетела из комнаты. Как ни странно, ей стало намного легче.
Но облегчение длилось недолго. Много часов она проворочалась в постели, мысли блуждали по замкнутому кругу. То и дело в отчаянии поглядывала она на часы: час ночи, два, два часа сорок минут… Через закрытую дверь до нее доносились тихие шумы из гостиной; лежа неподвижно, она слушала. Сэм не спит — бродит по гостиной, меряя ее шагами…
Ким выбралась из постели, набросила кимоно и открыла дверь спальни, не совсем осознавая, что ею движет. Скорее всего какая-то болезненная необходимость поговорить с ним, узнать правду, понять, что происходит у него в голове.
«Ты сошла с ума! — предупредил ее тонкий голосок рассудка. — Сэм не похож на тебя, он не из тех, у кого душа нараспашку. Зачем тебе даже пытаться? Это ни к чему не приведет. Ты и Сэм — случай безнадежный».
Сэм стоял у окна в одних джинсах; темные волосы упали на лоб. Подстричься бы ему, подумала Ким отвлеченно; но, с другой стороны, так он даже привлекательнее, еще сексуальнее и как-то доступнее, проще. Этот слегка неряшливый вид, босые ноги, загорелый обнаженный торс…
Он повернул голову и встретился с ней глазами; просто стоял, не говоря ни слова, и смотрел. Что-то в его глазах заставило Ким почувствовать слабость в коленях, а сердце ее — забиться быстрее. У Сэма был взгляд загнанного в ловушку зверя.
— Не можешь заснуть? — спросила Ким.
— Нет, не то. — Он провел рукой по непослушным волосам, не отводя взора от ее лица. — Прошу извинить меня, что выпускал пар, срывал злость на тебе… и Нике. — Он говорил почти спокойно. — Ты права — это ничем не обосновано.
— Ничего, Сэм. — Она чувствовала приступ великодушия.
Глаза его подернулись дымкой.
— Не ожидал встретить его здесь.
— Мы весь день провели на воздухе, устроили что-то вроде экскурсии. Ходили смотреть Боробудур — взобрались на самую вершину. Поздно вернулись и так устали, что вместо того, чтобы тащиться в ресторан, поели в номере. Ник как раз собирался уходить, когда ты вернулся.
— Ты же знаешь, что не должна мне ничего объяснять.
— Да, знаю. — Ким сделала глубокий вдох, готовясь произнести то, что должно быть сказано. — Сэм, я знаю, зачем ты ездил в Нью-Йорк.
— Да? — откликнулся он без всякого выражения, сунув руки в карманы и глядя в окно.
— Мир тесен, и новости распространяются быстро — по электронной почте, телефонам, факсам.
— Что ж, тогда я могу предположить, что ты хорошо информирована.
Его тон задел ее: неужели он думает, что она так доверчива и слепо поверила во все, что прочла в газете?
— Я еще не слышала, что ты думаешь по этому поводу. По крайней мере от тебя не слышала.
— Нет, не слышала. — Лицо его сохраняло замкнутое выражение, в глазах росла отчужденность.
Ким почувствовала, как в ней снова закипает злость.
— Почему ты не сказал мне? Немного открытости с твоей стороны только добавило бы тебе неотразимого очарования.
— Это не имеет к тебе никакого отношения, — хрипло проговорил он. — Я привык сам решать свои проблемы. Нет смысла впутывать тебя в эту неприятную историю.
У нее в голове словно что-то щелкнуло — она почти услышала этот звук.
— Да перестанешь ты когда-нибудь ломать комедию? Сейчас же прекрати все эти джентльменские бредни и поговори со мной! Скажи мне, что чувствуешь! Как же ты хочешь, чтобы тебя любили, заботились о тебе, если неизвестно, о чем ты думаешь!
Ким чувствовала себя утлой лодочкой, которую несет стремительный поток, — в любой момент ей грозит разбиться об острые скалы и рассыпаться на кусочки. Но ей нечего терять.
Сэм взял ее за руку, усадил в кресло и встал рядом, глядя сверху вниз и словно подавляя своим ростом и мощью.
— Успокойся! — приказал он, как непослушному ребенку, которому преподают урок дисциплины.
Убежать бы, скрыться от этого человека, свернуться в клубок где-нибудь в уголке — побыть одной. Но Сэм держит ее на месте — не двинуться. Исполненная гнева, она взглянула в его бесстрастное лицо.
— Не хочу я успокаиваться! Хочу, чтобы ты сказал мне, чего ты боишься!
Брови его изумленно приподнялись, как будто сама мысль, что он может чего-то бояться, показалась смешной и нелепой; он ничего не ответил. Неожиданно для себя самой Ким произнесла длинную речь:
— Ты боишься говорить мне, потому что все написанное в газетах — правда? Ты унижен, и твое мужское «эго» не в силах это перенести. Тебя выставили перед всеми грязным типом, и твоя репутация навсегда испорчена. Ты не можешь показать свое истинное лицо даже мне, обремененный ребенком, который тебе не нужен, но тебе придется о нем заботиться ближайшие восемнадцать лет. Его существование будет каждый день до самой смерти напоминать тебе о твоем падении. — Она наконец выдохлась и умолкла.
К своему удивлению, взглянув на Сэма, Ким увидела на его лице едва заметную улыбку.
— Что же ты, продолжай, — подбодрил он ее.
— Нет, — ответила она, — я все сказала.
Бесполезно — с таким же успехом можно отстаивать перед ним позиции мирового братства и мира во всем мире. Ким забралась в кресло с ногами и, обхватив колени, закрыла глаза и опустила голову.
— Уходи, — попросила она.
Сэм отошел от ее кресла; она слышала, как он в другом конце комнаты налил себе выпить.
— Хочешь бренди? — спросил он. Как всегда, истинный джентльмен.
— Нет, спасибо.
На грани потери сознания бренди не поможет.
— Тебе нужно выпить.
Она подняла голову и бросила на него тусклый взгляд.
— Спасибо, мне и так хорошо.
Дерзкое утверждение — весь ее вид доказывает обратное. Если ей и нужно что-нибудь, то уж точно не бренди — Ким терпеть его не может. И терпеть не может Сэма, стоящего напротив, — обнаженный красивый торс, в руке стакан. Весь такой уверенный, в совершенстве владеет собой и откровенно смеется над ее жалким выступлением. И все же, когда Ким посмотрела ему в глаза, она заметила в них нечто скрытое за темными тенями, что-то не вполне понятное, беспокоящее… Сердце защемило. Да нет, ей показалось.
Она отвела взгляд от его лица и остановила на груди; впрочем, не самое удобное место, чтобы задерживать взгляд… Широкая, загорелая, покрытая легкими, темными, вьющимися волосами, грудь Сэма будила в ней чувства на данный момент совсем неуместные.
Он опустился на диван напротив нее, отпил глоток из стакана и уставился в одну точку.
— Вся эта история подстроена от начала до конца, — с трудом проговорил он. — Женщина лжет — сама все придумала и теперь лжет.
Ким смотрела на Сэма, удивленная.
— Зачем? Что ей нужно?
Уголки его губ опустились, на лице обозначилось брезгливое выражение.
— Деньги, что же еще? Однажды вечером я устраивал у себя дома в Сантьяго вечеринку с коктейлями, — продолжал Сэм напряженным голосом. — Там было много людей, и она тоже. Не знаю, кто ее пригласил, но точно не я: я даже не знал ее, никогда раньше не видел. — Сэм прикрыл глаза и потер шею ладонью. — Ей стало нехорошо, — уже спокойнее рассказывал он. — Голова кружилась. Когда она сказала об этом, мы отвели ее в одну из комнат для гостей и уложили спать. Когда гости разошлись, мы решили не будить ее. Кажется, никто не знал, где она живет и кто ее привел. Было поздно, и я решил отложить выяснение до утра. — Сэм поморщился, сознавая свою ошибку. — Как бы там ни было, я отправился спать. На следующее утро проснулся и пошел проверить, что с ней. К тому времени она уже была в ванной, ее тошнило.
— Она уже была беременна, — поняла Ким.
— Ну да, вот именно.
Не надо обладать особым воображением, чтобы представить, как все произошло и о чем думала эта женщина. Увидела Сэма, его дом, свой шанс получить все это. А может быть, все спланировала и раньше. Потом выложила своим адвокатам историю соблазнения наивной секретарши.
— Моя экономка была на кухне и не видела этой маленькой милой сцены, — продолжал Сэм. — Она приготовила легкий завтрак, но наша беременная леди только поклевала кусочек тоста и поддерживала милую беседу. Я вышел ответить на телефонный звонок, а когда вернулся, моя экономка уже стала свидетелем на ее стороне.
Очевидно, Сэм едва сдерживал ярость — глаза сверкали, мышцы шеи и плеч напряглись.
— Теперь мне придется защищаться от нелепых, ложных обвинений. Мою биографию переворошат, а от доброго имени ничего не останется. — Он прикрыл глаза, стиснув челюсти.
Ким поняла, что ему стоило огромных усилий сказать все это и что за злостью кроется настоящая боль.
Сердце ее смягчилось: подойти к нему, обнять? Она подавила это желание, молча смотрела на него, ждала, надеясь, что он не спрятался снова в свою раковину.
— Как-то не в моих привычках походя соблазнять всяких странных женщин, — произнес он грубовато. — Да еще и делать им детей. И никогда в жизни я не стал бы уклоняться от ответственности.
Так вот почему Сэм поехал в Иорданию, забросив все дела в Нью-Йорке, — поговорить с бабушкой, полуслепой, глухой старушкой: из-за этой шумихи, поднятой газетами, она не знала, что и думать. Счел своим долгом, видимо, объясниться и с остальными родственниками: они ведь на него рассчитывали, и не только в делах.
Сэм поднялся и беспокойно заходил по комнате, все тело его было как натянутая струна.
— Мы еще даже не имели дела с судом, а все уже составили мнение о том, что я за человек. Выигранное дело ничего не поправит, не возместит причиненного ущерба. И репутации компании это тоже не способствует.
— А что твои адвокаты? Ты выиграешь дело?
— Да, утверждают — выиграю. Эта женщина, очевидно, наивна в некоторых областях. Медицинская экспертиза докажет, что ребенок — не мой. В общем, банальная ситуация, но от этого не менее неприятная. — Сэм провел рукой по волосам, словно стараясь привести в порядок заодно и мысли. — Не хочу вдаваться в грязные подробности. — Он подошел к окну и стал смотреть в темноту.
Сердце Ким сжалось: как он потерян, всегда прямые плечи опущены, волосы упали на лоб…
— Но в конце концов все это развеется и твое доброе имя восстановится.
Он повернулся к ней с сомнением в глазах.
— Ты мне веришь?
— Ну да, конечно!
— Почему? Что заставляет тебя верить, что я все это не придумал?
— Интуиция, Сэм.
Он говорит правду — она это знает.
— Ты меня изумляешь. Не поручусь, что поверил бы тебе в такой ситуации.
— Возможно, ты слишком практичен. — Ким поднялась и встала рядом с ним у окна.
Если бы сама она поступала рационально, то уехала бы отсюда еще месяц назад. Или вообще сюда не приехала бы. И никогда не влюбилась бы в этого человека.
Сэм на мгновение прикрыл глаза, а потом протянул руку, взял ее ладонь, сжал. Глаза смотрели прямо, губы хранили призрак улыбки.
— Спасибо, — тихо произнес он.
Ощущение его горячей руки, эти слова, прозвучавшие почти нежно, что-то перевернули в ней — освободили бушующий внутри океан чувств. Нестерпимое желание обнять его охватило Ким, но она стояла неподвижно, боясь сделать глупость, спугнуть волшебный момент. Взгляды их встретились — и время замерло. Лицо его приближалось к ней, словно в замедленной съемке; она закрыла глаза — губы Сэма чуть касаются ее губ…
— Спасибо, — повторил он шепотом совсем рядом. Сердце окрылилось надеждой, обещанием…
А потом все вдруг кончилось — Сэм резко отстранился и отошел. Поцелуй оказался слишком краток и мимолетен, чтобы утолить ее голод. Он там борется в тишине, сам с собой, усилием воли отгораживаясь от собственных переживаний, опять отдаляясь от нее. Может быть, оттого что открыл ей больше, чем собирался, чем мог себе позволить.
— До рассвета еще два часа, — констатировал Сэм ровным голосом, лицо снова ничего не выражало. — Нам бы хоть немного поспать.
Ким кивнула, избегая смотреть на него — чтобы он не прочел в ее глазах жажду быть с ним, раствориться в его объятиях… Она повернулась и отправилась как в убежище в свою комнату. Чудо из чудес, но заснуть удалось.
Проснулась Ким с ощущением легкости; лежала не шевелясь, старалась вспомнить, откуда оно возникло. Память подсказала сразу: она чувствует себя так, потому что с души свалился камень — Сэм вернулся из Нью-Йорка и рассказал ей всю правду. Говорил с ней искренне, показал, что чувствует. Его злость просто маска, под ней — боль и беспомощность. Его ложно обвиняют в том, что чуждо его натуре; его честь, доброе имя под угрозой.
А еще он целовал ее, и этот поцелуй — легкий, мимолетный, как будто Сэм боялся коснуться ее, приблизиться к ней, — как всегда, вскружил ей голову.
Сегодня новый день, с ним пришли новые надежды. Ким свесила ноги с кровати и села, улыбаясь — просто так, ничему в особенности.
Нет, она просто безнадежна — с чего бы ей особенно веселиться? Но непреодолимая радость жизни охватила ее — хоть встречай новый день танцуя. Неужели она собирается еще раз позволить себе влюбиться?..
А вот и собирается, почему бы нет! Ей нравится влюбляться, дивное чувство — радость, и ожидание, и надежда… Чудесно жить на свете!
Еще раз улыбнувшись себе, Ким подняла руки над головой и потянулась что есть сил. Шум в гостиной — голоса, мелодичный звон фарфора, потом закрылась дверь… Сэм уже встал, заказал завтрак в номер; не припомнить, когда он последний раз завтракал в номере. Неожиданно почувствовав, что голодна как волк, Ким накинула халатик и вышла на разведку.
— Доброе утро! — приветствовал ее Сэм.
Костюм, галстук — снова перед ней деловой человек, бизнесмен, вся жизнь которого под контролем. А пока читает «Геральд трибюн», пьет кофе.
— Надеюсь, я тебя не разбудил, Ким?
— Что ты, нет! — махнула она рукой. — Для меня найдется чашечка кофе?
Глупый вопрос: один быстрый взгляд на стол — и ясно, что на нем вдоволь еды, сока и кофе.
— Я заказал целый кофейник на случай, если ты проснешься, — серьезно, но с искоркой смеха в глазах ответил он.
— Ох, спасибо! Ага, и круассаны с шоколадом… — Ким налила себе кофе и взяла свежий круассан. — Ты хоть немного поспал?
— Не слишком долго. А ты?
— Да, и я тоже. Что нового пишут в газетах? Воцарился мир?
— К несчастью, нет.
— Должна тебе сказать, я уже начинаю терять терпение. — Ким вздохнула и откусила еще кусочек.
Бросив на нее веселый взгляд, Сэм отложил газету.
— Пора начинать рабочий день. — Он поднялся из-за стола.
— Ой, я же тебе не сказала! Если хочешь, можешь переезжать в дом хоть сегодня. Постели застелены, в холодильнике полно еды.
Для Сэма это, очевидно, оказалось приятным сюрпризом.
— Прекрасно! Не ожидал.
— Нужно еще закончить несколько мелких дел, в основном связанных с декорированием. Но их можно доделать, когда ты переедешь.
— Что ж, я готов покинуть отель. Как насчет слуг?
— Я обо всем позаботилась: они начали работу несколько дней назад. Показала им, где что лежит, и завтра они приступают к своим обязанностям вплотную. Дай нам недели две, и твое хозяйство пойдет само собой, как в волшебном замке.
Сэм рассмеялся.
— Не сомневаюсь. Спасибо.
— И еще я начала готовиться к вечеринке. Ты ведь захочешь организовать своего рода официальный прием — нечто утонченное, с изысканным меню и… Ты не передумал?
— Нет, конечно, но это не срочно. Давай сначала обживемся. — Сэм взялся за ручку двери. — Ты ведь не спешишь вернуться в Нью-Йорк?
Сказано довольно беспечно, и все же ее глупое сердце тут же нервно забилось. Что он хочет этим сказать? Имеет ли в виду что-то особенное? Выражение лица у него совершенно нейтральное…
— Нет, не спешу, — ответила Ким столь же беспечно.