Этим утром Ким перевезла одежду и все личные принадлежности из отеля в дом. Она выбрала себе одну из комнат для гостей — большую, просторную, с окном в сад. Стоя у окна, Ким наслаждалась пейзажем.
Садовник поливает газон; пурпурный куст бугенвиллеи разросся у каменной стены; солнце заливает все вокруг жидким золотом; поют птицы… Ким обнаружила, что, обдумывая меню ужина, мурлычет себе под нос какую-то мелодию.
Сити, повариха, прибыла утром, и Ким послала ее на рынок за свежими овощами, мясом и креветками; рис, паста и специи уже заполняли полки кладовой. Приготовить хороший ужин не составит большого труда.
Сэм позвонил в начале дня, и его голос в телефонной трубке заставил ее сердце екнуть.
— Просто хотел убедиться, что ты уже переехала.
— Давно, даже собираюсь приготовить ужин.
— Мы можем поесть и в ресторане, Ким. Не утруждай себя.
— Нет-нет! Это первый твой вечер в своем доме. Надо, чтобы ты сидел в столовой и ел домашнюю еду, приготовленную тут же, на кухне. Я собираюсь приготовить кучу блюд.
— Ты же наняла повара, разве нет? — Казалось, Сэм всерьез забеспокоился.
— Да, повариху, ее зовут Сити. Будем готовить вместе.
— Тогда мне лучше не опаздывать к ужину.
— Да уж, не опаздывай! — с деланной строгостью отозвалась Ким.
Следующие два часа она провела на кухне с поварихой Сити. Они славно потрудились, и вот стол накрыт, в вазах благоухают цветы, горят свечи. Красивый, чистый, полный цветов дом ждет хозяина. Ким проделала отличную работу и чувствовала себя вполне довольной результатом. Сэм почти ни в чем не участвовал, и Ким волновалась — как он оценит ее труды?
Ник принес целую стопку фотографий, которые сделал два дня назад. Снимки очень хороши, Ким это признала, а обычно она оставалась недовольна своими фотографиями. Недаром Ник профессионал.
— Сегодня ты смотришь куда веселее! — заявил он. — Я немного беспокоился, особенно в конце вечера.
Ну ясно — Сэм злился, и Ник ожидал найти ее в еще более жалком состоянии. Но сегодня она почти счастлива, особенно вспоминая, как Сэм целовал ее вчера вечером. Но об этом Нику знать не следует.
Сосредоточив внимание на фотографиях, Ким махнула рукой:
— Сэм извинился за вчерашнее. Знаешь, двое суток провел в самолете, почти не спал. В Нью-Йорке пришлось разбираться с серьезной проблемой — вымотался совсем. — Надо же, придумывает ему оправдания, словно преданная жена! Ким взглянула на Ника и улыбнулась. — Большое спасибо за фотографии — просто замечательные!
— Всегда к твоим услугам. — Ник тоже улыбнулся, довольный. — Нахожу тебя очень вдохновляющим объектом.
— Ой, спасибо, сэр, я просто поражена. Еще ни один мужчина не называл меня «вдохновляющим объектом». — И Ким предложила Нику чаю со льдом.
Ник отказался — ему пора упаковывать вещи.
— Завтра утром уезжаю в Сурабайю. — Он поднялся с кресла. — Вернусь в понедельник к вечеру.
В понедельник у нее день рождения… Не в том она настроении, чтобы организовывать праздник, — не станет отмечать, и все. Да уже и слишком поздно.
Когда ушел Ник, Ким пошла к себе; приняла душ, вымыла голову, привела в порядок ногти — в общем, приготовилась. Тщательно обдумав туалет, решила выглядеть на этот раз не столько утонченно и элегантно, сколько женственно и мило. Выбрала легкое, белое с небесно-голубым облегающее платье без рукавов, длиной до щиколоток; туфельки на высоком каблуке; длинные серьги, сверкающие в лучах света как капли синей воды. Сделала легкий макияж; волосы оставила распущенными, зачесала на одну сторону, закрепив красивым гребнем.
Теперь надо обдумать, как себя вести, о чем говорить. В этот вечер она сыграет чисто, не сделает никаких глупостей. Ни за что не покажет Сэму, как скучает по нему, как хочет, чтобы он к ней вернулся; останется спокойной и уравновешенной…
Тут она услышала — Сэм вошел в дом. Все установления мгновенно разлетелись в прах, сердце бешено заколотилось. Господи, да как сохранить непроницаемое выражение лица в таком состоянии?!
— Добро пожаловать домой! — Она улыбнулась, быть может, слишком радостно.
Сэм принес огромный букет цветов и бутылку шампанского. Как он хорош, как притягателен, невольно отметила Ким.
— Спасибо. — Он улыбнулся. — Я купил тебе цветов и шампанское — отпразднуем. Кажется, из кухни чем-то вкусно пахнет…
— Цветы великолепны, благодарю. Давай посидим на веранде и выпьем шампанского. — Ким забрала у него цветы. — Поставлю их в вазу и принесу бокалы.
Через несколько минут Ким вышла на веранду через красивую двойную дверь. Сэм, засунув руки в карманы, ходил взад-вперед, разглядывая все вокруг.
Широкая веранда как комната — обставлена плетеной мебелью, с мягкими подушками. Пара торшеров льет рассеянный свет; вентилятор над головой дает приток свежего воздуха; растения в горшках создают атмосферу оранжереи, сада; подвеска из бамбуковых трубочек издает мягкий звенящий звук — призрак тропических лесов.
— Это все великолепно, Ким!
Теплая волна удовольствия пробежала по нервам.
— Рада, что тебе нравится. — Ким опустилась в кресло. — Мне кажется, веранда — лучшее место в доме.
— Наверно, ты права. — Сэм тоже сел и потянулся за бутылкой шампанского; хлопнула пробка, он наполнил бокалы и протянул ей один.
Ким подняла бокал.
— Позволь мне предложить тост: за то, чтобы в этом доме ты жил счастливо, чтобы у тебя было много друзей, успех в работе! Только не забывай об отдыхе и веселье.
— Спасибо. — Он чокнулся с ней. — Я благодарен тебе за всю работу, что ты проделала, превращая этот дом в такое чудесное место.
— Такая работа как раз по мне. — Ее охватило горячее, головокружительное чувство.
— А сейчас, — продолжал Сэм, — у нас есть еще один повод для праздника.
— Правда? Какой же?
Но она поняла какой еще до того, как он ответил, — на лице его явно читалось облегчение.
— Иск отклонен, — сообщил Сэм.
— О, Сэм, как чудесно! — обрадовалась Ким. — Я так за тебя рада!
Обнять бы его… но они сидят с полными бокалами, и ей надо встать, поставить свой бокал, обойти столик; у него тоже бокал, можно разлить шампанское… И она осталась сидеть и улыбаться, снова подняв бокал — новый тост.
Ужин получился удачным, еда — вкусной, беседа — непринужденной. Но у Ким никогда и не было проблем с тем, чтобы говорить без умолку, и она болтала в этот вечер, может быть, даже слишком много. Но Сэма ее разговоры, кажется, не утомили.
Через некоторое время она с удивлением поймала себя на том, что рассказывает ему, какие вечеринки устраивала в своей мансарде в Нью-Йорке, а также о том случае, когда ее едва не арестовали вместе с компанией друзей.
Ким всегда находила повод для своих вечеринок. Например, каждый год она устраивала праздник в ближайшую субботу после первого дня весны и просила всех принести с собой семена цветов. В полночь все выходили на улицу и рассеивали семени на каждом газоне, на каждом клочке земли, что попадался по дороге. Их добрые намерения не были поняты, и однажды их едва не арестовал злой полицейский.
— Представляю тебя в тюрьме Нью-Йорка, — сухо отреагировал на это Сэм.
— А я себя там не представляю. — Она рассмеялась. Возможно, настоящая миссис Рашид никогда бы не попала в такую ситуацию. Но Ким и не была настоящей миссис Рашид.
— Обещаю, что прием, который я для тебя организую, не будет включать разбрасывание семян диких цветов или мой арест за недостойное поведение.
— А что ты планируешь? — спросил он с легким подозрением.
Интересно, он действительно ей не доверяет или только притворяется? Наверно, не стоило рассказывать ему о своем неудачном приключении. Но это всегда ее главная проблема — слишком длинный язык.
— Я планирую прием, исполненный достоинства и чинности, — успокоила она Сэма, пытаясь выглядеть серьезной. — Я могу это сделать, верь мне, если приложу усилия.
— Звучит так, словно ты организуешь мне похороны.
Ким засмеялась.
— Ладно, а если я скажу, что готовится нечто утонченное и высококлассное, в соответствии с твоим высоким статусом в деловых кругах?
Судя по выражению лица, Сэм сомневался.
— Ладно, знаю, знаю. Это для меня непростая задача, ведь я сама не слишком утонченная натура.
— Да, точно. Куда уж тебе, бедной девчонке с провинциальных задворок.
Она бросила на него убийственный взгляд.
— Ну, давай, смейся надо мной!
— Сама напрашиваешься, — мягко ответил Сэм. — Да почему ты вообще беспокоишься об этом? Я гораздо больше заинтересован в том, чтобы все хорошо провели время, чем в соблюдении благочиния.
— Что ж, это многое упрощает, — усмехнулась Ким.
Они поговорили еще немного о предстоящем празднике, поглощая вкуснейший десерт — манговый мусс: Ким еще днем его приготовила. Когда с десертом покончили, она предложила выпить кофе в гостиной. Потом, извинившись, на секундочку зашла на кухню — проверить, как идут дела.
Убедившись, что неутомимая Сити полностью все контролирует, Ким вернулась в гостиную, чувствуя себя победительницей. Все идет отлично: Сити оказалась такой, какой ее описывали предыдущие работодатели. Сэм расслабился и наслаждался ужином. А главное, кончился весь этот кошмар с иском. Одного этого достаточно, чтобы закружиться по комнате в вальсе.
Сэма она нашла рассматривающим фотографии — забыла отнести их в свою комнату. Желание вальсировать тут же покинуло ее, сменившись полным упадком духа. Обсуждение фотографий Ника не самый подходящий предмет разговора на этот вечер, оно способно только разрушить старательно созданную ею романтичную атмосферу.
— Какие прекрасные фотографии! — похвалил Сэм.
Тон его ровен, но в воздухе уже ощущается некоторое напряжение.
— Да-а… — неопределенно промычала Ким, присаживаясь на диван, и гадая, как выпутаться из этой ситуации.
— Их делал Ник? — спросил он, не глядя на нее: его взгляд был прикован к фотографиям.
На той, что лежала сверху, Ким смеялась, волосы разлетелись по ветру.
Она кивнула. Сэм взял следующий снимок.
— А он хорошо тебя знает, если смог поймать такой кадр.
— Не думаю, что меня так трудно узнать, Сэм, — медленно проговорила Ким, усилием воли отгоняя внезапно нахлынувшее уныние.
Сэм оставил фотографии и взглянул на нее с какой-то странной улыбкой.
— Нет, нетрудно. Обычно у тебя все на лице написано. Ты словно открытая книга. Да и говоришь все, что думаешь.
— Должно быть, мужчине, который предпочитает сложные натуры, со мной скучно: все ясно, никаких тайн…
— Твоя открытость — часть твоего неотразимого обаяния, с которым невозможно бороться.
В его голосе странная мягкость — Ким давно не слышала, чтобы Сэм говорил с ней так. Взгляд в темные пещеры его глаз заставил ее задохнуться, она с трудом отвела глаза. «Невозможно бороться»? Она вовсе не чувствует себя такой уж неотразимой, особенно с ним. Скорее бы уж Сити подавала кофе…
Повариха бесшумно вошла и с улыбкой поставила на стол поднос с чашками и кофейником. Ким собрала фотографии, сложила в большой конверт и бросила на столик — на безопасное расстояние от Сэма. Сити выплыла из гостиной. Ким снова села и взяла свою чашку.
— Ты мне скажи, какой именно кофе предпочитаешь, — сменила она тему. — Потом я научу Сити.
— Этот кофе и так выше всяких похвал.
Немногим позже в дверях возникла Сити и объявила, что закончила все дела на сегодня и собирается идти домой, если только от нее не требуется еще что-нибудь приготовить. Нет, сказали ей и пожелали «селамат малам».
Много времени прошло с тех пор, как они с Сэмом проводили целый вечер вместе, вдвоем… Напряжение между ними до конца не рассеялось, оно ощущается и растет, хотя спокойная беседа не выходит за рамки общих тем. Ким поймала взгляд, брошенный Сэмом на конверт со снимками, и сердце у нее замерло.
— Сэм, у меня нет романа с Ником, если ты об этом думаешь.
Он устремил на нее свой темный, непроницаемый взгляд.
— Ник — мой хороший друг. Он мне симпатичен, но и только. — Ким подняла левую руку, на пальце сверкнуло кольцо. — Он уверен, что я твоя жена.
И тут же подумала, что это еще никого не удерживало от романа. Долгую минуту он просто смотрел на нее; наконец спросил:
— Ты не сказала ему?
— Нет. — Ким скрестила руки на груди, словно защищаясь, вот только не знала, от чего. — Никому не говорила, даже Майе.
Сэм с еще большим интересом оглядел ее.
— Ты не из тех, кто все держит в секрете. Наверно, тебе было нелегко.
Она пожала плечами: что сказать? Это чистая правда — нелегко, хотя поначалу все казалось невинной игрой. Ким поднялась с кресла, слишком растревоженная, чтобы сидеть. Стоя у большого окна, смотрела в ночное небо, чистое, усыпанное звездами.
— Ким, — он стоял рядом с ней, — ты хотела бы закончить все это?
— Закончить что?
— Наше представление. И сказать всем, что мы не женаты.
— Сейчас это будет не совсем кстати.
— Ты уверена? — Он задумчиво смотрел на нее.
Ким кивнула; Сэм так близко, совсем рядом…
Она едва выносила электрические разряды, то и дело весь вечер пробегающие между ними, — скрытые течения желаний. Он коснулся ее волос, откинул с лица локоны.
— Ты, наверно, устала, у тебя был долгий день.
Как он нежен, деликатен — дает ей возможность сбежать, если она хочет.
— Нет, Сэм, я не устала. — Ким встретила его взгляд.
В нем происходит внутренняя борьба, он колеблется — это заметно. А потом губы его приблизились — горячие, требовательные. Поцелуй, полный страсти и голода, наполнил ее жаром желания. Он обнял ее и прижал к себе. Слиться с ним, растаять в его объятиях, как кусочек льда, утонуть в его тепле и нежности… И вдруг он отпустил ее.
— Сэм… — прошептала она, трепеща всем телом.
— Прости, — проговорил он хрипло, — я не должен был…
В отчаянии Ким пролепетала:
— Сэм, что случилось, что не так?
— Да нет, ничего… все так. — Он слегка прикрыл глаза. — Не будем все усложнять, пусть все будет просто.
— Все и так просто, Сэм.
Но он лишь грустно улыбнулся и покачал головой.
— Нет, не просто, Ким. Близость — да. Но не все остальное.
— Не понимаю…
— Это нечестно по отношению к тебе. — В глазах его плясали темные тени.
— Почему? — В душу ее стал закрадываться страх.
— Я не могу сделать тебя счастливой, Ким, — проговорил он с трудом.
— Сэм, о том, что будет потом, позаботимся позже.
Он провел рукой по волосам.
— Лучше уж реально смотреть на вещи и быть честными относительно будущего.
Она заметила, что руки его сжались в кулаки, и снова ощутила приступ страха.
— Не берусь предсказывать будущее, но знаю, что чувствую сейчас. И в особенности — что чувствую к тебе. Не собираюсь анализировать свои чувства, пусть в них останется немного… волшебства.
— Волшебства? — Сэм усмехнулся.
— Да, Сэм. — Она улыбнулась дрожащими губами. — Магия, волшебство — это… это так увлекает…
Он молчал, и ничего нельзя было прочесть на его лице.
— Сэм, разве я тебе не нужна? — прошептала Ким.
В его глазах вспыхнула боль, мука.
— О боже, конечно, нужна! Я хочу тебя, Ким. Я так хочу тебя, но…
— Я тоже хочу тебя, Сэм. — Она придвинулась ближе, встала на цыпочки и прошептала прямо напротив его губ: — Поцелуй меня… — Любить и быть любимой, чтобы Сэм был рядом. — Пожалуйста, Сэм!..
Он притянул ее к себе. Целовал долго, жадно, — казалось, боль и несчастья последних недель испарились от жара этих поцелуев. Снова они вместе, как раньше; любят друг друга, нуждаются друг в друге…
В его постели тела их сплелись, охваченные радостью встречи после долгой разлуки. Ее тело пело под его прикосновениями, она тихо постанывала, томясь в сладкой муке ожидания…
Любовь была дикой и бурной, как река, прорвавшая плотину. Ким потерялась во времени и пространстве, ощущая лишь одно — присутствие Сэма, его вкус, запах, его гладкую кожу… Все ее чувства напряглись до предела — больше, чем когда-либо раньше. Тело выгибалось ему навстречу, ловило каждое движение и отвечало на прекрасную игру любви взрывом чувственных наслаждений. Она любила его и принадлежала ему, он владел ее сердцем, душой и телом — всем без остатка. И сам принадлежал ей, только ей, двигаясь вместе с ней, повинуясь древнему как мир ритму.
А когда шторм прошел и оставил их опустошенные тела лежать рядом, словно выброшенные на берег щепки, они не размыкали объятий, не говорили ни слова, чтобы не спугнуть хрупкую магию нежности…
Ким проснулась — и встретила взгляд Сэма; улыбнулась лениво и сонно и устроилась в кольце его рук.
— Ммм, Сэм, какой ты сильный…
Он все смотрел на нее, не отвечая, и страх снова возник в ее сердце; она подняла глаза.
— Сэм, что-то не так?
Он покачал головой, словно пытаясь отделаться от какой-то мысли, нежно поцеловал Ким в губы и встал.
— Принести тебе чашечку кофе?
— Да-а, было бы здорово…
Ким смотрела на него сквозь сомкнутые ресницы: Сэм надел черный шелковый халат, вышел из спальни… Нет, все замечательно… Глубоко вздохнув, Ким закрыла глаза и вспоминала минувшую ночь любви, а птицы пели за окном, радостно приветствуя новый день.
В этот счастливый день Ким шествовала по дому, словно новобрачная в своем новом жилище; здорово бы и правда стать женой Сэма! Но спешить некуда, сейчас все и так идет лучше не придумаешь.
Сэм вернулся домой к ужину; они доедали десерт, когда зазвонил дверной звонок. Ким пошла открыть.
Майя и Джоэл стояли на пороге, с огромным тортом; за ними еще несколько друзей — соседи, родители Ника, даже Джемс. Все с подарками в ярких коробках и пакетах. Вся компания, сияя улыбками, хором провозгласила:
— Сюр-приз!
Изумленная Ким потеряла дар речи, как и выбежавшая на шум Сити.
— С днем рожде-ения! — пропела Майя и, осторожно отодвинув Ким в сторонку, вступила в комнату.
Все тут же последовали за ней, весело, громко и не в лад распевая поздравления. Гости ввалились на кухню, установили торт посреди стола, а подарки сложили горкой на другом столике.
— Но у меня… день рождения только в понедельник… — Ким наконец обрела способность говорить.
— А сегодня пятница! — объявила Майя, как будто никто этого не знал. — Для всех нас лучший день, чтобы прийти к тебе в гости. Кроме Ника — он, бедняжка, все еще в Сурабайе, работает.
— У нас есть торт, шампанское и музыка, — добавил Джемс. — Давайте веселиться!
Тут же начались активные приготовления, прерываемые взрывами смеха. Все пребывали в отличном настроении и готовились повеселиться от души.
Ким буквально ошеломило это проявление дружеского участия. Но что скажет Сэм? Ведь все это творится в его новом доме без ведома хозяина. Очевидно, никто не ожидал, что он уже вернулся из Нью-Йорка. В следующую секунду Сэм дал знать о своем присутствии — появился на пороге кухни, обозревая сцену с искренним удивлением.
— Сэм, старина! — заметил его Джемс. — Я и не знал, что ты вернулся!
— Привет тебе, Джемс! — ответил Сэм.
— Холодное шампанское, красивая женщина — что еще может пожелать человек?
— Миллион долларов, — заметил кто-то.
Миссис Харрисон, мать Ника, принесла Сэму извинения от имени всего общества: не возражает ли он, если они устроят здесь вечеринку в честь его жены; разумеется, они непременно посвятили бы его в свои планы, если бы знали, что он дома и может принять участие. Сэм проявил галантность, как всегда: он очень рад, пусть все чувствуют себя как дома. Тогда веселье переместилось в гостиную.
Пели, ели торт, преподносили Ким подарки, произносили речи и поднимали тосты, немало смущавшие Ким: какой она замечательный человек, какая честь для них быть ее друзьями; желали ей долгой счастливой жизни, удачи, множество детей и вечной молодости. Играла музыка, зажигательная и страстная, все танцевали. В общем, время прошло незаметно.
Сэм вел себя безупречно — как радушный хозяин и любящий, заботливый, муж. Он поддерживал беседу, охотно веселился и если не танцевал с Ким, то не сводил с нее глаз. А она каждую секунду ощущала его присутствие, его взгляд; танцевала, болтала и смеялась с друзьями, восхищалась подарками. Все они выбраны с душой и чувством юмора: большой деревянный Будда, красочный цветастый саронг (ее тут же заставили примерить его — Ким завернулась в шуршащую ткань поверх платья), серебряные сережки, изображающие мифическое животное, и прочие приятные безделушки — такие хранят до конца жизни.
Наконец гости разошлись; дом, только что наполненный гамом и смехом, погрузился в тишину. Ким глубоко вздохнула и рассмеялась, счастливая оттого, как мило прошел вечер.
— Я и не знала, что они на такое способны, Сэм.
Ей дали почувствовать себя любимой и нужной — что может быть лучше? Сэм улыбнулся в ответ.
— Именно поэтому такие вечеринки зовутся «сюрпризами». Все прошло очень здорово, Ким.
Виновница торжества оглядела гостиную: слава богу, ущерба никакого не нанесено, даже во время танцев. Лампы и бокалы целы, крошек на полу нет, мебель шампанским не залита.
— У тебя талант заводить друзей, Ким.
— Люди, знаешь ли, есть повсюду, — улыбнулась она. — Это несложно.
Сэм ничего на это не ответил, просто смотрел на нее и улыбался, и в глазах его было странное выражение, заставляющее ее нервничать.
— О чем ты думаешь? — спросила она.
— О том, что ты красивая, разрумянилась, счастливая. О том, что ты — необычная женщина и легко понять, почему тебя любят.
Сердце ее восторженно забилось: протянуть руку и дотронуться до него, поцеловать, увести в спальню и любить… Сказать ему, как она любит его… Но страх, живущий где-то глубоко в подсознании, сдерживает ее. Чего же она боится?..
Сэм обнял ее, поцеловал, прошептал:
— Пойдем, Ким! Пойдем в постель…
За этим вечером последовала чудесная неделя. Ким проводила дни, работая над осуществлением своих давнишних планов, посещала художественную школу и завершала приготовления к вечеринке для Сэма. Приятно, радостно жить в доме, который буквально создала своими руками, заниматься домашним хозяйством и делить ложе с Сэмом.
Ким старалась не обращать внимания на редкие неприятные моменты, когда Сэм уставал так, что не разговаривал с ней; а она постоянно беспокоилась, что скрывается за его молчанием. Он был заботлив и ласков и вел себя так, словно Ким для него — единственная женщина на планете. На руках уносил ее в спальню, они нежно любили друг друга. Ким и помыслить не могла о том, чтобы устать от него или посмотреть на другого мужчину. Работа ее почти закончена, но о возвращении в Нью-Йорк не хочется и думать — нет-нет, остаться здесь, с ним.
Сэм смотрел, как Ким ставит в большую вазу ветки пурпурной бугенвиллеи. Из подвязанных алой лентой волос, как всегда, выбился непослушный локон… и лег на щеку, взвиваясь при каждом движении. Она счастливо мурлычет себе под нос какую-то песенку… Сердце Сэма болезненно сжалось.
Она живет в сказке, в полном неведении, что конец их ожидает совсем не счастливый. Как может она этого не знать, не видеть?.. А он позволяет ей наслаждаться иллюзиями, эгоист.
Жизнь они вели довольно активную, и Ким наслаждалась ею. Однажды, вернувшись с веселой вечеринки в доме у Майи, она почувствовала себя особенно счастливой и совсем не усталой; поставив диск с музыкой Штрауса, Ким стала вальсировать.
— Сэм, потанцуй со мной! — позвала она его. Он прошел через комнату, но, вместо того чтобы присоединиться к ней, поднял ее на руки и вынес из комнаты.
— Сэм! — запротестовала она, смеясь и притворяясь, что сопротивляется.
Он принес ее в спальню, поставил на ноги, не говоря ни слова, поцеловал, одновременно начиная раздевать — быстро, без ласк. Его собственная одежда последовала за ее, и на полу образовалась небольшая горка. В нем чувствовалась странная поспешность, страсть, граничащая с отчаянием, когда он начал любить ее. Ким, как обычно, ответила мгновенно и растворилась в чувственном наслаждении. Она проводила руками по его волосам, ласкала его спину, чувствуя напряжение мускулов. Он уткнулся лицом ей в грудь и тихо застонал, шепча что-то неразборчивое, знакомое…
— Я не слышу, что ты говоришь, — прошептала она. — Что ты хочешь сказать?
Он поднял голову и посмотрел на нее затуманенными любовью глазами.
— Ты такая нежная, мягкая, теплая… — Сэм коснулся губами ее груди, взял в рот сосок, обвел языком.
Острое удовольствие пронзило ее, вымывая из головы остатки сознания. Все тело горело, переполненное радостью близости, желанием соединиться с ним, раствориться в общем движении…
Отдаваясь ему, Ким обнаружила в себе тот же мрачный, жадный огонь, что пожирал и его, и почувствовала облегчение лишь в яростном взрыве, который оставил их обоих бездыханными, опустошенными. Она начала засыпать, положив голову ему на грудь и чувствуя, как он сжимает ее в объятиях, словно боится, что она покинет его посреди ночи.
На следующее утро, проснувшись, Ким вновь встретила его глаза — не спит, смотрит на нее. Прежде чем он улыбнулся, она успела увидеть грусть в его глазах.
— Сэм! — прошептала она.
— Что? — Он легко коснулся ее губ.
— Что-то случилось? Пожалуйста, скажи мне.
Он лег на спину и уставился в потолок.
— Я чувствую себя худшим человеком на свете, — произнес он так серьезно, что Ким не засмеялась.
— Почему?
— Потому что я хочу, чтобы ты осталась здесь, со мной, а не уезжала назад, в Ньо-Йорк.
— А мне и не надо уезжать, Сэм.
Он погладил ее по голове.
— Нет, надо, Ким. — В его голосе было столько уверенности, что на секунду она потеряла дар речи.
— Почему? — повторила она — с губ сорвался лишь едва слышный шепот.
— Потому что, если ты останешься, тебе будет больно. И я буду в этом виноват.
— Но, Сэм, почему мне должно быть больно?
— Я эгоистичный ублюдок, Ким. Я хочу тебя… я хочу, чтобы ты была со мной, но…
— Но что?
— У нас с тобой нет будущего, Ким. — Теперь в его голосе сквозило отчаяние; он встал, как будто больше не мог находиться рядом с ней, завернулся в свой черный халат и смотрел на нее. — Ты знаешь это, Ким. Ты сама это сказала.
— Я ошибалась! — Слезы жгли ей глаза.
— Нет, ты была права. И я не могу позволить, чтобы это продолжалось. Притворяться, будто я ничего не знаю. Неважно, как сильно я тебя хочу. Это нечестно по отношению к тебе.
Как он заботится о ее благе! Неожиданно Ким почувствовала ледяной холод. Весь ее страх и отчаяние сейчас дополнились изрядной долей ярости.
Она села на постели, закрыв простыней обнаженную грудь.
— Ты хочешь сказать… — голос ее дрогнул, — ты имеешь в виду, что хочешь меня, что завел со мной роман и при этом не собираешься как-то… включить меня в свои планы на будущее, так?
Сэм повернулся к ней спиной — плечи опущены, голова склонена; он стоял перед окном и молчал. Ким сжала руки в кулачки и потребовала:
— Отвечай! — Ей нужен прямой, ясный и честный ответ, каким бы болезненным он ни оказался. — Ты когда-нибудь думал о том, чтобы просить меня выйти за тебя замуж?