Так получилось, что Эбони несколько следующих дней не имела возможности поговорить с Гарри лично. Во вторник, среду и четверг днем она была занята работой, а выходы с Аланом отнимали все вечера почти до полуночи. Гарри через ее автоответчик передал ей, чтобы она сама связалась с ним, а если не сможет, то он ожидает ее в своей комнате около семи вечера в пятницу.

Когда Эбони попыталась дозвониться к нему в отель, его не было на месте, и она попросила передать ему, что будет точно в семь вечера в назначенный им день. Она и так чувствовала себя достаточно виноватой перед ним за его пустые хлопоты и решила, что по крайней мере должна сама рассказать Гарри все и на прощанье поужинать с ним.

Конечно, не могло быть и речи, чтобы рассказать об этом Алану, она не такая дура. Но оставалось проблемой придумать какую-либо причину, чтобы не встречаться с ним в пятницу вечером. Это уже начало причинять ей некоторое беспокойство, но Алан в конце вечера накануне тревожного дня сам разрешил проблему.

В четверг они поужинали и сходили в театр, на одну из этих современных психологических пьес, которые ей никогда не нравились и которых она не понимала. По дороге домой она все время старалась уклониться от ее обсуждения, когда Алан вдруг повернулся к ней и сказал:

– Кстати, завтра вечером я не могу тебя взять с собой. У меня назначен деловой ужин, от которого я просто не могу отказаться. Извини.

Она надеялась, что ей удалось скрыть свое облегчение.

– Все в порядке, я понимаю.

– Ты не возражаешь?

– Конечно, нет. Я запустила свои волосы, а процедура займет по крайней мере не один час, – сказала она, совсем не чувствуя себя виноватой.

Каждый иногда немного лжет, чтобы не причинять боль тем, кого он любит и о ком беспокоится.

Собственно говоря, Эбони чувствовала облегчение не только и даже не столько из-за того, что может теперь спокойно встретиться и поговорить с Гарри. Эти платонические вечера, проведенные с Аланом, постепенно становились не такими чудесными и романтическими встречами, которыми, как ей казалось, они должны быть, а скорее пыткой. Физическое влечение между ними было настолько велико, что постоянные отказы от его естественного разрешения мешали другим формам общения. Их беседы стали натянутыми и надуманными, а прощальные поцелуи превратились в чмоканье на ходу. В таких случаях ей всегда хотелось обнять Алана, поцеловать как следует и втащить в квартиру.

Подавив вздох, она углубилась в себя. Очнулась только, открывая свою дверь. Алан стоял рядом с ней.

– Ты всю дорогу молчала, – сказал он. – Сердишься, потому что я не могу провести завтрашний вечер с тобой?

Испуганно вздрогнув, она посмотрела на него.

– Нет, конечно нет. Из-за чего мне сердиться?

Он пожал плечами, но в его глазах была тревога. Это тронуло ее. Успокаивающе погладив его по щеке, она мягко сказала:

– Не будь глупым, Алан. Я знаю, что ты человек занятой.

Он взял ее за руку, и Эбони сразу вся напряглась.

– Я люблю тебя, – скачал он. Ты ведь знаешь это?

– Да, – прошептала она. Боже мой, да уходи же. Я больше не могу терпеть.

Но он уже нагибался к ней, и на этот раз прощальный поцелуй ни в коей мере не напоминал чмоканье. Когда его губы раскрылись и кончик языка пригласил ее сделать то же самое, Эбони тихо застонала. Никакого приглашения и не требовалось. Она уже опередила его и встретила его язык своим. Рука со щеки скользнула за шею, другая легла ему на грудь. Она чувствовала, как под ладонью его сердце начинает бешено биться. Поцелуй становился все более яростным, Алан все плотнее прижимал ее к себе.

Когда он оторвался от поцелуя, его всего трясло.

– Нет, – к ее изумлению, сказал он. – Нет...

– Но почему? – запротестовала Эбони, наполовину потрясенная, наполовину расстроенная. Бог мой, ведь она любит его, а он ее. Почему они продолжают так мучить друг друга? – Это безумие, Алан, – пробормотала она.

Он прерывисто вздохнул.

– Я должен это сделать.

– Но зачем? Мы не созданы для платонической любви, Алан. Это противоестественно.

– Для брака необходимо нечто большее, чем простое физическое влечение, – твердо сказал он. – Если мы не можем вытерпеть всего одну неделю, кто же тогда мы такие?

Тут дал себя знать ее французский темперамент.

– Я скажу тебе, кто мы такие. Мы мужчина и женщина, которые очень любят друг друга. И надеюсь, тебе не надо напоминать, что мы еще не женаты! Я спрашиваю тебя, какие еще проверки понадобятся тебе для этого? О, иди домой, Алан! – выкрикнула она. – А я, наверное, пойду и выпью целую бутылку вина и, может быть, тогда смогу забыть, что мужчина, которого я люблю, больше не желает заниматься любовью со мной! – С этими словами она захлопнула дверь и заперла ее на замок.

На пару секунд Алан остолбенел. Затем в ответ на ее слова в нем вспыхнул гнев. Он уже поднял стиснутые кулаки, чтобы заколотить ими в дверь, но вовремя остановился. Черт побери, но ведь она права. Он знал, что это так. То, что казалось ему в свое время такой хорошей мыслью, просто-напросто не сработало. Значит, их влечение друг к другу имеет чисто физическую природу. Ну и что из этого? Повышенная чувственность Эбони была одной из черт ее характера, и это ему нравилось. Она разжигала в нем страсти, которых он не ожидал от себя, заставляя чувствовать себя мужчиной в полном смысле этого слова.

Одно дело знать, что ты умеешь доставить удовольствие женщине – и иногда он гордился тем, что хорошо умеет делать это, – но совсем другое, когда женщина, которую ты любишь, показывает, что в твоих объятиях она получает несказанное удовольствие, когда после вспышки безудержной, неистовой страсти у нее вырываются восторженные возгласы...

Алана вдруг охватило нестерпимое желание вновь почувствовать эти чувственные губы на своем теле. Боже мой! Сама мысль об ощущениях, которые она будила в нем, заставляла кровь быстрее струиться по венам и еще сильнее вздымала плоть. Желание заколотить кулаками по этой двери было сильным. Но его превозмогало еще более сильное чувство. Возможно, гордость. Во всяком случае не стремление испытать себя. Хватит цепляться за надежду, что эта неделя самоограничений может что-либо доказать. Как правильно сказала Эбони, она была просто мучительной, не было ни одного момента, когда бы ему не хотелось удалиться с ней в уединенное место и предаться страстной любви. Если быть честным с самим собой, за это время их чувственное влечение друг к другу стало только сильнее.

Человек соткан из противоречий, раздраженно подумал он. Стоит запретить себе что-либо, как немедленно это становится еще более привлекательным и насущным, чем раньше.

Алан встряхнулся и, с трудом передвигая ноги, пошел вниз по лестнице. Собственно говоря, он может позвонить ей утром и попросить провести уикэнд с ним. Может быть, покатать ее на катере? Она любила эти прогулки еще девочкой. На воде так спокойно, и никто не будет им мешать. Он может отвезти ее в залив Брокен и встать на якорь в укромном местечке. И надо будет попросить, чтобы она надела черный купальный костюм, в котором фотографировалась в тот день. Конечно, не для купания. Собственно говоря, он не думал, что костюм долго останется на ней...

Недобро усмехаясь, он сел в машину. Все встало на свои места, хотя тот факт, что в мыслях она вновь стала для него любовницей, немного беспокоил.

Но в конце концов, черт возьми, он просто не мог ждать!

В пятницу без пятнадцати восемь вечера Алан сидел в полутемном ресторане и за несколько минут ожидания уже почти допил коктейль.

Адриана опаздывала. Когда она позвонила ему на неделе и, сказав, что собирается в Сидней, чтобы пройти медицинское обследование перед родами, выразила желание увидеться, он не смог отказать ей. И все же чувствовал смутное ощущение вины, особенно когда пришлось лгать Эбони. Еще более это чувство усугубилось тем, что Эбони так доверчиво восприняла его сообщение, не задала ни одного вопроса. Если бы она отменила назначенную встречу с ним, сославшись на деловой ужин, он, вероятно, поднял бы скандал.

Однако Эбони не очень бы обрадовалась, если бы узнала, с кем у Алана «деловой ужин». Но откуда она узнает? Место было уединенное и редко посещалось богемой и людьми из общества. Для верности он огляделся вокруг. Так и есть. Ни одного знакомого. Дьявольщина, где же в конце концов эта женщина?

Через пару минут наконец показалась Адриана, только она одна могла на шестом месяце беременности выглядеть такой элегантной и уверенной.

– Я ужасно опоздала? – воскликнула она и наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку, обдав цветочным ароматом духов. Потом села рядом с ним, ее умело сшитый костюм из бежевого трикотажа совершенно скрывал беременность.

– Перье, пожалуйста, – сказала она бармену и повернулась к Алану. – Гинеколог опоздал, а потом еще такси попало в пробку, так что мне пришлось выйти и прогуляться пешком. Ты меня извинишь? – Она откинула назад упавшие на лоб светлые волосы и победно улыбнулась ему.

Он улыбнулся в ответ. Конечно. Эх, Адриана, подумал он. Если бы я тогда полюбил тебя, теперь все было бы намного проще.

Она внимательно посмотрела на него.

– Твоя улыбка мне не нравится. И ты выглядишь ужасно усталым. Много работаешь?

– Может быть.

– Алан, это плохо. Кто-нибудь должен за тебя взяться.

– Совершенно с тобой согласен, – мрачно сказал он.

Ее милые серые глаза слегка расширились, взяв бокал минеральной воды, она отпила глоток.

– Непохоже на тебя. Алан Кастэрс, которым я его знала, и любовь были понятиями несовместимыми.

– Вся беда в том, что ты никогда не любила меня, Адриана.

Она положила свою руку на его.

– Это неправда, Алан. Я любила тебя. Ты был хорошим другом и чертовски замечательным любовником. Но в Брайса я влюбилась. Вот в чем разница.

– Угум.

Она легко и дразняще рассмеялась.

– И что означает это «угум»?

– Ничего. – Он посмотрел на нее, пытаясь убрать с лица выражение озабоченности. У этой женщины неплохая интуиция. – Так скажи мне, Адриана, зачем ты хотела меня видеть?

– Может быть, мы сначала сядем за стол? Я возьму с собой воду, а ты можешь заказать себе бутылочку красного вина. Это улучшит твое настроение.

– Хватит увиливать, Адриана, – сказал он, когда они заняли столик в углу зала. – В чем дело?

– Собственно говоря, ничего особенного. Я недавно думала о тебе и, так как мне все равно нужно было в Сидней на исследование ультразвуком, решила убить двух зайцев сразу. – Она помолчала, потом решительно продолжила: – Может быть, скажешь, что это не мое дело, но мне хочется знать, как у тебя дела с Эбони. Когда четыре года тому назад вы были на моей свадьбе, я могла бы поклясться, что она так же влюблена в тебя, как ты в нее. Не надо отрицать, Алан. Я даже не думаю, что с твоей стороны это было простое вожделение, несмотря на ее молодость. Это непохоже на тебя. Все это время я ожидала приглашения уже на твою свадьбу, но оно так и не пришло...

Алан стиснул зубы. Он не собирался откровенничать с Адрианой насчет своих отношений с Эбони. У него не было настроения выслушивать нравоучения, а если бы Адриана узнала о случившемся за последний год, ему пришлось бы это вытерпеть. Можно было представить, как она отчитала бы его.

Адриана никому не прощала, когда дело касалось каких-либо форм угнетения женщин, как она это понимала. Прочно стоящая на ногах, удачливая в делах, эта женщина, выйдя замуж за Брайса Маклина, поступилась многим. Тем более стоило уважать глубину чувства между ней и ее скотоводом-мужем. Такая любовь может двигать горы.

– Некоторое время мы с Эбони были в ссоре, – сказал он, подумав, насколько же это не соответствует истине. – Но сейчас мы время от времени встречаемся.

– И что? – поинтересовалась Адриана.

Алан пожал плечами.

– Она должна была повзрослеть. Я не хотел торопить ее.

– Ну что ж, теперь она, без сомнения, повзрослела и стала такой красивой, что это почти преступно. Ты знаешь, я сегодня видела ее.

Алан изо всех сил старался не подавать вида, но все его тело напряглось.

– Ты видела ее? Где?

– Когда я выходила из двери лифта в отеле, она входила в другой лифт. Я хотела окликнуть ее, но дверь уже закрылась. Мне кажется, она меня не увидела.

Алан постарался отогнать возникшие у него подозрения.

– Ты уверена, что это была Эбони? – осторожно спросил он.

– Конечно, уверена. Такие лица встречаются не каждый день. Неудивительно, что, обладая такой внешностью и фигурой, не говоря уже о волосах, она стала известной манекенщицей! Не так давно я пыталась подписать с ней контракт на показ моих моделей, но она демонстрирует только черное, а это не мой цвет.

– Да, – машинально сказал Алан. – Но это на удивление хорошо способствовало ее успеху. Хотя я думаю, что она все равно преуспела бы.

Адриана рассерженно посмотрела на него.

– Так чего же ты ждешь, Алан. У такой девушки должна быть масса поклонников. Смотри, как бы тебе не опоздать.

– Не опоздаю, – сказал он, вложив в ответ больше чувства, чем ему хотелось бы.

Адриана, казалось, удивилась.

– Это уже лучше. Кстати, скажи, а как твой бизнес? Надеюсь, лучше, чем мой?

Только в конце ужина Алан смог задать вопрос, сверливший ему мозг.

– Я провожу тебя в отель, Адриана, – сказал он, подавая ей пальто. – Кстати, где ты остановилась?

Она оглянулась и улыбнулась ему.

– В отеле «Рамада».

К отелю они подъехали в десять часов вечера – Адриана не хотела ложиться поздно. Алан проводил ее через вестибюль, чувствуя себя смертником-камикадзе. Его не волновала возможная встреча с Эбони, то что она может увидеть его с Адрианой. Ему одновременно хотелось и покончить с собой, и убить кое-кого другого.

Но судьбе было угодно, чтобы они не встретились. Он проводил Адриану до ее номера, поцеловал на прощание и вернулся в вестибюль. Подойдя к стойке, он спросил, в каком номере остановился Гарри Стивенсон, в напрасной надежде услышать, что тот давно выписался.

Но Стивенсон был на месте.

Алан, чувствуя слабость, отошел от стойки, вышел на улицу и пошел пешком. Бесцельно проходив около часа, он отыскал телефонный автомат, позвонил Эбони домой. Затаив дыхание, слушал звонки, пока не включился автоответчик. Это означало, как знал Алан по своему опыту, что ее не было дома, потому что, если она просто ложилась спать, то никогда не включала ответчик. Он повесил трубку и, вернувшись в отель, нашел в вестибюле укромный уголок, откуда мог незамеченным следить за лифтами.

В половине двенадцатого ему начало казаться, что дальше сидеть здесь просто глупо. И тут он увидел ее, выходящую из лифта со стройным, высоким мужчиной, которого он тут же узнал. Когда-то давно Стивенсон делал фотографии для его серии «Горожанин». Тогда он был большим любителем женщин. Очевидно, с тех пор ничего не изменилось.

Наливаясь яростью, Алан наблюдал, как Гарри положил ей руки на плечи и поцеловал. Правда, поцелуй не казался глубоким, но все же и не был простым чмоканьем. Он увидел, как Эбони погрозила мужчине пальцем и засмеялась, но потом поднялась на цыпочки и в ответ поцеловала его в щеку.

Стиснув зубы, Алан заставил себя не двигаться с места, пока Стивенсон не вернулся назад, а Эбони не вышла из отеля. Некоторое время он боролся с желанием подняться и вышибить из этого ублюдка дух. Но остановил себя, потому что знал, кого следует винить за сегодняшний вечер. И это не был Гарри Стивенсон.

От ревности, ярости и жажды мести Алан ничего не видел вокруг себя. Больше она его не обманет, обещал он самому себе. Никогда!