I

Фею Бефану, которая 5 января в 12.35 увела Карло, на самом деле звали Адриана, и была она высокой рыжеволосой девушкой.

Ей исполнилось тридцать пять, и, по мере того как она по жизни скатывалась все ниже и ниже, следы былой красоты улетучивались с опасной скоростью. Но когда начинаешь с провала на подмостках, а потом тебе приходится познавать сцену только со стороны интриг и кокаина, не больно-то будешь корчить из себя недотрогу. Еще один шажок вниз – и ей придется делить постель с торопливыми и взвинченными мужиками. Этого она уже хлебнула, и повторять было неохота. Потому она и согласилась на предложение Джанджильберто.

– Ты потихоньку уводишь мальчишку, гуляешь с ним, ведешь его поесть или в кино, а потом, в четыре или в полпятого, приводишь к дому, звонишь в домофон и делаешь ноги.

– Ты что, с ума сошел? Хочешь, чтобы я в тюрьму попала?

«Вот заладила: тюрьма да тюрьма! Да все пойдет как по маслу, мы только подшутим над мамочкой, над давнишней подружкой», – говорил он. У Джанджильберто просто дар преподносить самые невероятные вещи как естественные и само собой разумеющиеся. Адриана знала, что с этой мамочкой по имени Лаура Джанджильберто спит. Как и со многими другими. Но ее это уже не касалось. Во-первых, Джанджильберто – не мужчина ее жизни. Во-вторых, она уже перестала искать мужчину своей жизни. Да и невелика забота: полдня побыть нянькой. Дети ее не раздражали, не то что взрослые мужики. И потом, цена вопроса – пятьсот евро, и этого вполне хватало, чтобы не задавать лишних вопросов.

И вот, горе-Бефана быстро ведет мальчика по узкой улочке, что соединяет площадь Навона с проспектом Ринашименто. Угловой проезд, так она называется, объясняет она, подталкивая его вперед. Когда-то отсюда давали старт соревнованиям колесниц, как в «Бен Гуре»…

– Ты смотрел «Бен Гура»?

– Нет, – ответил мальчик, которого звали Карло.

– Да ведь тебе уже десять лет. Господи, все мальчишки в десять лет уже давно посмотрели «Бен Гура»!

– У мамы нет времени ходить со мной в кино.

– А друзья?

– У меня нет друзей, – тихо и безразлично пожал плечами Карло, словно это само собой разумеется.

Пока смущенная Бефана огибает монументальное здание сената республики, направляясь к своей допотопной колымаге, припаркованной вопреки всем запретам, Лаура, мамочка, о которой шла речь, говорит по мобильнику со злым гением нашей истории: Джанджильберто.

Спортивный обозреватель, знаток скачек и пород лошадей, он состоял внештатным сотрудником в одном из журналов. Ему жаль, более того, он в отчаянии, но должен сообщить, что грипп спутал все планы, короче, загнал его в угол. Полетел ко всем чертям обед со средиземноморскими суши в кафе «Риччоли», вечерний поход в кино отменяется, остается только слабая надежда на ужин при свечах, если нянька будет свободна в канун Богоявления, и…

– Это уже не важно, – шепчет Лаура.

Джанджильберто рассыпается в извинениях. Но Лаура его уже не слушает. Краешком глаза она высматривает сына, который пробирался сквозь толпу японских туристов, сгрудившихся вокруг мумии под золоченым покрывалом и тиров, где стреляли по мишени. Его внимание привлекла высокая статистка в костюме Бефаны, со свирепой улыбкой на красных губах, которая могла напугать ребятишек и менее робких, чем Карло. Одной рукой Лаура прижимает к уху мобильник, другой пытается зажечь сигарету. Праздничный день плещется вокруг, и его лихорадочное возбуждение волнами ударяет в грудь, но от сознания того, что придется провести еще один такой день в одиночестве, противно сосет под ложечкой.

– Ну, я перезвоню, когда что-то прояснится…

– Ладно, ладно.

– Ну, сокровище мое…

– Что еще?

– Прости меня…

Лауре наконец удалось нашарить в сумочке зажигалку и закурить. Она снова огляделась вокруг и поняла, что в кадре чего-то не хватает. Карло исчез.

 

II

На рассвете нового года в одном из обшарпанных игорных домов Мандриона неотразимый соблазнитель, откликавшийся на имя Джанджильберто, проиграл пятьдесят тысяч евро бандиту из Туффелло по кличке Турок.

– Даю тебе неделю, потом пеняй на себя.

Его банковский счет иссяк, ростовщики отказывались иметь с ним дело, не доверяя его болтовне и не зная, под какое обеспечение он хочет взять ссуду. Джанджильберто уже обдумывал всякие решения. Во-первых, крайние вроде того, чтобы добыть пистолет и застрелить Турка или застрелиться самому. Во-вторых, промежуточные, например, бежать за границу. И наконец, в-третьих, решения отчаянные: донести на некоторые неприглядные деяния уже имевшего судимость кредитора, с которым он познакомился случайно, и добиться награды согласно уложению о поддержке свидетелей. И вдруг он понял, что решение-то находится под рукой: Лаура. Она сможет вытащить его из беды. Их роман с переменным успехом тянулся уже год. До сих пор он представал перед ней таким, каким и должен быть изысканный профессионал. Одинокий, с лицом старого нераскаявшегося цыгана, с хвостиком, помогающим прикрыть лысину, с глазами немыслимой синевы, которым невозможно не довериться, он был, как мы уже заметили, неотразим. Прошлое, проведенное в прокуренных барах и кабаре, научило его привлекать и удерживать всеобщее внимание, но при необходимости он мог быть и серьезным, и убедительным, и предельно логичным. Лаура угодила в сети на втором свидании. Она была хороша в постели, хотя и немного назойлива, а в самые интимные моменты просто пугала своей нервозностью. Если бы не этот увалень-мальчишка, который все время терся возле нее, отношения могли бы принять вполне приемлемую стабильность хотя бы на годик-другой, пока есть еще порох в пороховницах и не пришло время упадка. Джанджильберто до смерти боялся и этого упадка, и постоянства в отношениях. Они виделись два-три раза на неделе, иногда он оставался у нее на уик-энд (при условии, что Карло удавалось сбагрить тетушке). Но когда Лаура начинала кружить по опасным тропам, типа «Мы уже целый год вместе, надо бы достойно продолжить наш роман…», у него вдруг возникала срочная командировка в Европу или в Милан (что было одно и то же в его виртуальном мире, огороженном непробиваемой сеткой из отлитых «пуль» крупного, среднего и малого калибра). Взяв интервью у знаменитого гонщика или занявшись скандалом с допингом, он возвращался, шторм утихал, бедняжка Лаура снова была полна страсти и нежности, и все катилось по прежним рельсам. Время от времени он позволял себе маленькие развлечения с женщинами без особых амбиций, вроде этой дылды Адрианы. От них требовалось: а) скрашивать вечера и ночи, которые без того были бы заполнены тоской; б) быстро исчезать, выполнив свое назначение. В общем, все шло бы совсем неплохо, если бы не затесался этот ублюдок Турок. До сих пор с Лаурой ему удавалось соблюдать, так сказать, моральное целомудрие. Но врожденный инстинкт навигатора в мутной воде уже не раз подсказывал, что за счет этой взбалмошной, но податливой синьорины рано или поздно удастся хорошо поживиться. Теперь момент настал.

Лаура заведует филиалом небольшого банка. Вот она-то и раздобудет ему пятьдесят тысяч евро для спасения шкуры. И сверх того еще, скажем, пятьдесят, чтобы ликвидировать подельников (эту потаскушку Адриану и Славянина) и оставить кое-что на черный день. Он лично ничего не имеет против Лауры и ее урода-сына, но, когда речь идет о жизни и смерти, тут не до щепетильности.

И теперь, сидя за столиком в «Трех ступеньках», Джанджильберто наблюдал за жертвой, которая пошатнулась, чуть не упав, заметалась вокруг фонтана, лихорадочно вглядываясь в толпу, забегала взад-вперед в тревоге, но в истерику еще не впала. Тогда он передал мобильник Славянину.

Славянин нажал на зеленую кнопку. Лаура начала лихорадочно рыться в сумочке, схватила телефон и почти выкрикнула: «Да?» Славянин, изменив голос, сказал то, что было заготовлено. Лаура побледнела, снова огляделась и, почти не дыша, прислонилась к столбу. Мумия озабоченно сошла с пьедестала и склонилась над белой как полотно женщиной, сразу потерявшей и силы, и равновесие, а может, и жизнь. Но Лаура пришла в себя и тряхнула головой, отказываясь от помощи: спасибо, все в порядке, ей ничего не нужно.

Потягивая кока-колу, Славянин покачал головой:

– Бедная женщина. Итальянец, ты бессердечный кретин.

– Притворяется, я ее хорошо знаю. На мальчишку ей наплевать. Можешь мне поверить, она не такая, как ты думаешь…

– Ничего я не думаю. А тебе придется платить.

– Позвонишь ровно в четыре. Ты знаешь, что надо сказать. Потом исчезнешь. Телефон можешь оставить себе, но какое-то время им не пользуйся. И помни: это просто шутка!

– Ничего себе шуточка! – прошипел Славянин, поднимаясь. – Эта шуточка называется похищением. Я тебя не знаю, никогда не видел, никогда не слышал. И за такие шуточки идут другие деньги!

– Спокойно, ты все получишь завтра, идет?

– Завтра! – злобно ухмыльнулся Славянин и провел пальцем по горлу. – Иначе…

Джанджильберто попросил счет. Приливы и отливы толпы плескались на площади. Лаура, закрыв руками лицо, сидела на бортике фонтана Четырех Рек. Джанджильберто, зажав в руке мобильник, начал считать. Ровно на счете «семь» тот зазвонил.

 

III

Карло осторожно провел рукой по исцарапанному «ситроену 2CV». Старые машины его завораживали. Он про них знал все, выучил за долгие часы сидения в Интернете. Когда ему на улице попадалась такая старинная модель, он застывал на месте, пока не слишком любезная рука не оттаскивала его прочь. Бефана с улыбкой наблюдала за ним:

– Нравится?

– Когда-нибудь и у меня такая будет. Или «феррари».

– Ну, это не совсем одно и то же.

– Нет… А эта ездит?

– А то! – гордо заявила Бефана. – Она дважды объехала вокруг света и ездит лучше «феррари»!

– Тогда я на ней когда-нибудь поеду в Индию!

– Почему именно в Индию?

– Не знаю, так…

Карло чуть не рассказал о страсти к Индии, которая завладела им, когда он посмотрел по телевизору документальный фильм о великой реке Ганг, куда все, большие и маленькие, должны окунуться по крайней мере раз в жизни. Диктор говорил, что воды Ганга смывают прочь все плохое. А в его жизни, если вдуматься, плохого – целая куча, а хорошего – по пальцам можно счесть… Но потом решил молчать. А вдруг, если он скажет, Бефана поднимет его на смех, не примет всерьез, обидит. Никто его всерьез не принимает, все над ним смеются и многие начинают обижать. Он научился мало говорить, только самые необходимые вещи. И его стали считать придурком. Ну и пусть, по крайней мере оставили в покое.

– Ладно, залезай скорее, а то я жду не дождусь, когда можно будет снять это тряпье.

Карло, вздохнув, полез в автомобиль.

 

IV

– Джанджильберто? У меня случилась ужасная вещь… увели Карлетто…

– Увели? Кто увел? Как? Ты уверена…

– Черт возьми, его похитили! Они увели моего сына!

– Но кто?

– Не знаю. Один из них позвонил, голос незнакомый. Сказал, чтобы не звала полицию…

– И не вздумай, Лаура. Я сам вызову…

– Сиди спокойно, ничего не предпринимай, это мой сын! Проклятие, это мой Карлетто! Этот тип сказал, чтобы я шла домой и ждала, а я…

– Ты где?

– Где же мне быть? На пьяцца Навона…

– О'кей, слушай меня: иди сразу же домой и жди, как сказал тот тип… Я сейчас приеду, ладно? Иди домой и жди меня… не вешай нос, мы его найдем!

 

V

Без костюма и грима Бефана оказалась высокой хрупкой девушкой, нет, пожалуй, взрослой женщиной, с красивыми, с поволокой глазами и потрескавшимися от холода губами. Ей около тридцати пяти, как и матери Карло, у нее короткие рыжие волосы и правильный маленький носик.

– Привет, – сказала она, протягивая руку. – Меня зовут Адриана.

– Карло, – прошептал он, едва коснувшись тонкой горячей руки.

– Ты разочарован?

Карло залюбовался ее улыбкой и с горечью отметил явную глупость заданного вопроса. Главной загадкой его короткой жизни было то, что все люди задавали ему удивительно глупые вопросы. Не то чтобы вопросы были глупые сами по себе, просто их так задавали, словно считали себя умнее всех. А тебя держали за идиота, хотя сами-то…

– Почему разочарован? – наконец ответил он. – Я знаю, что ты не настоящая Бефана. И вообще, никакой Бефаны нет!

– И давно ты это понял?

– В прошлом году.

– Наверное, тебе сказал кто-то из старших приятелей…

– Нет. Ну, в общем… мама подарила мне рождественский носок. Ну, знаешь, в котором шоколадки и конфеты… и шоколадные медали, и даже шоколадные сигареты…

– Ух ты, ну и объедение!

– Да, но… мама забыла внутри чек из супермаркета. Бефана что, в супермаркет ходит, что ли?

Адриана уже приготовилась отшутиться, но, во-первых, подходящей шутки не нашлось, а во-вторых, по спине прошла легкая дрожь жалости, смешанной с грустью.

– Подожди меня здесь. Я сейчас, – сказала она, выскользнув из автомобиля.

Но мальчик полез за ней. Тогда она со вздохом швырнула через парапет узел с костюмом Бефаны.

– Гляди-ка, ты попала вон в того рыбака, – хихикнул Карло.

 

VI

На отмели у реки стоял высокий светловолосый парень и пытался на самодельную удочку поймать к завтраку кефаль, умоляя всех древних богов, чтобы в очередной раз не попалась мерзкая, скользкая улитка. В своем подбитом мехом пальто он казался гораздо толще, чем на самом деле. Звали его Витас, и был он родом из Литвы, из далекой и холодной страны, которая всегда была бедной, а теперь, после грабежей и всяких вторжений, стала еще беднее.

Когда в литовца попал пущенный с высоты снаряд, он разразился громкими проклятиями. «В меня стреляют, – было его первой мыслью. – Чертовы итальянцы, они что, боятся, что я уменьшу количество всякого дерьма в их драгоценном Тибре?»

Но тут он обнаружил, что цел и невредим, и нагнулся, чтобы поднять узел, брошенный, наверное, каким-нибудь дураком-мальчишкой. Тем временем удочка выскользнула из его рук, и быстрое течение утащило ее на середину реки, где ее было уже не достать. Прощай, удочка, и прощай, кефаль! В этот миг Мама Ирина, которая, казалось, с головой ушла в свою собачью дрему, но на самом деле была начеку, глухо заворчала и бросилась в воду.

– Ты куда, глупая собака? – заорал Витас.

Но Ирина, уже вволю набултыхавшись в воде, вылезла, с торжеством положив к ногам хозяина узелок.

– Одежда. Фу, гадость. Ну если найду паршивца, на куски разорву!

Мама Ирина понюхала сверток, залаяла и, подняв хвост трубой, нацелила морду куда-то вверх.

– Хочешь сказать, что ты его уже нашла? Ну, пойдем посмотрим, девочка.

Собака устремилась к лесенке, выводившей на набережную. Витас схватил сверток и кинулся за ней, крича на ходу, чтобы она не так быстро бежала.

 

VII

Мотор покашлял, фыркнул, но заводиться и не думал.

– Похоже, от путешествия в Индию придется отказаться, – попыталась пошутить Адриана.

– Можем поехать в автобусе, – миролюбиво заметил мальчуган. – У меня есть два билета!

Адриана снова несколько раз сердито попробовала включить зажигание.

– Мотор захлебнется, – буркнул Карло.

– Да ты-то что в этом понимаешь?

– Моторы мне нравятся. Когда я вырасту, может, стану механиком. У нас внизу живет механик. Он мне объяснял, что все зависит от газа и от искры. Когда он так тарахтит, значит, нет искры, а газ продолжает поступать; если ты жмешь на педаль, машина начинает пыхтеть и вонять, но не едет. Это значит «захлебнулась»…

Адриана раздосадованно вздохнула. Впервые с тех пор, как она взялась заниматься этим странным мальчиком, ей пришла мысль, что задача ей не под силу. И может, не стоит проводить с ним все запланированные часы. Ей надо было в туалет, потом поймать такси, потом отыскать подходящий ресторан, потом отвезти мальчишку по адресу, которого она не помнила… А Карло все время так и будет смотреть на нее с коровьей доверчивостью. Вот если бы сейчас разжиться дозой кокаина, тогда другое дело, все показалось бы проще некуда…

– Ну что, поехали в автобусе?

Они выбрались из автомобиля. Карло прислонился к парапету. Адриана выронила ключи, тихо выругалась и нагнулась их поднять, но они снова выскользнули из руки. Что за черт, вещи прямо взбунтовались! Когда она наконец собралась выпрямиться, прямо в лицо ей заглянула круглыми добрыми глазами огромная собачья морда, и ее окутало густое облако терпкого собачьего запаха. Ключи в третий раз звякнули уже где-то под автомобилем, и сверху раздался низкий, мелодичный голос, который произнес с иронией:

– У вас дурная привычка терять вещи!

На нее смотрел не просто человек, на нее смотрел гигант. Длинные взлохмаченные волосы падали на воротник смешного старомодного пальто. Она успела, однако, отметить, что этот белобрысый великан хорош собой. Он был красив забытой красотой актеров прежних времен, силачей, которые кого угодно могли стереть в порошок, при этом даже не вспотев. На крупном, гладко выбритом лице читалось выражение застенчивой нежности. Лицо это могло одинаково принадлежать аристократу и шуту, и было в нем что-то античное…

– Я… не понимаю, о чем вы, – вспыхнув, пробормотала она.

– Сверток, – улыбнулся гигант, указывая на собаку. – Мама Ирина говорит, что он ваш, а она никогда не ошибается!

Сверток, пакет с костюмом Бефаны. Он лежал перед зверюгой, которая неистово виляла хвостом, словно в ожидании бог весть какой награды. Черный трюфель собачьего носа протянулся к самому носку сапога Адрианы. Псине явно понравился ее запах, а может, она сама понравилась хозяину, и в системе собачьих ценностей это стало безоговорочным пропуском к общению…

– Я… я могу забрать его, если хотите… – поспешно прошептала она. Потом сунула руку в карман, нащупала там смятую банкноту и протянула гиганту. – И это тоже возьмите…

Но гигант на нее и не взглянул. Его внимание целиком переключилось на Карло, который явно заинтересовался собакой, но не решался к ней наклониться.

– Можешь ее погладить, она добрая!

Тогда Карло протянул кулачок к черному трюфелю, и Мама Ирина его старательно обнюхала, а потом завалилась на спину, покорно и доверчиво подставив белый живот с тугими розовыми сосками.

– Как ее зовут?

– Мама Ирина.

– И у нее бывают щенки? – осведомился Карло, почесывая белое брюхо, а собака при этом подвывала от удовольствия.

– Каждый раз, как встретит настоящего кобеля! – засмеялся гигант.

– А какой она породы?

– И сам не знаю. – Великан запустил пальцы в длинные волосы. – Что-то от волка, что-то от венгерской гончей… а я говорю, что ее порода зовется Мама Ирина!

– Дашь мне щенка?

– Надо подождать четыре месяца, последний раз она ощенилась весной… Потом щенок должен по крайней мере дней пятнадцать провести рядом с Мамой Ириной… И тогда, если не раздумаешь, приходи к Витасу – и получишь щенка.

– А Витас – это кто? – спросил Карло, который и так понял, кто такой Витас, но ему понравилось, как по-особому тот произнес конечное «с», и ему хотелось еще раз услышать.

– Я и есть Витас! – заорал гигант, ткнув себя пальцем в грудь, и звонко расхохотался.

– И ты правда дашь мне щенка?

Тут гигант поднял глаза, взглянул на Адриану и хитро прибавил:

– Если мама позволит!

– Мама не хочет, – помрачнел Карло. – Она говорит, что от собак вонь и грязь, и потом, она работает, и некому будет вывести собаку сделать свои делишки…

– Я точно знаю, что, когда твоя мама увидит щенков Мамы Ирины, она сразу передумает!

Адриана поняла, что великан принял ее за мать Карло, но не стала его поправлять. Пусть так и думает. И пусть скорее убирается. Но он упорно не замечал протянутую банкноту.

– Мы идем обедать или нет, Карло?

Мальчик неохотно оторвался от собаки.

– Пока, – сказал Витас.

Никто из двоих ему не ответил. Мама Ирина заворчала, хвост ее снова пришел в движение.

 

VIII

Сто тысяч евро! И ни одной меченой купюры! Приду за ними в пять! Лаура сухо отпихнула заботливо протянутый Джанджильберто стакан виски.

– Бред какой-то, – прошептал он, стараясь стряхнуть капли с шарфа, который она подарила ему на Рождество, – у тебя… то есть у нас, нет таких денег!

Лаура, зарычав, как тигрица, бросилась на белый кожаный диван в своем обиталище матери-одиночки.

– Ты что, не понимаешь? Этот человек знает все!

– Кто? Тот, кто звонил? Что он знает?

– Все о банке, идиот! Знает, где я работаю, знает, где у меня сейф… и знает, что, если я хочу снова увидеть сына, я должна взять оттуда деньги…

– А какие гарантии он дает, что Карло…

– Ясно, никаких! Я должна, и все тут! Он сказал… Он сказал, что я должна оставить деньги в двух конвертах у английского кладбища в Тестаччо… и возвращаться домой. И Карлетто уже будет там меня ждать…

Джанджильберто нежно обнял ее за плечи:

– Напрасно ты не дала мне с ним поговорить.

– Ну что ты такое говоришь!

Джанджильберто вздохнул:

– Я говорю, что надо бы вызвать полицию, не рисковать…

– Это не твой сын! И если ты его ненавидишь… А ты его ненавидишь!

Боже, избавь от истерики, пусть даже тихой. Джанджильберто изобразил на лице огорченную улыбку, голос зазвучал покровительственно и ободряюще:

– Прости меня. Но тебе не хватает трезвости рассудка, чтобы…

– Слушай, – вскинулась Лаура, – сделай милость, уходи, а? Видеть тебя не хочу. И не путайся под ногами. Убирайся!

Джанджильберто вознесся на пик своей мужественности:

– Нет, я тебя не брошу. Ну, ругай меня, вызверись, если тебе от этого станет легче. Я не уйду. Мое место здесь, рядом с тобой!

– Но я не хочу!

– Это неправда. Когда этот тип увез Карлетто, ты сразу подумала обо мне. И позвала меня. Кроме тебя, обо всем знаю только я. Я твой единственный близкий человек, Лаура. Ты мне доверяешь – и правильно делаешь. Потому что я никогда тебя не брошу. Я останусь с тобой, и все, что нужно, мы будем делать вместе.

Лаура глядела на него, словно видела впервые. Джанджильберто – верный друг, прочная скала, на которую можно опереться в миг опасности. Она плохо о нем думала. Он – не случайное приключение, он – последняя отчаянная надежда не утонуть в одиночестве, с розовыми мечтами за спиной и с черной перспективой воспитывать трудного мальчика впереди. Лаура и сама не заметила, как оказалась в его объятиях. Джанджильберто шептал ей ласковые слова. По его красивому, слегка потасканному лицу пробежала усмешка: ну конечно, ты получишь своего чудика обратно. План удался на славу, никто не пострадает, я все продумал. Турок получит свой долг. И если все обойдется и тебя не выгонят из банка, мы снова окажемся в постели. Да ладно, все пойдет как по маслу!

 

IX

Овощное рагу на закуску. Макароны по-матричански, с луком, чесноком, оливковым маслом, окороком и сыром. Телячья грудка, запеченная с картофелем, и мороженое. Прожорливость Карло просто потрясает, и его уступчивость тоже, думала Адриана, вяло отщипывая кусочки сыра скаморцины-гриль с салатом без приправы. Мальчуган был толстенький, бледный, очень чистенько одетый, и в его рыхлом теле ощущалось что-то женственное. Адриане стало его жаль, и она почувствовала угрызения совести. Мне его доверили, думала она, потому что у него никого нет. Никого в целом мире. Как у меня. Я прилепилась к этому Джанджильберто, а ведь знаю, что ему на меня наплевать.

– Здорово, – смеялся Карло с полным ртом. – Мама никогда не готовит, у нее нет времени. У нас дома только булочки и замороженная пицца. А школьный обед просто гадость!

– А как получилось, что у тебя нет друзей?

– Нет, и все. Никто не хочет со мной играть, и меня никогда не зовут.

– А ты возьми и устрой вечеринку у себя в доме!

– Мама не хочет.

– А твоя мама вообще чего-нибудь хочет? – Адриана вышла из себя.

Ясное дело, она была на стороне Карло. Она не знакома с этой Лаурой, но, кажется, начинает ее ненавидеть.

– Тишины. Мама всегда хочет, чтобы было тихо, – подумав немного, ответил Карло.

Уголки рта у него были вымазаны мороженым.

– А папа?

Карло посерьезнел. Он не любил касаться этой темы. Если бы мог, он не стал бы отвечать.

– Папы у меня нет, – прошептал он.

Адриана взяла его за руку, но он быстро высвободился. Казалось, он вот-вот расплачется. Он поднял на нее водянистые глаза.

– Я много читаю, – с гордостью заявил он.

– Сказки? – с облегчением спросила Адриана, потому что тупик, в который она завела разговор своей неосторожной фразой, был наконец преодолен.

– Книги по науке. И о путешествиях. Мне путешествия нравятся…

– Понимаю. Индия…

– И Мексика, и пирамиды майя. А ты знаешь, что майя было два миллиона, а испанцев всего восемьдесят и они перебили всех майя?

– Как это грустно!

– А американские индейцы? Знаешь, их было много миллионов, и ковбои их уничтожили.

Адриану вдруг охватило беспокойство. Она решила, что все дело в официанте, который крутился возле столика и строил ей глазки. Официанта она отшила, но ощущение тревоги не прошло. Тогда Адриана поняла, что на нее кто-то смотрит. Она обернулась и поймала взгляд человека, которого узнала. Он тоже ее словно бы узнал и, подняв бокал, подмигнул. Ей захотелось провалиться сквозь землю, оказаться далеко-далеко или исчезнуть как по волшебству.

– Счет! – резко вскрикнула она, но человек уже поднялся и направился к ней.

 

X

Витас взял кларнет и попытался сымпровизировать сокрушительную версию «St James Infirmery» для последних редких прохожих, спешащих на обед. Но в его шляпу не упало ни одной монеты. Рассеянные и мрачные итальянцы пробегали мимо. Последнее «ля» Витас адресовал витрине ресторана на другой стороне улицы, а потом убрал инструмент в футляр. Мама Ирина, опустив хвост и насторожив уши, снова глухо заворчала.

– И что такого особенного в этой женщине? Она немолода, худая, у нее мальчик какой-то странный, она все время нервничает… а глаза красивые… они много страдали, но умеют и смеяться… Почему бы не провести чуть-чуть времени с женщиной, которая смеется, а, Мама Ирина? И потом, куда нам с тобой девать время? Сегодня мы здесь, а завтра?.. Или в тюрьму, или нож в спину. Эх, завтра… что ты об этом знаешь, Мама Ирина…

Мама Ирина завиляла хвостом, завалилась на спину и подставила живот. Витас вытащил из кармана куртки окурок сигары, зажег и стал спокойно ждать.

 

XI

Звали его Джерардо, он продавал автомобили. Был он богатый хам: почему-то обе эти добродетели прекрасно уживаются вместе. Когда они с Адрианой познакомились, он ни на минуту не перестал отпускать шуточки сидевшему рядом трясущемуся, видно от паркинсонизма, старичку. Адриана понимала, что объектом беседы была она, и не надо было обладать богатой фантазией, чтобы уловить настрой. Она помнила агентство «Иления Эскорт» и прейскурант еще в лирах: тогда только-только переходили на евро. Джерардо нанял ее на выходные с единственной целью: запихнуть в постель к другому хаму, миланцу, с которым у него намечалась выгодная сделка. Правда, миланец оказался голубым.

– Учитывая, что мы оба здесь… – без обиняков отрезал тогда Джерардо, закрывая за собой дверь комнаты, – и что я заплатил…

Неужели ей никогда не расстаться со всем этим? Счет все не приносили. Джерардо поднялся и направился к ней, надевая пиджак. Протянул жирную руку. Адриана неохотно ее взяла и слабо пожала, исключительно из воспитанности и чтобы не напугать Карло, который наблюдал за сценой со своим обычным полусонным и немного отрешенным видом. Наверное, у нее, когда она позволила Джерардо с собой заговорить, тоже был такой же вид.

– Сын?

– Нет, сын подруги. Оставила мне на пару часов…

– Ага… – сладко промурлыкал он. – Значит, у тебя все по-прежнему.

Потом, не дожидаясь приглашения, подсел за их столик и протянул Карло банкноту:

– Пойди, малыш, купи себе мороженое.

– Я уже ел мороженое, – удивленно запротестовал Карло.

– Ну тогда кока-колы или чего хочешь… Нам с синьориной Адрианой надо поговорить.

– Мне с тобой говорить не о чем! – отрезала Адриана, сердито перехватив на бегу официанта и напомнив о счете.

Тут Карло, как назло, забрал деньги и направился к игровому автомату возле кассы.

– Видишь, шкет оказался умнее тебя, – ухмыльнулся Джерардо и взял ее за руку, которую она поспешно выдернула.

– Что тебе от меня надо?

– Ты еще работаешь в агентстве?

– Нет.

– Обзавелась своим делом?

– А тебе-то что?

– Так просто… может, с мамашей мальчонки. Две подруги, знаешь, как это бывает…

– Джера… я спешу. Говори, чего тебе надо.

– Маленькой благотворительной акции, – неожиданно по-человечески вздохнул Джерардо.

– Дальше?

Рассеянным жестом, снова вздохнув, он указал на старичка, который, тряся головой, шумно тянул свой кофе.

– Папаша мой… бедняга, при смерти…

– И что? Я в сиделки не нанимаюсь.

– Мне бы хотелось… сделать ему подарок… пока он не помер…

– А я при чем?

– Слушай… Папа в больнице, сама понимаешь, это не курорт… Видишь, в каком он состоянии, и я ничего не могу сделать… А сегодня я на полдня выпросил разрешение вывезти его. Я, как тебя увидел, сразу сказал себе: а что, если Адриану попросить… совсем простую вещь… если бы мы пошли ко мне, а мальчишку этого слабоумного оставили поиграть на компьютере… и ты бы… сыграла для папы маленький спектакль…

– Спектакль?

– Ну да, ты ему в последний раз покажешь… бедный старичок, хоть одним глазком… да что он может сделать, такой плохонький!

– То есть я должна раздеться…

– Во-во!

– И дальше?

– А потом, если тебе взойдет в настроение, мы с тобой…

Джерардо недвусмысленно подмигнул и весь расплылся в такой широкой улыбке, что Адриана увидела прилипшую к его ослепительно-белым зубам петрушку. На нее накатила волна тошноты. Прежде чем она успела что-то ответить, наконец явился официант со счетом. Надо держать себя в руках, я держу себя в руках, расплачиваюсь и ухожу, подумала Адриана и полезла за кошельком. Но Джерардо ее опередил, и официант ушел с его кредитной картой.

– Я угощаю, если ты не возражаешь… а за то наше дельце, при твоем согласии, еще пятьдесят…

Адриана вскочила как пружина, опрокинула стол, и все увидели, все, кроме Карло, погруженного в игру, и старичка, который тряс и тряс головой, – все увидели, как огромными прыжками она налетела на официанта, уже стоявшего у кассы с кредитной картой и счетом, как швырнула ничего не понимающей женщине две пятидесятиевровые купюры и, заорав: «Сдачи не надо!» – схватила за руку Карло. Он сопротивлялся: «Я ставлю рекорд!» – а она, не переставая кричать: «Идем отсюда, идем отсюда, ублюдок, мерзавец!» – вмиг выскочила прочь из проклятого кафе, в сырой и ветреный вечер. Господи, если бы вот так выскочить из прошлого, из настоящего и из всей своей несчастной жизни…

 

XII

Джерардо был не из тех, от кого легко отделаться, и не так-то просто было сказать ему «нет». Чтобы какая-то потаскушка вздумала ему отказать! Зажав в руке кредитную карту, он ободряюще махнул старичку, выскочил на улицу и в два прыжка догнал Адриану.

– Учти, я могу накинуть и до тысячи!

Она ничего не ответила, так и шла, не останавливаясь, а ее урод семенил рядом. И тогда Джерардо потерял терпение:

– Слушай, ты, кобыла, ты что о себе воображаешь?

И только он схватил ее за руку, как на спину ему обрушился сокрушительный удар, горло сжала чья-то железная рука и неодолимая сила заставила его сделать причудливое антраша. Перед Джерардо стоял светловолосый гигант, ни дать ни взять – статист киностудии «Чинечитта», чудище, сошедшее с экрана «Гладиатора». Чудище было о двух ногах, а на заднем плане виднелась оскаленная, рычащая морда другого чудища – о четырех…

– Я так понял, ты оскорбляешь даму!

И Джерардо, которого жизнь научила прогибаться в нужный момент, развел руками, стал сразу маленьким-маленьким и жалобно пискнул:

– Извините, я, кажется, ошибся…

Витас внимательно посмотрел на Адриану, утиравшую злые слезы, и на испуганно прижавшегося к ней Карло. Она кивнула, и литовец ослабил хватку. Джерардо оправился, отбежал на несколько шагов и, уже у самого порога ресторана, плюнул на землю и заорал:

– Могла бы и сказать, что нашла себе мужика, шлюха паршивая!

И тут же поспешил ретироваться внутрь.

Витас еще раз вопросительно взглянул на Адриану, и она, приподняв плечи, дала ему понять, что лучше оставить все как есть и не связываться.

Тогда Витас подошел и протянул руку.

– Я – Витас, – заявил он гордо.

– Я так и подумала, – вздохнула Адриана и, снова передернув плечами, пожала протянутую руку:

– Адриана.

– Красивое имя, – сказал гигант, задержав ее руку в своей чуть дольше, чем следовало.

Адриана опустила глаза и снова вспыхнула. Не потому, что ее только что спасли от этого заведенного кретина. Просто в голосе Витаса прозвучали нотки, которых она не слышала бог знает как давно. От его голоса исходило тепло, он обволакивал этим теплом и заставлял почувствовать себя снова маленькой девочкой или, быть может, любимой девушкой. Если вдуматься, то за всю жизнь никто ее так не держал за руку. Никто так ласково с ней не говорил. Она высвободила руку. Лучше не поддаваться опасным мыслям. Не время нынче для мечтаний.

– Мне пора, – сказала она, с трудом напустив на себя решительный вид.

И снова потупилась, заметив разочарование в его глазах.

Мама Ирина звонко залаяла. Они с Карло играли в догонялки. Сначала она неслась вдогонку, потом он резко останавливался, а она разворачивалась и начинала удирать. Оба менялись ролями с той беспечной легкостью, какая бывает только при полном взаимном согласии.

– Они словно старые друзья! – заметил литовец, весело блеснув глазами.

– Мне пора, – повторила Адриана.

– Ну, так пошли, – авторитетно скомандовал Витас.

 

XIII

Главный недостаток всех итальянцев, размышлял Славянин, паркуя старенький «мерседес» в одном из переулков Болоньи перед знаком «стоянка запрещена», – это то, что все они считают себя чертовскими хитрецами. Ну какие они хитрецы? Взять, к примеру, Джанджильберто. Он, с этой своей затеей выпросить деньги и с вечными «пулями», возомнил себя прямо гением криминала. А сам просто обыкновенный идиот. Потому что только идиот нанимает профессионала класса Славянина и при этом вешает ему на уши лапшу про месть обманутого мужа. И – только-чтобы-припугнуть-вероломную-жену – заставляет сделать телефонный звонок, который сам по себе тянет лет на пятнадцать, и при этом хочет отделаться какими-то вшивыми пятью тысячами евро. Да нет, он просто лох, этот Джанджильберто. Наняв Славянина, он совершил крупнейшую ошибку. Сделав блестящую карьеру снайпера, просто так с поля боя не бегут. Просто так не водят за нос «голубые каски» и военную полицию половины мира. Просто так не приезжают в Италию порожним рейсом на грузовике, груженном героином. И просто так не становятся Славянином в этой говенной стране, если не имеют шаров в запасе! Славянин закурил сигарету и расплылся в довольной усмешке. Ему хватило двух телефонных звонков и одной беседы с нужным человеком в баре Маймоне, который он планировал со временем сделать своей штаб-квартирой, чтобы составить себе полную картину дела. И решение пришло само собой: зачем довольствоваться пятью тысячами, если можно получить раз в двадцать больше? Славянин погасил сигарету и с улыбкой потрогал пистолет во внутреннем кармане куртки. Трастевере – район пустынный, он оживает только к вечеру. Идеальный сценарий, чтобы все сделать спокойно и наверняка. Славянин терпеть не мог спешки и всяких импровизаций. Ему нравилось все делать спокойно и наверняка. Он никогда не спешил. Закурив еще сигарету, он стал ждать.

 

XIV

– Ты уверен? – тихо спросила Лаура, когда Джанджильберто парковался напротив банка.

– Я же тебе сказал, – нежно прошептал он, беря ее за руку, – я с тобой, я тебя не брошу!

– Тогда… я пошла…

– Иди, сокровище мое, и ни за что не поддавайся панике. Войдешь, поднимешься, пройдешь контроль, перекинешься парой слов со служащими и выйдешь… все максимально спокойно, без спешки… поняла?

Но Лаура уже вышла из машины, и, чтобы привлечь ее внимание, Джанджильберто вынужден был высунуться в окошко:

– Ты забыла…

Лаура вернулась, взяла сумку для ноутбука и перекинула ее через плечо. Сумка была пустая: она служила оправданием неожиданного визита директрисы. И в нее Лаура намеревалась положить деньги.

Пересекая улицу, она подумала, что ближайшая проверка счетов предвидится не раньше конца месяца. Может, если заложить или продать дом, удастся заделать финансовую брешь и ликвидировать долг. А нет – она теряет все, но зато обретает Карло. Но в самом дальнем закоулке сознания шевелилась мысль, что жизнь ее была бы совсем другой, если бы этот нежеланный ребенок не путался под ногами.

 

XV

В конце моста Тестаччо есть маленький бар, настолько захудалый, что никто из присутствующих не стал возражать, когда огромный литовец, усевшись за столик под открытым небом, вытащил кларнет и начал импровизировать. Даже управляющий, толстый румын в засаленном переднике, слушал с удовольствием, а потом даже подошел представиться и принес кофе, мороженое и шоколад для Карло и огромную миску объедков Маме Ирине. Получив разрешение Витаса, псина быстро приговорила обед под восхищенные и любопытные взгляды честной компании.

– А ты хорошо играешь, – сказала Адриана.

Витас пожал плечами:

– Раньше этим я прилично зарабатывал, а теперь…

– Больше не выходит! – с горечью констатировала она.

– Да нет, просто становится все труднее. Вы, итальянцы, меняетесь. Раньше вы все время смеялись, а теперь все какие-то ощеренные. Охренелые какие-то, и движения у вас резкие, торопливые. Иногда мне кажется, что я попал в Россию…

– Ты русский? – спросил Карло.

– Чуть-чуть. Я родом из Литвы.

И Витас заговорил о своей далекой родине. О высоких и массивных, как деревья, мужчинах и тонких светловолосых женщинах, впрочем, иногда тоже сильных и рыжих, как Адриана.

– Во мне силы мало, – с откровенностью прошептала она.

Но Витас ее не слышал или притворился, что не слышит, и продолжал рассказ о кабанах в заснеженных лесах, о русских, которые раньше были хозяевами, а потом их прогнали, а тех, кто был русским наполовину, как Витас, стали считать неполноценными полукровками.

– И я сказал себе: Витас, что тебе делать там, где тебе все говорят, что ты иностранец на своей родине? И я уехал. Один. А потом встретил эту глупую псину с большим носом и большим сердцем, такую же сиро́ту, как я…

– Сироту́, – поправил Карло, который попросил и получил второе мороженое.

– Сироту, как я, – продолжал Витас, – и дорога сразу стала легче! С тех пор так и путешествуем вместе. Сегодня здесь, а завтра – кто знает? Но придет день, когда Витас и Мама Ирина найдут свою деревню, свой дом и свою хозяйку…

Ну вот, можно чуть-чуть помечтать. Последние слова Витас произнес, глядя прямо в глаза Адриане, и ей вдруг захотелось разреветься и уткнуться в широченную грудь великана. Карло почувствовал ее смущение и стал яростно чесать за ухом Маму Ирину, пока та не вздрогнула всем телом и не взвыла от удовольствия. Адриана очнулась и попробовала снова, уже в который раз, пролепетать, что им пора, но Карло вовсе не хотелось никуда уходить, и он, глядя в лицо Витаса, сказал, что много знает о Литве.

– В самом деле, малыш? А что же ты знаешь?

– Например, что вы там, в Литве, здорово играете в баскетбол.

– Правда. А откуда ты знаешь?

– Интернет говорит, – рассмеялся мальчуган, – что литовская сборная выиграла кучу чемпионатов…

– Точно!

– А ты играешь в баскетбол?

– Играл, только в запасных. Я очень маленький!

Тут уже и Адриана не выдержала и прыснула.

– Нет, правда! – запротестовал великан. – У нас в сборной все минимум два – два десять, а я всего метр девяносто пять. Карлик, понимаешь? А ты, Карло, играешь?

– Очень бы хотел.

– Так за чем дело стало?

– У мамы нет времени меня водить, – вздохнул он.

Витас изобразил страшный гнев и насупил брови:

– О женщина, почему ты не можешь найти время и отдать сына в спорт? Если он и дальше будет есть столько мороженого…

– Это не моя мама, – уточнил наконец Карло.

Все сразу почувствовали себя так, словно разрушилось очарование, колдовство. Витас помрачнел, и в его мозгу зашевелилось множество лишних вопросов. Адриана сочла своим долгом объяснить, что просто помогает подруге. Карло взял ее за руку и сказал, что ему с ней очень хорошо. Мама Ирина уловила перемену настроения и глухо заворчала. Когда снова появился управляющий с какой-то веселой репликой, ему никто не ответил.

– Мне правда пора, – сказала Адриана.

Все молча поднялись.

 

XVI

Ну все, главное сделано, подумал Джанджильберто, когда Лаура, обессиленная и бледная, бросила на заднее сиденье сумку с деньгами и уселась рядом с ним. К привычному аромату ее любимых цветочных духов примешивался запах искушения и страха.

– Ты молодчина, – нежно сказал он.

Если бы она была чуть меньше оглушена и напугана, она без труда уловила бы нотку скрытого самодовольства в этой ободряющей реплике. Потому что на самом деле Джанджильберто сказал: это я молодчина. Я везде – номер один. Я – непотопляемый. Я единственный и неподражаемый хитрозадый Джанджильберто, который найдет выход из любой ситуации. А тому, кто держит меня за торгаша, придется туго. Я работаю в тени, но уж если выйду на свет – мало не покажется!

Но Лаура думала совсем о другом. Теперь она поверила в этого человека, который рисковал всем ради нее и ее мальчика. Она была полна признательности, и в то же время ее мучила тревога.

– Поехали скорее!

Джанджильберто послушно взялся за руль, и, только когда Лаура заметила, что они поехали совсем не в том направлении, ее кольнуло сомнение.

– Куда ты повернул? Тот человек говорил о районе Тестаччо!

– Ну конечно, – успокоил ее Джанджильберто, – я поеду в Тестаччо, но сначала отвезу тебя домой. Не надо там появляться вдвоем…

– Но тот человек сказал, что я сама должна привезти деньги!

– Какая ему разница, приедешь ты или приеду я? Ему нужны только деньги… послушай, доверься мне…

– А если что-нибудь случится с Карло?

– Да ничего с ним не случится, успокойся! Ты должна мне доверять, Лаура! Все будет хорошо…

И Лаура, которой в глубине души только и надо было, чтобы кто-то взял все на себя, чтобы ему можно было довериться уже как другу, а не просто как любовнику, откинулась на сиденье и разрыдалась. Ладно, пусть будет так, но поехали скорее, скорее, я больше не выдержу…

 

XVII

Увидев в глубине переулка приближающуюся компанию с собакой во главе, Славянин сплюнул очередной окурок и притаился за «мерседесом». Проклятие, в его планы вовсе не входила встреча с этим белобрысым великаном и с псом. И где только они выудили эту глупую курицу? Что вообще происходит? Он чуть не поддался искушению выскочить им наперерез по пустынной улице, отобрать мальчишку, отбиться от белобрысого ублюдка и от шлюшки и удрать… Но великан имел больно уж устрашающий вид, да и реакцию животного сразу не предвидишь. Славянин взял себя в руки. Спокойно, спокойно, не горячиться. Сейчас дамочка из банка, наверное, забирает бабки, а этот идиот Джанджильберто потирает руки. Ладно, пусть делают свое дело, а мы выступим с альтернативным планом. Это как на войне, когда занимаешь дом и выкидываешь на улицу пару мусульманских детенышей, а тут тебя засекают, и ты вынужден отступать. Тогда тебе, как хлеб, становятся нужны и дом, и двор, и башенка, и всегда необходимо иметь в запасе план Б, план отступления. Побеждает тот, кто может просчитать все в нескольких вариантах, на несколько ходов вперед. Пусть все идет своим чередом. Пусть они поднимутся в дом, а там посмотрим. Их надо застать врасплох. Может, рыжая захочет затащить гиганта к себе в постель. Это мы поглядим. Против ожидания, компания разделилась у самого входа в дом. Великан ласково попрощался с мальчишкой, а мальчишка – с собакой. Женщина и маленький заложник вошли в дом, а непрошеные гости отвалили. Славянин подождал еще пару минут, стиснул в руке пистолет и двинулся вперед. Ладно, это была всего лишь ложная тревога.

 

XVIII

– Почему Витас не пошел с нами?

Карло разочарованно огляделся. Комната маленькая, неприбранная, на стенах какие-то чудные, непонятные картины, на столе у крохотного дивана, рядом с телевизором, разбросаны бигуди совсем как у мамы. Адриана фыркнула. И без того было так трудно отказать ему, а тут еще и малыш туда же… Но, слава богу, все это скоро кончится…

– Потому что мы скоро пойдем к маме, – поспешно ответила она, нервно глядя на часы.

– Они могли бы пойти с нами, и Витас, и Мама Ирина.

– Ну, это могло бы не понравиться маме.

– Почему?

– Ну подумай сам, вдруг мама видит иностранца, да еще с собакой… ведь мама не любит собак? И потом, она ведь доверила тебя мне. Ведь я ее подруга, правда?

– Никакая ты не подруга, – запротестовал Карло.

Он, стиснув руки и нахохлившись, сидел на диване и явно собирался расплакаться.

Адриана подошла к нему и попыталась растормошить и приласкать, но он ее оттолкнул:

– Никакая ты не подруга. Я тебя никогда у мамы не видел.

– Мы работаем вместе.

– У мамы нет друзей на работе. И друга, я думаю, тоже сейчас нет…

– Да ладно, думай как хочешь! – вскочив, вспылила Адриана. – Вот что мы сделаем: я на минуточку пойду в душ, потом мы возьмем такси и поедем к маме. Такая программа годится?

– Нет.

– Что значит «нет»?

– Ты не мамина подруга, а моя. Мне здесь хорошо, и домой я не хочу!

Адриана улыбнулась. От жалости и растерянности. Господи, что же за жизнь у мальчонки, если с незнакомой теткой, с бродягой и собакой он чувствует себя более защищенным, чем с матерью?

– Слушай, но ведь, если я тебя не верну домой, мама может подумать…

– Мама все время говорит, что, если бы не я, у нее жизнь была бы гораздо лучше… А что, позвонить нельзя? Позвони ей и скажи, что я остаюсь у тебя…

Адриана стиснула голову руками. Из всех сегодняшних сюрпризов этот был самым… В дверь постучали. Незнакомый мужской голос назвал ее по имени.

– Адриана, открой! Я – друг Джанджильберто…

И Адриана со вздохом облегчения пошла открывать. Перед ней стоял сухопарый, бледный человек с огромным, на скорую руку зашитым шрамом через всю левую щеку. Улыбка его была еще страшнее пистолета, который он сжимал в руке.

– Pusti deckica ili si jedna mrtva kurva – прорычал он, с силой отбросив ее плечом.

 

XIX

Витас медленно брел по набережной, за ним с тихим ворчанием трусила Мама Ирина. Он ласково к ней обернулся:

– Говоришь, надо было войти? Но она сказала «нет». Хотя если женщина говорит «нет», понимай – «да»… Говоришь, надо было остаться? Зато я теперь знаю, где она живет… Завтра наведаемся. А чего ты все время ворчишь, Мама Ирина? Хочешь сказать, что незачем ждать до завтра? Ну, давай скажи, как мне поступить?

Очень просто: вернуться. Витас вздохнул и повернул назад. Он сначала подождет, а потом попробует войти, и уж на этот раз она не скажет «нет», он точно знает… В его мозгу на миг вспыхнули давно забытые образы: дом… кончай с перекрытием и рубероидом; женщина… наверное, это ее ребенок; работа… чтобы не заснуть; руки-то сильные, а ума нисколечко, а не помешало бы, ей надо нам доверять, отложила бы бутылочку, что ли, про запас, а потом… Мимо Витаса, обдав горячим выхлопом и визжа на вираже, промчался «мерседес». Мама Ирина с неистовым лаем бросилась следом. Витас, не поверив своим глазам, тоже что есть силы побежал за машиной. Впереди красный сигнал светофора, есть еще время разглядеть… Нет, он не ошибся: на заднем сиденье – Карло, руками упирается в стекло, личико бледное и напряженное. И тогда Витас, свистнув Маму Ирину, побежал обратно к дому Адрианы. Что-то случилось, и скорее всего очень серьезное…

 

XX

В просторной квартире, которую для него арендовал Фонд журналистов, Джанджильберто, насвистывая, раскладывал на столе содержимое компьютерной сумки Лауры. С религиозным благоговением он выстраивал пачки банкнот в ровный ряд. Ну все, теперь последний взгляд на свой шедевр и – звонок Лауре:

– Сокровище мое, деньги я передал. Теперь мне непременно надо в редакцию, иначе меня уволят. Вот увидишь, все будет хорошо!

Пока шел разговор, Лаура еще держалась, а потом расплакалась. Она сидела в комнате Карло, среди его вещей, его игрушек. Никогда она так отчаянно не любила сына. Страх и тревога заслонили собой все дурные мысли. Он вернется. И Джанджильберто поможет им пережить случившееся. Они теперь всегда будут вместе, и он станет ее мальчику отцом. И все у них будет хорошо. Господи, только бы он вернулся…

Половину суммы Джанджильберто отложил в сторону. Турку он заплатит сразу, чтобы раз и навсегда закрыть этот вопрос. С Адрианой и Славянином встретится завтра. Теперь самое время выпить виски с содовой и наскоро пробежать биржевые котировки. Если все пойдет, как намечено, через полчаса мальчишка будет дома. Он начнет рассказывать о Бефане и о вкусном обеде, и мать, конечно, ничего не поймет, но пережить шок ей будет легче. Лаура намекнула, что хочет продать дом. Посмотрим… Зазвонил телефон. Должно быть, «контрольный» звонок. Джанджильберто бросился к аппарату.

– Привет, итальянец!

Это Славянин. Проверяет.

– Все в порядке, – уверенно отчеканил Джанджильберто, – увидимся завтра.

– Что за спешка? Спешка – плохой советчик, итальянец. Тебе никто этого не говорил? И еще, тебе не говорили, что с друзьями надо здороваться?

– Да пошел ты!.. С каких это пор мы стали друзь-я-ми? Я сказал: все в порядке. Что тебе еще нужно?

– Мальчишка у меня.

– Что?!

– Ты все понял, не валяй дурака. Думал отделаться милостынькой? Мальчишка у меня. Встретимся в Тестаччо через полчаса. Где – ты знаешь. Ты мне – сто тысяч, я тебе – мальчишку. И не звони больше. Пока, приятель!

 

XXI

Когда Витас и Мама Ирина возникли в дверном проеме, Адриана ничком лежала возле дивана. Собака громко залаяла. Витас бросился к безжизненному телу, бережно приподнял девушку и перевернул. Лицо ее было в крови, глаз заплыл, нос свернут на сторону. Витас поднял ее за плечи и потащил в ванную, ласково шепча что-то на своем непонятном языке. Когда они добрели до зеркала, Адриану вырвало кровью и слизью. Она попыталась высвободиться, но Витас сунул ее голову под кран и держал, пока девушка окончательно не пришла в себя и не затрясла головой. Тогда он понял, что кризис миновал, растер ее полотенцем, без труда поднял на руки и отнес на кровать.

– Может, нос сломан, может, и нет, а в общем, ничего страшного, – сказал он, слегка улыбнувшись. И сразу же лицо его стало жестким, и Адриана даже испугалась, услышав решительное требование: – Ну-ка, выкладывай все как есть!

Прежде чем Адриана успела что-то сказать, зазвонил телефон. Витас ответил, но на том конце бросили трубку. Звонил Джанджильберто. Мужской голос для него означал одно: у Славянина есть сообщник. Эта идиотка обвела его вокруг пальца! Они с самого начала были в сговоре. А он, дурак, попался! Но больше этого не будет. Славянин думает, что его перехитрил, но у Джанджильберто есть пистолет, и стрелять он умеет. Ему приходилось бывать и не в таких переделках.

Тем временем Адриана все рассказала литовцу и наконец разразилась слезами.

– Что толку реветь? – сурово сказал Витас. – Если не прекратишь – ударю.

Испуганная Адриана взяла себя в руки. Витас посопел носом, покачал своей огромной головой:

– Не пойму, ты дура или притворяешься? Ты что, сразу не сообразила, что ввязалась в похищение?

– Но он сказал: пусть мальчишка побудет у тебя несколько часов, а потом отведешь его домой…

– А кто он такой, что ты ему поверила?

– Один…

– Твой любовник?

– Нет… один… я тебе говорила…

– Такой же, как тот тип из ресторана? Один…

Адриана не ответила. Витас сердито фыркнул:

– Когда все это кончится, поговорим. Тебе нужен кто-то, кто заботился бы о тебе. Одна ты такого натворишь!

Но теперь надо было решать более серьезную проблему: найти мальчика. Витас заставил Адриану несколько раз повторить, как выглядел тот человек. Он еще говорил как-то странно, вспомнила Адриана. Коренастый. Со шрамом на щеке и с пистолетом.

– Таких в Риме знаешь сколько? Тысяча, а может, и десять тысяч. Тут дело в другом… странно говорил? Как это – странно? Как я?

Тогда Адриана вспомнила точнее:

– Mrtva kurva… ну да, так, это я хорошо помню. Mrtva kurva.

– Mrtva kurva? Ты уверена?

– А что это значит? Это на твоем языке?

– Нет, это по-хорватски.

– А откуда ты знаешь хорватский?

– Когда много путешествуешь, еще и не тому научишься.

– А что это значит по-хорватски?

– Поганые слова. Лучше их не повторять.

– Но мне надо знать!

– Это значит мертвая шлюха. Извини, ты сама попросила. Однако, – отрезал Витас, – в Риме не так уж много хорватов. Это важный след, и, кажется, я знаю, куда идти.

Витас свистнул. Мама Ирина слезла с дивана, где развалилась на голубом шарфе, и с воинственным видом улеглась у ног хозяина. Витас вспомнил, что голубой шарфик он видел на шее у Карло, и прихватил его с собой: пригодится.

– Я пошел, а ты оставайся здесь, ясно?

– Я иду с тобой, – решительно заявила Адриана.

Витас изучающим взглядом посмотрел на нее и кивнул. В глазах его вспыхнула искра радости, но к девушке он обратился строго:

– Ладно, пошли, но без выкрутасов!

 

XXII

На улице стоял собачий холод, и прохожие, не успевшие купить подарки у Бефаны на ближайшей улице Мармората, не шли, а бежали. Возле английского кладбища у своих лачуг мрачно и озабоченно беседовали иммигранты. Слишком мы цацкаемся с этими иностранцами, думал Джанджильберто, выбивая зубами дробь и пританцовывая от холода, с зажатым в руке пистолетом. Больно мы добрые; это наш природный итальянский недостаток. Мы их принимаем с распростертыми объятиями, а они нам всаживают нож в спину. Славянин – ублюдок… И тут заверещал мобильник.

– Привет, итальянец!

– Поторопись, черт тебя дери, я уже околел!

– И когда ты научишься хорошим манерам? Я с тобой поздоровался!

– Привет, Славянин!

– Вот так уже лучше! Извини, что заставил ждать в Тестаччо. Я передумал.

– Что значит «передумал»?

– Знаешь ту старую фабрику, где теперь театр?

– Это «Индия», что ли? Театр «Индия»? Конечно знаю.

– Я тебя буду там ждать на улице. В Тестаччо слишком много народу, большое движение. И давай скорей, у меня не так много времени!

Джанджильберто сунул мобильник в карман и двинулся вперед сердитым шагом. Славянин отделился от группы крестьян у входа на кладбище, кивнул на прощание и направился к своей машине. Итальянец один. Это хорошо. Он вооружен: его выдают походка и манера оглядываться по сторонам. Это плохо. Мог отделаться данью, а теперь нарывается на приключение. Тем хуже для него. И для мальчишки.

 

XXIII

С набережной Витас угнал лимузин с табличкой «Дипломатический корпус». Достав из кармана своего огромного пальто металлический прут, он без труда вскрыл замок и, навалившись всем телом на черную коробку под рулем, точным, привычным движением сдвинул ее с места. Раздалось хриплое «псс!», словно спустило колесо.

– Противоугонное отключено, – объяснил он. Потом тем же металлическим прутом включил зажигание. – Ну, залезай!

Адриана послушно уселась рядом с водителем, а Мама Ирина дисциплинированно устроилась сзади. Витас уверенно повел машину в темноте, держа высокую скорость, но внимательно следя за знаками.

– Кто его знает, надо быть поосторожнее. Хотя вряд ли кто остановит машину дипкорпуса, пока не подняли тревогу.

Адриана осторожно спросила, уж не вором ли он был в Литве.

– Вором? – вскинулся Витас. – Я был полицейским, правда, служил в русской полиции. И когда Литва получила независимость, меня вышвырнули как паршивую собаку… Но я, по счастью, успел поймать многих преступников и кое-чему научился!

Следя за дорогой, он объяснил, что знает место, где собираются выходцы из Югославии. Правда, этот бар у черта на куличках, но он надеется его найти, потому что однажды там был, а чувство ориентации в пространстве у него редкостное. Адриана глядела на него с восхищением, но ее одолевали сомнения.

– Надо было спросить у Джанджильберто, он-то, конечно…

– Он-то, конечно, сообщник югослава! Ну и чепуху ты несешь! Кто, ты думаешь, подослал к тебе югослава? Твой приятель Джанджильберто, кто же еще?

– Мне не верится, Витас. Он… ему были нужны деньги, согласна, но он не злодей. Он бы никогда не сделал зла ребенку. Вот тот тип – настоящее животное…

– Ой-ой, как ты защищаешь своего Джанджильберто! И после всего, что он тебе сделал, ты еще в него влюблена?

– Ни в кого я не влюблена!

– Ну, это никогда не поздно!

Но эта игривая перепалка двух влюбленных быстро закончилась. Витас свернул с главной дороги – с улицы Салариа? А может, Адреатина? А может, это уже за чертой города? Похоже, она так и не успела узнать свой благословенный город и без этого бродяги никогда бы не увидела вызывающих содрогание окраин. А он уверенно колесил по едва освещенным переулкам, где горел только каждый пятый фонарь и все тонуло во мраке. Бараки стояли островками, скроенными на один манер, с закрытыми дверями магазинов и вытоптанными клумбами. Повсюду молодежь гоняла мяч или заводила мотоциклы.

– Гляди, – с горечью сказал Витас, – и это Италия! Больше похоже на Россию или Болгарию в период «железного занавеса»… да, тут я чувствую запах дома…

– Здесь мы уже проезжали, – робко вмешалась Адриана.

Витас резко затормозил, и Мама Ирина, выведенная из дремы неожиданным рывком, заворчала.

– А ведь ты права, – почти с отчаянием сказал литовец. – Узнаю это место…. Бар Маймоне где-то недалеко, только не могу вспомнить…

– Может, вон там, где огни? – с надеждой ободрила его Адриана.

– Посмотрим, – согласился Витас, немного подумав. – Может, и здесь ты права!

 

XXIV

Славянин вылез из «мерседеса» и с хитрой усмешкой пошел навстречу Джанджильберто. Какая-то собака залаяла на луну, выглянувшую из-за облаков. Лунный свет падал на газометр на заброшенной строительной площадке.

– Привет, итальянец! Ты принес сам знаешь что?

– Где мальчишка?

– В надежном месте.

– Приведи его, и я отдам деньги.

– Сначала покажи деньги, потом пойдем за ним!

Джанджильберто снял с плеча компьютерную сумку:

– Они здесь.

Он медленно пошел на Славянина, но тот тряхнул головой:

– Стой, итальянец. Брось сумку сюда и отойди на два шага… Вот так, молодец!

Сумка оказалась у ног Славянина, и, чтобы ее поднять, ему пришлось наклониться. На короткий миг он потерял бдительность. Джанджильберто резким движением вытащил из кармана пистолет и бросился на Славянина. Но тот был настоящим профессионалом: одно легкое движение бедра – и Джанджильберто пролетел мимо. Правая рука Славянина режущим ударом обрушилась ему на затылок. Джанджильберто оказался на земле, пистолет выпал из руки. Славянин подобрал пистолет, шмыгнул носом и фыркнул с горечью:

– Ну и скажи, что с тобой сделать, итальянец?

Джанджильберто попытался подняться, но Славянин ударом ноги уложил его на землю.

– Давай договоримся, а? – рискнул Джанджильберто.

Славянин сплюнул на землю и проверил пистолет, блеснувший в лунном свете.

– Ух ты, «беретта»… ну и итальянец! Да она бьет, как пушка!

– У меня дома еще есть деньги… Ладно, Славянин, не дури… Мы же друзья!

– Да что ты? Мы уже стали друзьями? Не ты ли говорил, что мне не друг? Ха! Значит, я тебя не понял… значит, жаль, но ты был прав. У меня нет друзей. Пока, итальянец!

Славянин наклонился над Джанджильберто и выстрелил.

 

XXV

Бар Маймоне был сконструирован по принципу игрушки «Лего», которую собирал ребенок по чертежу, нарисованному на ладошке. По существу, это был большой барак с покосившимися столбами, затерянный в пустошах безликих пригородов. Адриану Витас запер в машине под охраной Мамы Ирины: время от времени какая-нибудь гнусная рожа, между двумя кружками пива, норовила заглянуть в окно, но грозный оскал собачьих зубов быстро отбивал охоту подходить. Закурив сигарету, Адриана клялась себе, что если ей удастся выйти живой из этой передряги и вернуть Карло матери, то она изменит свою жизнь навсегда. Она останется с Витасом. Они найдут скромную работу, нарожают детишек и построят дом, достойный называться домом. И она все ему о себе расскажет, ничего не утаит, даже самое ужасное и постыдное. И найдет способ оформить ему постоянный вид на жительство. Может, для этого даже выйдет за него замуж. Впервые после стольких лет Адриана начала вдруг молиться, а ведь Бог был ей совсем чужим. Да поможет Он ей найти мальчика и вернуться на истинный путь, да поможет Он ей стать лучше.

– Сядь назад, – приказал Витас, быстро влезая в машину.

С ним пришел низенький, сухопарый парень, которого он представил как Мирко. Мирко поклонился с улыбкой, и стало заметно, что у него нет половины зубов. Адриана скользнула на заднее сиденье, Витас снова завел двигатель железным прутом, Мирко, сидя рядом с ним, показал ему еле заметную дорогу в поле. Мама Ирина положила морду на колени Адриане, и она тихонько ее поглаживала.

– Красивая у тебя женщина, русский, – сказал Мирко.

– Я не русский, а женщина к этой истории отношения не имеет! – прошипел Витас, нахмурившись.

– Да я просто так сказал, – стал оправдываться Мирко.

– Молчи и следи за дорогой! – приказал Витас.

Мирко втянул голову в плечи и начал что-то тихо напевать. Дорога кончилась у подножия холма, и машина с натугой поползла вверх. За холмом оказалась железная дорога, над ней мост, а возле моста сгрудились почти невидимые в темноте домики.

– Здесь, – сказал Мирко.

Витас погасил фары и на самой малой скорости подъехал к домикам. Потом обернулся к Мирко:

– Здесь не меньше сотни домов. Какой из них?

– Не помню. У Славянина здесь магазин. Ищите!

Витас сжал кулаки, и вены у него на шее угрожающе налились. Мирко засмеялся нехорошим смехом:

– Может быть, если твоя женщина будет со мной поласковее, я вспомню получше…

Витас коротко и резко ударил его в подбородок, голова парня мотнулась к стеклу, и он захныкал. Мама Ирина залаяла.

– Ну-ка, вылезайте! – приказал Витас Адриане и Маме Ирине.

– Но он угонит машину! – запротестовала Адриана.

– А у нас уговор: он мне – Славянина, я ему – машину. Ну, пошли!

Не успели они выйти, как Мирко уже умчался, со ссадиной на подбородке, но в новой машине.

– Но как же мы теперь его найдем? – спросила Адриана.

Витас порылся в кармане куртки, вытащил шарфик Карло и помахал им перед носом Мамы Ирины:

– Мальчик, Ирина. Его надо найти. Ищи!

Мама Ирина, казалось, кивнула, все поняв, потянула носом и решительно двинулась вперед. Хвост ее быстро-быстро завилял.

 

XXVI

Сколько времени прошло? Лаура положила трубку, и сердце у нее оборвалось. В редакции журнала ей сказали, что Джанджильберто уже с неделю не подавал признаков жизни. Его сотовый не отвечал. Мысль, которую она гнала от себя, постепенно прокладывала дорогу в мозгу. Лаура снова взялась за трубку и набрала номер 113. Долго гудели длинные гудки, потом трубку сняли, но при первых же звуках голоса полицейского она бросила трубку. Ее остановила мысль о Карло. Надо еще подождать. На кухне она накапала себе в чашку двадцать капель транквилизатора и залпом выпила. Потом побрела в комнату сына, взяла плюшевого мишку и, обняв его, улеглась на кроватке Карло, широко раскрыв глаза.

 

XXVII

Домики оказались полуразвалившимися бараками, вокруг никого не было, если не считать кучки бродяг, гревшихся у костра и передававших по кругу бутылку дрянного вина. Адриана прижалась к Витасу, все внимание которого было поглощено тем, чтобы отшвыривать ногами разбуженных Мамой Ириной крыс. Собака уверенно шла по следу. Они очутились перед деревянной, заколоченной крест-накрест дверью. Мама Ирина залаяла и отказалась идти дальше.

– Иди за мной след в след, – шепнул Витас. – Славянин опасен. У себя он отстреливал людей, был… как это… снайпером. Я пошел…

Чтобы открыть дверь, понадобилось два сильных удара. На третьем доски соскочили, и дверь со скрипом открылась. Мама Ирина, как выпущенная из пращи, метнулась в темноту. Витас за ней. Никто на него не бросился, никто не выстрелил. Витас провел рукой по стене и нащупал выключатель. Помещение осветилось тусклым светом. Это была аккуратная, почти шикарная комната, повсюду стояли ящики с ликерами, телевизорами, персональными компьютерами. Похоже, Славянин приторговывал краденым. Мама Ирина заскребла когтями возле люка в полу. Витас откинул люк и спустился вниз.

– Адриана! Я его нашел!

Адриана заглянула в люк. Витас поднял ребенка, передал ей и вылез. Карло спал. Он был очень бледен, дыхание еле слышно.

– Скорее всего ему дали какой-то наркотик… Быстро, надо его вынести отсюда!

Они выбежали из дома. Витас нес Карло на плече, и для такого великана ноша была не тяжелой. Адриана и Мама Ирина еле за ним поспевали. Скорее, скорее, нельзя возвращаться по заброшенной дороге обратно к бару, где Славянин как у себя дома. Возможность только одна: по мосту перейти железнодорожный путь, поймать машину и наконец отвезти Карло домой. Свежий ночной воздух благотворно подействовал на мальчика, и он со слабым стоном проснулся. Первым, что он увидел, было улыбающееся лицо Адрианы, а внизу, за спиной великана, крутящийся хвост Мамы Ирины. Карло решил, что он спит и видит сон, наполовину хороший, наполовину плохой, но ясно, что все беды уже позади. Он крепко вцепился в сильную спину Витаса, а литовец стал говорить ему, что после такой переделки он стал мужчиной, что теперь он совсем взрослый… И только они подошли к середине моста, как на другом конце замаячила фигура с компьютерной сумкой через плечо и с пистолетом в руке. Славянин.

– Ну и ну, вот так прелестная семейка!

Адриана потом вспоминала, что все было как вспышка молнии. Мама Ирина залаяла и бросилась вперед. Славянин потерял равновесие, хотел ее ударить, но промахнулся. Витас посадил Карло на брусчатку моста и закричал Адриане:

– Возьми его и уходи!

Она схватила все еще полусонного Карло и потащила к другому краю моста, к свободе… Славянин пришел в себя и отбросил ударом ноги Маму Ирину, но Витас уже навалился на него: сто килограммов живого веса подмяли под себя Славянина и притиснули его к балюстраде моста. Мама Ирина снова бросилась в атаку. Но Славянин был не из тех, кто легко сдается. Следующий удар поразил Витаса в низ живота, и он согнулся и взвыл от боли. Маму Ирину отбросил в сторону сильный удар кулака, она, пролетев по воздуху, ударилась о землю и затихла, оглушенная падением. Витас остался без прикрытия, и теперь Славянин на него навалился, схватив за горло, и великан обмяк, а Славянин, приподняв его за плечи, подтащил к балюстраде и стал выталкивать с моста вниз. И сбросил бы, если бы Адриана сзади не прыгнула на него и не вцепилась ему в глотку ногтями с такой дикой яростью, что Славянин растерялся. Тогда Адриана схватилась за ремень сумки, все еще висевшей у него на плече, обвила его вокруг шеи Славянина и начала тянуть и давить. Славянин невольно ослабил хватку, повернулся к Адриане и рукой отбросил ее прочь. Она упала, но Витас выиграл несколько драгоценных секунд. Он обхватил Славянина за талию, тот потерял равновесие, и Витас что было силы отпихнул его. Славянин перелетел через балюстраду и наверняка упал бы вниз, если бы Витас не удержал его за ремень сумки и не стал тянуть наверх, чтобы помочь ему выбраться, но рука Славянина не выдержала, пальцы соскользнули, и он с воплем полетел с моста, с высоты десяти-пятнадцати метров. Все еще сжимая ремень сумки, запыхавшись от борьбы, Витас обернулся. Адриана сидела на брусчатке, дрожа всем телом, и смеялась и плакала одновременно. Мама Ирина тихонько скулила, а Карло ее ласково гладил.

– Будем надеяться, что она ничего себе не сломала, – тихо сказал мальчик и прибавил серьезно, изо всех сил стараясь не заплакать: – Отвезите меня, пожалуйста, домой.

 

XXVIII

Сказка кончилась для каждого по-своему.

Карло вернулся домой в час ночи в сопровождении Бефаны, которая оставила его на пороге, поцеловала напоследок, а рядом положила компьютерную сумку с оборванным ремнем и со ста тысячами евро внутри.

Лаура долго плакала и обещала стать хорошей матерью. А Карло отчаянно хотелось рассказать о своих приключениях и завести собственного щенка и еще не сомневаться, что после каникул ни один школьный хулиган его не узнает: они увидят совсем другого человека, сильного и надежного, с которым придется считаться.

А по залитой лунным светом улице старого Рима рука об руку шли навстречу своему будущему двое счастливых людей, а рядом, размахивая хвостом, трусила слегка потрепанная в бою мудрая собака.

(пер. О. Егоровой.)