Она приближалась.

– Что-то не так, Вики? – прошептал Сале, должно быть почувствовав мое внезапное оцепенение.

– Там… вон…

– Боже мой… – обернувшись, произнес он, отодвинул меня и добавил с досадой: – Черт, только этого не хватало!

А фигура там временем была уже совсем рядом – метрах в двадцати, не больше. Она бежала, и разделявшее нас расстояние стремительно сокращалось. Но я с облегчением видела, что это вовсе не призрак, а просто довольно изящная женщина в длинном приталенном плаще из блестящей черной ткани, а то, что я поначалу приняла за крылья, всего лишь концы большого шифонового шарфа. Черные глазницы оказались просто очками-«хамелеонами». Наверное, у женщины неважно со зрением…

– Что ты здесь делаешь?! – воскликнул Сале.

Женщина остановилась возле нашей скамьи и тяжело переводила дыхание. Под незастегнутым плащом на ней были свободные струящиеся черные брюки.

– Я тебя спрашиваю, Дениз! – повторил Сале.

– Это я должна спросить тебя! – выдохнула она, нервно теребя пальцами концы шарфа. – Хотя и так ясно! Права была моя мама! Ты…

– Дениз, послушай, Дениз. – Сале поднялся со скамьи и шагнул к ней; я тоже машинально встала на ноги. – Ну при чем здесь мама?

– Не смей называть ее так! Для тебя она была и есть мадам Эрисо!

– Прекрасно! Мадам Эрисо – твоя мама, а это моя клиентка – мадемуазель де Ласмар! Я на работе! И позволь, мамочка, пользуясь случаем, я познакомлю…

– Помолчи, папочка! – зло хмыкнув, оборвала его Дениз и повернулась ко мне. – А, вы! Вы что, думаете, отхватили состояние и теперь можете пользоваться чужими мужьями?

– Но я… я не знала… я думала… – Я попятилась.

– Если бы вы умели думать, то сообразили бы, что после этого вас вряд ли кто-то станет принимать у себя, будь вы хоть трижды де Ласмар!

– Мамочка, но послушай!

– А что мне слушать? Ты выставляешь меня дурой на всю округу! Все только и говорят, какую собачью свадьбу устроила тут твоя клиентка! Вы радуете ее по расписанию или все одновременно?

– Мамочка, умоляю! – Сале схватил ее руку и попытался поцеловать, а я все пятилась и пятилась. – Выслушай меня! Ты все не так поняла!

– Ах не так? – Она выдернула свою руку. – Значит, я кретинка?

– Нет, конечно, мамочка. Ты мой ангел… – Сале предпринял новую попытку, но жена звонко хлопнула его по щеке. – Ты не права, мамочка… Я, наоборот, старался для семьи, для тебя…

– Заткнись! Мама всегда говорила, что ты ничтожество! А я действительно кретинка! Я любила тебя! Твои глаза, твою поразительную улыбку! Даже твои таблетки от аллергии вызывали у меня умиление и нежность!

– Мамочка, любимая моя!

– Не прикасайся ко мне, мерзавец! Если бы ты действительно меня любил, мне бы не пришлось подслушивать, выслеживать, лезть через ограду, красться по чужому парку, как дешевый частный детектив! Я чуть не заблудилась!

– А тебя никто не видел?

– Еще чего! – Она нервно дернула головой, тонкая ткань шарфа затрещала под ее пальцами.

– Дорогая, ты так рисковала! Но зачем ты это делала? Неужели ты могла поверить в то, что я увлекся клиенткой?

Она резко показала пальцем на скамью.

– Я только что видела, как ты с ней целовался вот здесь!

Я собрала всю свою волю и вежливо-суховато произнесла:

– Примите мои извинения, мадам Сале. Вам же, мсье, думаю, следует немедленно объясниться с женой. А потом, если найдете уместным, вы поведаете мне, почему решили выдавать себя за вдовца и столь искусно разыгрывали приступы мигрени.

Я круто повернулась, чтобы уйти, но Дениз воскликнула:

– Подождите! Это правда?

– Да, – сказала я, успев сделать лишь шаг.

– Какая мерзость… – Дениз с отвращением поморщилась. – Мерзавец! Как ты мог?

– Мамочка! Я для нас же старался! Я просто не хотел впутывать тебя!

– Впутывать? – Ткань шарфа наконец-то поползла под ее пальцами. – В твои новые матримониальные соображения? Что ж, я вполне способна понять. Мадемуазель де Ласмар гораздо, о, в десятки раз богаче меня! В таком случае вы тоже простите мою горячность, мадемуазель де Ласмар. – Она направилась ко мне. – Пожмем друг другу руки и, не исключено, что однажды даже подружимся.

Я ощутила ее ладонь в своей и постаралась улыбнуться, чувствуя, что сделать то же самое заставляет себя и жена Сале.

– Вы не откажетесь выступить свидетельницей на моем разводе, мадемуазель де Ласмар?

– Если понадобится. И называйте меня просто… э-э-э… Жюли.

– С удовольствием. А я – Дениз.

– Очень приятно, Дениз. И еще, знаете ли, я не сплетница. Это я говорю на тот случай, если вы измените свое решение.

– Ах, как трогательно! – язвительно встрял Сале. – Ты бы иначе запела, мамочка, когда бы знала, чьим был бы Манор дю Ласмар, не будь у тебя новой подруги!

– Чьим же? – Дениз презрительно обернулась к нему.

– Он стал бы принадлежать фонду «Зеленая трава». А твоя мама, ах, простите, мадам Эрисо является его президентом!

Я вздрогнула, и мне показалось, что даже земля закачалась и заходила подо мной. Я шагнула в сторону, но это дикое ощущение не исчезло, а сделалось только сильнее: словно я начала проваливаться сквозь землю. Я посмотрела вниз. Мои ноги уже увязли по щиколотку и прямо на глазах тонули глубже.

– Что ты хочешь этим сказать? – словно из другого измерения долетел до меня голос Дениз.

– А то, мамочка, что через третьих лиц мы бы спокойно, как все, переводили бы денежки со счета фонда мам… мадам Эрисо на свой.

– Мерзавец! – Дениз отшатнулась. – Мадам Эрисо – не все!

– Ты уверена, мамочка?

– Мерзавец! Мерзавец! – Она подлетела к нему и замолотила по его груди кулаками. – Мерзавец! Ненавижу!

– Мамочка, остынь. – Сале одной рукой перехватил оба ее запястья, заставил нагнуться и другой отшвырнул ее очки и ударил по лицу.

Дениз вскрикнула.

– Сале, как вы смеете! – Я невольно рванулась, и мои ноги мгновенно засосало по колено…

Он ударил ее опять.

– Тише, тише, мамочка. Иначе я сам заявлю на суде, как ты пыталась утопить в болоте нашу дорогую во всех отношениях мадемуазель де Ласмар. – Он с силой дернул Дениз к себе и встал со скамьи. – Исключительно из ревности. Только рядом оказался я и не позволил ревнивой жене убить свою клиентку.

– Сале, прекратите бить жену и нести чушь! – заорала я. – Лучше дайте мне руку, кажется, я действительно тону!

Он посмотрел на меня и поцеловал лоб жены, но сжимал ее запястья уже обеими своими руками.

– До чего же все удачно складывается, а, мамочка? Так что отправляйся-ка ты незаметненько домой, а я немного поспасаю твою новую подружку. И все будет хорошо. Ты меня поняла?

Темная гладь болота с редкими кустиками камыша серебрилась в лунном свете. Голые кроны деревьев черным кружевом украшали черное небо с редкими звездами и белой беспечной луной. Моим ногам было дико холодно в ледяной, не дающей опоры массе, подобравшейся уже намного выше колен.

– Мамочка, я тебя, кажется, спросил. Ты меня поняла?

– Думаю, да, – наконец ответила она, и почти одновременно с ее голосом я услышала позывные своего мобильного.

– Что за черт? – Сале резко обернулся к скамье, на которой я забыла свою сумочку, и, видимо, ослабил хватку.

Дениз вырвалась и побежала ко мне.

– Держитесь, Вики! Я вам помогу!

– Дура! – заорал Сале. – Хочешь тоже сдохнуть?

Но с места не тронулся, а она была уже в полуметре от меня, как вдруг ее нога резко провалилась, и Дениз замахала руками, удерживая равновесие. Я протянула ей свои руки, и мы схватились, правда, мне это стоило погружением почти до пояса, а она утонула по колени. А мой мобильный звонил.

– Ничего, Жюли, выберемся, – бодро сказала Дениз. – У меня телефон в кармане. Я сейчас осторожно его достану и…

– Зачем? – перебил Сале. – Мне понравилось быть вдовцом. – Он сидел на каменной скамье и, нагнувшись, размазывал землю и болотную растительность по своим ботинкам и брюкам. – Ты так удачно появилась, мамочка! Я уже и не знал, что делать. И вдруг ты! Но, главное, что никто не видел, как ты сюда попала!

– Он ненормальный, – тихо сказала я.

– Не обращайте внимания. – Дениз уже извлекла телефон из кармана одной рукой; я держала ее вторую. – Набирать будете вы, я не увижу без очков.

– Девочки, ну что вы тянете? Тонули бы побыстрее, – сказал Сале, и комок грязи метко залепил мобильный, а следующая порция шмякнулась мне в лицо. – Время, девочки!

Тина и грязь полетели в нас, как из пулемета. Мы могли лишь держаться за руки, зажмурив глаза, и стараться поменьше реагировать на удары, потому что каждое наше движение действительно заметно способствовало успеху Сале. Все тело удавом сжимала и жадно втягивала ледяная жижа. Мой мобильный продолжал звонить.

Неожиданно раздались крики, треск ломающихся сучьев, топот, и град грязи прекратился. Я больше не слышала своего мобильного, зато очень отчетливо – разные мужские голоса:

– Сволочь! Подонок! Держи его! Я иду, Жюли, держись! Стой! Стрелять буду! Дерьмо! Стой! Держись! Держись! Стой!..

Дениз, наверное инстинктивно, обернулась, тоже услышав все это, потому что я сразу почувствовала, как ушла вниз до подмышек. Мои руки, сцепленные с руками Дениз, нырнули в болото. Все было одновременно.

И мы, отплевываясь от грязи на губах, закричали:

– Скорее! Мы здесь! Помогите!

Звуки выстрелов и брань. Вопль Сале. Топот и ругань. Треск веток и болотное хлюпанье. Совсем близко голос Рене и бас конюха:

– Сейчас! Сейчас! Не двигайтесь! Держитесь!

Грязь на лице не давала мне разлепить веки, и я спросила:

– Дениз, что там? Я ничего не вижу!

– Они наломали мелких деревьев, и Рене ползет к нам.

– Хватайтесь! – крикнул рядом голос Рене.

– Мы не можем разъединить руки! – отчаянно воскликнула Дениз, а я поняла, что от наших попыток это сделать вот-вот захлебнусь. – От холода свело! Боже! Она тонет!

– Хватай Дениз под мышки! – загремел бас конюха. – Чего ты ждешь! Хватай! Тяни! Я вас всех выволоку! Лишь бы они не расцепились! Давай, Рене! Я держу тебя за ноги!

Подо мной и вокруг захлюпало, зачавкало, и я ощутила, как мои почти бесчувственные от холода руки сначала разогнулись в локтях, подчиняясь силе, которая теперь уже всю меня волокла вверх. Я по-прежнему не могла открыть глаза, и в этой темноте словно еще и оглохла, слыша лишь болотное чавканье, свое хриплое дыхание и стук собственных зубов. Мои виски вдруг с двух сторон ударились обо что-то жесткое, а под плечами и под животом зашевелились огромные змеи…

Истерический женский плач и мужские голоса.

– Да сделайте же хоть что-нибудь! – голос Рене. – Черт бы побрал этого Гидо! Мог бы с нами пойти!

– Надо было вытаскивать их по одной! – определенно, Жан-Пьер. – Все из-за тебя, жирдяй! Рене чуть тоже не утонул!

– Пустите, пропустите меня! – мурчание Глиссе.

Я почувствовала шлепки по щеке и запах коньяка, и что я лежу на чем-то очень холодном и твердом, и что мне ужасно, просто невыносимо холодно. Я содрогнулась и чихнула…

– Выпейте, миледи. – Мои губы ощутили прикосновение металла, а моя голова и плечи – что их пытаются приподнять. – Глоточек, постарайтесь!

– Да… – прошептала я и потянулась руками к глазам, которым какая-то липкая тяжесть не позволяла открыться.

– Жюли! – голос Рене. – Не трогай глаза! Грязь может попасть! Потерпи до дому!

– Держите фляжку, миледи! Вот так…

Я почувствовала, как мои руки прикладывают к гладкому металлическому предмету и что меня приподнимают уже с двух сторон. Я сделала глоток. Еще один, еще…

– Хватит, наверное… – Я отстранила невидимую фляжку. – А Дениз? Это Дениз плакала? Где она? Я больше ее не слышу!

– Андре понес ее к дому, – сказал Рене, и я поняла, что он поднимает меня на руки. – Держись за шею. Как ты?

– Я ничего не вижу… Я очень грязная?

– Грязнее не бывает! – вместо него ответил Жан-Пьер. – Рене, ну чего ты застрял? Или сил нет? Давай я ее понесу.

– Позвонил бы лучше Эрику! – Рене уже торопливо зашагал. – Пусть встречает нас на каре.

– Сейчас-сейчас! – это был голос Жишонги.

– Я уже позвонил, – сказал Глиссе. – И старикам, и охране. Как только две головы в болоте увидал. Миледи, как же вы нас напугали!

– Как вы только могли, мадам метресс, остаться наедине с этой гнидой?!

– Не приставай к патронессе, Пьеро! Ей и так досталось!

– А все, Рене, из-за тебя! – зло рявкнул Жан-Пьер. – Свалили с толстым. Что, не могли никому сказать куда? Такой великий секрет, что к праотцам отправилась любимая тетушка?

– Да? Я теперь, по-твоему, обязан всем докладывать? Куда я поехал, зачем. Увольнительную у вас выправлять, мсье капитан ВВС?

– Возьми себя в руки, Рене, – сказал Глиссе. – И благодари бога, что вы вовремя вернулись. А если кто и виноват, то Озон. Он не должен был глаз спускать с миледи!

– Забыл? Он его дядя! Да еще этот чертов Шарло! Сказал же, посмотри, что с «ягуаром»? Нет! Один ветер в голове! Двадцать раз одно и то же повторять надо этому бездельнику!

– Кстати о бездельниках. – Глиссе кашлянул. – Сферато попросил расчет.

– Давай не сейчас. Поговорим потом. Пожалуйста.

От голоса тренера я вздрогнула, выходя из дремотного оцепенения своей невольной слепоты.

– Сейчас, сейчас. Потерпи, Жюли! Ну где же эти чертовы кары? – забеспокоился Рене. – Только не три глаза! Потерпи!

– А что с Сале? Я слышала выстрелы.

– Озон ему ногу прострелил, – сообщил Жан-Пьер. – По-родственному. Фернан с Жако насилу его удержали. Думали, вообще убьет. Позор-то какой!

– Теперь жалею, что помешал, – со вздохом сказал тренер. – Озону что так, что так неприятности по службе.

– По службе – это одно. А по жизни? Как бы он дальше жил, когда б родного племянника?… Да на глазах у его жены?…

– Вон кары! – воскликнул Жишонга. – Андре в один уже сажает Дениз!

– Черт! Из-за вашего трепа даже не слышно, как подъехали! – сказал Рене и побежал.